Утреннее выступление в доме престарелых прошло отлично, Уэллс, заметила Лесли, когда снова села в машину после остановки на кофе в нескольких кварталах от места встречи. Мы подавим их наступление в зародыше,сегодня она еще эмоциональнее, чем обычно. Пусть Кэл Фортнер со своей командой попытаются проехаться по теме ухода за стариками, и они совьют себе столько веревок, что подвесить их не составит труда.
Да, веревок они заготовили немало, не слишком удачно шутит отец. У оппозиционного лагеря есть хорошо продуманный план атаки на сенатора Стаффорда, выверенная стратегия, согласно которой они пытаются выставить его оторванным от реальной жизни представителем элиты, вашингтонским политиком, который ничего не знает о проблемах людей в своем родном штате, поскольку бог весть сколько лет проторчал в столице.
И тем больше мы сможем использовать,подхватывает Лесли. Слушайте, план немного меняется. Мы войдем в здание с другой стороны. Через дорогу от главного входа собирается толпа протестующих.
Она переключается на меня,
Эвери, на этот раз ты тоже поднимешься на сцену. Для создания более непринужденной атмосферы сенатор будет сидеть напротив ведущего. А твое местона диване, справа от него: заботливая дочь, которая переехала на родину, чтобы следить за здоровьем отца и заниматься семейным бизнесом. Ты единственная из дочерей, кто еще не замужем и у кого нет детей; ты планируешь провести свою свадьбу здесь, в Айкене, ну и так далее, и так далее. Ну ты знаешь. В политику углубляться не нужно, но не бойся показать свою осведомленность: текущие события, их правовые последствия. В таком духе. Сегодня решено не придерживаться строго сценария, так что могут прозвучать более личные вопросы. Будут только местные СМИ, и для тебя это отличный шанс засветиться на телевидении в спокойном режиме.
Конечно,последние пять лет я провела на судебных процессах, где судьи придирчиво следили за каждым моим движением, а адвокаты защиты дышали в затылок. Вряд ли меня могут напугать участники заранее расписанного по ролям форума в городской администрации.
Или, возможно, я просто пытаюсь себя успокоить? Почему-то пульс все равно зашкаливает, а в горле пересохло.
А теперь прими серьезный вид, детка, папа подмигивает так, как умеет только он. Он излучает уверенность: она густая, словно теплый мед, и ей совершенно невозможно сопротивляться.
Если бы у меня была хотя бы половина отцовской харизмы...
Лесли продолжает инструктаж. Когда мы прибываем на место, она все еще говорит. В отличие от утреннего мероприятия в доме престарелых, нас ожидает личная охрана вместе с сотрудниками управления общественной безопасности. От главного входа доносится шум, а в конце улицы стоит патрульная машина.
Когда мы торопливо выбираемся из лимузина, Лесли выглядит так, будто готова вышибить из кого-нибудь дух. От волнения я начитаю отвратительно потеть под своим классическим синим костюмом.
Почитай отца твоего и мать твою!за общим шумом слышны лозунги протестующих.
Я хочу повернуть направо, подойти к ограждению и сказать этим людям, чтобы они уходили прочь. Как они смеют!
Нет концентрационным лагерям для стариков!летит нам в спину, когда мы заходим в дверь.
Они что, совсем рехнулись?бормочу я себе под нос, и Лесли кидает на меня предупреждающий взгляд, затем легким движением плеч показывает в сторону сотрудников полиции. Мне сказали держать свое мнение при себе, если только оно не было заранее одобрено. Но сейчас я сражаюсь с безумцами... возможно, это и к лучшему. Мой пульс решительно замедляется, и я понимаю, что выражение моего лица полностью соответствует ситуации.
Дверь закрывается, и становится гораздо спокойнее. Нас встречает Эндрю Мур, координатор программы сегодняшнего форумаКомитета политических действий в защиту прав пожилых людей. Эндрю кажется удивительно молодым для такой должности, на вид ему не больше двадцати пяти лет. Тщательно выглаженный серый костюм сочетается с чуть криво сидящим галстуком и небрежно смятым воротником рубашки, из-за чего Эндрю похож на мальчишку-школьника, которому приготовили одежду на утро, но надевал он все это самостоятельно. Он рассказывает, что его воспитали дедушка с бабушкой. Они пожертвовали очень многим, чтобы его обеспечить, и теперь он пытается вернуть им долг. Когда кто-то упоминает, что я была федеральным прокурором, он переводит взгляд на меня и с усмешкой произносит, что Комитету пригодился бы в штате хороший юрист.
Я это запомню,парирую я.
До начала пресс-конференции мы болтаем о всяких пустяках. Эндрю кажется приятным, искренним, энергичным и преданным своей идее. Моя уверенность в том, что обсуждение будет честным, неуклонно повышается.
Потом нам представляют и других участников. Мы знакомимся с местным репортером, который выступит в роли ведущего пресс-конференции, продеваем под пиджаками микрофоны, цепляем их на отвороты, закрепляем передатчики на поясах и ждем.
Сцену постепенно заполняют участники мероприятия, звучат благодарности в адрес организаторов, затем всем напоминают формат пресс-конференции, и только потом представляют нас. Аудитория аплодирует, мы выходим на сцену, приветливо помахивая руками. Публика настроена дружелюбно, хотя я заметила несколько человек, выражения лиц которых свидетельствуют об их крайней обеспокоенности, недоверии и даже враждебности. А большинство смотрит на сенатора с обожанием, будто на героя.
Сначала отец отвечает на простые вопросы, вежливо отклоняя те, что требуют более глубокой проработки. В самом деле, нет однозначного решения проблемы финансирования пенсионных лет, которые сейчас длятся намного дольше, чем у предыдущих поколений, не менее сложны и вопросы разделения семейвсе меньше детей могут обеспечить пожилым родителям достойный уход домаи культуры профессионального ухода за стариками в спецучреждениях.
Несмотря на хорошо продуманные ответы, я вижу, что отец сегодня немного не в форме. Некий молодой человек задает следующий вопрос:
Сэр, я хотел бы услышать ваш ответ на обвинение Кэла Фортнера. Он говорит, что цель сети домов престарелых, принадлежащих корпорациям,получение прибыли, поэтому на стариков заложен самый минимум затрат, но эти же люди, а именно Л.Р. Лаутон и его инвестиционные партнеры, постоянно оказывают спонсорскую поддержку вашей избирательной кампании. Означает ли это, что вы тоже поддерживаете их бизнес-модель «деньги важнее людей»? Вы знаете, что в этих заведениях за пожилыми людьми ухаживалиесли это вообще происходилосотрудники на минимальной оплате, почти не обученные или вовсе без специального образования? Ваш оппонент призывает издать закон о том, чтобы все, чьи доходы так или иначе связаны с этими домами престарелых или с компаниями, владеющими ими, понесли личную ответственность за бесчеловечное отношение к беспомощным людям и возместили весь ущерб, присужденный им в судебном порядке. Фортнер также призывает обложить специальным налогом состоятельных гражданвроде вас,чтобы финансировать повышение социальных выплат для беднейшей части пожилого населения. Поддержите ли вы инициативу Фортнера в Сенате, и если нет, то почему?
Я почти слышу, как Лесли скрипит зубами за занавесом. Этих вопросов не было в сценарии, и не сомневаюсь, что их нет и в карточке, которую держит ведущий.
Отец медлит, он в замешательстве. «Ну давай же», думаю я. Пот заливает спину, мышцы напрягаются; я вцепляюсь в подлокотник дивана, чтобы не ерзать.
Тишина мучительна. И, кажется, длится бесконечно долго. Но я знаю, что пауза затянулась на минуту, не больше.
И отец пускается в пространные объяснения. Он говорит о том, какие федеральные законы сейчас регулируют деятельность домов престарелых, рассуждает о налогах и государственных трастовых фондах, которые оплачивают страховку для малоимущих. Отец выглядит компетентным и невозмутимым. Он снова на коне. Из его слов следует со всей очевидностью, что в одиночку он не сможет изменить правила финансирования страховок, налоговый кодекс и условия содержания обитателей домов престарелых, но на следующей сессии Сената уделит этим вопросам максимум внимания.
Затем пресс-конференция вновь входит в заранее обозначенное русло.
В конце концов мне тоже задают вопрос о том, прочат ли мне отцовское кресло в Сенате. Ведущий смотрит на меня снисходительно. Я даю заранее согласованный ответ: не говорю ни «да», ни «нет, никогда», а радую слушателей продуманной сентенцией: «В любом случае мне рано даже задумываться об этом... если только я не хочу пойти на конфронтацию с ним самим. А кто будет настолько безумен, чтобы на такое решиться?»
В аудитории раздаются смешки, я подмигиваю весельчакамточно так же, как отец. Он очень доволен, что придает ему сил. Звучат еще несколько бодрых ответов на несложные вопросы, и обсуждение постепенно сворачивается.
Я готова к тому, что Лесли одобрительно похлопает меня по спине, когда мы будем спускаться со сцены. Но она выглядит обеспокоенной и, когда мы выходим из зала, наклоняется ко мне:
Звонили из дома престарелых. Похоже, ты потеряла там браслет.
Что? Браслет?я неожиданно вспоминаю, что надевала его сегодня утром. Но на запястье ничего не чувствуется. Действительно, браслета там нет.
Его нашла одна из обитательниц этого заведения. Директор просмотрела фотографии с мероприятия на своем телефоне и выяснила, что он твой.
«Женщина в доме престарелых... та, что схватила меня за руку...»
И теперь я вспомнила, как золотые лапки трех маленьких стрекоз царапали мне запястье, когда медсестра отцепляла пальцы от моей руки. Значит, украшение осталось у нее?
Ох, похоже, я знаю, что произошло.
Директор принесла глубочайшие извинения. Это новая пациентка, она еще не освоилась. Две недели назад ее нашли в доме возле реки рядом с мертвой сестрой. И еще с десятком кошек.
Какой ужас!мне поневоле живо представилась эта мрачная, жуткая сцена. Я уверена, что все произошло по чистой случайностия имею в виду историю с браслетом. Она схватила меня за руку, пока мы слушали речь папы. Сиделке пришлось приложить некоторые усилия, чтобы освободить меня.
Возмутительно!
Ничего, Лесли. Все в порядке.
Я пошлю кого-нибудь за браслетом.
Я вспоминаю голубые глаза Мэй Крэндалл и отчаяние, которое читалось у нее во взгляде. Представляю, как она уходит с моим браслетом, как в одиночестве рассматривает его в своей комнате, надевает себе на запястье и с восторгом любуется им. Если бы браслет не был семейной реликвией, я бы оставила его ей.
Знаешь что? Я, пожалуй, сама съезжу за ним. Браслет принадлежал моей бабушке, судя по расписанию, наши с отцом дороги дальше расходятся. Он проведет некоторое время в офисе, затем поедет ужинать с одним из избирателей, а мама в Дрейден Хилле проведет встречу общества ДАРДочерей американской революции.Меня кто-нибудь сможет подвезти? Или мне лучше взять одну из машин?
Глаза Лесли пылают огнем. Я опасаюсь серьезной перепалки и потому добавляю еще одну, более убедительную причину:
Мне нужно забежать к бабушке Джуди на чай, раз появилось немного свободного времен. Она будет рада видеть браслет.
На пресс-конференции в администрации я вспомнила, что не навещала бабушку почти неделю, и мне стало совестно.
Челюсть Лесли подергивается, но она мне уступает, всем своим видом давая понять, что считает мое поведение непрофессиональным, а желание поехать в дом престарелых расценивает, как глупый каприз.
Ничем не могу ей помочь. Я все еще думаю о Мэй Крэндалл и помню содержание многочисленных газетных статей об издевательствах над стариками в домах престарелых. Я хочу убедиться, что Мэй не пыталась попросить меня о помощи, оказавшись в беде.
Возможно, мое любопытство подогревает грустная, ужасающая история старушки: «Две недели назад ее нашли в доме возле реки рядом с мертвой сестрой...»
Интересно, как звали ее сестру? Ферн?
Глава 4Рилл Фосс Мемфис, Теннесси 1939 год
Брини кладет Куини на крыльцо и вдет за шлюпкой, которая привязана к куче плавника ниже по течению. Куини бледная, словно снятое молоко; ее тело напряжено, оно натянуто, словно струна. Она, обезумев, рыдает и кричит, ударяясь щекой о гладкое, мокрое дерево.
Ларк отшатывается в ночную тень под стеной хижины, но малыши, Ферн и Габион, на четвереньках, бочком, придвигаются все ближе. Они никогда не видели, чтобы взрослый человек так себя вел.
Габион склоняется к Куини, пытаясь рассмотреть ее получше, будто не верит, что это существо в знакомом платье с розовыми цветамиего мама. Куиниэто свет, и смех, и старые песни, которые она поет нам, когда мы путешествуем от одного города на реке к другому. А эта женщина с оскаленными зубами, которая чертыхается, стонет и всхлипывает, не может быть нашей мамой. Но все же это она.
Виу, Виу!Габион зовет меня так, потому что не может произнести имя «Рилл». Я становлюсь на колени, чтобы поддержать голову Куини, а он хватает меня за подол юбки и тянет. Кипи бобо?
Тише!Камелия хлопает малышей по рукам, когда Ферн тянется, чтобы погладить Куини подлинным золотым локонам. Волосыэто первое, что заметил в ней Брини, из-за них он положил на нее глаз. «Разве твоя мама не похожа на принцессу из сказки?спрашивает он у меня иногда. Королева из королевства Аркадиявот кто твоя мама. Значит, тыпринцесса, правда?»
Но сейчас мама совсем не красавицаее лицо залито потом, а губы кривятся от боли. Младенцы разрывают ее изнутри. Живот под платьем сжимается и выпячивается. Она хватается за меня и держится изо всех сил, а внутри хижины акушерка вытирает руки и собирает все свои принадлежности в плетеную корзину.
Ты должна ей помочь!кричу я.Она умирает!
Ничего больше поделать не могу, огрызается женщина. Ее грузное тело раскачивает лодку, фонарь тоже качается и потрескивает. Совсем ничего. Дурочка. Дрянь речная!
Акушерка злая как собака, потому что Брини не хочет платить ей наличными. Брини говорит, что она обещала помочь родиться ребенку, но не помогла, и должна быть благодарна, что он позволил ей взять двух толстых сомов, которых сегодня вытянул с донки, и еще немного керосина для переносной лампы. Она бы кинулась на нас с кулаками, но все-таки кожа у нее чернее смолы, а мы белые, и она знает, что ей грозит, если из-за нее у нас будут неприятности.
Сомы должны были стать нашим ужином. В итоге на пятерых у нас остается только маленькая кукурузная лепешкаэта мысль крутится у меня в голове среди полудюжины других.
Нужно ли собрать одежду для Куини? Расческу? Обувь?
А у Брини есть деньги, чтобы заплатить настоящему доктору? И что будет, если у него нет ни пенни?
А если он попадет в тюрьму? Однажды, когда он играл на деньги в бильярдном клубе соседнего речного города, его схватили полицейские. Бринихороший игрок. Никто не может побить его в «восьмерку», и он так здорово играет на пианино в бильярдной, что люди готовы платить за музыку, но из-за Депрессии ни у кого нет наличных. Сейчас Брини берет ставки только на те вещи, которые потом можно будет продать, и купить то, что нам нужно.
Может, где-то в хижине спрятаны деньги? Стоит ли спросить об этом Брини, когда он вернется? Напомнить, что они будут ему нужны?
Как он переберется через реку в темноте, ведь начинается буря и ветер поднимает белые барашки на волнах?
Акушерка боком проходит через дверь, корзина хлопает ее по заду. На ней сверху прицеплено что-то красное, и я даже в тусклом свете могу разглядеть, что этокрасивая вельветовая шляпка с разноцветными перьями, которую Брини выиграл в бильярд в маленьком грязном городишке под названием Боггифилд и подарил Куини.
Положи шляпку на место!кричу я. Она мамина!
Акушерка прищуривается и задирает подбородок.
Весь день я тут проторчала, и мне не нужны ваши рыбины. Я и сама наловить могу. Я возьму эту шляпку.
Она оглядывается по сторонам, убеждается, что Брини нигде не видно, и ступает на трап сбоку от крыльца.
Я хочу ее остановить, но не могу. На моих коленях кричит и бьется Куини. Ее голова колотится о палубу с глухим стуком, как у спелого арбуза. Я обхватываю ее обеими руками.
Камелия ловко проскальзывает перед акушеркой и широко разводит руки от одного поручня до другого, загораживая выход.
Ты не унесешь отсюда мамину шляпку!
Женщина делает еще шаг, но если бы она знала Камелию, то поостереглась бы так поступать. Моей сестре всего десять, но от Брини ей достались не только густые черные волосы, но и его характер. Когда Брини в ярости, он «сам себя не помнит», как говорит Старый Зеде. «Такая слепая ярость на реке может привести к смерти». Когда наши лодки были привязаны рядом, а происходило это много-много раз, Зеде часто предупреждал об этом папу. Зеде стал другом Брини, когда тот пришел жить на реку, и научил всему, что здесь нужно знать.