На задворках чужого разума - Ника Митина 2 стр.


Я спокойно прошла к лифтамникто даже не поинтересовался, куда я иду. Нажала кнопку нужного этажа и быстро прошла в нужное мне крыло. Довольно скоро отыскала номер мужчины и постучалась. Никто не открывал. В нетерпении стала отстукивать ногой по полу. Еще несколько раз интенсивно постучаларезультат нулевой. В раздражении я стала дергать ручку двери, неожиданно та открыласьнадо же, в этой шараге даже не электронные ключи, а хозяин, видимо, забыл запереться изнутри.

Я осторожно переступила порог. В нос ударила омерзительная вонь, и я машинально натянула ворот куртки на нос. Я позвала жильца по имени, никто мне не ответил. Решив пройти чуть дальше, я переступила порог комнаты и встала, как вкопанная. Мужчина лежал рядом с кроватью в луже рвотыкажется, собственной. Я облокотилась на косяк, как тут тело внезапно вздрогнулооткрыло налитый краснотой глаз, вперившийся прямо в меня, и вдруг свирепо зарычало.

Тут же в моей голове возникли картинки из прошлого, меня начало мелко-мелко колотить, а в ушах зазвенело. Лоб мгновенно покрылся испариной, а сердцебиение ощущалось в самом горле. Тело швырнуло в меня валяющуюся рядом бутылку из-под какого-то горячительного, только я не смогла понятьбыло ли это сейчас, или это мое прошлое снова достало менядаже здесь, в настоящем. Я уронила папку с документами и начала бегопять этот вечный бег, но Боже, куда же я все-таки бегу?

Глава 3. Анамнез

Психопат

Я не испытывал эмпатии к людям с самого детства. Сначала я сам этого не осознавал: как все дети, я подражал взрослым, своим родным. В том числе, их проявлениям чувств. Но пришло время, и я понял: я имитирую эти чувства, но я их на самом деле вовсе не испытываю. Однако, имея весьма острый ум, даже в детстве на уровне какого-то подсознания я сразу догадался, что обнародовать обнаруженный факт не стоит. Подтверждение этой мысли я получил после одного досадного прокола, о котором не люблю вспоминать. Но неприятная ситуация научила меня не открываться окружающим.

Я не испытывал никакой приязни ни к кому, но со временем я стал превосходно разбираться в механизмах возникновения и развития чувств. Я умело их изображал, а также я мастерски начал манипулировать другими, пользуясь их слабостями. Ведь чувствани что иное как слабость.

С каждым новым годом другие стали вызывать во мне не просто индифферентность. Презрениевот что я чувствовал по отношению ко всем вокруг. Глупые люди, страдающие от глупых надуманных проблем. Но как мне это было на руку и как помогло в жизни! Как просто управлять безвольными марионетками, которые постоянно готовы пустить слезу или размазаться из-за абсолютно не существующих и выдуманных трудностей. Смешно, но именно эти бесхребетные существа сами позволили мне построить сытую и размеренную жизнь. Впрочем, как и всем остальным, кто понял жизнь. Миром могут властвовать лишь бесчувственные.

Но еще задолго до того, как эти слюнтяи невольно помогли мне стать тем, кем я стал, у меня появился новый интерес. Меня невольно будоражила мысль: что будет, если по моей вине кого-то из этих людишек не станет? Однако физическая расправа никак меня не привлекала. Это грубо, это пошло. Нет, я придумал кое-что другое. Нечто более леденящее душу.

Соблазн появился у меня лет в пятнадцать, а с ним и идея. И первой жертвой стала безумно влюбленная в меня девушка. Поначалу я ей подыграл, ответил на ее неловкие попытки объясниться и быть рядом. Я говорил то, что она хотела услышать от меня, а сам смеялся. Как же я смеялся внутри себя! Она была счастлива, но недолго. А через не самый долгий промежуток времени ее не стало совсем.

Девушка Н.

Я сидела на полу в каком-то закутке, а перед глазами у меня пробегали отрывки из памяти, которые я пыталась прогнать вон, закопать, выброситьчто угодно, лишь бы никогда снова не возвращаться к этому. Долгое время у меня получалось отлично, но теперь прошлое вырвалось наружу и не отпускало меня.

Мне восемь, и в меня летит табуретка, которую в белой горячке швырнул отчим. Я уворачиваюсь, но кончик деревянной ножки все равно по касательной проходит по руке, и на ней остается занозатабуретка старая, самодельная, не доведенная до ума. Я плачу, бегу к входной двери, распахиваю ее и выскакиваю в подъезд, а оттудана мороз, в одном лишь только домашнем платьице.

Мне одиннадцать. У меня день рождения, и я надела свою лучшую праздничную блузку, а к нейюбку в складочку. Я жду друзей и молю Бога, чтобы хоть раз в жизни все прошло нормально. Вечертакая сборная солянка, вместе и мои приятели, и их родители. Все идет нормально, я даже чувствую себя счастливой, но в разгар невероятного, по моим детским представлениям, пиршества, отчим напивается и внезапно начинает грязно ругаться. Как апофеозон возвращается из туалета, забыв надеть штаны. И нижнее белье. Такого позора я никогда больше в жизни не испытывала. Детижестоки, в подростковый период особенно. Кажется, после этого я растеряла всех своих немногочисленных друзей.

Мне семнадцать. Дождавшись, пока отчим накидается до отключки, я беру заранее собранную сумку со своими весьма скромными пожитками и выскальзываю в раннее-раннее утро. Я говорю себея не вернусь больше никогда, я ни за что больше не переступлю этот порог.

Мне девятнадцать. И данное самой себе слово приходится нарушить. С трудом мои контакты разыскала бывшая соседка и настоятельно попросила приехатьотчим перестал выходить из квартиры, а по этажу распространялся ужасный запах. Я говорила, что меня ничего больше не связывает с тем местом, но она начала меня стыдить, и внезапно во мне разгорелось невероятное чувство вины. И я приехала. Отперла дверь ключом, который почему-то так и не смогла выбросить, вошла внутрь, а по пятам за мной шел вызванный той же соседкой участковый.

Перед дверью в комнату отчима я закрыла глаза и несколько раз глубоко вдохнула, чуть не скончавшись от омерзительной вони. Я так не хотела переступать порог и открывать веки, но я это сделала. Перед моим взором было раздутое тело полуголого отчима, который лежал в луже собственной рвоты. Эта картина была настолько омерзительна, что поверьте, я никогда не хотела бы видеть ее вновь.

Но вот сейчас в моем настоящем спустя уже лет восемь после этого она возникла как наяву и никак не хотела исчезать. Я рыдала, я просилане знаю даже, когочтобы это прошло. Но это никак не проходило. Вокруг бродили люди, мне что-то говорили, но я не слышалав ушах стоял гул, как и в тот день, уже много, по моим меркам, лет назад.

Девушка М.

Мать куда-то ушла. Я посидела некоторое время на диване. Потом решила приготовить к ее приходу обеди так все время орет на меня, хоть немного подмажусь к ней. Вытащила из холодильника продукты и приступила. Периодически я немного залипала и отвлекалась.

Наверное, именно поэтому пока занималась делами, потеряла счет времени. Тут пришла мать. Скинула с себя куртку и зарулила в кухню.

 Я обед сделала,  ровным тоном сообщила я.

 Запах странный,  вместо благодарности мать сморщилась. Подошла к плите, открыла кастрюлю. И встала, как вкопанная.

 Что готовила-то?  отмерев, спросила мать.

 Суп,  безмятежно ответила я.

 Суп Да тут плавают хлопья овсянки, неочищенная луковица и полусырое мясо,  сдавленно произнесла она. Некоторое время нерешительно переминалась с ноги на ногу и сказала:

 Я записала тебя к врачу. К хорошему. На следующей неделе пойдем.

 Ага,  индифферентно ответила я. Мне было неинтересно. Надо же, напортачила с супом, как же так. Я пожала плечами и ушла в комнату. И тут это впервые началось. Я услышала голос. Он звал меня и что-то шептал. Я пока не могла разобрать, что шепчет мне голос, но от этого шепота по всему телу шли мурашки.

Психопат

Мы встречались всего восемь месяцев. Через два месяца я начал то, что задумал. Я внезапно исчезал. На несколько дней, иногда даже на неделю. Она звонила, звонила безостановочно. Когда я появлялся, она плакала и кричала, что так нельзя. Я приводил железобетонные доводы, мол, она не праваи в итоге она сама начинала верить, что закатила истерику на пустом месте. О ссорах я мастерски рассказывал общим знакомым: сокрушенно говорил, что моя девушка очень ревнивая и несдержанная.

При этом я продолжал намеренно доводить ее до точки кипения, а когда ее гнев вырывался наружу, я умудрялся обернуть его на нее же. Все вокругдаже она сама!  стали принимать ее за истеричку и неврастеничку. Самое смешноетак вскоре стали думать и ее родители, и они даже просили меня о помощи. Побудь с ней рядом, наставь на путь истинный. С жаром пятнадцатилетнего влюбленного я уверял их, что всегда буду рядом с ней, ведь не смогу без нее жить. Но, какая ирония, жить не смогла она.

Однажды утромэто был выходной денья сидел на кухне и пил кофе, наслаждаясь насыщенным вкусом и ароматом напитка. Родителей в этот момент дома не было, так что я мог полноценно посвятить это утреннее время себе. Но мое уединение прервал настойчивый, тревожный звонок. Со мной связался ее отец и сообщил, что она в больнице. Пыталась выброситься из окна, но после падения еще дышала. Я, как подобает любому на моем месте, сорвался в больницу. Там, увидев лица ее родителей, я сразу понял: мой проект увенчался успехом. А ведь в те годы самоубийства были чем-то из ряда вон выходящим, редким явлением. Я испытал ликование, восторг, адреналин, но внешне мое лицо отображало замершую скорбь.

Боже, меня потом еще и жалели. Очень долго жалелия и из этого почерпнул много полезного. Жалостьпрекрасная вещь, люди готовы многое простить и немало дать тем, кого они жалеют. А еще я понял, что причинение такой болиединственное, что вызывает во мне эмоции. Очень темные, очень дрянные. Но невероятно манящие. Мне нужна была новая жертва.

Глава 4. Перекресток

Девушка Н.

Не знаю, как долго я так просидела. Из закутка, в котором я пряталась, меня вывела уборщица. Провела в какую-то каморку, привела в чувство горячим чаемв каком-то ступоре я сообщила ей контакты мужа, она позвонила ему, и через час мы уже вместе ехали домой. Всю дорогу я тупо молчала, хотя внутри у меня все бурлило: мне было страшно и больно, скелеты, которые я так долго и упорно пыталась спрятать в шкафу, вывалились оттуда и придавили меня своей тяжестью.

При всем этом мне было дико стыдно: я ведь убежала, так и не выполнив поручений. Того хужея оставила папку с документами в номере у этого дегенерата. Я никогда еще так не проваливалась. Очевидно, меня ждут неприятности на работе. Конечно, я обрисую ситуацию по-своему. Скажу, что испугалась угрозы, исходящей от пьяного человека. В конце концов, документы можно будет отправить ему экспресс-почтой, а подписанные вернуть таким же способом обратно. Да, это потеря времени, и меня за это ждет головомойка. Но я уверена, этому типу его выходка обойдется гораздо дороже, могут даже уволить и поставить на его место более ответственного человека. Так что вряд ли для меня разбор полетов будет таким уж страшным.

Но меня больше пугало другое. Моя реакция на ситуацию. Впервые в жизни я потеряла контроль над собой. К тому же при абсолютно посторонних людяхчто подумает обо мне та уборщица, которая привела в чувство? Кто еще видел мой приступпостояльцы, сотрудники? Сохранят ли в тайне или разболтают, и обо мне пойдут слухи? Не радовало и то, что вытаскивать меня пришлось супругуи так отношения у нас натянуты дальше некуда. Все это угнетало меня, и я ехала домой, боясь произнести хоть слово.

Муж тоже молчал. В абсолютной тишине мы поднялись в квартиру, машинально по очереди сходили в душ и тупо уселись на диване. Молчание угнетало. Наконец, он его нарушил:

 Так больше нельзя. С тобой уже давно просто невозможно жить, а сегодняшний срывпоказатель того, что тебе сносит крышу. С этим нужно что-то делать.

 Что же?  у меня нет сил что-то объяснять. Я никогда не рассказывала мужу подробности о своем детстве, он знал, что эта тема мне неприятна и не расспрашивал, за что я была благодарна. Но у любой медали есть обратная сторона: теперь я не смогу ничего объяснить, он не поймет.

 Я не знаю. Может, позаниматься с профессионалом. Твои истерики невыносимы. Ты портишь жизнь себе и мне. Что-то нужно менять. Твои бесконечные придирки не дают мне жить, а теперь твои тараканы мешают тебе работать. Кстати, может, объяснишь все-таки, из-за чего ты закатила скандал?  поинтересовался муж.

 Это не скандал,  устало отозвалась я.  А впрочем, ты все равно не поймешь.

 Ну что ж, как хочешь. Не поймуэто правда, я очень давно тебя не понимаю. В общем, тебе надо подумать, и очень серьезно,  с этими словами он ушел в другую комнату. Меня внезапно заполнила ярость. Вспышка гнева разгорелась и никак не хотела затухать. Я схватила с журнального столика керамическую кружку и что есть мочи швырнула ее об пол. Ненавижу. Как же я ненавижу свою жизнь.

Психопат

Через некоторое время после ее смерти мне стало скучно. Я начал размышлять, что бы нового придумать, кем бы еще поиграть. В какой-то момент в голове промелькнула мысль, что это, наверное, ненормально, но желания что-то исправлять и идти наперекор своим потребностям у меня не было. Напротив, во мне появился интерес исследователя.

Не только к процессу манипулирования людьми, но и к себе. Я захотел разобраться в том, что отличало меня от остальных. Но не потому что я желал быть на них похожим, ни в коем случае. Как раз наоборотя должен был стать абсолютно неуязвимым, самым сильным, самым умным.

Самое смешное, что никто и не подозревал, какого демона они вводят в свое окружение. Меня считали чуть ли не идеальным. Хотя, конечно, так на самом деле и есть, но ведь обычные люди не могут в полной мере оценить того, кто над ними возвышается.

Так вот, вернемся к моим пристрастиям. Я начал искать новую жертву. И вышло это довольно легко. Происшествие с первым экземпляром случилось как раз в последний год обучения в школе. Я уехал поступать в столицу, это было разумным и правильным, с какой стороны ни посмотри. Простаки из моего окружения подбадривали меня и одобрительно кивали головоймол, молодец, не стоит себя хоронить вслед за глупой девочкой с нестабильной психикой.

Не скажу, что поступление было легким, но заявляю откровенно: у меня выдающийся интеллект и хорошая память, с учебой особых трудностей никогда не было, и я поступил. Мне дали место в общежитии, ио, да!  там-то я и встретил новую жертву. Нас поселили в комнаты по три человека, и с одним из соседей я сдружился. Точнее, это он так думал.

Я всегда общаюсь с людьми максимально вежливо и корректно, а потому многие считают меня доброжелательным и даже дружелюбным. На деле это просто личина, маска. Поначалу я просто думал вести себя сдержанно, так как кто знает, какие знакомства и когда могут понадобиться. Но в процессе общения с моим новымдля краткости все-таки буду называть его другомя понял, что он отличный кандидат на роль жертвы.

Он был мятущийся, вечно во всем сомневающийся, погрязший в страхах и тревогах нюня и нытик. Ужасы, через которые когда-то прошли члены его семьи, впитались в него с молоком матери. История вообще-то интересная: он был из семьи диссидентов, которых впоследствии реабилитировали, но близкие этих людей знали, почем фунт лиха. Он, разумеется, появился на свет уже позже, когда гайки не были закручены так плотно, но в его окружении царили параноидальные нравы полного недоверия всему и вся. И, развиваясь в такой атмосфере, юноша вырос пугливым, нервнымв общем, с покалеченной с детства психикой и в ожидании появления неких мифических врагов.

По складу личности он подходил просто идеально. Но в этот раз я решил сильно не спешить. В первый раз все получилось как-то спешно, но то была лишь проба пера. Я даже не успел насладиться своим величием, провести тонкую и изящную игру. Но в этот раз я планировал сделать по-другому. Итак, я снова вышел на свою молчаливую охоту.

Врач

Я смотрел на пациентку, которую в рамках благотворительной программы привела ее мать. Та поначалу хотела остаться в кабинете, но я попросил ее выйти. Мы договорились, что она будет сопровождать девушку на приемы, и если появится такая необходимость, я приглашу ее поучаствовать в сеансе. Сейчас же я хотел поговорить с самой страждущей, тем более, ее мать в общих чертах объяснила мне суть дела, и я уже примерно предполагал, что именно передо мной.

Девушка выглядела рассеянно. Она была такой же некрасивой, неухоженной и невзрачной, как и ее мать, разница между ними была лишь в возрасте. Пациентка смотрела какими-то бесцветными и блеклыми глазами в мою сторону, но абсолютно сквозь меня. На вопросы отвечала несколько заторможено, и казалось, ее не интересует вовсе, что происходит вокруг, зачем она здесь, почему ее о чем-то спрашивают: она была вся в себе. Но отвечала послушно.

Назад Дальше