Я сел на кровати. Одеяло съехало до пояса. Я был без рубахи и, судя по ощущениям от постельного белья, без штанов.
Потрошитель уставился на меня с видом явно заинтересованным.
Тебе не стоит покидать койку, сказал он. Это подарок для леди.
А тебе лучше бы не причинить ей вреда, если ты сам себе не враг.
Она бросила на меня дикий умоляющий взгляд, как будто в надежде, что я угомонюсь и не буду убит в ее присутствии.
Я бы не стал меня раздражать, заметил Потрошитель, находись я в вашем рискованном положении. Я сильно тобой недоволен. С огромным удовольствием я бы спустил с тебя шкуру и насладился твоими воплями.
А я с огромным удовольствием вспоминаю, как укоротил тебе нос, ответил я.
Его верхняя губа приподнялась. Он с силой ударил девушку кулаком в живот. Воздух вырвался у нее изо рта, она дернулась и села на кровати. Он дернул ее за волосы, уложив головой к себе на колени. Лицо у нее покраснело, она задыхалась, ловя ртом воздух.
Это мне по нраву, сказал он.
Намек был ясен. Если я выкину что-нибудь, что ему не понравится, злость он выместит на ней.
Полагаю, у тебя есть имя, обратился он ко мне.
Тревор. Тревор Веллингтон Бентли.
Какое благородное имя для подлого хулигана.
Я прикусил язык.
Кто я такой, осмелюсь полагать, тебе известно, Тревор.
Джек Потрошитель.
Браво! Умница. Совсем уж начистоту зовут меня Родерик Уиттл. А этот прекрасный кусочек Труди Армитэдж, американочка. Труди согласилась играть роль Беспомощной Пленницы во время нашего путешествия. Ты имеешь честь находиться на борту ее семейной яхты «Истинная Д. Лайт». Ужасно умно, не находишь?
Я предпочел промолчать и просто глазел на него.
Он глазел на меня.
Спустя некоторое время, он проговорил:
Ты устроил мне славную гонку, юный Тревор. Я вполне созрел для того, чтобы вырезать тебе сердце, но все хорошо, что хорошо кончается, как сказал бы Шекспир. Ты сослужил мне хорошую службу, приведя сюда. Меня уже начало припекать, и я рассматривал возможность морского путешествия, а ты привел меня к подходящему средству для этой затеи. Здесь нет необходимого запаса продовольствия для задуманного мною плавания, но зато в наличии экипаж и заложник. Он провел рукой по густым каштановым волосам Труди и улыбнулся ей. Они были готовы отплыть с приливом, Труди и ее жених, и крепко спали, пока папенька был занят последними приготовлениями. Папеньку мне пришлось отправить на тот свет.
Когда он произнес эти слова, Труди заморгала и глаза ее наполнились слезами, а подбородок задрожал.
Нож постучал ее по голове.
Будет, будет, нечего проливать слезы по папеньке. Он теперь у Бога и у рыб.
Она плакала все сильней, задыхаясь и трясясь, пока слезы катились по щекам.
Мне было очень жаль ее, ведь я-то знал каково это лишиться отца. Но это и рядом не валялось с тем, что этот Родерик Уиттл задумал с ней сделать.
Она была очаровательной девушкой, едва ли старше двадцати и выглядела крепкой и здоровой. Широкобедрая и широкоплечая, с большой грудью, которая колыхалась в такт ее рыданиям. Я поймал себя на том, что созерцаю, как колышется эта грудь, и быстренько отвернулся.
Не то чтобы ее вид меня возбудил. Не после того, что я видел в комнате у Мэри.
Я наблюдал, как Уиттл гладит волосы Труди.
И приходил в ужас от того, что могло роится в его голове.
Куда мы направляемся? спросил я, намереваясь отвлечь его.
Он взглянул на меня:
В данный момент мы спускаемся по Темзе. Изначально пункт назначения Кале. Верно, Труди?
Она кивнула и всхлипнула.
Однако, французский я знаю прескверно. Было бы довольно глупо обосноваться там, где местные жители не говорят на моем языке. Нет, такое место не по мне. Вместо этого я с гораздо большим удовольствием попытаю счастья в Америке.
В Америке?!
Уверен, что ты о ней слышал. Колонии же.
Это три тысячи миль отсюда!
Почти. На самом деле чуть подальше.
Нам не пересечь океан в это время года!
Этот человек сумасшедший. Впрочем, это ясно и без лишних слов, если знать, что он делал с женщинами. Я решил не заострять на этом внимание. Стараясь говорить как можно спокойнее, я спросил:
Это судно достаточно велико для подобного путешествия?
А как, по-твоему, оно добралось до наших замечательных островов?
Мы пересекали океан летом, сообщила Труди, перестав на секунду хлюпать носом. И Майкл Мы с отцом помогали ему. Ему было бы не справиться без нашей помощи.
Что и доказывает мою дальновидность в решении сохранить жизнь юному Тревору. Ты когда-нибудь был в море? спросил он меня.
Я покачал головой.
Не переживай. Ты быстро схватываешь, и у нас было достаточно возможностей убедиться в том, что ты проворен и силен. Возложим на тебя двойные обязанности моего слуги и помощника Майкла. Не сомневаюсь, ты справишься с блеском.
Я прикинул, что да как. Если идея увидеть Америку мне даже нравилась, то идея быть заточенным на судне в компании Уиттла отнюдь нет. Больше же всего я хотел вернуться к матушке. Она уж нынче с ума сходит от волнения. Если я насильно буду втянут в плавание, то пробуду в море целый месяц и она решит, что я исчез навсегда или погиб, прежде чем я смогу найти хоть какой-то способ сообщить ей, что это не так.
Попытавшись пересечь Атлантику в ноябре, на борту судна не более пятидесяти-шестидесяти футов от носа до кормы, с командой в составе меня и некоего Майкла, мы, вполне вероятно, закончим тем, что сядем к водяному в приказ.
Даже если нам повезет выжить в океанском плавании, Уиттл наверняка разделает нас на мелкие кусочки, как только мы увидим землю.
Ни за какие коврижки он не отпустит нас.
Перспективы вырисовывались чрезвычайно мрачные, за исключением одного обстоятельства. Он решил сделать меня помощником, а связанным я делать ничего не могу.
Я вытащил связанные руки из-под одеяла.
Когда мне приступать?
Он засмеялся.
Майклу понадобиться помощь, объяснил я. Ты же не хочешь, чтобы он посадил нас на мель или еще куда-нибудь, правильно?
А еще я не хочу, чтобы ты сиганул за борт. В стремлении Майкла к сотрудничеству я полностью уверен. Он влюблен в Труди и знает, что я мигом, так сказать, упокою ее, стоит ему меня рассердить. Я полностью ему доверяю. По крайне мере, до тех пор, пока держу Труди в пределах досягаемости моего клинка. Однако для тебя она никто и звать ее никак.
Я не хочу, чтобы ты причинял ей вред.
А я, само собой, причиню, если ты доставишь мне неприятности. Тем не менее, сердечной привязанности к ней у тебя нет. Ты вполне можешь рискнуть ею ради собственной свободы.
Я так не поступлю, ответил я. По сей день не знаю, правду сказал или нет.
Я отчаянно желал освободиться от пут и выбраться на палубу, откуда я смогу прыгнуть за борт и поплыть к берегу. Но если это будет стоить жизни Труди тогда не знаю.
Но от этого выбора я был избавлен.
Уиттл сказал:
Ты останешься в каюте вместе с нами до тех пор, пока мы не окажемся в открытом море.
С этим было не поспорить. Один протест с моей стороны, и он снова ударит Труди, а то и еще что похуже.
Я снова лег, натянул одеяло до шеи и повернулся спиной к ним обоим. Настоящим счастьем было бы заснуть, но я был слишком взвинчен. Кроме того, голова у меня болела после удара, которым папаша Труди меня наградил.
Он хорошенько меня ударил, но я-то убил его точно так же, как если бы нож держала моя рука. Он себе готовился отплыть во Францию вместе с дочерью и зятем, а я привел к нему Потрошителя. Этот груз давил на меня. Я убеждал себя, что он сам виноват, потому что вырубил меня. Если бы он не так лихо орудовал дубинкой, я бы успел его предупредить. Вместе мы наверняка скрутили бы Уиттла.
Конечно, я влез к нему на яхту перед рассветом, голый по пояс и с ножом в зубах. Картина маслом. Когда подгреб Уиттл, никаких сомнений в рассказе о том, как он был подло атакован мною на улице, не возникло, и старик без раздумий позволил ему взойти на борт, чтобы схватить меня.
Если бы я выбрал другую лодку, Труди, ее отец и Майкл сейчас плыли бы в Кале.
Я навлек на них несчастье.
Все это время я изо всех сил боролся с желанием расплакаться. Это бы дало Уиттлу бесконечную пищу для издевательств, а кроме того, я не хотел, чтобы Труди приняла меня за плаксу.
Я думал, что она ненавидит меня за появление Потрошителя в их жизни.
Именно тогда я поклялся ее спасти.
Глава 8
ВЕРЕВКИ
Тревор? Тревор?
Ласковый тихий голос разбудил меня, значит в конце концов я заснул. Хотя я знал, что зовет меня вовсе не матушка, на мгновение мне показалось, что я дома, в собственной постели.
Но мои руки и ноги были связаны, кровать раскачивалась и ходила подо мной ходуном. Это довольно быстро напомнило мне, где я нахожусь и как сюда попал.
Открыв глаза, я перевернулся. Была ночь. Кабина была освещена мутным светом масляной лампы.
Уиттл ушел.
Труди лежала, укрытая одеялом, виднелось только ее лицо.
Где он? спросил я.
Пошел на камбуз за едой.
Что он оставил нас в покое, я, конечно же не поверил. Но с единственным членом экипажа, Майклом, и нами связанными, ему оставалось либо добывать еду самостоятельно, либо сидеть голодным. Я надеялся, что он захватит что-нибудь и для нас. Одна мысль об этом заставила мой пересохший рот наполниться слюной, а живот заурчать.
Нам надо что-то предпринять, сказала Труди.
Я сел, сбросив постельное белье на грудь. Оно немного согревало мне спину, но сейчас было не то время, чтобы беспокоиться о холоде. Слегка вздрогнув, я приступил к изучению каюты. Она была узкая, достаточно длинная, чтобы вместить две койки, с обеих концов находились стены. В стене возле моих ног была дверь.
Куда она ведет? спросил я.
На корму, ответила Труди. Она тоже села на кровати. Одеяло упало на колени. Я мог заметить, что она по-прежнему связана, руки прикручены веревками к бокам. Мы в носовой каюте. Камбуз на корме.
За этой дверью?
За ней гальюн, затем кают-компания, затем камбуз.
Я не совсем понял некоторые слова, но решил, что она пытается сообщить мне о том, что Уиттл ушел довольно близко к другому концу лодки.
Он расспрашивал о наших запасах, сказала Труди. Он хочет горячего. Так что ему придется провозиться там какое-то время. Поди сюда и развяжи меня.
Ну протянул я.
Шевелись!
Есть возможность отсюда выбраться?
Не узнаем, пока не попробуем. Давай, не время для вопросов.
На мне ни единой тряпки, мэм.
Делай, что я сказала.
Часть моей симпатии к Труди тут же испарилась. Для несчастной беспомощной девицы она слишком сильно корчила из себя командира.
Но, пораскинув мозгами, я понял, какой шанс спастись нам выпал. Было бы позорно упустить его из-за моей скромности. Так что я вскочил с кровати и встал на ноги. Прикрывая интимные места, я стал прыжками пересекать пространство между нашими кроватями. Прежде чем подскакивающему полу удалось меня свалить, я упал на колени.
Воздух не на шутку студил меня, но я сжал зубы, чтобы не стучать ими и наконец-то добрался до Труди.
Руки у меня были связаны так, что я мог свободно орудовать пальцами. С их помощью я решил развязать узел, плотно прилегающий к животу Труди. Переплетение пеньковых веревок было тверже железа. Дрожащими пальцами я ухватил его, руки соскользнули, я попытался снова.
Попробуй зубами.
Я уперся в нее лицом и вцепился зубами в узел. Сквозь ночную сорочку от нее исходило приятное тепло. Я мог чувствовать ее дыхание. Постаравшись не думать о ней, я сосредоточился на деле.
Узел чуть-чуть подался.
Я продолжал дергать. Зубы у меня заболели, но я чувствовал, что он подается. Убрав голову, я стал ковырять узел пальцами, пока он не развязался окончательно.
Труди освободила руки от веревок. Сбросив покрывала в сторону и наклонившись вперед, она принялась распутывать лодыжки. Пока она занималась этим, я грыз узел на своих запястьях. Вскоре он поддался, и руки мои были свободны.
Сидя на холодных досках между кроватями, я сражался с веревкой на лодыжках.
Все это было похоже на гонку, кто управится быстрее. Но по правде говоря, целью гонки было освободиться от веревок раньше, чем вернется Уиттл.
Не думаю, чтобы я представлял, что мы будем делать, когда развяжемся.
Скорее всего нас убьют чуточку быстрее, чем в том случае, если нам это не удастся.
Труди высвободилась раньше. Я все еще распутывал лодыжки, когда она вскочила с кровати и бросилась к двери.
Черт побери! выругалась она. Он ее запер.
Глупо было бы не запереть. Я сорвал веревку и встал на ноги. Пока Труди стояла ко мне спиной, я сдернул с кровати одеяло и обмотал его вокруг себя. Может, нам удастся выломать ее, предположил я.
Он услышит шум.
Она подошла ко мне. Я отступил на несколько шагов и наблюдал, как она разглядывает нечто похожее на люк в потолке. Она отодвинула запор и толкнула его вверх.
Куда он ведет? спросил я
Это лаз на носовую палубу. Она, кряхтя, толкнула его еще раз.
Дай-ка я туда залезу.
Бесполезно. Он заперт снаружи.
Майкл же может его открыть?
На это она ничего не ответила, зато принялась молотить в люк обеими кулаками. Для девушки, возражавшей против шума от вышибания двери, она производила очень уж мощный грохот.
Я сомневался, что из этого выйдет что-нибудь путное. Даже запертый под палубой, я мог слышать всевозможные звуки, доносящиеся снаружи: удары волн о корпус, хлопанье парусов, скрип мачт, свист ветра в снастях и прочий грохот, стук и лязг. Если Майкл не прижимает ухо к люку, то надежды на то, что он услышит удары Труди, маловато.
С другой стороны, Уиттл их тоже не услышит.
Пока она продолжала молотить по люку, я встал на колени на ее кровати и проверил иллюминатор. Он был не настолько велик, чтобы через него удалось выскользнуть наружу, так что я даже не стал пытаться его открыть. Вместо этого я приник лицом к стеклу.
Я смог увидеть лишь бушующие волны и ни одного лучика света от другого судна или с берега.
Не верится мне, что мы все еще плывем по Темзе, сказал я.
Она прервала свой стук для того чтобы ответить:
Конечно нет, глупышка. Мы в проливе.
От таких новостей я отпрянул от иллюминатора. Нечего было и думать о том, чтобы покинуть судно и доплыть до суши.
Пытаясь приободрить себя, я подумал, что на «Истинной Д. Лайт» непременно должна быть спасательная шлюпка или что-то вроде того. Хотя это не сильно меня приободрило. Даже если нам удастся выбраться наружу, Уиттл доберется до нас прежде, чем мы сможем спустить на воду такое суденышко.
Я подумал, что Труди не столь дальновидна, поскольку она продолжала колотить в люк.
Прекратила она тогда, когда яхту неожиданно тряхнуло, отчего я впечатался лбом в иллюминатор, а Труди швырнуло на меня. Она оттолкнулась, отлетела назад и шлепнулась на другую койку.
Я обернулся.
Он наверняка скоро вернется, сказала Труди.
Боюсь, что так.
Она покачала головой и вздохнула. Потом сказала:
Лучше тебе связать меня.
Что?
Свяжи меня снова.
Мы еле-еле развязались.
Да, только отсюда не выбраться. Нельзя, чтобы он увидел, что мы пытались бежать.
Она метнулась через проход, наклонилась и схватила одну из веревок.
Давай.
Я встал. Одной рукой я придерживал одеяло, а другой схватился за ручку люка, чтобы не свалиться с ног.
Труди села на кровать и скрутила себе ноги. Она швырнула мне веревку со словами:
Давай быстрее.
Нет.
Что ты сказал?
Нет. Я не собираюсь опять связывать тебя.
Сделаешь, как я сказала, мальчик.
Меня тошнит от споров с женщинами. Помимо всего, это пустая трата времени. Но Труди начала допекать меня своими командирскими замашками. Я сказал:
Если у тебя нет идеи получше, чем выскочить через дверь, нечего было настаивать, чтобы я развязал тебя в первый раз. Теперь мы развязаны и не в полной власти Уиттла. У нас есть преимущество внезапности. И нас двое против одного.
Не будь дураком.
А я тебе говорю, будем биться.
Что ты вообще знаешь? Ты же ребенок.
Я уже дрался с ним и у меня неплохо получилось. Это я отхватил гаду нос, если хочешь знать.