Глава десятая
Три дня кряду я стараюсь забыть происшествие в кафе. Ну как происшествие. Скорее недоразумение. Два человека друг друга не поняли. По крайней мере, я не понял, чего от меня хотел Горазд, а он, в свою очередь, зря рассчитывал на мое понимание. Как-то так.
Но у меня отвратительное чувство, что что-то изменилось. И даже не так. Изменилось вообще все. Привычное утратило смысл, а бессмысленное обрело очертания. Не могу выразить иначе. И хоть я делаю вид, что все по-прежнему, я лишь строю хорошую мину при плохой игре.
Не идет из головы вопрос Горазда: Что вы готовы отдать взамен? Этот вопрос не ставит меня в тупик, потому что у меня есть на него ответ: всё. Я не смогу продешевить, потому что для меня не существует вещей, наличие которых компенсирует недостаток писательского успеха. Я видел тех, кто совершенно не заслужил его, а при этом каждый день давал интервью. Живые классикипрестарелые дельцы с полным собранием занудных сочинений наперевес. Или 25-летние юные дарования, которым вручают денежные премии, а на следующий день арестовывают в наркопритоне. Я, слава богу, не из их числа. И что-то мне подсказывает, что это проблема.
Но важнее не то, что я готов отдать, а то, что я хочу получить взамен. Я грежу наяву. О новых книгах, интервью, хвалебных рецензиях, литературных премиях, экранизациях, автограф-сессиях. Хочу всего и сразу: денег, славы, счастья. Хочу не зависеть от грандов и грантов, не жалеть средств, распоряжаться свободным временем. Хочу чтобы моим мнением интересовались. И не кто попало, а, допустим, Ургант. Почему нет. Хочу жить как и где хочу. Хочу хотеть. Хочу чистосердечно ненавидетьтех, кто когда-то был выше и сильнее меня, и за это я уважал их и пресмыкался перед ними. Хочу иметь на это право.
Извините, но мы закрываемся, ко мне причаливает официант. Он весь в прыщах, будто ему в лицо выстрелили картечью. Зачем его взяли сюда работать? Вид его рожи портит аппетит.
Я поднимаю на него глаза, но он продолжает выжидающе улыбаться. Другой официант хватает его под локоть и оттаскивает в сторону. Хоть один вменяемый субъект в этом гадюшнике. Я слышу, как он шепчет незадачливому коллеге: Ты что, ты что, это же Стеблин!
Затем рядом со столиком возникает администратор заведения и сообщает, что они, разумеется, работают до последнего клиента.
Тем более, это касается таких клиентов, как вы, господин Стеблин, прибавляет он.
Или вот еще что.
В этом году, говорит ведущий, премия за выдающиеся заслуги перед литературой не соответствует своему названию.
Зал ахает, но оратор делает успокаивающий жест.
Дело в том, что заслуги нашего лауреата выходят далеко за пределы литературы. Его влияние распространяется не только на искусство, но и на всю человеческую историю. Ведь нельзя сказать, допустим, что изобретение железной дорогиэто исключительно прорыв в области транспорта. Это товарообмен, коммуникация, чай в фирменных подстаканниках, в конце концов.
Зал хихикает.
Я приглашаю на эту сцену человека, который прокладывает рельсы из литературы прямиком в будущее. Человека, знакомством с которым мы будем хвастаться перед нашими детьми и внуками. Я даже не буду вскрывать конверт с именем лауреата, потому как уверен, что в нем написано. Премию за выдающиеся заслуги в области литературы получает
И дальше я не слышу ничего, потому что меня оглушают аплодисменты.
И последнее.
Какой бы совет вы дали начинающим писателям? спрашивает журналистка.
Мы в стильно оформленной студии под прицелами телекамер. Я сижу, закинув ногу на ногу. Журналистка отсвечивает улыбкой.
Я бы посоветовал начинающим писателям не начинать.
Неужели?
Шучу, но в каждой шутке только доля шутки. Я поясню. Если бы вы, я резко наклоняюсь в ее сторону, она слегка краснеет, если бы вы знали, что на протяжении двух недель вам придется взбираться отвесно вверх, преодолевая перепады высот, поскальзываясь на уступах, обдирая колени, рискуя умереть от обморожения и любого неосторожного шага, а все ради того, чтобы на пике безымянной горы сделать селфивы бы пошли на такое?
Очень сомневаюсь.
И правильно делаете. Потому что есть много гораздо менее экстремальных поводов прославиться. Писательствоэто тот же альпинизм. Если бы вы знали, сколько восхождений закончилось неудачей, разочарованием и глупой гибельювы бы с места не сдвинулись.
Звучит не слишком оптимистично.
Ну уж как есть.
Тогда у меня еще один вопрос.
Я слушаю.
Я, если честно, не успела прочитать вашу книгу. Не могли бы вкратце рассказать, о чем она?
Она о э-э ну, в общем
В этот момент я очнулся от грез и спросил себя, а что бы я такого мог написать, чтобы получить премию за заслуги и по такому поводу попасть на рандеву с белозубой журналисткой. Вот этого я не знаю. Но это неважно. Мечты важнее. Ониотправная точка для самой безнадежной реальности. Если я могу мечтать, я могу все остальное. И вот эта странная, необоснованная надежда появилась во мне сразу после нашей встречи с Гораздом. И это было жутко. Ведь я реалист. Или даже пессимист. Вера в чудопустая трата времени. Но некая инородная мысль твердила, что миражи не морок, а лишь предвестие будущего.
Ну а что, подумал я. Ведь мечтать не вредно.
Глава одиннадцатая
Думал ли я когда-нибудь о самоубийстве? Конечно. В последние месяцы я думал о нем в разы чаще. Понимал, что я надоел не только самому себе, но и окружающим. Почему бы не оказать нам всем такую услугу? Сложно сказать, что меня остановило. Хотя нет, просто. Как ни странноГоразд. Ведь я понимал, что это будет ему на руку. Что он только порадуется. А радовать этого ублюдка не входило в мои планы.
В этом смысле мое заточение и неизбежная гибельпрекрасный компромисс. Вроде как я делаю все возможное, чтобы избежать поражения и смерти, с другой стороны, кто на моем месте сумел бы победить? Но мне все равно мучительно страшно представить, как все произойдет. Это изматывает. Я бы предпочел знать точную причину предначертанной смерти. В этом случае мне было бы проще ее вообразить. Кажется, это называется негативная визуализация. Отличное упражнение, кстати, помогает смириться с грядущими утратами и жизненными сложностями.
Идиллияэто пять небоскребов разной высотности. Они напоминают пятерню утопленника, что бесполезно хватает воздух над водной гладью. Корпус, в котором я нахожусь, носит порядковый номер пять, но вообще-то, у каждого из корпусов есть свое название. Sator, Arepo, Tenet, Opera, Rotas. (Положа руку на сердце, я не удивлен, что проект провалилсяхуже было бы только использовать в качестве названий ведьмовские заклинания.) Так вот я нахожусь в Opera. Не знаю, почему Горазд выбрал именно этот вариант, но полагаю, что скрытый смысл в этом есть. Считаю, что такими методами Горазд компенсирует собственную бессмысленность.
Если зашел разговор о метафорах, то происходящее со мнойодна большая метафора. Но как ее истолковать? И следует ли сделать это сейчас, когда большая часть колоды лежит рубашкой кверху? В моем случае лучше рано, чем никогда. Что ж, первое, что приходит в головуэто избитая фаустовская аналогия. Я, (правда, сам того не желая) заключил контракт с дьявольской сущностью. Сущности иногда не мешает принимать душ и в целом быть более современным, но это детали. Согласно контракту, я становлюсь мировой знаменитостьюуспех, богатство, все дела. В обмен на это я обязуюсь написать книгу. Нет, не такКнигу. Книгу о чем? Об этом в контракте не сказано. Видимо, любую книгу. Видимо, эту книгу. Сразу вопрос: на кой она сдалась дьявольской сущности? Типа, пиар? Ну, во-первых, пиар-то черный, а во-вторых, откуда было знать, что я стану писать именно на эту тему, а не про глобальное потепление.
Ладно, едем дальше. Неисполнение контракта приводит к штрафным санкциям, самая неприятная из которыхсмерть. Всего-то? Никакой это не Гете, а в лучшем случае Маринина. Не знаю, как вам, а по мне, вся эта мефистофельская тягомотина отдает отрыжкой. И смерть в таких условияхдичайший шарж и китч, я не хочу быть к этому причастен. Но приходится, ничего не поделаешь.
Как бы то ни было, все, что вышевступление. Цветочки, так сказать. А вот и ягодки подъехали. И если угодно, то была барабанная дробь. Недаром ведь глава-то одиннадцатая.
Глава двенадцатая
Связь паршивая, я слышу Хасана через слово.
Он смею уверить конце недели?
Нет-нет, Хасан, мне нужно встретиться с тобой.
мной? Я не если будет да?
Ни черта непонятно.
Слушай, дело срочное. От этого многое зависит. Я могу приехать к тебе в офис?
Лучше обстановка давай буду полтора часа.
Где будешь?
У тебя.
Терпеливо жду. Я больше не в состоянии носить в себе этот груз. Груз под названием Горазд Знатный. Прямо сейчас я собираюсь поделиться своей ношей с человеком, который этого не заслужил. И оно ему, строго говоря, не надо. Ведь я мог ничего не сообщать о своих подозрениях. Мало ли что мне там почудилось в словах Горазда. И потом, это не моя обязанностьследить за тем, чтобы никто не узнал о Доносчике. Я исполнитель. Разве сторож я заказчику моему? Но все-таки надо, надо рассказать хоть кому-то о проделках Горазда.
Хасан вызывает меня на выход ровно полтора часа спустя. Дьявольски пунктуальный тип. У него скромный, но надежный универсал. Я влезаю внутрь.
Прошу прощения, чинно раскланивается он, что не могу принять тебя в офисе, причина банальна: у меня нет офиса. Точнее, это мой офис. Он хлопает рукой в кожаной перчатке по рулю. А заодно и столовая, должен признаться. Кстати, хочешь кофе?
Хасан предельно уверен в себе, на должности помощника гранда он как влитой. Не знаю, через какие кастинги и собеседования гранд добыл его себе, но повезло ему крупно.
Мы трогаемся в сторону ближайшего кофе навынос.
Если несложно, просит Хасан, то двух словах: что за секретность?
Никакой секретности, я просто не хотел поднимать панику раньше времени.
А ты в панике? он косится на меня.
Я не отвечаю. Мы занимаем длинную очередь из автомобилей. Красный сигнал светофора впереди напоминает тлеющий сигаретный окурок. Скрипят дворники. На заднем сиденье джипа, стоящего в соседнем ряду, мечется ретривер с высунутым языком.
До кофейни мы добираемся только спустя полчаса. Парень за стойкой уважительно поглядывает на эффектную бороду Хасана.
Как ухаживаете? не выдерживает он.
Что, простите?
За бородой. Ну там, масло, лосьоны, сыворотки.
Всего лишь генетика, ухмыляется Хасан. Мой предок воевал за Шамиля во время Кавказской войны, так про него рассказывали, что он своей бородой задушил трех царских солдат во время побега из каземата.
Парень сглатывает.
А потом, продолжает Хасан, использовал ее как факел, чтобы осветить себе путь через горные катакомбы.
Сахар? спрашивает парень.
Про него говорили, что его хоронили отдельно, а его бороду отдельно, потому что она не влезла в гроб.
В салоне универсала Хасан стягивает перчатки, долго принюхивается к кофе, словно подозревает, что в отместку за выходки его кавказских предков ему подсыпали яд.
Это серьезно было про катакомбы? спрашиваю я.
Нет, конечно. Сам не знаю, что на меня нашло.
Еще одно подтверждение того, что Хасан мог бы писать отличные книги вместо гранда.
Что стряслось? спрашивает он.
Сначала спрошу, запрягаю я. Если бы, допустим, кто-то посторонний узнал о наших планах насчет Доносчика, то что?
Хасан наконец пробует кофе, долго молчит и кажется, что сейчас он пустится в рассуждения о достоинствах и недостатках напитка.
Будь добр, говорит он, чуть конкретнее. Кто этот кто-то и что именно ему известно?
Мимо универсала несутся скейтеры. В такую-то погоду.
Сразу скажу, что вероятнее всего это ложная тревога, но все-таки. На днях я познакомился с одним литературным агентом. Точнее, он представился как литературный агент. Он пригласил меня на встречу, чтобы договориться о сотрудничестве. Мы так ни о чем и не договорились, но в процессе обсуждения он сказал примерно следующее: Вы же не собираетесь браться за эту халтуру?
Что он имел ввиду? настораживается Хасан. Доносчика?
Я тоже так подумал, но
А у тебя на примете есть еще какая-то халтура?
Боюсь, что нет.
Черт, говорит Хасан и хватается за телефон.
Но ведь это какая-то ерунда, возражаю я сам себе. Откуда он мог знать?
Хасан разыскивает кого-то в телефонной книжке. Скейтеры мчатся в обратную сторону.
Имя? говорит Хасан.
Горазд Петрович Знатный.
Горазд? удивляется он.
Хасан нажимает на вызов, ждет.
Аида, говорит он в трубку, добрый вечер, ты где?.. Я буду через двадцать минут Да, срочно Да, горит Да, не жить не быть Да, кровь из носу Да, аврал Да, не потерпит Хорошо.
Мы снимаемся с якоря, углубляемся в крепнущий сумрак зябкого вечера. Хасан не говорит ни слова. Его кофе остывает в подстаканнике. У меня чувство, что я подвел его и гранда, но это не так. Однако прискорбно то, что мне не стало легче. Да, теперь Горазд Знатный не только моя головная боль, но разделившись надвое, он не стал слабее, а напротив увеличил степень своего присутствия в окружающем пространстве. Он как зараза, что передается лингвистическим путем. Я жалею, что втянул в это Хасана.
Мы останавливаемся возле слепяще яркой вывески элитного ресторана. С момента разговора с Аидой прошло восемнадцать минут. Я же говорю, дьявольски пунктуален.
От входа отделяется квадратичный верзила и под усиливающимся дождем подходит к универсалу Хасана. Тот приоткрывает окно.
Это стоянка для гостей ресторана. У вас заказан столик?
Нет, спокойно отвечает Хасан.
Тогда попрошу вас занять другое место. За углом есть стоянка. Рядом с химчисткой.
Хасан смотрит на верзилу снизу вверх. У того по лысине стекают капли дождя.
Мне нравится именно это место, произносит Хасан.
Верзила склоняется ниже, заглядывает в салон. Мы встречаемся взглядами. Мне чудится, что сейчас он замахнется и выбьет стекло лбом.
Вы кто такие? спрашивает верзила.
Хасан берет паузу, а потом говорит нечто совсем уж неуместное.
Мы те, кто не будет парковаться возле химчистки.
Верзила подпирает щеку языком, бросает взгляд на заднее сиденье, будто опасаясь увидеть там гранатомет или что похлеще, а потом распрямляется и отступает ко входу.
Хасан набирает Аиду.
Сейчас она будет, сообщает он мне.
Молчим.
А если бы он стал угрожать? спрашиваю я и киваю на верзилу, который караулит вход.
Пришлось бы рассказать ему о моем предке со смертоносной бородой, вздыхает Хасан.
Аида появляется спустя пятнадцать минут. Все это время я жду, когда секьюрити не выдержит и вновь примется качать права. Девушка запрыгивает на заднее сиденье. Пахнет спиртным. Мы разворачиваемся к ней вполоборота с передних сидений.
Хасан, что у тебя за труповозка? Ты на кладбище подрабатываешь? На катафалк похожа.
Это Аида, знакомит нас Хасан. А это тот самый Стеблин.
Аида не реагирует на того самого Стеблина. Она настроена на иной лад.
Хасан, ты мне такое свидание обломал, ты бы знал. У него костюм от Бриони, он играет в сквош, позавчера жал руку Собянину.
Аида замещает директора в Бестселлере, говорит мне Хасан, не замечая выпадов девушки.
Бестселлерэто издательство, которое работает с грандом.
Ты позвонил, говорит Аида, в тот момент, когда он поинтересовался, откуда у меня такой шикарный загар. Ты понимаешь, Хасан?
Аида курирует проект Доносчика, говорит Хасан. Курировала, точнее.
Не поняла, мигом трезвеет девушка. В каком смысле курировала?
Потому что Доносчика, судя по всему, не будет.
Серьезно?
Да. Ты должна это услышать.
Хасан кивает в мою сторону и я начинаю свою печальную повесть о вечеринке писателей, знакомстве с Гораздом, нашей встрече в безымянном кафе.
Он сказал: Вы же не собираетесь браться за эту халтуру?вновь пересказываю я слова Горазда, и у меня возникает ощущение, что я маленький мальчик, который жалуется родителям на угрозы сверстника.
В салоне повисает пауза. Дождь хлещет по капоту. Верзила стоит под навесом и не отрывает от нас взгляда.
Так, говорит Аида, я пошла. Может быть, он еще не успел доесть салат.