С тем на четверть часа городовой с извозчиком из-под фонаря и удалились, а потом и вернулись на биржугородовойизрядно повеселевший, гулко откашливался в густые усы, все еще хранящие запах терпкой «калганной», а ванькаслегка приунывший, поскольку у него-то на припрятанный «шкалик» были совсем другие планы!
В обчем, гляди у меня, землячок хренов! распрощался с Пашкой городовой. Гм! А ты так без седоков и стоишь с вечера, что ли?
А откель им взяться, седокам-то? вздохнул «ванька». Нонесь утром по расписанию только один варшавский и пришел поезд. «Первоклашек» всего трое-четверо былоих свои екипажи встречали. А которые третьим классом причапалите до первых конок в зале да в буфете хоронятся. Берегут свои двоегривенные
Ванька сплюнул с тоской, махнул кнутовищем, поклонился вслед благодетелю и, подумавши, полез было опять под полость досыпать до светуда не получилось! Наблюдавший всю сцену воспитания ваньки пассажир из варшавского, из «третьеклассников», неслышно сбежал по ступеням дебаркадера и похлопал Пашку по плечу:
Слышь, дядя, до Нескучного сада сколько возьмешь?
Тот обернулся, мгновенно обмерил-обшарил глазами нежданного седока. Росту пассажир был обыкновенного, только левый рукав пальтеца нерусского покроя зашпиленубогий, стало быть. Говорит по-русски чисто, да только все равно из иноземцев, тут Пашку не проведешь! И саквояж у седока не из дешевых, кожа мягкая, замочки аккуратненькие.
До Нескучного, барин, говоришь? Ежели русскими деньгами, то как раз полтинник, твое степенство! Ехать уж больно далеко, а откель мне порожняком по утреннему времени придется вертаться. Из иностранцев будешь, что ли, твое степенство? Ладно, коли так, то и сорока копеек довольно будет
«Убогий» громко рассмеялся:
Это до Нескучного-то далеко? Да тут же по проспекту пять минут твоей кляче доскакать! Пятнадцать копеекбожеская цена, дядя! и полез в повозку.
Стало быть, не иностранец! вздохнул в бороденку Пашка. Грамотный, язви его! Ладно, где наша не пропадалапятачок за ожидание накинешь, ваш-бродь?
Накину, накину! продолжал смеяться «убогий». Давай, поезжай!
У Нескучного седок выпрыгнул из коляски, отсыпал ваньке пригоршню мелких медных монет. Делая вид, что закуривает, дождался, когда извозчик исчезнет за углом, и только тогда пошел по адресу, который давно уже выучил наизусть.
Крутить звонок пришлось долго. Наконец дверь с треском распахнулась, и на пороге возник крупный бородатый мужик в полотняном фартуке и плисовых штанах, заправленных в короткие сапоги. Посетитель, оглядев мужика, надел сдернутую было шапку и спросил, дома ли хозяин.
Мужик в фартуке с любопытством оглядел раннего гостя, его пальто нерусского покроя и небольшой саквояж и кивнул, не двигаясь с места: дома, мол!
Ну, поди, доложи тогда, что ли Я к полковнику из Ченстохова приехал, из монастыря
От аббата Девэ? Ну, проходи, посторонился мужик.
Заперев дверь за гостем, он протянул руку:
Давай письмо, что стоишь? Я и есть полковник Архипов!
Прощения просим, ваше высокоблагородие! спохватился посетитель, доставая письмо. Не признал сразу
При этом саквояж, который гость попытался повесить на крючок протеза левой руки, сорвался и увесисто шлепнулся на мраморный пол.
Хозяин без церемоний поднял рукав пальто гостя, глянул на крючок и, повернувшись, махнул рукой с конвертом: иди за мной, мол!
Прошли через анфиладу комнат с мебелью, накрытой полотняными чехлами. В доме пахло пылью и каким-то неуловимым неуютом. Спустились по лестницеуже не мраморной, но добротной, гранитной, и очутились в совершенно неожиданной в таком респектабельном доме механической мастерской. Хозяин мотнул бородой на табурет, сам пристроился на другой и нетерпеливо вскрыл письмо. Посетитель с любопытством оглядывался по сторонам.
Такой мастерской не было даже в монастыре у паулинов. Вдоль одной из стен стояли в ряд несколько станков, соединенных ремнями с длинным валом, вращающимся под потолком. У другой стены вперемежку со шкафами стояли верстаки для столярных и слесарных работ. В углу, под обширной закопченной вытяжкой, в кузнечном горне пылал огонь. Углы мастерской были завалены множеством ящиков, шарманок, диковинных механических приспособлений и всевозможным железным хламом.
Стало быть, отец приор Девэ помощничка мне прислал, хмыкнул, дочитав письмо, хозяин. Как же тебя называть прикажешь?
По документамменя уверили, что они подлинные, я Миклош Ковач. Но мне не нравится это имя. И если сговоримся насчет места, прошу называть меня Агасфером.
Как скажешь, господин хороший. Агасфер так Агасфер, не выказал удивления полковник. А Ковач, это как? Из мадьяров, по документам, стало быть, будешь?
Из них самых, ваше высокоблагородие! привстал и поклонился посетитель.
Угу А руку, как его высокопреподобие отписывает, ты официально с детства на механической молотилке потерял?
Был грех, господин полковник. С мальчишками забаловался и вот попал!
Грех, говоришь? А я вот не там грех зрю, человече! Аббат Девэ сроду никогда не врала тут, в письме, крутит! Пишет: «Сам, мол, все скажеткогда время придет». Руку-то покалеченную не желаешь показать, мил человек? Она у тебя, выходит дело, два раза пострадала? Один раз в мальчишестве, а потом и в юности?
Зачем вам моя рука-то? насупился посетитель. Ежели не желаете рекомендацию отца приора принять, так и скажите! Пойду другое место искать, ежели что
Ишь ты, какой быстрый! усмехнулся хозяин. Пойдет он другое место искать! Может, и пойдешь, да только не ранее, чем я тебя, мил человек, разъясню! Дом-то у меня особый, можно сказать Ну, так как, Агасфер? Не застесняешься старому солдату и рубаке руку свою покалеченную показать?
Тон у хозяина дома был самый что ни на есть веселый, даже игривый какой-то. Однако глаза смотрели недобро, вприщур. А ручищи, поросшие густым рыжим волосом, с широкими, словно садовые лопаты ладонями, не оставляли сомнения в том, что отставной полковник привык не только бумаги разбирать и холеную бородку в порядок приводить. В общем, скандал был раннему просителю совершенно ни к чему, и он, пожав плечами, расстегнул пальтецо, скинул его на табурет, задрал до плеча левый рукав то ли куртки, то ли полукафтана и привычным движением отстегнул крепления протеза. Помявши целой рукой культю, он вызывающе поднял ее чуть ли не до уровня глаз хозяина.
Вот, извольте! Глядите!
Ты на меня не обижайся, мил человек! примирительно забормотал хозяин, смачивая холщовую тряпицу какой-то остро пахнущей жидкостью из склянки с высоким горлышком. Тщательно протер тряпицей ручищи. Не бойся и не стесняйсяя ведь, брат, и по медицинской части дока! А что предосторожности блюдутак не от скуки, а потому как дом у меня, как уже говорилось, особый. Хоть и один, не считая прислуги, в нем живу, а гости самые разные здесь бывают!
Не переставая бормотать, хозяин осторожно взял культю обеими руками, согнул-разогнул локтевой сустав, бережно прощупал концы обрубленных некогда локтевой и лучевой костей предплечья.
Извини, мил человек, за бдительность. Приводи себя в порядок и пошли-ка чайку с дороги попьем!
Хозяин быстро пересек мастерскую, бросил в пламя кузнечного горна ярко вспыхнувшую тряпицу, коей протирал руки, и дважды дернул сонетку со шнуром, уходящим в отверстие под потолком.
Это я сигнал камердинеру подаю, чтобы на двоих накрывал, пояснил он с усмешкой и кивнул на саквояж: Весь твой багаж? Или остальное в вокзальной камере хранения оставил?
Все здесь, буркнул посетитель. А сундук с книгами отец приор обещал прислать позже, когда устроюсь окончательно.
Архипов удивленно поднял брови, однако от комментариев воздержался. Скинув фартук, он повел гостя какими-то коридорами. На первый этаж поднялись уже по другой лестнице. Мимоходом хозяин остановился у застекленной наполовину двери, распахнул ее:
Вот твое обиталище, господин Агасфер! Устраивает?
Комната была большой, светлой и почти пустой. Кровать, письменный стол с бюро, козетка с низким столиком, мраморный умывальник у двери, два шкапа вдоль стены. Через огромное французское окно, задернутое шторой, угадывался обширный балкон.
Устраивает? нетерпеливо повторил хозяин. Ну, коли так, через тридцать минут жду в столовой. Обживайся пока, передохни с дороги-то!
Гость открыл было рот, чтобы спроситьраз «обживайся» стало быть, место точно за ним? Но хозяин уже исчез, не удосужившись даже сказатьгде искать эту столовую.
Агасфер прошелся по комнате, трогая сероватые чехлы на мебели, посидел на высоченной кроватипокачаться на ней, как в далеком детстве, не удалось: слишком она была обволакивающе уютна. Вспомнив о балконе, он с трудом выбрался из мягкого ложа, рванул балконные ручкиодна из них, не выдержав единоборства со стальным крюком в левой культяшке, с жалобным хрустом обломилась. Но тяжеленные балконные двери все-таки распахнулись, наполнив комнату влажным воздухом. Воздухом свободы!
Весь балкон был устлан ковром из листьеви прошлогодних, и совсем уже почерневших, рассыпавшихся в мелкое крошево. Ступая по этому «ковру», Агасфер добрался до балюстрадыбелоснежной, несомненно подновляемой каждый год, а то и несколько раз в год, сообразно с влажным петербургским климатом. Балкон выходил в небольшой сад, ограниченный серыми слепыми стенами окружающих домов.
Сад, когда-то ухоженный и уютный, ныне пребывал в запустении. Дорожек под листвой вперемешку с упавшими сучьями и даже целыми деревьями почти не было видно. Часть скамеек перевернута, часть поломана. Единственная натоптанная тропка вела откуда-то из-под балкона к дальней стене и заканчивалась перед глухой мощной калиткой в заборе. Черный ход?
Порыв ветра надул шторы, как паруса на корабле. Спохватившись, гость вернулся в комнату, прикрыл двери и присел на жалобно скрипнувшую козетку.
За два десятка лет, проведенных в монастыре, гость отвык от людского общества. Да, в монастыре шла своя жизнь, там тоже порой кипели страсти, были свои радости и огорчения Однако крепкие стены Ясногурского монастыря, выдержавшие не одну осаду, даровали отрешение от суетного мира. Здесь, в Петербурге, таком знакомом и одновременно ставшим чужим, надо было заново привыкать к обществу людей
Впрочем, надо ли? Может быть, покинув паулинов, он сделал ошибку?
И этот странный хозяин, отставной полковник Главного штаба Еще в Ченстохове, затеяв разговор с отцом приором о своем желании покинуть монастырь и зная об обширных, порой неожиданных связях аббата в миру, гость втайне надеялся на надежность и разносторонность этих связей. Однако особняк чудаковатого полковника-отставника оказался полной неожиданностью.
Новоявленный петербуржец не мог не признаться себе, что его коробит панибратское «тыканье». Ему «тыкали» и непритязательные попутчики по варшавскому поезду, а вот теперь и этот полковник. Подобное обращение, бывшее нормой в монастыре, возмущало донельзя за его пределами.
Однако пора было идти искать столовую. Подумав, Агасфер раскрыл саквояж, достал аккуратно сложенную белоснежную сорочку и свой самый лучший, «парадный» протезпротезами-то и был в основном наполнен дорожный сак. Самыми разными, на все случаи жизни, как говорится.
Протез являлся не только «парадным» по мастерству отделки и обтягивающей кисть коже тончайшей выделки. Паулины из монастырских мастерских сделали его многофункциональным подобием живой человеческой руки. Сложная система ремешков и стальных прутков-тяг, опутавших руку почти от предплечья, позволяла хоть и неуклюже, но держать в бесчувственных пальцах стакан, браться за край тарелки и даже передавать еево время обеда, например Или удерживать какой-нибудь круглый предмет вроде рукоятки трости Все это требовало не только определенных движений верхней части руки, но и сгибания локтевого сустава, сжатия и растягивания невидимых под тканью рукавов пружин и гуттаперчевых лент
Дорожных брюк гость менять не сталнадел только заранее начищенные полувоенные ботинки с крючками вместо шнурковон давно уже приловчился застегивать и расстегивать их одной рукой довольно споро.
Несколько минут ушло на тренировку перед зеркалом: «парадным» протезом калека пользовался нечасто, а управление его механизмом требовало, как уже было сказано, определенных навыков. Посмеиваясь над своими усилиями казаться полноценным человеком, Агасфер, наконец, выбрался из комнаты и пошел на поиски столовой, полагаясь при этом не столько на интуицию, сколько на следы, оставленные кем-то на изрядно запыленном паркете.
Скоро стали слышны голосаотрывистый командирский бас хозяина дома и почтительный тенорок прислуги. Между столовой и гостем оставалась лишь одна довольно массивная дверь. Приостановившись, гость поправил здоровой рукой зажатую мертвыми пальцами протеза книгу, в последний момент захваченную из комнаты, и, коротко постучав, отворил дверь.
Он ожидал чего угоднотолько не этого! И хозяин, и камердинер, стоя на коленях, вдохновленно рылись в груде старых газет, сваленных посреди столовой.
А-а, это ты, мил человек! как ни в чем не бывало улыбнулся сквозь бороду Архипов. Проходи к столу, садись! Не обращай внимания на сей бедламкак видишь, пользы от моего старого Кузьмы как от козла молока! Ну, чего стал столбом, дурень? это было уже обращено к камердинеру: Угощай гостя!
Камердинер, не сводя вытаращенных глаз с зажатой в мертвой руке гостя книги, разогнулся, попытался отряхнуть от пыли испачканные колени, улыбнулся и сделал приглашающий жест.
Я сейчас закончу! объявил хозяин. Не люблю, знаешь ли, оставлять незаконченные дела, хоть и пустяшные! Кузьма, ты переложил, как тебе было велено, все приборы нашего гостя под правую руку? Вот и усаживай его, угощай! Называть его можно господин Агасфер!
Кузьма, явно предупрежденный о физическом изъяне хозяйского сотрапезника, по-прежнему с изумлением взирал на зажатую в его левой руке книгу. Услыхав библейское имя, он торопливо перекрестился, бросил на хозяина вопрошающий взгляд: а не шуткуешь ли ты, барин, со мной, старым? Где ж тут калека-то? Да еще с таким-то именем
Проследив за взглядом слуги, Архипов, прищурясь, всмотрелся в заглавие книги.
«Опыты» Мишеля Монтеня? Читал давеча сие, мил человек, или просто в руку взял первую попавшуюся книгу? Кстати, можешь называть меня запросто Андреем Андреичем.
Читал, и много раз, Андрей Андреич, ответил гость. В монастырской библиотеке это издание было в наличии, однако, признаться, отец приор не одобрял многих воззрений и наблюдений господина Монтеня и не любил, когда эту чрезвычайно полезную, по моему разумению, книгу брали для чтения его братьямонахи.
Хм Не знаю, как аббат, но я целиком и полностью разделяю убеждение в полезности писательских трудов господина Монтеня. И с удовольствием вернусьпозже, разумеется, в свое времяк приятной беседе на эту тему. Ага! неожиданно вскрикнул хозяин, потрясая выуженной из кипы старых газет одной из них. Ага! Вот и нужный мне номер!
Архипов, не обращая внимания на перепачканные пылью локти и колени, направился к столу, уселся и снова воззрился на книгу в руках гостя, словно пронизывая взглядом ее толстый переплет.
Кажется, Монтень всегда был склонен преуменьшать истинную ценность принадлежащего ему. И наоборотпреувеличивать ценность всего чужого. Успешно справившись с каким-либо делом, он приписывал сие скорее удаче, нежели собственному мастерству или умению. А вот я, милостивый государь, в отличие от господина писателя, больше полагаюсь на собственные память и наблюдения! И вот результат! полковник с торжеством потряс старой газетой. Кузьма, пошел прочь! Мы тут с господином Агасфером сами вполне способны управиться с завтраком. Пошел, пошел, потом позову!
Хозяин заткнул за воротник салфетку, приподнял крышку судка, удовлетворенно кивнул головой.
Завтрак в английском стиле: бекон, тосты, жареные яйца! Собственно, мой Кузьма и делать-то ничего более приличного не умеет! Нравится ли вам английский завтрак, господин Агасфер? Хозяин неожиданно перешел на мадьярский язык, не сводя с гостя внимательных глаз.
Тот, ничего не поняв, лишь пожал плечами и улыбнулся, отметив про себя, что надо бы на досуге заняться еще одним языком.
Ах да, вы покинули Венгрию ребенком и не знаете родного языка!