Глава 2
Я ВЫДВИГАЮСЬ
Стоя на улице, я долго смотрел на наши яркие, весело горящие окна, не обращая внимание на холодный дождь, капающий на лицо. О чем я беспокоился, так это о матушке, которую оставил наедине с Бернсом. Лучше бы я отлупил его до полусмерти. Он обязательно проснется и матушка, мягкосердечная и всепрощающая, наверняка сжалится над ним.
Она захочет облегчить его страдания. С большой вероятностью она снимет наручники, чтобы он мог распрямить руки и даст ему глоточек чаю, после чего он снова на нее набросится.
Ей, однако, будет трудновато найти ключ, поскольку он лежал в кармане моих брюк.
Я немного обрадовался, когда матушка подошла к одному из окон. Выглядывая меня, она подняла руку и пошевелила пальцами. Я отпрянул назад, не подозревая, что это будет мой единственный взгляд на нее на долгие годы. Затем я раскрыл зонтик и направился прочь нарочито бодрой походкой.
У меня не заняло много времени дойти до цепочки кэбов на углу Бейкер-стрит и Дорсет-стрит, где мой взгляд упал на знакомую кругленькую фигуру Доуса. Обрадованный, что застал его на посту, я поспешил к нему. Доус и его лошадь непрерывно выпускали белые облака, один из вересковой трубки, перевернутой, чтобы в нее не попал дождь, другая из ноздрей, когда фыркала.
Мастер Бентли, поприветствовал он меня, отчего трубка подпрыгнула у него в зубах, выбросив сноп искр, осыпавшихся на выпуклый перед его куртки.
Добрый вечер, Доус. Привет, Цветочек. Я от души похлопал лошадь по шее. Мне надо к дяде, Гилфорд-стрит, 23.
Как матушка?
У нас неприятности дома, сказал я.
Здрасьте-пожалста! Неприятности, говоришь? Он дернул за край своего цилиндра. Билл самый подходящий парень для таких дел, вот что я тебе скажу. Полезай.
Я стремглав запрыгнул в кэб. Он затрясся, как ялик в шторм, когда Доус на запятках со всей силы плюхнулся на место возницы.
Па-береги зубы! гаркнул он.
Щелкнули вожжи, и мы тронулись, накренившись так, что меня бросило на спинку сиденья. Помчались мы с удивительной быстротой. Я и не подозревал, что Цветочек способна на такую прыть. Ее копыта с пушечным грохотом колотили по мостовой, пока Доус вопил и щелкал кнутом возле ее крупа. Не раз, огибая уличные углы, мы накренялись и чуть было не переворачивались. Это была воодушевляющая поездка, и я бы сполна насладился ею, не снедай меня беспокойство за матушку. Когда мы очутились напротив дядиного жилища, я выскочил на улицу, не дожидаясь остановки.
Смотри под ноги! закричал Доус. Слишком поздно.
За мгновение до его окрика мне не грозило приземлиться в лужу, не отдерни я ногу. Махнув промокшей рукой, дабы показать Доусу, что не пострадал, я бросился к дядиной парадной двери.
Однако на мой стук открыла тетя Мэгги.
При виде меня, она чрезвычайно удивилась.
Тревор! И тебя носит по улицам в такую поздноту? Она завертела головой, вглядываясь в темноту за моей спиной. Где Катрина?
Она отправила меня за дядей Уильямом. У нас была стычка с Рольфом Бернсом, и она сейчас дома, сторожит его.
Заходи скорей, такая сырость на улице! Несмотря на то, что я торопился поскорее вернуться, с тетушкой я спорить не стал. Когда имеешь дело с женщинами, это я усвоил давно, объяснения займут гораздо больше времени, нежели подчинение. Большинство из них глупы, а уж по упрямству любому мулу сто очков вперед дадут.
Ты ужасно выглядишь, сказала она. Насквозь промок, подхватишь воспаление легких, и к гадалке не ходи. Что с твоим лицом? Ох, голубчик. Он коснулась моей щеки, которая особо не болела, пока она не стала в нее тыкать. Это Бернс сделал?
Да, еще и матушку ремнем отхлестал.
Глаза у тети вылезли из орбит, она приоткрыла рот, потом закрыла его и поджала губы.
Билл его попросту убьет.
Я заверил, что очень на это надеюсь. И хотел бы, что бы она как-нибудь позвала его.
Мой кэб наготове, показал я на экипаж. Доус ответил приветственным взмахом.
А Билл, само собой, не здесь.
Само собой.
Он не пойдет?
Почему же, нет.
Он еще не заступил на дежурство?
Он ушел уже несколько часов как. Все из-за проделок этого ужасного Потрошителя. Его заставляют работать в две смены, бедняга вообще теперь дома редко бывает.
Такие новости меня отнюдь не приободрили. И что теперь делать?
Матушка просила позвать его, пробормотал я.
Боюсь, никак не выйдет. Может, тебе выпить чашечку чая и съесть кусочек
Экипаж.
Ах, да. Потом ты прекрасно доедешь на нем домой.
Я должен привести Билла.
Тетя Мэгги нахмурилась:
Ты в своем уме?
Я не горю желанием возвращаться без него.
Его здесь нет, Тревор.
Она проговорила эти слова медленно, будто говорила со слабоумным.
Ладно. Будь уверен, в любом случае, я обязательно первым же делом скажу ему про Бернса, и он возьмет дело в свои руки.
Завтра.
Первым делом завтра. А теперь поспеши назад, к Катрине.
Да, мэм.
Точно «Да, мэм?» Наклонив голову, она внимательно поглядела на меня, прищурив глаза. Изучая меня. Хоть я и пытался напустить на себя невинный вид, мне это не удалось. Она кивнула своим мыслям.
Я хочу кое-что сказать кэбмену, если ты не против.
Я окликнул Доуса. Он слез с козел и проворно побежал к нам, попыхивая трубкой. Пока я ждал его, тетя Мэгги метнулась в комнаты. Я услышал позвякивание монет. Он вернулась аккурат в тот момент, когда Доус возник в дверях и снял шляпу в знак приветствия.
Я хочу, чтобы вы вернули юного Тревора прямиком к его собственному дому, сказала она. Боюсь, что у него другие намерения, но вы, думаю, не позабудете мою просьбу, если я заплачу за него и добавлю кое-что сверху. Она сунула кулак Доусу в ладонь. Свезите его на Мэрлибон-Хай-Стрит, 35 и никуда больше. Я достаточно ясно выразилась?
Ясно, ясно, вполне. Не извольте беспокоиться. Прямиком к матушке, или я не Доус. Так точно.
Она бросила на меня быстрый взгляд, словно прицеливалась, затем поцеловала в разбитую щеку.
А теперь беги, напутствовала она.
Поехали, мастер Бентли.
Насколько возможно вежливо, я попрощался с тетей Мэгги и поспешил прочь вместе с Доусом
Можешь отвезти меня домой мимо участка на Леман-стрит? спросил я.
Эх, никак не могу. Доус сказал Доус сделал. Слово его крепко.
Но ты ведь мой друг, не так ли?
Мне приятно так думать. Он похлопал меня по спине. Стал быть, ты не будешь просить друга нарушить слово, верно?
Нет, пожалуй, пробормотал я и полез в экипаж.
Кэб затрясся, как и в прошлый раз, когда Доус взгромоздился на козлы, но теперь мы не стали ломить вперед, шатаясь и кренясь. Доус фыркнул, Цветочек всхрапнула, и мы покатили. Я сидел в коляске, одолеваемый нехорошими мыслями о тете Мэгги. Она и так всегда была персонажем допотопным, а уж нынче сделала все, чтобы испортить мне дело.
Мне совершенно не улыбалось приехать домой в телеге, навроде заключенного.
Я же отправился за дядей Уильямом, и я должен его привести.
Как позднее сказал Джон МакСуин: «Ты делаешь то, что считаешь нужным, и проклят будь тот, кто пытается тебя остановить». Хотя встреча с Джоном мне еще только предстояла, в момент, когда Доус разворачивал экипаж, я думал ровно то же самое.
Я выпрыгнул. На этот раз ноги меня не подвели. Я бросился по улице сломя голову.
Тревор! заорал Доус.
Бывай здоров! завопил я в ответ. Бросив мимолетный взгляд назад и помахав рукой, я скрылся за углом. Я ожидал, что Доус погонится за мной, и он не обманул моих ожиданий. Цветочек шла на рысях, с грохочущим кэбом позади, а Доус высматривал меня с высоты своего сиденья. Хорошо укрытый темнотой переулка, я увидел, как они проехали мимо.
Вскоре они исчезли, а вместе с ними и мамин зонт, который я забыл в горячке моего побега. В любом случае, зонт в надежных руках. Такой честный малый как Доус непременно свезет его ко мне домой.
Преисполненный гордости за свою отчаянную храбрость, я крадучись покинул переулок. Повозки еще ходили, но не было ничего похожего на экипаж, так что я вернулся на Гилфорд-стрит и поспешил на восток.
Прямо через дорогу лежал Корам-Филдз, а значит путь по Гилфорд-стрит приведет меня прямиком к Грей-Инн-Роуд. Затем повернув направо, я попаду в Холборн, откуда направлюсь восточнее, в такие дебри, где не повредила бы карта, будь она у меня под рукой. С уверенностью, свойственной юности и невежеству, я ни капли не сомневался, что уж до участка на Леман-стрит и дяди Уильяма как-нибудь я доберусь.
Глава 3
Я И ГОРЕМЫКИ
Итак, я бодрым шагом отправился в сторону к Грей-Инн-Роуд.
Я продолжал внимательно высматривать экипажи. Вполне вероятно, что Доус на меня плюнул, но рисковать я не стал и прятался всякий раз, завидев проезжающий кэб.
Грей-Инн-Роуд привела меня, само собой, в Холборн. Я развил изрядную прыть, отчего здорово запыхался и сопрел, несмотря на то, что промок до нитки.
Всякий раз, когда у меня возникало желание идти помедленней, я представлял матушку наедине с Бернсом, выглядывающую в окно и удивляющуюся, почему я до сих пор не появился вместе с дядей Биллом. Бернс ей вреда не причинит, тем более скованный. Ему остается только дрыхнуть до утра. Но матушке не хотелось бы провести такую неприятную ночку в ожидании меня. Она, должно быть, волнуется. И будет волноваться еще сильнее, если Доус решит нанести ей визит и рассказать о том, как ловко я скрылся.
К тому времени, как Холборн плавно перешел в Ньюгейт-стрит, я перестал избегать экипажей и даже начал подумывать, не сесть ли в один из них, да отправиться домой. Черт меня подери, гордость не позволяла! Я начал поиски дяди Билла и твердо намерен завершить их успехом.
Перед тем как принять это решение, я обдумывал его, проходя мимо Банка Англии. Я перешел дорогу, миновал колоннаду Королевской Биржи и попал на Корнхилл.
Корнхилл шла в подходящем направлении, и я двинулся по ней. Довольно скоро я очутился в землях незнаемых. Лиденхолл-стрит? Я никогда не забредал так далеко на восток. Но именно на восток мне и было надо.
До сих пор мне попадалось очень мало людей, но ситуация изменилась. Чем дальше я шел, тем больше их появлялось. Они бродили по улицам, сидели у дверей доходных домов, выбирались из пабов и мьюзик-холлов, подпирали фонарные столбы, прятались в темных переулках. Выглядели они в основном весьма прискорбно.
Я видел совсем малюток и множество юнцов не старше меня. Некоторые просто слонялись вокруг, как бродячие собаки. Другие, похоже, неплохо проводили время со своими приятелями, подшучивая друг над дружкой. Каждый из них был бос, без куртки и одет в лохмотья. Им не стоило находиться на улице в такой холод и дождь, но я подозревал, что им попросту некуда больше пойти.
Некоторые из юнцов носили башмаки и куртки, но у большинства не было ни того, ни другого. Женщины повязывали голову платком, чтобы защититься от дождя. Мужчины носили шляпы с полями, опущенными столь низко, словно им категорически не хотелось, чтобы кто-нибудь видел их лица. Зонтов не было решительно ни у кого, так что я обрадовался, что потерял свой.
Даже без зонтика покрой моих одежек делал меня слишком заметным. Головы поворачивались, когда я проходил мимо, парни окликали меня, некоторые пристраивались рядом, но я ускорял шаг и оставлял их позади.
Они просто развлекаются, твердил я себе. Никто не хочет причинить мне вреда.
Матушка любила называть подобный люд «горемыками». Дядя Билл, когда пересказывал мне с глазу на глаз истории про Потрошителя, смотрел на это с другой стороны. Для него «горемыки» были «безбожным сборищем головорезов, шлюх, подонков и оборванцев», завшивленных, разносящих ужасные болезни и готовых с радостью кому угодно перерезать глотку за полпенни.
Я склонен считать, что матушкин взгляд смягчался добротой ее сердца, в то время как дядя Билл был озлоблен своею службой, а истина должна быть где-то посередине.
Люди вокруг меня выглядели достаточно «горемычными», но не могли же все они быть подонками и шлюхами! Я прочел достаточно, чтобы распознать в большинстве из них честных тружеников скотобоен, доков и пошивочных мастерских. Были среди них и разносчики, извозчики и мусорщики. Они делают тяжелую, грязную работу и зарабатывают жалкие гроши, только и всего.
Продвигаясь вперед, я не мог удержаться от волнения. Может, у дяди Билла и испорченный взгляд на вещи, но это не значит, что он кругом неправ.
Я внимательно смотрел по сторонам.
Как позднее скажет мне Джон МакСуин: «Смотри внимательно, Вилли. Ты должен заметить беду прежде, чем она заметит тебя».
Все что я высмотрел, так это девчонка, уткнувшаяся в фонарный столб. Ее кудрявые волосы совсем слиплись от воды. Она выглядела старше меня, но ненамного. Если бы не опухшие глаза с синяками, она была бы вполне ничего. На ней было длинное платье и шаль, накинутая на плечи. Когда я приблизился, она оттолкнулась от столба и сделала шаг в мою сторону.
Я резко остановился.
Это может быть одна из тех шлюх, про которых говорил дядя Билл.
Внутри у меня все перевернулось.
Рассудив, что самым мудрым будет поскорее улепетнуть, я кинул взгляд на противоположную сторону улицы. Однако там торчал безногий тип, привалившийся к стене. На глазу у него был повязка, а во рту торчала бутылка. Гнаться бы он за мной не стал, но идея приблизиться к нему восторга у меня не вызвала.
Так что я продолжил идти прежним курсом.
Девица подошла вплотную ко мне. Я остановился и одарил ее такой широкой улыбкой, что заболели губы.
Затем я сделал шаг в сторону, надеясь миновать ее. Она шагнула в ту же сторону и ухмыльнулась.
Куда это ты так спешишь? спросила она. Я с трудом разобрал, что она говорит, потому что звучало это примерно как: «Кда то тк спши?» От нее сильно разило пивом.
Боюсь, что я заблудился. Я пытаюсь найти Тут меня одолели сомнения. Вообще бы не следовало каждому встречному-поперечному сообщать, что я ищу полицейский участок. Я иду на Леман-стрит, сказал я ей. Это далеко отсюда?
Леман-стрит, говоришь? Отлично, Сью отведет тебя прямо туда, верно?
Как только я сообразил, что она сказала, у меня скрутило живот.
О, право же, это совсем ни к чему. Вполне достаточно, если ты просто скажешь мне
Но она подошла ко мне вплотную, схватила меня за руку и потащила за собой. Перемешанный с пивным перегаром сладкий цветочный аромат духов норовил забить мне нос.
Да все нормально! протестовал я.
Вот ты, ты молодой франт, и ужо будь уверен, ты не поладишь с такими, кто изувечит тебя и бросит помирать, ты этого не хочешь. Сью проводит тебя, и мы скоренько попадем туда, куда тебе надобно.
Спасибо, но
Сюда, сюда. Она направила меня за угол.
Мы оказались на улочке, теснее всех встречавшихся ранее. Некоторые газовые фонари не работали, оставляя большие провалы черноты. По обе стороны стояли доходные дома, многие с выбитыми стеклами. В некоторых окнах мерцали огоньки. Я краем глаза замечал людей, стоящих в дверях, подпирающих стены, бродящих в темноте впереди.
Коль скоро уж меня занесло в такое место, я был рад компании.
Как тебя зовут? спросила Сью.
Тревор.
Ну как, Тревор, нравлюсь я тебе? Она потянула меня за руку, так что та коснулась выпуклости ее груди.
Не желая ее обидеть, я не отнял руки.
Ты очень добра, сказал я.
Она рассмеялась гортанным смехом.
Добрая, говоришь? Ты миленький юный франт, да притом и храбрец. Она повернулась ко мне, и ее пивное дыхание коснулось моей щеки.
Я красивая?
Ее лицо было сейчас лишь размытым пятном в темноте, но я с легкостью вызвал в памяти ее образ под фонарем. Наверное, я бы согласился с тем, что красивая, даже будь она похожа на лошадиную задницу. Чтобы ее не расстраивать.
Вполне красивая, сказал я.
Ты же хочешь пойти ко мне, теперь хочешь?
Пойти?
Я не вполне понимал, к чему все идет, но порядком струхнул. Во рту у меня пересохло, а сердце забилось так сильно, что я начал задыхаться.
Уже очень поздно. И я действительно спешу. В любом случае, спасибо тебе.
Ой, экой ты застенчивый.
С этими словами она потащила меня по переулку.
Нет, пожалуйста, протестовал я, не думаю, что