Ричард ЛаймонДикарь
ИЗ УАЙТЧЕПЕЛА НА ДИКИЙ ЗАПАД: В ПОГОНЕ ЗА ДЖЕКОМ ПОТРОШИТЕЛЕМ
Эта книга посвящается Бобу Таннеру, джентльмену и супер-агенту. Под твоим руководством и с твоей помощью я достиг таких успехов, о каких и не помышлял.
Это ты не так давно за обедом предложил мне поработать в антураже Викторианской Англии.
Так я и сделал.
Так что книга эта всецело на твоей совести.
РИЧАРД ЛАЙМОН
Я обожаю свою работу, и хочу продолжать. Вскоре Вы услышите обо мне и моих веселых проказах. Мой нож такой славный и острый, что я бы занялся делом немедля, будь у меня возможность. Удачи. Ваш покорный слуга
Джек Потрошитель
ИЗ ПИСЬМА ОТ 25 СЕНТЯБРЯ 1888 ГОДА, ПРЕДПОЛОЖИТЕЛЬНО НАПИСАННОГО ДЖЕКОМ ПОТРОШИТЕЛЕМ
«Господь сотворил людей сильными и слабыми. Полковник Кольт сделал их равными».
НЕИЗВЕСТНЫЙ КОВБОЙ
ПРОЛОГ
В КОТОРОМ Я ПЫТАЮСЬ РАЗЖЕЧЬ АППЕТИТ К РАССКАЗУ О МОИХ ПРИКЛЮЧЕНИЯХ
Лондонский Ист-Энд представлял собою лихое место, но именно там я, пятнадцатилетний мальчуган, в котором мужества было больше, чем здравомыслия, оказался в ночь 8-го ноября 1888 года.
Случилось это почти двадцать лет назад, так что самое время взяться за перо, не дожидаясь того момента, когда я начну забывать подробности произошедшего или же со мною приключится какое-нибудь несчастье.
Все началось с того, что я отправился на поиски дядюшки Уильяма, которого должен был привести, дабы он принял меры по отношению к Бернсу. Дядюшка, видите ли, был констеблем, да и очень суровым дядькой вдобавок. Несколько слов или небольшое физическое воздействие и этот подонок Бернс зарекся бы бить ремнем матушку.
Итак, я вышел из дома около девяти часов вечера, рассчитывая вернуться вместе с дядей не позднее, чем через час.
Но мне было не суждено найти его.
Дело обернулось так, что дядю Уильяма я с тех пор больше не видел, да и в глаза моей дорогой матушке не мог посмотреть еще много лет.
Иногда кажется, что следует начать с нуля и дать себе шанс изменить положение вещей.
Однако не получается.
И, возможно, оно и к лучшему.
Да, мне пришлось тосковать по матери, терять товарищей и многому удивляться в той жизни, которую, как мне казалось, я хорошо знал, лишь потому, что той ночью я отправился в Уайтчепел. Я до сих пор переживаю из-за этого поворота в своей судьбе, но уже не поглощен этими воспоминаниями полностью.
Вы увидите то же самое.
В итоге я угодил в несколько суровых передряг, иные неописуемо ужасные события наложили отпечаток на мое лицо, но, в общем и целом, это были прекрасные времена. Я пережил невероятные приключения и нашел настоящих друзей. Я нашел любовь. И, наконец, я не дал себя убить.
Несколько раз я был на волоске от смерти.
Приходилось уносить ноги от разношерстных головорезов, от толп и банд, и от самого Джека Потрошителя.
Но я по-прежнему жив и могу рассказать свою историю.
Что и собираюсь сделать прямо сейчас.
С лучшими пожеланиями от автора
Тревор Веллингтон Бентли
Тусон, Аризона, 1908 год
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ИЗ УАЙТЧЕПЕЛА В АМЕРИКУ
Глава 1
БЕРНС, ДЖЕНТЛЬМЕН
Ночь прекрасно подходила для того, чтобы провести ее дома, где я как раз и пребывал, разморясь у горячего очага в нашей квартире на Мэрлибон-Хай-Стрит. Я маялся невыносимой скукой, приготовляя мои уроки (право же, не стоило так напрягаться), служанка ушла на встречу с дружком, и я приободрился, в немалой степени с помощью Тома и Гека, строивших умопомрачительные планы помощи Джиму в деле побега от дяди Сайласа и тети Салли. Том был несносным сорванцом. Он ни в чем не искал легких путей.
Как бы ни был я увлечен книгой Твена, ушки я держал на макушке, дабы не пропустить шагов на лестнице. Однако я не слышал ровным счетом ничего, лишь дождь негромко барабанил в окно.
Матушке полагалось уже вернуться. Сразу после ужина она ушла обучать игре на скрипке Лиз МакНотон, которая потеряла ногу в аварии на Ломбард Стрит. Меня это, разумеется, ничуть не красит, но я от души желал Лиз лишиться руки, а не ноги. В таком случае ее музицирование оказалось бы под большим вопросом, и матушка была бы избавлена от необходимости тащиться к ней в глухую ночь, а я был бы избавлен от волнений.
Теперь же я волновался.
Я никогда не был спокоен, когда матушка уходила по ночам. У меня не было отца, не было ничего, кроме смутных воспоминаний о том, что был он солдатом Беркширского полка и пал от афганской пули в сражении при Майванде[1], когда я был совсем малышом. Проведя детство без отца, я ужасно боялся лишиться еще и матери.
Размышляя, что могло задержать ее этой ночью, я навоображал себе уйму ужасов, которые могли с ней приключиться. И в более мирное время она могла быть сбита экипажем, попасться на дороге каким-нибудь головорезам или встретить еще какой ужасный конец. Но когда Уайтчепелский убийца рыскал по округе со своим ножом, время было отнюдь не мирным.
В то время, как большинство обитателей Лондона знали лишь то, что прочли в газетах, я был неплохо осведомлен обо всех мрачных подробностях зверств Потрошителя через дядю Уильяма, служившего в полицейском участке на Леман-стрит. Он не только первым лично видел тела двоих жертв прямо на месте убийства, но и с изрядным восторгом передавал мне (когда матушка не слышала) чудовищные описания того, что лицезрел. О, как блестели лукавым задором его глаза! Не сомневаюсь, что он был страшно доволен, видя как я, должно быть, бледнел. Тем не менее, мне всегда хотелось услышать как можно больше подробностей.
Той ночью, ожидая матушкиного возвращения, я искренне желал никогда ничего не знать о Потрошителе.
Я твердил себе, что бояться его нечего. Как-никак, квартира одноногой Лиз была не ближе к Ист-Энду, чем наша. Потрошителю пришлось бы далеко забрести от своих охотничьих угодий, прежде чем он очутился бы у нас по соседству. Кроме того, было еще слишком рано для его появления. И убивает он только проституток.
Матушке его опасаться совершенно нечего.
Однако от переживаний у меня разболелась голова. Мало-помалу я отложил книгу и стал ходить по комнате взад-вперед, весь в беспокойстве. Так продолжалось до тех пор, пока внизу не хлопнула громко дверь. Затем на лестнице раздались тяжелые, неуверенные шаги. Мамина походка была обычно быстрой и легкой. Снедаемый любопытством я бросился на лестницу посмотреть, кто пришел. Там, согнувшись под тяжестью Рольфа Бернса, стояла матушка.
Мам!
Дай мне руку.
Я сбежал вниз и подхватил этого негодяя с другой стороны. Он был пьян в доску, и от него разило ромом. Не в состоянии держаться на ногах, пока мы тащили его по лестнице, он что-то бормотал и ворчал в хмельном недоумении.
Мы же не потащим его в комнату?
Именно это мы и сделаем. Придержи язык, юноша. Он чуть не погиб на улице.
И очень жаль, что так не вышло, подумал я, но придержал язык за зубами. Бернс после пары глотков спиртного обыкновенно превращался в грубого скота, скота сквернословящего и совершенно несносного. Как бы там ни было, он воевал вместе с моим отцом во второй афганской войне. По его словам, они с отцом были лучшими друзьями до самого конца. Я всегда считал, что он лжет, но мать к нему на сей счет не придиралась. С самого момента знакомства она обращалась с ним как с членом семьи.
Нет, замуж за него она не вышла. Ей хватило здравого смысла отказаться от его амурных притязаний (насколько мне известно). Но даже после отказа от предложения руки и сердца она ни за что не прогнала бы его от дверей нашего дома.
Сегодня же ночью, по всей видимости, она втащила его и внутрь.
Где ты его нашла? спросил я, пока мы взбирались по лестнице.
Он валялся на земле перед «Кабаньей головой».
А, сказал я. Паб этот находился как раз на углу.
Он, небось, сидел в засаде, а свалился, когда увидел, как ты идешь.
Тревор!
После этих слов я сосредоточил все внимание на своей руке.
Бернс бубнил и проклинал все на свете, пока мы помогали ему войти в квартиру. Матушка отвечала ему вполголоса фразами вроде: «Бедолага» или «Ты совсем пьян», или «Ты наверняка простудишься», или «Что же нам с тобой делать?»
Сделали мы с ним то, что сняли с него куртку и усадили на диван. Он пристал ко мне, чтобы я стянул его промокшие ботинки, пока матушка снимала пальто и торопилась заварить чаю.
Я счел, что с ее стороны было ошибкой оставить меня с ним наедине.
С моей же стороны ошибкой было громко разговаривать.
Говорил я больше для себя, в сущности, бормотал себе под нос. Я никак не ожидал, что в таком состоянии этот мужлан меня услышит, не то что поймет.
Фраза, которую я произнес, была: «Чертова скотина».
Не успели эти слова вылететь у меня изо рта, как в нос мне врезался кулак, и я, отлетев назад, шлепнулся на пол. В следующий миг Бернс проявил поразительную живость для столь нетрезвого человека. Он скрутил меня, уселся на плечи и охаживал кулаками, пока на помощь не прибежала матушка.
Рольф! закричала она.
Он еще разок врезал мне по лицу своим громадным кулачищем. Затем он повалился набок, когда матушка дернула его за волосы. В голове у меня стоял туман, и я пытался собраться с силами, чтобы встать. Но мог только валяться на полу и смотреть, как Бернс ухватил матушку за запястье и дернул изо всех сил. Он притянул ее к себе и так ударил по лицу, что ее голова закачалась из стороны в сторону, а с губ слетела слюна. Затем он начал таскать ее по всей комнате. Она врезалась в кресло с такой силой, что то врезалось в стену. Стоя перед креслом на коленях, она оторвала голову от сиденья и попыталась подняться.
Но позади уже вырос Бернс.
Удачно вышло, да? Он отвесил ей подзатыльника. Подлое ты отродье! Он еще раз хватил ее ладонью по голове, и она вжалась в спинку кресла, закрыв лицо руками.
Бернс схватил ее одной рукой за шею, а другой сорвал с нее блузку.
Нет! с трудом выдавила матушка. Рольф! Не надо, прошу! Мой мальчик! Она попыталась поднять голову, но он нанес по ней очередной удар. Затем он стянул ее нательную сорочку до талии, полностью обнажив спину.
Я был не настолько ошеломлен несколькими ударами, чтобы не преисполниться гневом.
А ну прекрати! заорал я, пытаясь встать.
Не обращая на меня внимания, Бернс стянул свой тяжелый ремень, сложил его пополам и замахнулся. Со звуком, похожим на выстрел, ремень ударил матушку по спине. Она завизжала от испуга и боли. Молочно-белую кожу пересекла широкая рдеющая полоса.
Он ударил еще два раза.
Со слезами на глазах, я со всех сил размахнулся каминной кочергой. Железный наконечник угодил ему прямо по уху, так что он камнем отлетел в сторону, вместе с ремнем, занесенным над головой и готовым поразить матушку. Он влетел в стену, отскочил от нее и свалился, как подкошенный.
Я немножко попрыгал вокруг, угощая его пинками. Затем, сообразив, что он в глубокой отключке и не в состоянии оценить мои усилия, я решил добить его. Встал над ним, я расставил ноги, ухватил как следует кочергу и уже собрался проломить ему череп, как меня остановил крик.
Тревор! Нет!
Матушка, внезапно возникнув сзади, схватила меня за занесенную для удара руку.
Отойди, предупредил я.
Оставь его! Смотри, что ты с ним сделал!
С этими словами она опустилась на колени возле головы этого негодяя и стала его трясти.
Я пристально смотрел на ее несчастную спину. Из-за слез толстые рубцы расплывались перед глазами. По все спине сочились кровавые струйки, окрашивая алым кожу.
Слава Богу, ты его не убил.
А очень хотелось.
Она пристально поглядела на меня, ни проронив ни слова. Слова были не нужны. Я отшвырнул кочергу, отошел от неподвижного тела и протер глаза. Шмыгнул носом. Отвратительная влажность в носу заставила меня посмотреть вниз, и я обнаружил, что весь перед моей рубашки залит кровью. Я вытащил носовой платок, чтобы унять кровотечение, а затем уселся в кресло. Я бы с удовольствием откинул голову назад, но не смел отвести глаз от Бернса.
Матушка подошла ко мне и погладила меня по голове.
Он ужасно напугал тебя.
Он тебя отхлестал, матушка.
Это все выпивка. В сущности, он незлой человек.
Довольно злой, я бы сказал. Я хочу, чтобы ты позволила мне вышибить ему мозги.
Экий вздор. Она шутливо взъерошила мне волосы. Это все от книг, не сомневаюсь.
Это от того, что я видел, как он хлестал тебя.
Романы прекрасная вещь, милый, но не стоит забывать, что это всего лишь выдумка. Легко казнить злодея в книге, ведь он не из плоти и крови, а всего-навсего из бумаги и чернил. И вышибить кому-нибудь мозги может показаться плевым делом. Но не в настоящей жизни, мой дорогой. Если бы ты убил Рольфа, то этот поступок лег бы на твою душу как холодная черная рука. Он мучил бы тебя всю жизнь, заставлял бы тебя просыпаться по ночам и терзал бы дни напролет.
Она говорила так серьезно и торжественно, что я внезапно ощутил сильный прилив радости от того, что она не дала мне пристукнуть Бернса. И пусть я был совершенно уверен, что она в жизни никого не убила, глубоко в сердце она, несомненно, знала тяжесть этого груза.
С тех пор я много кого отправил на тот свет. Мне это встало дороже, чем проблемы со сном. Однако самым тяжким грузом на моем сердце лежит не то, что я кого-то убил, а то, что некоторых мерзавцев я не убил вовремя.
Как бы там ни было, Бернс остался в живых. Прикончить его было бы нехорошо, во всяком случае, так мы тогда считали, но следовало позаботиться о том, что станет с нами, буде он решит прийти в себя.
Когда матушка закончила свое поучение, я встал с кресла и сказал:
Надо с ним что-то делать, понимаешь? Наверняка он примется за старое.
Боюсь, ты прав.
Мы оба воззрились на него. Он до сих пор не очнулся, знай себе похрапывал.
Одно я знаю точно, сказал я и бросился в свою комнату. Вернулся я секунду спустя с парой стальных наручников рождественским подарком дяди Уильяма, полагавшего, что из меня в свое время выйдет прекрасный констебль, и всячески разжигавшего мою тягу к этому призванию.
Вместе с матушкой мы перевернули Бернса. Я завел ему руки за спину и защелкнул браслеты на запястьях.
Мы поднялись на ноги и восхитились нашей работой.
Здорово вышло, сказала матушка.
Мне сбегать за полицейским?
Ее лицо помрачнело. Она нахмурилась и медленно покачала головой.
Его как пить дать свезут в тюрьму.
Там ему самое место!
О, мне бы этого не хотелось.
Матушка! Он тебя отхлестал! И говорить нечего, что бы он еще натворил, если бы я его не оглоушил. С ним должны разобраться.
Она ненадолго замолчала, несколько раз проведя рукой по щеке. Один раз ее передернуло, видимо, из-за боли в спине. Наконец она сказала:
Билл наверняка знает, что делать.
Эти слова мне понравились.
Билл наверняка знает, что делать, отлично.
Пускай он только глянет на спину сестры и разберется с Бернсом самым подходящим образом.
Я иду за ним, сообщил я.
Матушка бросила взгляд на стоящие на каминной доске часы. Я тоже. Было почти девять.
Лучше подождать до утра, сказала она.
Он не сидит на дежурстве до полуночи. У меня достаточно времени, чтобы застать его, прежде чем он уйдет.
И дождь идет.
Три капли мне не повредят.
Я запихал окровавленный платок в карман, прошел по комнате и поднял кочергу.
Держи под рукой и не стесняйся ею воспользоваться.
Кивнув, она взяла кочергу.
Я бросился к себе в комнату. Здесь я схватил складной нож с рукояткой из слоновой кости еще один дядюшкин подарок. Я подумывал предложить его матушке. Хорошее острое лезвие лучше, чем кочерга, поможет Бернсу вести себя по-человечески. Однако я подумал, что она не пожелает использовать столь смертоносное оружие, и взял его с собой.
Сделал я это весьма кстати, впоследствии он спас мне жизнь.
К тому времени, как я вернулся в комнату, Бернс по-прежнему дрых. Я надел куртку.
Матушка дала мне несколько шиллингов.
Возьми извозчика, дорогой.
Затем она заставила меня взять зонтик.
Она наспех поцеловала меня.
Я сказал:
Будь осторожна, матушка. Не доверяй ему ни на грош.
Затем я отправился в путь.
[1] Битва при Майванде одно из главных сражений Второй англо-афганской войны, состоявшееся 27 июля 1880 года и завершившееся победой афганских войск под предводительством Айюб-хана. (Здесь и далее примечания переводчика.)