И. ШприцДВОЙНОЙ НЕЛЬСОН
ГЛАВА 1. ЛЖЕДАМА ДЛЯ ГУБЕРНАТОРА
В начале мая, с приходом белых ночей, в столице в половине восьмого вечера уже довольно светло. Но разноцветные огни в саду «Буфф» были зажжены, озаряя громадный цветник из живых и искусственных цветов, сооруженный при самом входе.
Вершинин прошел через арку с гирляндами, где всегда в это время уже стоял хозяин увеселительного сада Иван Ефремович Тумпаков, как и все бойкие половыеиз ярославских. Заметив Вершинина, Тумпаков слегка кивнул головой. Журналист не из «первачей» столичной прессы, но все-таки личность в узком кругу уже довольно известная. Кидаться к нему с поклонами было бы некстати, но и не замечатьсебе в убыток: карьеры в столичных газетах иногда делают ошеломительные. От кивка шея не ломится. По сану и почет.
Андрей Вершинин ответил таким же легким поклоном. Погоди, дядя, пройдет немного временив пояс будешь кланяться, кидаться навстречу с хором цыган и хрустальной чаркой водки на серебряном подносе! Вершинин себя покажет! Не для того он бросил все в своем родном скучном Таганроге, чтобы прозябать в столице. Уже сейчас онсамое бойкое перо в отделе городских происшествий газеты «Вести», а ведь прошло всего ничего, каких-то полтора годика!
Сегодня давали «Корневильские колокола». Музыканты уже настраивали инструменты, но дирижер чех Шпачек еще не выходил, и сцена была закрыта коммерческим занавесом со всевозможными изображениями корсетов, граммофонов и велосипедов.
Все эти приятные картинки превзошла собой реклама мази для ращения волос: лысый, как коленка, мужчина до употребления средстваи он же, мохнатый как павиан, после первых двух сеансов. Волосатый череп с подписью «Я был лысым!» излучал такое безудержное счастье, что сразу становились понятными все страхи, которые одолевают лысых мужчин.
Вершинин гордо тряхнул головойего романтическая шевелюра затмевала все возможные шевелюры столицы. Вместе с природной худобой и большими карими глазами она делала журналиста весьма привлекательной фигурой на рынке петербургских женихов. Все портили деньги, вернее, их полное отсутствие. Пора сменить пиджак, ботинки... пора менять все! Как воздух нужна сенсация. Сенсация! Трупы, трупы и еще раз трупы! Море крови и любовь.
Пока же трупов и крови в «Буффе» не наблюдалось, хотя любовь явно присутствовала. Дамы в гигантских шляпах с лениво колыхающимися в такт шагам страусиными перьями; жантильные кавалеры в блестящих цилиндрах с тросточками в руках; офицеры, чуть слышно звенящие золочеными шпорами... Они шли к буфетным стойкам в ресторане, ели, пили, смеялись им одним ведомым шуткам и скользили пустыми взглядами по Вершинину.
Никто не подходил к нему, не угощал сигарой, не хлопал дружески по плечу и не предлагал хлопнуть рюмку-другую водки со льда под остромаринованную миногу с лимоном или под оранжевый пластик архангельской семги совершенно райского посола с мраморными прожилками жира.
Вершинин сглотнул набежавшую слюну и поспешил на воздух, подальше от соблазнов. Пора набирать фамилии, информацию, сплетни, слухизаметку надо сдать, кровь из носу, сегодня, чтобы утром все прочитали и изумились необыкновенной бойкости молодого и талантливого пера. Всего сто пятьдесят строчек. Два пятьдесят за заметку, двадцать заметок в месяц, итого пятьдесят рублей. Не разгуляешься.
Только он вышел в аллею, как взгляд зацепился за немолодого одинокого господина в прекрасно сшитом английского фасона сюртуке. Лицо было определенно знакомым, но никак не вспоминалось. Господин направлялся в дальнюю, относительно глухую часть сада. Там имелся фонтан, у которого нынче стало модным назначать свидания. Высокая фигура с военной выправкой, твердый шаг, прямая спина. Точно, военный! Лет сорок пять...
Ба, да это же киевский губернатор князь Оболенский собственной персоной! Нет, ей-богу, он все-таки везунчик, этот Андрей Вершинин. Вот тебе и яркая краска в заметку: киевский инкогнито! Что делает князь в саду «Буфф»? Ревизор? Заехал из любопытства сорвать цветы наслаждений? Неужто он поклонник оперетты и самой мадам Зброжек-Пашковской? Она сегодня играет. Тэкс-тэкс...
И Вершинин, пропустив вперед себя грузного господина в мятой пиджачной тройке и котелке, фланирующей походкой поспешил за губернатором, держась на расстоянии, не могущем возбудить подозрений в душе князя, который явно искал кого-то в темной аллее.
* * *
В отличие от душевного подъема Вершинина, грузный господин в котелке, неотрывно следовавший за князем, не испытывал ни малейшей радости от присутствия в таком веселом и красивом месте, каковым, по общему мнению, являлся «Буфф».
Мысли грузного господина вертелись вокруг крохотного комочка желто-зеленых перьев, еще вчера вечером веселившего его слух длинными басовыми трелями отличного дудочного напева. А сегодня утром Евграфий Петрович Медянников обнаружил своего лучшего кенаря бездыханным.
Как такое могло приключитьсяодному Богу известно. Чем он его прогневил, непонятно. То есть прогневил не кенарьпевец безгрешен по определению, но в чем грешен сам Евграфий Петрович, оставалось неясным. Сотоварищи покойного, евшие и пившие из одного котла, были настроены весело и порхали по клеткам аки желтенькие ангелочки. Траура по безвременно усопшему Лимончику среди артистов не наблюдалось.
Евграфий Петрович, часто беседующий со своими питомцами, укорил их за безнравственное поведение, завернул Лимончика в чистый носовой платок и захоронил его в специальном местечке неподалеку от дома, на собственном канареечном кладбище, куда попадали, в основном по возрасту, любимые его ученики.
Тризну он справил за завтраком, выпив рюмку лимонной настойки, своим цветом повторявшей окрас покойного. Молитву читать не стал, дабы не грешить именем Божьим, хотя в наличии души у кенарей был почти уверен: косвенным образом на присутствие оной указывало то, что их пение исторгало слезы у слушателей-христиан.
Поутру в Департаменте его вызвали к начальству и дали поручение весьма деликатного свойства. Еще со времен достопамятного III Отделения в столице велся негласный надзор за высокопоставленными гостями. Так, на всякий случай. И этому надзору стало известно, что третьего дня князем Оболенским получено надушенное письмецо с назначением свидания в саду «Буфф».
Данное письмецо было оформлено по всем правилам такого рода писем: нежно-сиреневая бумага, чернила чарующего фиалкового оттенка, французские ландышевые духи фирмы «Убиган». Имя дамы ни о чем не говорило, что насторожило чиновника, ответственного за перлюстрацию. Письму был дан ход, закончившийся резолюцией «К надзору!».
Подобные поручения обычно доставались заслуженным работникам наружного наблюдения, к каковым, несомненно, относился Евграфий Петрович. Провести несколько часов в приятном месте и изложить случившееся в короткой докладной запискечем не отдых? В помощники Медянникову был определен молодой филер Мираков, обладавший настолько неприметной личностью, что его и родная мамаша на улице не признала бы. Такие физиономии в Департаменте ценились на вес золота: человек часами мог ходить за наблюдаемым, не вызывая ни тени подозрения.
Мираков, у которого по молодости ноги были еще не стоптаны, кружил в отдалении вокруг князя, а Медянников, особо не утруждая себя, шел сзади. Князь тоже не гнал своего жеребца, а шествовал чинно, видимо предвкушая встречу с очаровательной незнакомкой, клюнувшей на породистое лицо, положение в обществе и репутацию великосветского льва, иногда охотившегося и на дичь невысокого полетакупчих и гувернанток.
Далее следовало прошествовать за парочкой, записать время знакомства, адрес интимного свидания и время его окончания. Если все проходило благополучно, надзор мог быть снят, что и делалось в большинстве случаев. Разглашение подобных приключений было строжайше запрещено, но информация о таковых всегда присутствовала в докладах высочайшим лицам, хихикавшим при прочтении письменных пассажей филеров.
Князь достиг места свидания и застыл вопрошающей статуейодинокой дамы не наблюдалось. Очевидно, присматривается издалека и стесняется. Ну что ж, надо дать ей время. Это будет по-джентльменски.
Князь достал портсигар, вынул из него короткую, но толстую папиросу и пустил из-под холеных усов первый густой клуб дыма. Вся фигура его излучала безмятежность и наслаждение короткими мгновениями жизни. Все-таки в столице есть свои прелести, и одна из нихизысканные петербурженки, впитавшие в себя множество кровей, собранных империей за три столетия царствования Романовых.
Дама все еще робела, не в силах поверить своему счастью. Она могла послать вместо себя компаньонку или просто доверенное лицо. Такое случалось. Посему Евграфий Петрович не сильно беспокоился за князя, а принялся изучать верхушки деревьев и птичек в этих самых верхушках. Ничего выдающегося, кроме воробьев и ворон, замечено не было. В доклад это не войдет.
Когда Медянников спустился с небес на землю, ситуация на земле изменилась кардинально. Из-за густых зарослей ирги вышел молодой человечек, пораженный ступором. Он двигался медленно, волоча ноги и завороженно глядя на князя. В руке он держал кусочек картона, скорее всего открытку, и искоса поглядывал то на нее, то на князя. Должно быть, вестник с запиской. Князя не знает, поэтому смотрит и сравнивает с открыткой.
Убогий человечек уже подошел довольно близко, и тут должен был появиться Мираков, в чьи обязанности входило отсечение посторонних от сиятельного тела. Но Миракова нигде не наблюдалось, и Медянников стал медленно подбираться к князю, безмятежно пускавшему струи папиросного дыма. Человечка князь не видел, поскольку тот приближался заметно сбоку, обозревая характерный профиль киевского губернатора.
Наконец человечек удостоверился в личности Оболенского, преодолел мучивший его с детства недуг и стал ползти заметно быстрее. Открытка выпорхнула из левой руки человечий и упала на зеленый газон. Чего, естественно, доверенное лицо делать никак не должно было!
Медянников выхватил из-за пазухи свой верный нагани вовремя: за долю секунды до медянниковского действа человечек сделал то же самое. И теперь князь оказался с двух сторон окружен людьми с оружием. Преимущество было на стороне Евграфия Петровича, потому что человечек ничего вокруг не замечал, обеспокоенный одной лишь мысльюпопасть в стройную и худощавую фигуру князя. Задача была не из простых.
Медянникова сия мысль не отягощала, и посему он открыл огонь на поражениеили на испуг, что было вероятнее. Тяжелый грохот нагана мгновенно всполошил все воронье, но что касаемо человечкатот уже не слышал ничего. Ступор из ног перешел в уши, и он даже не посмотрел в сторону Медянникова.
Однако князь, удивленный таким нетривиальным звуковым сопровождением любовного свидания, немедленно поворотился в сторону Евграфия Петровича, и это спасло ему жизнь. Человечек выстрелил и точно попал бы князю в шею, но пуля скользнула по коже и только оглушила губернатора. Вместо того чтобы бежать быстрее лани, князь Оболенский застыл, беспомощно взирая на неумолимо приближающуюся смерть.
Боги хранят влюбленных, хотя со стороны князя наблюдалась не любовь, а скорее поползновения к ней. Человечек нажал курок еще и еще разтщетно! Из ствола лишь курился дымок предыдущего выстрела.
А Медянников палил, как на учебном полигоне: три... четыре... пять! Шестой патрон Евграфий Петрович оставил на крайний случай, но он не понадобился: испуганный отказом оружия человечек ринулся наутек.
Добежал он только до первого куста. Оттуда ему навстречу в гигантском прыжке вылетел этот сукин сын Мираков. В руке у сукиного сына была початая бутылка портера, которой он и озадачил человечка прямо по голове. Портер сильно ударил в голову, и человечек упал, орошая плотно утрамбованный песок кровью, водой и солодом.
Медянников сбавил ход и схватился за сердце. Слава Богу, князь жив. Но княжеский ум был чрезвычайно растерян всеми этими событиями. Стрельба с двух сторон, кровь, портер и отсутствие дамы повергли князя в точно такой же ступор, коим страдал бывший нападавший, а ныне поверженный человечек. Скрючившийся на песке, теперь он выглядел совсем лилипутом. Рассудок князя помрачился до последней степени: вместо дамы ему назначил свидание лилипут, которого принялись убивать неизвестные злодеи...
Обдумать ситуацию до конца князю помешали Медянников и Мираковсвоими спинами они взяли князя в кольцо, выставили стволы наганов, отпугивая ими всех зевак и любопытных. Мера эта была не последней, так как у террориста могли быть сообщники, могущие воспользоваться суматохой и повторить теракт, на сей раз много действеннее.
Засвистел соловьем дворник Степан, ему откликнулись городовыеначалась обычная полицейская рутина.
Ваше превосходительство!тихо сказал князю на ухо Медянников.
Вы кто?задал резонный вопрос Оболенский.
Охранное отделение.
А этот кто?
Князь указал на человечка, с трудом подымающегося с земли. Мираков ласково помогал жертве портера, держа наган наготове, чтобы огреть его посильнее в случае попытки побега.
Террорист, ваше превосходительство,шепнул Медянников.А вы кого ждали-с?
Даму!Князь пришел в себя и строго взглянул на Евграфия Петровича.Что вы себе позволяете, милейший?
Ничего-с!и Евграфий Петрович стал озираться, прикидывая пути для отхода.
В это время подбежала основная масса зевак, радуясь невиданному зрелищу и ликуя: кто-то в кого-то стрелял и сейчас понесет справедливое наказание. Но поскольку ни на ком ничего написано не было, зеваки в своих мнениях разделились: одни стали поносить Медянникова и Миракова, другиекнязя, и лишь самые умные и проницательные набросились на дворника, немедленно призывая того к порядку, а власти в целомк ответу!
Завязалась российская склока, чреватая непредсказуемостью. Медянников выбрал самого горластого из проницательных и выверенным ударом ноги пнул его в крестец. Горластый налетел на дворника Степана, тот рефлекторно ухватил его за грудки, толпа получила смутьяна и занялась им. А Медянников подцепил князя под руку и, исполняя роль отсутствующей дамы, поволок его к выходу. Мираков остался стеречь человечка, периодически тыча тому в нос дулом револьвера.
Наконец-то князь осознал все, что с ним произошло, и пошел без понуканий, стараясь выглядеть незаметным, что ему поначалу удавалось с трудом. Но как только они отошли шагов на двадцать, все волшебным образом изменилось: никто не обращал внимания на странную парочку, все торопились насладиться зрелищем разгоравшегося скандала и летели туда, как бабочки на свет фонаря.
Пронесло, ваше сиятельство!
Медянников снял котелок и отер пот со лба.
Глядя на него, князь проделал то же самое.
Дозвольте, я провожу вас до гостиницы. И с вашего разрешения,Медянников помялся, письмецо... если можно. Надо найти злоумышленников.
У князя отвисла челюсть:
Вы полагаете... они меня...Он с ужасом уставился на скомканное письмо, извлеченное из жилетного кармана.
Так точно-с. Они вас на него подманили,и Медянников тут же изъял улику.Найдем автора!
Князь опустил голову:
Боже мой, какой позор... Идемте отсюда!
В это время к ним подскочил бойкий молодой человек и, задыхаясь от быстрого бега, пошел частить словами:
Ваше сиятельство! Несколько слов для прессы! «Вести», самая крупная газета города. Не откажите дарующим правду! Позвольте! Ну позвольте же! Всего один вопрос!
Князь с ненавистью осмотрел юношу.
Скажите: в меня стрелял террорист,шепнул князю на ухо Медянников.А то ведь напишет черт знает что про ревнивого мужа.
В меня стрелял террорист,послушно повторил Оболенский и повернулся к Вершинину спиной, показывая всем своим видом, что более разговаривать не расположен.
Но Вершинин не отходил:
Ваше сиятельство! А при каких обстоятельствах вы оказались здесь? Откуда он узнал, что вы будете именно в «Буффе»? Ваше сиятельство!
Тут Медянников в качестве последнего аргумента показал Вершинину сизый кулак. Журналист понялинтервью не будети резво поскакал описывать злоключения террориста.
Это он сделал вовремя, потому что толпа коллективным разумом наконец-то доперла до истины и разделилась на две примерно равные половины: одна жаждала крови и пыталась вздернуть человечка на ближайшей осине, для чего надо было ехать за город; вторая же видела перед собой героя-мстителя и так же горячо жаждала поднять его на руки и отнести крестным ходом в ближайшую лечебницу.