Что может быть хуже ожидания? В этом плане Алексею Андреевичу повезло. Только раз водили его длинными коридорами к следователю. Дело было ясное, и в следующий раз, через неделю после ареста, он уже спускался на первый этаж, в зал суда.
Зал суда полупустовал. Правда, сюда допускались только родственники подсудимых, но, судя по числу тех и других, родственники на этот раз водились не у всех. Соотношение было примерно 20 к 30. Скамья позора всех не вмещала, и к ней добавили вторую. «Здесь судят оптом», подумал Старыгин. Ему стало жаль тех несчастных, которые, как и он, не видят в зале знакомого лица, не ощущают поддержки. «Кого за что, а нас судят за одиночество!» Однако прокурор, он же адвокат (эту двойственность его роли подчёркивала надетая на нём мантия, одна половина которой была чёрной, а другаябелой), был иного мнения.
Ну-с, граждане бородачи, сказал он, как вы уже поняли, все вы проходите по одному делу. Как прокурор, я обвиняю вас в нарушении закона о внешнем виде граждан. Только не говорите мне, что вы ничего не слышали об этом законе, существующем 10 лет, или что у вас сломалась бритва, что вы были пьяны или сошли с ума. Это вам не поможет. Напротив, это усугубит вашу вину, поскольку, выдавая детский лепет за серьёзное оправдание, вы тем самым проявите такое же неуважение к суду, какое проявили уже к закону. Уверяю вас: ослов здесь нет, кроме тех, кто сидит на скамье позора. Законопослушный гражданин, не имея бритвы, находит тысячу других способов, как привести себя в порядок. Откуда берутся неестественно красные подбородки и щёки? Люди прибегают к щипчикам, выжигают заразу огнём, терпят боль, но соблюдают правила приличия. А вы решили, что бородаэто пустяки, и как-нибудь обойдётся. Нет, законэто не пустяки! Сегодня вам лень побриться, завтра вы выйдете из дома в тапочках, послезавтра справите свою нужду в подъезде или в трамвае, а через неделю убьёте человека. На что вы надеялись? Разве у вас есть знакомые, которые были бы арестованы по этому делу, а затем отпущены? Таких примеров нет и не будет! И нет вам оправдания!.. Как адвокат, ищу смягчающих обстоятельств, но на фоне ваших волосатых рож все мои доводы выглядят жалкими и надуманными. Слишком наглядна ваша запущенность, ваша вина, и мне ничего не остаётся, как умыть руки. Единственное, что я сумел сделать для вас, я уговорил уважаемых судей разнообразить ваше наказание и предоставить право выбора вам самим, точнее, провидению. Вы часто упрекаете земной суд в несправедливости и жестокости и противопоставляете ему суд небесный. Что ж, пусть вами займётся рок, а мы посмотрим, что вы ТЕПЕРЬ запоёте! Итаклотерея смертей! Впрочем, сразу скажу: один из вас вытянет билет жизни, но остальные ему не позавидуют, так как свои дни он проведёт в клетке зоопаркав назидание подрастающей молодёжи. Остальных ждёт богатый выбор. Нам пришлось поднять мировую историю казней и жертвоприношений, пойти на немалые материальные затраты, чтобы подготовить соответствующие орудия, но в результате все вы умрёте по-разному. Ни один из 30 предназначенных вам билетов не повторяет другой. В списке, например, есть такая прелесть, как «полёт на ядре». Есть «распятие» и кто-то почувствует себя Христом. А кто-то вспомнит старую добрую Русь, когда будет сидеть на колу. Одному из вас мы дадим покататься на автомобиле без тормозов. Ну и так далее. Всего не перечислишь. А теперь милости просим поочерёдно к этому барабану (на столе судей появился прозрачный барабан со свёрнутыми бумажками). Как поётся в песне, «барабан не плох, барабанщикбог». Раз! и ваша судьба в ваших руках.
Поочерёдно они подходили и вытягивали билеты. И, возвратясь на скамью, разворачивали их. И по скамье прокатилось волнение. Шептались и переговаривались заинтересованно, как дети, получившие подарки.
У тебя что?
Расстрел.
Тебе повезло! А у меня четвертование.
Как сказать. Сам знаешь, какие сейчас стрелки.
Некоторые вскакивали с мест и громко возмущались: «За что? Вы не имеете права! Дайте мне другой билет!» Но удар дубинкой успокаивал всякого недовольного. А прокурор-адвокат сказал: «Я же сказал: вас судит бог. И все претензиик нему».
Сидящий рядом бородач обратился к Старыгину:
Слушай, ты не знаешь, что это за фигня?
Старыгин взял у него билет и прочёл: аутодафе.
О! промолвил он. Мужайся, брат, тебя сожгут на костре.
Прежде чем развернуть свою участь, он мысленно взмолился: «Только бы не зоопарк! Не за этим я сюда пришёл. Всё что угодно, только не зоопарк!» И поначалу обрадовался, когда увидел, что это смерть. Но поняв, КАКАЯ смерть, горько усмехнулся. В билете значилось: отравление спиртным. «Вот она, ирония судьбы! подумал он. С чем боролся, на то и напоролся».
* * *
С террасы башни, где кружил часовой, открывался простор. Особенно в сторону реки, к которой сбегала по склону главная улицаКомсомольский проспект.
В синем небе зияла золотая дыра солнца. «Бабье лето пришло на смену мужскомузначит, мне пора, подумал Старыгин. Пора пуститься следом за пролетающими птицами и самолётами».
На террасе стояло несколько столиковчто-то вроде летнего кафе, куда охранники поднимались перекусить и чего-нибудь выпить. Старыгина посадили за столик. Палач, одетый в чёрную пару, принёс ему на подносе литровую бутылку водки и два стакана: один с томатным соком, другой пустой. «Кремлёвская, прочёл Алексей Андреевич на этикетке. А не мала ли доза?» усомнился он. На что палач ответил: «Тебе хватит. На всё про всё у тебя полчаса». «А если меня стошнит?» «Исключено: в соке есть добавка, предупреждающая реакцию отторжения. Запивай каждый стакан несколькими глотками».
Водка оказалась такой же чистой, как день. Жизнь решила порадовать его напоследок. А может, напротив, тут был злой умыселвызвать в нём чувство катастрофы. Смотри, мол, как тут хорошо! Но тебя это уже не касается. Ты уже отчалил. Ты отрезанный ломоть. Ты не жилец. «Подумаешь, ответил Жизни Алексей Андреевич, видал я тебя всякую. А нам необъяснимое приятно, и непонятное нам друг. И выпил второй стакан. Вы хорошие ребята, сказал он палачу, но у вас проблема с воображением. Вот как, например, вы назвали мой вид казни? Отравление спиртным. Фи-и! Это приземлённо и, кстати, неправильно. Разве я отравляюсь? Нет, я горю и сгораю. Поэтому советую вам сменить название и написать: ДВИГАТЕЛЬ ВНУТРЕННЕГО СГОРАНИЯ. Чувствуете, сразу появляются образ, юмор, а главноеточность. Почему двигатель? Потому что сгорающее тело толкает душу, и та, как ракета, преодолевает притяжение земли. Да, моя душа вот-вот взлетит. Но вы не увидите её блистательного полёта. Чтобы увидеть душу, недостаточно надеть галстук и чёрную пару. И лакей, напяливший графский камзол, не превращается автоматически в графа. Только РЫБАК, понимаешь, видит рыбака. Вождь вашего племени говорил: учиться, учиться и ещё раз учиться. А вождь моего пламени утверждает: воображать, воображать и снова воображать!»
Вообрази, я здесь одна.
Никто меня не понимает.
Рассудок мой изнемогает,
И молча гибнуть я должна.
Впрочем, Татьяна Пушкина с её камерностью не передаёт сути момента. Мы ведь уже не в камере. Мы уже под парами. Нам сейчас ближе Блок с его:
Мы на горе всем буржуям
Мировой пожар раздуем,
Мировой пожар в крови
Да я пью, пью. Ваше здоровье Как, однако, рванули кони! Спасибо, папа, что дал мне прокатиться на своей огненной колеснице! Э-ге-гей! Расступись, зашибу! Вот это скорость! Кони горят, щёки летят. Или наоборот? Всё равнодух захватывает. Сорок оборотов в минуту вокруг Земли. Голова кружится. Довольно! Мне тяжело. Остановитесь! Папа, они меня не слушают! Они несутся обратно к Земле. Я не хочу. Папа, мне страшно
Наш гарем
Наш гарем довольно необычен. Начать с того, что в нём всего одна наложница. А евнухов трое. Для одной, пожалуй, многовато. Хотя нет. Ведь хватило же у этой представительницы слабого пола сил и мужества кастрировать нас! «Как?! воскликнете вы. Как такое возможно, чтобы юная женщина одолела трёх взрослых мужчин?!» «Очень просто, скажу я, поодиночке». Добавьте сюда, что ей далеко за 30, а мы, хотя и мужчины взрослые, но сравнительно малорослые. Не то чтобы карлики Нет, я не карлик, я другой!
Короче говоря, в один прекрасный (или злосчастный: теперь не знаю, чего тут больше) день она подняла меня на руки, бросила в мешок и отвезла к этому животному, к этому головорезу-ветеринару. Оказавшись в мешке, я почуял недоброе. Хмель послеобеденного благодушия (а обед был на редкость обильным и вкуснымпостаралась, злодейка!) моментально испарился.
Выпусти меня! орал я. Куда ты меня везёшь?
Не волнуйся, милый, отвечала она, я везу тебя для твоей же пользы.
Ни мольбы, ни угрозы не подействовали, и я предстал перед человеком в белом халате с ножом в руке. Тут мне всё стало ясно. Внешне спокойный, но внутренне готовый к прыжку, осматриваясь, куда бы ринутьсяв дверь или окно, я сказал ей:
Не ты ли 40 раз на дню повторяла, что любишь меня?.. Ладно, пусть ты лгала. Но достаточно было намёкаи я бы ушёл и не вернулся Нет, ты не веришь в моё благородство, ты хочешь избавиться от меня с помощью этого садиста раз и навсегда!
Я метнулся к окну, но был пойман ею за шиворот. Она усадила меня на колени и, гладя по шее, замурлыкала со слезами в голосе:
Ты не то подумал. Напротив, я хочу, чтобы ты всегда был со мной, принадлежал только мне. Твои выходы во двор плохо кончатся. Всякий раз, когда ты уходишь, я дрожу от мысли, что больше не увижу тебя. Правда, до сих пор ты возвращался, но вспомни, в каком виде! Чуть живой, грязный, дурно пахнущий кошками Доверься мне и этому доброму врачуон удалит у тебя источник беспокойства. Представь, как хорошо нам будет в нашей квартирке! Ты станешь таким домашним, таким моим!
Как молния, поразила меня страшная догадка.
Я стану ничьим! закричал я и остервенело укусил её за руку. Так вот он каков, запретный плодвкус человеческой крови!
Глупыш! закричала она. Если хочешь знать, твой низ никогда меня не интересовал. Он у тебя незначителен. Зато язык у тебя что надо. В смысле языка ты виртуоз и поэт. Ну, лизни меня в знак примирения!
Стараясь вырваться, я бился в её руках, как минтай, от которого, кстати, я без ума. Мои усилия почти увенчались успехом, но тут на помощь ей пришла медсестра. Вдвоём они бросили меня на стол и распяли. Наложница держала за ноги, медсестраза руки, а хирург нет, будем выражаться точно: ХЕРург моментально надрезал мне мошонку и вытряс её содержимое. Стой, читатель, и ощути кошмар ситуации! Если ты мужчина, ты поймёшь меня. Фраза «жизнь или кошелёк» бледнеет на фоне свершившегося. «Что деньги, золото?! Что жизнь?! Лучше смерть! кричал я своим палачам. Теперь перережьте мне горло!» О, мой самонаполняющийся жидким жемчугом кошелёк! О, неиссякаемый источник богатства и наслаждения! Увы мне, увы! Живодёр не позаботился даже о местной анестезии, не говоря уже о наркозе. Единственным положительным моментом в этом аду был тонкий, едва различимый среди прочих запахов запах валерьянки. Так я лишился страстей.
Как труп, на кухне я лежал. Стерва предлагала мне молока, потчевала рыбой, но у меня было одно желаниевыцарапать ей глаза и перегрызть горло. На следующий день желание это увеличилось вдвое, а на третийвтрое, ибо мы уже лежали втроём: я и ещё два подобно мне обезоруженных херувима. Однако, когда мы встали, злость наша упала, улеглась вместе с болью. Всё же мы любим её, нашу хозяйку. Она кормит нас и гладит по шерсти. Она тоже по-своему любит нас.
Раза два-три в неделю к ней заходит султан. Иногда он остаётся на ночь. Сначала я думал, что он склонен к перевоплощению, так как всякий раз не узнавал его. Но потом, присмотревшись к обличиям (числом примерно с десяток), я понял, что всё это разные люди. Слишком они друг на друга не похожи. Одниподобно нам, настоящие янычары, с усами и шерстью на груди и ногах. Другиекакие-то заморыши, у которых даже голова облезлая. Разумеется, мы недоумевали по поводу столь широкого вкуса хозяйки и ставили ей это на вид. На что она резонно отвечала:
У меня нет выбора. Они султаны, а я всего лишь наложница.
Но султаны ли они? вот вопрос. Всё более я склоняюсь к мысли, что это халифы на час («халиф» в переводе на русский«хахаль»). Ну скажите на милость, какой султан согласится делить свою одалиску с другим, тем более с ДРУГИМИ мужчинами, пусть даже с такими же султанами? А эти иногда посещают гарем вместе, то есть знают и не стыдятся, что они молочные братья, пируют и разве что не впадают в свальный грех. Кроме того, наложница вертит ими как хочет. Если, скажем, сегодня к ней записались несколько халифов, она выбирает между ними одного (благо выбор пока есть), а может и вообще всем отказать под благовидным предлогом, за розоватым пологом. Пленница ли она после этого? Нет, скорее повелительница. По крайней мере, в своём доме. Она уходит куда и когда захочет, несмотря на наши сторожевые протесты и мечами поднятые хвосты, запирает нас на ключ, и нам ничего не остаётся, как только чесать свои яйца простите, я хотел сказать, то место, где они находились.
И всё же она зависит от них. И даже от нас. По большому, метафизическому счёту она пленница. Предложи ей, я думаю, один из них, пускай самый плешивый и завалящийся, руку и сердцеона бы, пожалуй, согласилась. Но подозреваю, что руки и сердца этих обормотов уже заняты, потому они могут делать ей лишь низкие предложения, то есть предлагают свой низ, который, в отличие от рук и сердец, подобен разменной монете. Но сколько можно довольствоваться мелочёвкой? Годы идутпора подумать о главном. И она решается (с паршивой овцы хоть шерсти клок!) забеременеть. Сказаносделано. Выбрана ночь: «пожалуй, сегодня». Выбран партнёр, будущий отец, здоровый, малопьющий, не слишком умный, да где его взятьидеал-то? А утром ему пораон пошёл. Ты хорошо сделал своё деломожешь идти. Семя брошено, бомба начинена, ребёнок ворвётся в этот мир, как болид, можешь идти. Она послала всех халифов на х А курить она бросила ещё раньше. Настало время великой надежды. Девять месяцев надежды. Она многое успела за это время: она росла вместе со своим ребёнком, пошла с ним в детский сад, в школу, в университет, вышла с ним замуж или женилась О, воображение, будь ты проклято! Тымираж! ТыСусанин, заводящий нас в дебри смерти. Ребёнок родился мёртвым.
Это какой-то ГОРЕм, а не гарем. Нет, она, конечно, держится. Повторяю: оно сильное, это слабое существо. Оно сделало ремонт в квартире, покрасило волосы, принимает подруг и мужчин. Но всё реже. У неё появился вкус к одиночеству. Точнее, к одиночеству, скрашенному нами. Она всё более ценит нашу ненавязчивую верность, наше постоянное молчаливое (словно вместе с причиндалами нам отрезали языки) присутствие.
Скоро она тоже лишится страстей. Только не так резко и болезненно. Время обходится без ножа. Да и рук у времени нет. Она успокоится и тогда будет полностью нашей.
Часто вечерами (я люблю эти вечера) мы, евнухи, умываемся после ужина. Наложница принимает ванну. Она выходит оттуда в коротком атласном халатике, на чёрном фоне которого изображены наши дикие братьятигры. Она включает умиротворяющую музыку и гладит нас по спине. А когда она ложится на спину, расстёгнутый халат сползает с её живота и бёдер. Мы лижем её, ласкаем своими языками, одинпятки, другойза ухом, а третийзакрытую розу межножья, которая, впрочем, раскрывается после нескольких прикосновений.
Вот, пожалуй, и всё. Осталось представиться. Меня зовут Сёма: в моём роду были сиамцы. Моих друзейВаська и Мурзик. А как зовут нашу пленницу и повелительницу, я забыл. Кажется, её имяЛегион.
Прости меня, Гоша
У нас в доме завёлся крокодильчик. Звали его Гоша.
На первый взгляд ничего удивительного в этом нет. Но если учесть, что мы живём в уральских широтах Правда, место, где расположен дом, низкое и сыроватое, возле самой речки (не помню, как она называется). И не удивительно, когда видишь на огороде лягушку или жабу. Но крокодилов я тут прежде не встречал. Да и старожилы такого не припомнят. Откуда же он взялся? А откуда всё берётся? Я думаю: от сырости.
Небольшой крокодильчик: если положить его на ладоньаккурат от запястья до окончания среднего пальца будет. Словно позавчера вылупился. Я на всякий случай осмотрел курятник, заглянул всем курам в глаза. Ни одна из них не призналась. Тогда я подумал, что, может быть, ЖЕНА поторопилась и как-нибудь мысленно произвела на свет этого разбойника. «Что ж ты, думаю, торопишься? Ведь мы с тобой только месяц как женаты. Дай срок. А то в спешке вон что получается!»