Ваша мама говорила мне, что в последнее время у вас проблемы с памятью. Не могли бы вы описать ваши ощущения на этот счеткак проявляются провалы, когда возникают, как вы осознаете, что забыли о чем-то, что чувствуете в этот момент?
Да, такое стало часто. Я что-то сделаю, а потом оказываетсянадо не так, безмятежно ответила она.
Например? мягко уточнил я.
Забыла, как варить суп. Что класть и когда. Такая гадость вышла, без особых эмоций сообщила пациентка.
Вас это обеспокоило?
Сначала да. Но потом они мне все объяснили, все так же медленно ответила она. Они? Какие они? Я повторил этот вопрос вслух.
Они друзья, тихонько сказала девушка. В ее серых блеклых глазах читалось, что она все еще где-то очень далеко отсюдаскорее всего, она там уже навсегда.
Какого рода друзья? Как вы с ними общаетесь? уточнил я.
Они у меня в голове, без всякого удивления констатировала пациентка. Что ж, примерно чего-то такого я мог ожидать. Тут она уточнила:
Сначала мне казалось, он один. Но потом я расслышалаих несколько.
Эти друзьячто они обычно вам говорят? Как они вас успокоили?
Они сказалиэто все неважно. Важно совсем другое.
Важночто?
Я другая. Я избранная. Какая разница, с чем там не получился суп. У меня есть предназначение.
И какое же, они сообщили? поинтересовался я, попутно делая пометку в ежедневнике и протягивая руку за рецептом. Впервые за время нашей беседы ответом мне стало молчание.
Девушка Н.
Я нашла специалиста. Приемы у него стоят недешево, но меня так напугало то, что со мной произошло, что я готова была отдать любые деньги. После того случая я не могла больше спокойно спать: меня мучили кошмары, как только голова касалась подушки, в ней тут же всплывали образы покойного отчима, причем картинка с каждым разом становилась все хуже, чем в реальности, намного более гипертрофированной. Я просыпалась и боялась даже попытаться заснуть снова; ночь стала моим мучением.
Я абсолютно истощилась и за пару недель даже похудела на пять килограммов. Я привыкла к гадкому ощущению, когда сердце бьет в набат в постоянном тревожном предчувствии чего-то страшного. Когда я уже не могла сопротивляться усталости, я проваливалась в беспокойный сонон ничуть не помогал восполнить силы, наоборот. Мне стало казаться, что жизнь кончилась. Я записалась на первый в жизни прием к врачу-психиатру, я нашла довольно известного специалиста с хорошей репутацией, который лечил не только медикаментозно, но в комплексе с психотерапией.
На встречу я шла, как на заклание. Я знала: мне сейчас придется расковырять уже покрывшуюся коркой болячку, и мне будет плохо. За пять минут до назначенного часа я стояла у кабинета. Вскоре дверь открылась, я увидела человека возрастом, наверное, в районе пятидесяти лет. Он поприветствовал меня кивком головы и жестом пригласил войти внутрь. Лицо его показалось мне вполне располагающим для приватной беседы, и пружина в моей груди немного ослабла. Я зашла в помещение и бегло осмотрелась.
Стол, за ним офисное кресло. На столе компьютер, лампа, часы, ежедневник, несколько ручеквесьма изящных, тонких, я бы подумала, скорее, что они принадлежат женщине, а не мужчине. Поблизости от стола стоят друг напротив друга два удобных кожаных кресла: очевидно, одно для врача, второедля клиента. Вдоль стены расположен стеллаж с книгамитруды известных психиатров, а также, как я смогла заметить, несколько книг самого владельца кабинета. На другой стене висят копии диплома, каких-то сертификатов и благодарностей.
В целом, обстановка комфортная. Я села на краешек кресла: не люблю разваливаться в незнакомых местах, как у себя дома. Хотя я знаю, что это все специально для наибольшего удобства клиента, но мне так лучше. Врач, взяв со стола ручку и ежедневник, сел напротив меня.
Я вас слушаю, что привело вас ко мне?
У меня проблемы, неуверенно начала я. Как-то глупо все это говорить вслух, мне вдруг на секунду показалось, что я принимаю участие в какой-то абсурдной пьесе, зачем я вообще сюда пришла? Как в плохом кино все происходит. Но врач поощрил меня кивком и заявил:
Не стесняйтесь, рассказывайте. Излагайте, как получается, дальше я начну уточнять детали, которые будут важны.
Хорошо, я набрала побольше воздуха и стала довольно путано рассказывать о случившемся. Аналитик периодически кивал и иногда делал пометки в своем ежедневнике. Когда я замолчала, он начал беседу.
Эти воспоминанияфлешбэкибывали ли у вас раньше в каких-то стрессовых ситуациях?
Вроде нет, неуверенно ответила я, пытаясь припомнить. Нет, не бывали.
Вы очень подробно описали некоторые моменты из жизни с вашим отчимом. А какие отношения у вас были с другими родственниками?
У меня больше никого не было, с тоской в голосе ответила я. Врач слегка повел бровями и спросил:
Как вышло, что из родных у вас остался только отчим?
Ну, мне было очень нелегко. Я крайне не хотела вспоминать эту часть своей биографии, мой отец бросил мать еще до моего рождения, он не признал меня. Она вскоре вышла замуж за отчима, тот официально меня удочерил. А потом она умерла, я была совсем маленькой. Несчастный случай, авария. Бабушек-дедушек тоже не было, они умерли до моего появления на свет. И дальше я жила с отчимом. Пока не ушла из дома.
Как он к вам относился? Он всегда пил?
Сколько я себя помню, горько усмехнулась я, ну то есть он не пил постоянно и беспробудно. Но это, тем не менее, было регулярно. Когда он был трезвым, он все обязанности родителя выполнял. Но я его стеснялась и ненавидела. Потому что он не мог быть нормальным. Он не мог не пить ну хотя бы неделю.
Он вас обижал в пьяном состоянии? Я имею в виду намереннобил ли, было ли в семье насилиефизическое или, может быть, моральное? спросил аналитик. И в таком духе прошел весь час консультации. Под конец беседы мне было сказано, когда прийти вновь: по словам врача, теперь мне предстояло делать очень кропотливую работу. С его помощью.
Глава 5. Время действовать
Психопат
Я медленно и очень аккуратно нащупывал болезненные точки своего глуповатого приятеля. Со стороны мы были обычные закадычные друзья по университету. Ходили в развлекательные заведения, насколько это было возможно для студентов, готовились к сессиям. Иногда устраивали совместные свидания с девушками. Я не спешил. Я растягивал удовольствие.
Параллельно я, конечно же, обдумывал свое будущее. Удовольствия удовольствиями, но надо как-то закрепляться в городе, и делать это пока я учусь, чтобы потом было проще. Путь я выбрал самый простойрешил найти какую-нибудь одинокую старушку, втереться к ней в доверие и убедить завещать мне квартиру. Оставался один вопрос, где бы найти такой клад. Впрочем, озарение пришло быстро. Я устроился волонтером в организацию, которая как раз помогала одиноким старикам. Помогать стал и я. Порой меня буквально тошнило, когда я оказывался рядом с очередным немощным созданием, за которым должен был ухаживать, но я терпел. У меня был четкий план, и я понимал, ради чего делаю все это.
За свои труды я был вознагражден. Как-то раз меня попросили помочь сухонькой и невероятно древней старушке, которая, к большому моему удивлению, была вполне себе в уме и здравии, но вот физический труд давался ей уже очень сложно. Я вошел в ее квартиру и понялэто то, что надо. Украдкой я навел справки и понял, что она на этом свете абсолютно одна. Всего лишь за пару посещений я очаровал ее окончательно и бесповоротно, и она уже стала просить, чтобы на подмогу ей отправляли именно меня. Я в красках описывал ей свою жизнь, говоря о трудностях и невзгодах, с которыми мне пришлось столкнуться. Рассказал я ей и о своей покойной девушке, естественно, умолчав, что я приложил руку к ее смерти. Бабушка охала и страшно за меня переживала, подбадривала, пыталась, как ей казалось, отвлечь меня от тягостных воспоминаний.
А через некоторое время с помощью юриста она составила завещание. В мою пользу. Все складывалось отлично. Соседи знали меня и начали считать кем-то вроде внука старушки, а я и рад был поддерживать сложившуюся так удачно репутацию. Не гнушался помогать и остальным жильцам дома, чтобы все знали: я несчастный и очень одинокий молодой человек, который так любит людей и так добр к окружающим. Свой образ я старательно лепил на протяжении нескольких лет. И когда это мнение окончательно закрепилось, я понял, что здесь пора приступать ко второй части моего плана. Мне уже порядком надоело жить в общежитии с соседями без всякого личного пространства. Пора было поторопить события.
Девушка М.
В последнее время я разговариваю только с ними. Этот врач, к которому меня упорно таскает мать, прописал какие-то таблетки. Они не заглушают голоса. Хотя мать на это надеялась.
Я же убедилась. Ничто не может их заглушить. Я избрана. Это лучшее доказательство. Это то, что они постоянно мне говорят. Они велели ждать указаний, и я жду. Я почти перестала выходить из дома, даже в магазин. Зачем. Все равно по дороге все забуду. Да и вообще зачем эти привычные обряды. Я даже зубы чистить перестала, какое там дело до зубов, если я особенная. Я бы и в душ не ходила, но мать периодически заставляет. Она стала меня раздражать, сильно. И врач этот, кстати, тоже. Но я не буду на них отвлекаться.
Моя жизнь была нелепа и бессмысленна. Я работала на самой непыльной и ненапряжной работе, но даже оттуда меня прогнали. Я была никем. Меня ни разу никто не любил. У меня не было денег. Не было красоты. Не было таланта. Теперь я важна. Все еще увидят. Обязательно увидят.
Девушка Н.
Я снова сидела на приеме у психиатра. Понемногу начинала привыкать. После первого раза мне было очень плохо. Я пришла домой совершенно без сил и очень долго плакала навзрыд. Я так старательно прятала свои воспоминания в недра своей черной души, я хотела сделать вид, что этого не было. Я пыталась обмануть себя и свой разум, пыталась притвориться, что со мной такого не было, я чиста, и этих грязных и беспросветных эпизодов в моей жизни не было. Я отрицала очевидное.
После нескольких сеансов эта буря немного улеглась. И сегодня я решила упомянуть об этом. Я сказала:
А знаете, после первого посещения мне было очень плохо. Мне пришлось признать, что моя жизнь не такая, какой я всегда хотела ее слепить. Что в ней были те вещи, которые я хотела забыть и даже полностью отрицала их существование.
А в какой момент вы стали их отрицать? И почему именно так хотели не просто пойти дальше, а именно полностью вычеркнуть эти эпизоды из вашей жизни? склонив голову, спросил врач. Я помялась, но решила быть честной. В конце концов, помощь нужна мне. Много ли будет толку, если я стану вратьтолько запутаюсь еще больше и застряну в этой трясине безнадеги.
Когда мне было лет 10-11 я начала стыдиться отчима. Я начала уже что-то понимать, и мне приходилось краснеть за него. Кроме того, если в детстве еще какие-то друзья у меня были, с каждым годом их становилось все меньшеведь подростки жестоки, они начали издеваться надо мной. Я перестала подпускать кого-то близко. Мне было очень неприятно дома, и не хотелось переживать все это еще и в школе.
Вы сказали про 10-11 лет. А до этого моментакак вы относились к отчиму? поинтересовался аналитик.
Ну, я немного смешалась, когда он напивался, становился неприятным человеком. Я даже постепенно стала понимать, в какие моменты стоит убежать на улицу и как долго нужно гулять, чтобы он не докапывался до меня. Но вообще-то тогда я не испытывала к нему ненависти. Мне было очень обидно в те моменты. Но когда он трезвел, всегда раскаивался. И вел себя ну, как отец, вконец стушевавшись, заявила я. Мне показалось, что на лице врача я увидела удовлетворение, но может, просто показалось. Он сказал:
А теперь давайте вернемся к тем чувствам, что вы испытали после первого сеанса. Что это были за чувства?
Мне было больно. Я испытывала тревогу, ненависть, страх. И стыд, последнее слово я сказала очень тихо.
Чего же вы стыдились?
Что я его забыла. Что выкинула из памяти, как никчемного и гадкого человека. Который испортил мне всю жизнь.
Но отчего бы вам стыдиться, если он действительно испортил? подкинул вопрос врач.
Потому что все на самом деле не так, из моего рта вылетела эта фраза, и мне показалось, что она придавила меня мертвым грузом.
Психопат
В ложкелекарство, в чашкеяд. Древний постулат, который слышали даже школьники. Правда, травить я никого не собирался, вовсе нет. Но я всегда был любознательным и понимал, что некоторые весьма популярные и безрецептурные лекарства могут при определенных условиях ухудшить здоровье человека. Значительно.
А удивит ли кого-то, что старый и немощный человек стал чувствовать себя хуже? Полагаю, нет. Это ведь такой закономерный и естественный процесс. Вот только мне немного надо было его ускорить. Я начал подсыпать моей подопечной некоторые доступные к покупке в обычной аптеке и весьма популярные препараты, которые сильно ухудшали ее самочувствие.
У нее начались довольно сильные болито голова, то в груди что-то беспокоит, то отказываются худо-бедно работать и другие части тела. Она мне жаловалась, а я ее утешал и успокаивал, внутренне ликуя. Кстати, жаловалась она многим знакомымбабушка была довольно разговорчивая, постоянно висела на телефоне, общалась с соседями, главным образом, а еще с другими представителями волонтерской организации, которые приходили к ней до меня.
Когда я встречался с соседками на подъездной лестнице, они шепотом справлялись о здоровье приятельницы, качали удрученно головами и безмолвно вздыхалимол, близится ее конец. В волонтерском центре, где люди искренне полагали, что я привязался к старушке и переживаю, меня постоянно приятельски-участливо похлопывали по плечу, как бы говоря этим жестомне унывай, мы с тобой.
Я же вел свою игру. Читал старушке по вечерам Библию, и мы долго беседовали на темуа есть ли что-то за чертой. А однажды как бы случайно я в разговоре подвел тему под разговор об эвтаназии. В том ключе, что это благо, но оно почему-то во многих странах запрещено, хотя это единственный вариант обрести покой для тяжело больных. Я не мог не заметить, как в процессе беседы в уставших глазах моей собеседницы зажегся какой-то огонек. Я перевел разговор.
Но с того дня неоднократно у нас случались похожие разговоры, где мы рассуждали о том, возможно ли попасть в рай после эвтаназии. Я горячо отстаивал точку зрения, что человек не создан был для страданий, что всевышний милостив и всепрощающ.
Я действительно думаю, что человек не создан для страданийя уж точно. В остальном жеполагаю, нет ни рая, ни ада, и подобные беседы для меняпустая софистика. Но для моей подопечной это были беседы утешения. Ей становилось все хуже и хуже, она почти не вставала с кровати, но разум ее был ясен.
И вот однажды я с еще одним волонтером привез ей продуктов, необходимые лекарствамы принесли несколько коробок круп с запасом, дотащили их до нужного этажа. Я, отдуваясь, открыл дверьу меня давно был ключ, так как подопечная моя уже ходила с очень большим трудом. На мое приветствие из коридора она не отозвалась. Мы с другим волонтером переглянулись и пошли искать старушку.
Она находилась в кресле на кухненаверное, ей было трудно добраться туда из спальни самой. С первого взгляда как живая, но тело ее уже остывало. Рядом стояла пустая бутылочка из-под сердечных капель, а подле нее лежала записка. В ней она кратко благодарила меня за то, что скрасил ей последние дни. Напоминание, что квартиру она завещала мне. Уверения, что жизнь ее была прекрасна, но больше боли она не вынесет, и потому ей пора уходить.
Глава 5. Приходите на сеанс
Врач
Эта девушка вновь сидела передо мной, наладить с ней какой-то контакт было довольно трудно, но тем и интересно. Я провел с ней уже несколько сессий и выяснилось, что она страдает слуховыми галлюцинациями, а также бредовыми идеями о своем особом предназначении. Причем она так и не могла ответить на вопрос, в чем оно заключаетсяпо ее словам выходило, что голоса ей заявили: онамессия, но что именно сокровенного в ее предназначении, пока не объяснили.
Свидетелем того, как некие они, которых она считала друзьями, снова приходят к ней, я уже несколько раз стал лично. Глаза ее в этот момент стекленели, она будто бы отключалась, а когда снова возвращалась в реальность, просила повторить заданный мною вопрос. Я с первого же ее посещения выписал ей ряд медикаментов, кстати, надо бы уточнить у ее матери, принимает ли ее дочь все по предписанию. В процессе бесед с ней я пытался понять, может ли она и ее «предназначение» представлять какую-то угрозу для окружающих. Еще после первой нашей беседы я предупредил ее мать о серьезности психического расстройства. Она долго охала, ахала и просила об одномлишь бы не госпитализировали.