Василий Иванович долго любовался засеймскими просторами, убегавшими от горы Ивана Рыльского и града Рыльска на восход и полночь. Просторы эти также убегают вдоль рваной ленты реки и на полдень. Но их взглядом особо не проследишь: гора Синайка мешает. Огромным медведем улеглась она с юга на север, уткнувшись носом в гору Ивана Рыльского. И если на горе Ивана Рыльского стоит княжеский замок с высоким светлым теремом, деревянными церквями Ивана Рыльского и Феодосия Печерского, то на Синайке, ближе к Лоточку на речке Дублянке, где по приданию был зарыт в землю золотоглавый идол языческого бога Ярилы, стоит острожек. Он прикрывает подступы к городу со стороны Путивля и Глушек. Синайка, как и гора Ивана Рыльского, от подошвы до закругленной вершины саженей двадцать-двадцать пять имеет, так что подобраться к острожку не так-то просто. Только с полуденной стороны один единственный мало-мальски пригодный подход имеется, но и он перегорожен рвом и крепким деревянным тыном по земляному валу.
Град Рыльск давно христианский град, и живут в нем добрые христиане, православные русичи. И в Святую Троицу искренне веруют, и молитвы Иисусу Христу воздают исправно, и храмы Господни посещают с удовольствием, и свечки святым покровителям воскуривают, и перед иконами преклоняются. Только древние традиции тоже помнят. Особенно Ярилин день и Ярилину неделю. Тогда на Синайке и Лоточке не только рыляне собираются, песни гудеть, хороводы водить да через костры прыгать, но и парни с девицами со всей округи. Священство, конечно, плюется, возмущается, в церквах проповеди правит, карами небесными грозит, только поделать ничего не может. Как хороводились, так и хороводятся. Как заламывали березкам «зелены кудри», так и заламываю. Как плели венки в такие дни, так и плетут. Как надевали бесовские личины, так и надевают. Как любились, так и любятся. Тут уж ни поп, ни князь им не указ. Впрочем, князь, особенно, когда юн годами, тоже человек, потому ничто человеческое ему не чуждо. Водить хороводы да прыгать через костры, к примеру, он не станетне княжеское это дело, а вот полюбиться с какой-нибудь длиннокосой, волоокой красавицейза милую душу! Но пройдет Ярилина неделя или иное какое бесовское наваждение, и вновь все в православных ходят. С крестильным крестиком на шее, с молитвой Иисусу на устах. Тут и князьсамо целомудрие да достоинство, озабоченное государевыми делами.
Знает юный князь Василий Иванович и древнюю бывальщину о названии града. Для жителей Рыльска в том никакого секрета нетиз уст в уста от дедов ко внукам передается этот сказ. Будто бы еще в языческую пору, до Владимирова крещения Руси, облюбовало это место племя северян. Облюбовало и поселилось. Сначала на горе, так как их было мало. Потомна Синайке, ибо разрослось, людьми умножилось. А далееи на других местах между речками Рыло и Дублянкой. Веровали же первые поселенцы в языческих богов, среди которых главным у них слыл бог весеннего солнцаЯрила. Вот и назвали они городище свое в честь этого богаЯрильском.
После крещения, когда старые боги были ниспровергнуты и воссияла истинная вера в единого Вседержителя и сына его Иисуса, в названии града случилось изменение. Из Ярильска стал он Рыльском. Да так и прижилось: Рыльск да Рыльск.
С тех пор многих князей русскихи великих, и удельных повидал град. Многих встречал хлебом-солью, но и от ворот поворот умел дать. Видел он дружины Юрия Владимировича Долгорукого и Святослава Олеговича Северского, Изяслава Мстиславича Киевского и Изяслава Давыдовича Черниговского. А в лето 6688 от сотворения мира1 стал он удельным княжим градом, приняв в свое лоно первого волостелинаюного Святослава Олеговича, сына покойного Олега Святославича Северского. О том его дядья-стрыи позаботились: Игорь да Всеволод Святославичи.
В несчастные для Руси годы Батыева нашествия град Рыльск, в отличие от Курска, уцелел. Но князь рыльский Мстислав Святославич, храбро сражавшийся за Чернигов, в лето 67492 пал от басурман где-то в Угорской земле. О том русские летописи кратко сообщают, рассказывая о бесконечных бедствиях Русской земли. Они же, летописи, и о последнем властелине Рыльского княжества в пору монгольского игаОлеге Рыльском и Воргольском, печалясь, рекут. Ибо извели зловредные и злопамятные ордынские ханы вместе со златолюбцем бессерменином и баскаком Ахматом Хивинцем Олега и его сродственника Святослава Липовечского. Извели с детьми и женами, с боярами и дворянами. Под корень вырубили потомство Ольговичей курских и северских.
Не повезло и последнему князюФедору Патрикиевичу, потомку литовского князя Гедимина. Пал он на берегах Ворсклы-реки в лето 69072 от татар ордынского хана Темир-Кутлуя. Подбил тогда изгнанный из Орды хан Тохтамыш литовских да русских князей во главе с Витовтом на битву с ордынцами, маня златом да посулами о вечном союзе. Но едва началось сражение, как Тохтамыш, словно мышь, сбежал. А литовские и русские князья, в том числе герои битвы на поле КуликовомАндрей Ольгердович Полоцкий да Дмитрий Ольгердович Брянскийи их сродственник Федор Патрикиевич Рыльский пали в сече.
Не раз и не два слышал эти сказы да бывальщины юный князь Василий Иванович. Крепко запомнил. Пригодятся или не пригодятся в жизни эти знания, неизвестно, но и не помешают. Такой груз, как не раз говаривал батюшка, рамен не тянет и есть не просит.
За темной лентой Сейматак на польский манер ныне кличут Семьна десять, а то и все двадцать верст все луга, луга, луга. На ближнихна нежно-зеленом ковре из травможно рассмотреть бушующие жизненными соками и листвой островки лозняка, верб и ив. А ещеголубые зеркала озер либо стариц. Озер после паводковых вод среди лугов бесчисленное множество. Вон как посверкивают они тихой гладью в солнечных лучах! Словно рыбки-красноперки на береговой травке-муравке. На дальнихволнующейся нежности трав уже не обнаружитьсплошное темно-зеленое море. На фоне этого моря едва различимы кустарники, а озер уже не видно совсем. Хотя на самом деле они там есть. Не так уж часто, но есть. Только вот прячутся в зеленотравье. Не видать их. Ближе к окоему луга упираются в темные полосы лесов. А за лесами теми, как сказывают торговые гостикупцыи прочие бывалые люди, города русские Ольгов да Курск. Они тоже на Сейме-реке стоят. Только после татарского нашествия захудали вельми. Особливо Курск. Извели супостаты курян. Почти поголовно всех уничтожили Зарос град травой-лебедой да бурьяном.
А вообще-то лесов вокруг града Рыльска множество. Есть и лиственныеберезовые рощи да дубовые дубравы, есть и хвойныесосновые, есть и смешанные, в которых и стройные ели не редкость. Потому град и расстраивается. И вширь растет, и ввысь пытается
Приближается пора сенокоса. И по утрам, когда жара еще не плавит воздух до малиново-знойного марева, от Сейма вполне ощутимо доносятся потоки свежести и влажного воздуха. А с лугов при попутном ветерке тянет медово-духмяными запахами трав. Запахи столь ощутимы, что от них кружится голова и томно-сладко ноет сердце.
Если с того места, где остановился князь, Сейм со всеми его изгибами и старицами, с деревянными причалами-пристаньками и приткнувшимися к ним стругами с ветрилами и без оных, виден хорошо, то речки Рылы, впадающей в Сейм, не говоря уже о Волынке, впадающей в саму Рылу, не видать. Их присутствие в окрестностях града можно лишь угадывать по ивняку, сгрудившемуся в низине вдоль русла. Зато строящийся в полутора верстах на полночь от горы Ивана Рыльского, на пригорке, за речкой Рыло, Волынский монастырь видно прекрасно. Особенно только что построенную церковь Николая Чудотворца, называемую рыльчанами чаще Никольской или Николаевской. Вон как маковка, сработанная из тонких липовых дощечек внахлест друг на друга, весело смотрится! А колокольня?.. Так та вообще хочет шпилем с крестом до небесной выси дотянуться! Да и другие церквиВоздвиженская и Троицкаянедавно заложенные, выведенные только в два-три венца, тоже вполне заметны. И пусть они еще деревянныето не беда, даст Бог, и каменные на их месте появятся Всему время нужно. Раньше-то, как сказывали дети боярские да подьячий Лычкоон самый смышленый из всего рыльского «крапивного семени», и этих не было. Татарщина проклятая народишко местный чуть под корень не вырубила саблями острыми да булатными. Только Бог милостиви уберег, и дал русскому роду вновь возродиться-умножиться. Правда, ныне новая докука-печаль: Литва, сдружившись с католической Польшей, от православия отходит. Попы польскиексендзыв Вильно и прочих литовских градах церкви рушат, костелы возводят. Сама Литва коли отходитто бог с ней! Но она требует, чтобы и русский люд, и русские князья отринули веру православную, веру дедов и прадедов, еще со времен великого князя Владимира Красное Солнышко установленную, а приняли католическую. Только не бывать этомуГосподь своей милостью не оставит
Князь Василий хоть и юн, ему только осьмнадцатый годок пошел, но с головушкой ладит. Грамоте и цифири обучен святыми отцами сызмальства. А ещелитовскому языку. Хоть вся деловая переписка ведется на русском, но и литовский может пригодиться. Зная грамоту, любит читать. Евангелие и Псалтырь. Книги мудрые и нужные. Часто засиживается и за русскими летописными сводами, чтобы знать: кто, когда и где на Руси правил да ратоборствовал. Без этого князю никак нельзя.
Радуется и строящемуся монастырюрусскому православному ответу на притязания Литвы и Польши, и прикорнувшей возле него слободке. Она небольшаявсего несколько избушек, крытых камышом. Но это только начало. Со временем разрастетсявот и будут новые податные людишки у князей Шемякиных, а православиюновая паства. Разве это плохо? Нет, не плохо. Даже очень хорошо! От мыслей таких глаза юного князя, черные как агаты, маслянистой пленкой покрылись. На душе благость.
Налюбовавшись заречными лугами, озерами и куртинами далеких рощ, княжич все тем же неспешным шагом, словно пересчитывая дубовые плахи под ногами (а может, и в самом деле пересчитывалкто его знает), перебирается с восточной стены на северную. Отсюда можно и монастырь с его окрестностями более пристально разглядеть и другими красотами полюбоваться. Хотя бы березовыми рощами, что, как грибы-свинухи, то тут, то там кучковато приютились на взгорках и холмах вдоль дороги, убегающей к Крупцу, Севску и Новгородку Северскому.
«Монастырь крепко обосновался, подвел князь итог созерцанию. Надо настоятелю, игумену Ефимию, напомнить, что пора его стеной обнести. На первых порах хотя бы деревянной А там и о каменной не грех подумать по примеру Путивля-града». С год тому назад случилось Василию Ивановичу вместе с батюшкой, князем Иваном Дмитриевичем, в Путивле бывать. Так там и детинециз камня, и монастырьв каменной ограде, как вой в доспехах, стоит. Не подступишься.
О стене вокруг монастыря князь уже говорил настоятелю, но тот то ли забыл, то ли мимо ушей пропустил, то ли руки пока не доходят
«Надо обязательно напомнить, повторил про себя Василий Иванович и, пошире распахнув полы нарядного кунтуша, двинулся к западной стороне замковой стены. Наблюдавшее за ним с земли шляхетство, обходя всевозможные преграды, двинулось следом. Двинулось в молчании, чтобы не мешать юному властелину в созерцании и размышлениях.
Василий Иванович, конечно же, князь. Еще быон ведь Рюрикович в шестнадцатом колене, прямой потомок Дмитрия Ивановича Донского. Он князь, но пока что безудельный, так как под батюшкой ходит. Батюшка, Иван Дмитриевич, владеет уделом Северским и Рыльским. Вот он-то и есть удельный князь в Руси Литовской. А Василий при батюшке пока что роль наместника исполняет. «Поезжай, чадо, в Рыльск, два года тому назад, призвав Василия к себе в княжеские хоромы Новгорода Северского, молвил батюшка, благословляя на наместничество. Хоть и юн годами, да кровь своя. И за градом присмотришь, и ума-разума поднаберешься. Наставников хороших дам, пообещал милостиво. Нам незачем чужие рты кормить-прикармливать да потом и следить за ними, чтобы не заворовывались без княжеского догляду Так что, сын, поезжай». Вот Василий Иванович и наместничает в этом удивительном городе. Приходитсяи уму-разуму учится хотя бы у воеводы местного или того же игумена Ефимия, и прислушивается к духовнику, отцу Никодиму. Но случаетсяи сам уже слово веское имеет. Князь же!
Вот и сегодня он вроде бы просто так окрестности с замковой стены озирает. Да, смотрит; да, любуется. Но попутно проверяет и надежность замкового укрепления, и пригодность окрестностей для защиты города от нападений. Если с полудня острожек на Синайке-горе град блюдет, то с полуночи к этому делу стоит Волынский монастырь приспособить. А для этого монастырь необходимо крепкой стеной обнести да башенки по углам и прочим местам поставить. Вот и будет ворогу предостережение, а граду подмога. Пренебрежет ворог монастырской силой, станет ломиться в град, оставив божью обитель у себя за спиной, а оттуда дружина и ударит его в затылок. Получи, «друг непрошеный, друг незваный!» А уж если в башенках по пушечке, как в острожке, поставить, то вообще лучше некуда. Никому мало не покажется
Размышляя, князь Василий Иванович, до середины западной стены дошел. Остановился недалеко от воротной башни, чем-то неуловимо похожей на посадскую разбитную бабенку по зимней поре: такую же кряжистую, такую же необъятную в своем зипуне. Отсюда и град с посадом как на ладони, и речка Дублянка с заросшими ивняком берегами, и дубовый лес с дубами-великанами. В граде не только избы простых рыльчан, но и двухъярусные терема торговых гостей, как местных, та и заезжих из Путивля, Чернигова либо самого Киева, и несколько маковок церквей. А за торжищем, разместившимся в полусотне саженей от путивльской дороги, на пологом взгорке, по велению князя Ивана Дмитриевича строятся новые княжеские хоромы. Одни из древа, другиеиз камня. Хоромы будут не только обширными да высокими, но и с просторными глубокими подваламитак князь распорядился. Потому землекопы и надрывают пупы, словно кроты, вгрызаясь в глинисто-известняковую твердь. Готовят котлованы. Не всем, а некоторым из них, кроме рытья котлованов, предстоит еще и тайные подземные ходы-переходы из подвалов прокопать до потаенных мест где-нибудь в окрестных оврагах-яругах. Так все умные князья делают на случай какой туги-нужды. Вдруг ворог нежданно-негаданно к граду подскачет да и возьмет его с наскокатогда как быть? Не сдаваться же на милость ирода И пока ворог будет врата-двери сбивать, тут шасть в подвали поминай, как звали! А выбравшись за посад, можно и о дальнейшем подумать, куда стопы направить, к кому голову приклонить
Большие, словно спелые сливы, глаза князя Василия вновь подернулись благостной дымкой: приятно зрить родительскую заботу. К тому же заботу не только о себе, но и о нем, юном князе. Ибо ему, Василию, наследовать все то, что успеет создать батюшка. Батюшка, Иван Дмитриевич, конечно, еще и сам в полном сокутолько сорок три годочка минуло. Даст Богеще поживет на земле-матушке Но сколько бы он ни прожил, век человеческий все одно имеет предел. Вот тогда и ему, Василию Ивановичу, володеть всем этим придется. Володеть и распоряжаться
Но вот взгляд князя метнулся к дороге, полого сбегавшей в две тележные колеи по лощине между Синайкой и безымянным пригорком, примыкающим противоположным краем к Лоточку. Задержавшись на широком, с перильцами мосточке, перекинутом через Дублянку, взор побежал далее. К развилке.
Здесь к главному пути примыкала узкая, в одну тележную колею, дорожка, от берега речки круто поднимавшаяся в гору Ивана Рыльского. По этой дорожке-стежке, легко простреливаемой как с замковой стены, так и с воротной башни, в замок ежедневно доставлялись свежие продукты. Не каждый день, но время от времени по ней завозились нужные товары, материалы для ремонта помещений и стены. Иногда поднимались всадники на конях. Самому же Василию Ивановичу и сопровождавшим его детям боярским да служивым дворянам по несколько раз в сутки приходилось подниматься и спускаться по ней же. Причеми комонно, и пеше. Это как доведется, какая нужда позовет
Не задерживаясь на развилке, взгляд князя скользнул по дороге к ее верху, к холму-шеломяню. А там, едва различимые на ее серо-коричневом фоне, с пропрядьями и пестринами пыльной да жухлой дорожной зелени, обнаружились всадники.
«Раз пушки острожка молчат, значит, свои, пристально вглядываясь в приближающихся всадников, подумал князь. Свои-тосвои, но кто именно?.. Неужто батюшка собственнолично решил пожаловать?.. Недаром кровь ночью сниласьвроде бы руку случайно порезал»
Частые набеги ногаев да крымчаков, а то и разбойных людишек с польской земли, заставили рылян всегда быть настороже. Если с острожка замечали приближение значительного числа всадников, то встречь им тут же направлялась конная сторожа. При обнаружении опасности сторожа бешеным наметом возвращалась назад. Из острожка тут же палила пушка-пищаль, подавая сигнал горожанам о приближении беды. И те по сигналу, схватив в руки первое попавшееся оружие, а то и просто увесистый кол, спешили к городской защитной стене, окружавшей град и посад по всему периметру. Исполчалась и княжеская дружина, надев бронь: кольчуги, панцири, шеломы, вооружившись копьями, мечами, боевыми топорами да луками со стрелами. И тоже спешила к стенам и валам. Туда же направлялись воевода и наместник с вооруженной дворней и прочим служивым людом. Эти имели не только луки и копья, но и пищали, стрелявшие с помощью огненного зельяпороха.