Алекс ничего на это не сказал.
- Только потому, что ты побоялся, что она навлекла на тебя серьёзное зло: принудила убить настоящую любовь!
- Господи, - вздыхал Алекс, - что за бредятина...
- Никакая не бредятина! Просто ты ещё не понял, что они никогда не сумеют расследовать твоё дело! Ты можешь всю жизнь проторчать в изоляторе!
- Зачем ты мне всё это тараторишь?
- Ты спрашиваешь, зачем тебе здесь торчать? Потому что ты противоречил сам себе! Ты сказал, что тебе известно про педерастию между твоим братом и... Но ничего не сказал про то, что считаешь себя виноватым...
- Я не считаю себя виноватым!
- Да, тебя толкнуло на убийство какое-то чувство! Но ты должен пересмотреть свой моральный кодекс и сознаться, что это было убийство из хулиганских побуждений! ... И зачем ты вообще ввязался со следователем в разговор?! Сидел бы себе тихо!..
- Я ввязался только потому, что не считаю себя виноватым! Я просто - дал ему об этом знать! А то, что ты говоришь по поводу хулиганства... Ну, ты сам-то в это веришь?..
- Себя со стороны никогда не видно, - пожимал двойник плечами. - И всё, что касается твоих близких... родственников... Всё это кажется каким-то... великим! Волшебным, что ли?..
- Да какие они мне родственники?! Вовик - мой двоюродный брат. Тётка... По отцовской линии!.. Причём, она на моего отца совершенно непохожа! Она вся в мать! Короче, я вообще не понимаю, зачем она взяла меня к себе жить... В детдоме мне было намного легче...
- Это влияние силы судьбы!.. Потом, если она узнает, что её сын гомосексуалист, она не захочет жить с ним, как муж и жена! Понимаешь?! Но тут - бац - и ты на подхвате!.. По крайней мере, про тебя слухи не успели распространиться, что ты был в "близких отношениях" с этим... с этим извращенцем.
- Извращенцем?..
- Да. Ты ещё поживёшь и... И сам увидишь.
***
- Значит, твоё желание, чтобы я сдохла? - переспрашивала Ворона у Алекса. - Но ты же понимаешь, что ты не должен этого видеть!
- А иначе ты не издохнешь? - спрашивал Алекс с подстрекательством. - Если я буду видеть, то... Да?
- Дело в том, что я оборотень. Тебе хочется увидеть, КТО окажется на моём месте? Чей труп будет лежать после того, как я "сдохну"?
- Подожди-подожди...
- Ждать некогда! Ты уже загадал желание, процесс пошёл и его уже не остановишь. Я тебя ещё раз спрашиваю: Ты хочешь узнать, чей труп будет лежать на моём месте?
- Не решаюсь.
- Хорошо, если ты не решаешься, в таком случае, надень вон ту Шапку.
Она кивнула в самый тёмный угол камеры. Там лежала одна Шапка, которая выглядела довольно необычно...
Нет, не в том плане, что она не была похожа на шапку. Как раз таки была!
Необычность состоит в том, что земляне такие головные уборы не носят. - Именно в этом!
Шапка казалась Алексу настолько необычной, что он... Не только не одевать - подходить к ней близко не решался!
- Что это такое? - единственные слова, донёсшиеся из мальчика в то время, как он подал голос. - Почему я её...
- Это шапка-невидимка. Одевай быстрее!
- Во странно! Ты хочешь, чтобы я не видел, как ты будешь подыхать, и я должен её надеть?! Тебе не кажется, что ты что-то перепутала Ворона?
- Это необычная Шапка! Одень её и ты не увидишь весь этот мир!
- Ну, насмешила! Что, честно?! Прямо, вот так, надену и... НЕ УВИЖУ?
Последние два слова Алекс не договорил, потому что исчез.
- Почему-почему!.. Распочемукался!.. - каркала Ворона, расхаживая по совершенно пустой камере.
- Потому что иначе невозможно расследовать всё то, что ты нагромоздил! Только шапка-невидимка одна наверно поможет в таком деле!
Она каркала таким тоном, словно сама перед собой оправдывалась, потому что ей тоже очень трудно будет объяснить на Высшем Суде, что она только сейчас сделала. Что конкретно она сделала с этим молодым человеком?
- Как ты объяснишь, что убил человека только за то, что он голубой?! А я как объясню, за что меня устранили?.. За то, что ты очень наивный и доверчивый? За то, что испугался, будто бы убил настоящую любовь?!
***
- Куда ты его дела?! - спросил ворону двойник Алекса.
- Отправила во времена Родиона Раскольникова!
- Какой ещё Раскольников?! Вот блин! Ты что, мне прикажешь его заменять?..
- Да. Как раз, в школе они сейчас проходят... Узнаешь, кто он такой.
- А я конкретно тебя спрашиваю...
- Родион Раскольников - убийца с топором из далёкого прошлого. Я туда полетела, заставила его надеть Шапку. Сейчас он побывал в нашем времени.
- Зачем ты это сделала?!
- Мне нужен был очень смышлёный убийца. Потому что это тот самый человек, чью судьбу невозможно распутать. Отсюда следует, что его невозможно арестовать... Невозможно что-либо ему предъявить.
- Что значит, "смышлёный убийца"? Почему ты всё время несёшь какую-то тарабарщину?! Ты, хоть, каркай по-вороньи - понятно будет, что ты там мямлишь!..
Двойник испытывал очень сильное негодование тем, что Алекс пропал. Ведь ему так нравилось находиться в тени!.. Если бы Алекс блуждал по пустыне и умер от истощения, это было бы очень плохо, так как Тень должен был находиться постоянно рядом с телом (мучится под палящем солнцем, которое никогда не заходит за горизонт, а носится по кругу, как загнанная лошадь). Даже тогда, когда от Алекса останется один скелет, ждать пока кости лежат на песке и молить бога, чтобы их унесла какая-нибудь птица. Но совсем никуда не годится, если Алекс пропал!
- "Смышлёный убийца"?.. Я имею в виду человека, обладающего космическим сознанием.
- А! - произнёс обрадованный Тень. - Уже хоть чуть-чуть понятно!
- Что тебе понятно?!
- То, что ты тупо врёшь. Про какое космическое сознание ты бормочешь? Ты же шестёрка каких-то дешёвых сектантов! Тебя колдун научил разговаривать, да?
- Нет. Я пришелица из космоса.
- Хорошо. Хрен с ним... Допустим, что ты... То, что ты счас пробормотала. Но какая логика твоего прибытия?
- В основном, я защищаю природу. Но меня сильно привлёк человек! Этот мальчик. Когда я увидела, с каким рвением он встал на защиту птицы... Да, и не просто птицы, а противной вороны... Я подумала, что этот мальчик станет королём! ... Нашим королём. ... Но откуда я могла знать, что он поведёт себя так неадекватно? Вот, и ты тоже решил, что я "сектантская подстилка"! А он не просто решил, а повёл себя так!.. Будто всё, что мне от него надо, это жертвоприношение.
- И ты одна собиралась защищать огромную планету?!
- Нет. Я прилетела на разведку. Меня послали, чтобы убедиться в том, дескать человек на самом деле прибыл из другой планеты. Мы должны, либо перестроить его сознание, либо уничтожить.
- При помощи своих идиотских шапок-невидимок?!
- Невидимки - это тоже "разведка". Попытка устранить преступность. Шапки мы распространяем в некоторых тюрьмах...
- Надеваете их на арестантов и устраиваете побег?! - спросил двойник с сарказмом.
- Нет, на надзирателей.
- На надзирателей?.. Что это ты задумала?! ... А с людьми что?
- Ой. Такую заворошку, которую мне здесь устроили... Лучше никогда не сталкиваться ни с чем подобным!
ПИСАКА
За окном дома Юрия Владивостоцкого шёл дождь, но не просто шёл, а лил как из ведра. Это был самый скучный день Юрия. Но он даже и не предполагал, что именно в этот скучный день с ним начнется нечто необыкновенное... Может, ему доведется забрести в ту сторону, где Вселенная теряет свои границы и начинается неизведанное - что-то похожее на фантасмагорию. Но, так или иначе, пока ничего ещё не было известно - не ему, не кому-либо (чему-либо). Пока - он работал над своим новым рассказом, и у него ничего не получалось. Начало вышло неплохое: дорога - маньяк-убийца, по которой с убийственной скоростью носятся иномарки с начинающими водителями за рулем, и дом, стоящий подле этой дороги и взятый за главный персонаж. В дом поселяется семья из пяти человек: муж, жена, дети (две дочери-близняшки и сын, на год младше своих шестилетних сестёр). И единственное, что беспокоило хозяина дома (мужа и главу семейства), это дорога. Ползарплаты он угрохал на металлический забор, чтоб тот огибал дом и позволял детям чувствовать себя за ним как за другим забором... с колючей проволокой. Но в одну из ночей он проснулся от собственного крика, и не обнаружил рядом с собой жены... Не было и детей в их кроватках (двухъярусная кровать в спальне дочерей выглядела так, словно дочерей этих с нее унесли чьи-то огромные и безжалостные руки; в спальне сына на кровати осталось... несколько капель крови... Но когда мужчина подошёл к окну, он остолбенел... Он увидел на дороге собственную жену в ночной рубашке и троих детей; складывалось впечатление, что они вчетвером играли в некую чудовищную игру: перебегали дорогу перед самыми "быстрыми" иномарочками (типа "феррари", "Ситроена" или "Роллс-ройса"), за рулем которых находились любители быстрой - русской (новой-русской) - езды; езды с ветерком и максимально повышенной скоростью. Оказывается, жена этого мужчины и дети страдали лунатизмом... Здесь Юрий Владивостоцкий и остановился; он не мог продолжать, а когда пытался, получалась какая-то ерунда. Много произведений он загубил таким образом: вроде бы, начала получались неплохими (некоторые даже гениальными), но... наступал "стоп" и дальше ничего не клеилось. Для него это было хуже "творческого кризиса" и атомной войны вместе взятых. Но не все рассказы у него получались такими "недоделанными"; бывали моменты, когда он начинал плотно и упорно работать над рассказом и не "останавливался" до тех пор, пока его личное мнение - мнение автора - не подсказывало ему, что всё что он хотел сказать, уже сказано и пора бы уже вводить какой-нибудь эффектный финальный эпизод и потихоньку завершать произведение. Не зря ведь Юрий несколько месяцев назад нанял себе платного литературного агента и напечатал несколько книжек, над которыми он проработал немало лет (несколько лет подряд он писал различные повести, рассказы и четыре романа). Но опубликовались не все его вещи. Не потому, что в некоторых из его вещей было слишком уж много через чур богатой фантазии и мало здравого смысла, а совсем по другой причине. Юрий иногда размышлял над этой причиной, потому что она крылась в нём самом, и скорее всего это было "желание печататься", так можно было бы назвать ему этот "недостаток". Ещё в юности (а писать он начал именно тогда) его очень часто одолевала навязчивая идея, что печатать его не будут, как он ни старайся. Иногда даже хотелось бросить всё к чертовой матери и не заниматься больше этой бестолковостью. Но Юрий не бросил, а начал писать для себя, как бы "на заказ". Когда он хотел почитать какую-нибудь литературу и не находил нигде то что ему было нужно, то он пробовал это сам написать, и иногда у него получалось. Но желание печататься не покидало его никогда. И как только случай свёл его с Союзом писателей, он даже и сам не ожидал, что всё так до идиотизма просто: "плати деньги и нет проблем". Так он начал печататься. И только немного позже его стал мучить новый вопрос: "а много ли у меня читателей?"
Проблема пришла к нему сразу после того, как он узнал, что читателей у него достаточно. Вот тут и начались эти чёртовы "стопы" ("торможения"). Он уже и не знал, что с ними делать, продолжения не поддавались ни в какую.
Так Юрий Владивостоцкий и дожил до этого "самого скучного" дождливого дня (много ли таких впереди?), когда в голову вообще ничего не лезло и неплохо было бы уже подумать о самоубийстве... Во всяком случае, Юрий не принадлежал к числу тех людей, которые неудачи и невезения топят в спиртном.
Именно в этот день Юрий вспомнил о чердаке...
Давненько он о том чердаке не вспоминал. Ещё в детстве чердак прогонял по его коже мурашки всякий раз, как он туда залезал. В общем-то ничего особенного там не было, кроме кровати, табуретки и многих старых вещей; просто по чердаку витала какая-то дурная энергия, и, когда шестилетний Юрик летом забирался на чердак спать, то, пока он в приятном одиночестве лежал в постели, его начинали охватывать разные мысли; иногда эти мысли казались ему довольно странными; например, когда по шиферной крыше чердака барабанил дождь и Юра не мог уснуть, ему почему-то всё время казалось, что на крыше кто-то сидит (сидит и ждёт, пока все уснут). Или, когда он забирался на чердак, ему начинало казаться, что в доме - под чердаком - не всё ладно: не забрался ли в дом кто посторонний, пока Юрка залазил на чердак. Но больше ему казалось, что если он спустится и вернётся назад - в дом, - то, вместо его дедушки с бабушкой там будут сидеть какие-то другие люди, и они будут очень злыми и выгонят из дома маленького Юрку, если вообще в милицию не сдадут. То ему начинало казаться, что, пока он спит, его дед достал из подполья самогонку и вместе с бабушкой пьет по-страшному, а потом они начинают драться и убивать друг друга. В общем, разные мысли его охватывали; постепенно доходило до того, что он уже начинал бояться чердака и залезать туда только в том случае, когда он "забывался" и о чердаке в голове его оставались только приятные воспоминания. Но, закончилось лето, на чердаке делать было больше нечего. Наступила зима и бабушку шестилетнего Юрия увезли в больницу, со злокачественной опухолью мозга. Скончалась она через три недели. Двумя месяцами позже, деда Юрия - здоровенного широкоплечего старика - лечили от язвенной болезни. Умер он во время операции. Так ему и его родителям достался в наследство этот дом с чердаком. И с наступлением следующего лета, Юра уже и не вспоминал о чердаке, как будто его могли там подкарауливать вдрызг пьяные дедушка с бабушкой, с налитыми убийственной яростью глазами, и косой или топором в руках... Но Юра об этом старался не задумываться, а жить спокойной безмятежной жизнью; жить временами года, выстроившимися в очередь бесконечным конвейером, и с каждым годом всё сильнее и сильнее забывать о существовании чердака. Нечего там делать; там всегда темно, пыльно и скучно (скорее, страшно, чем скучно), и много старых никому ненужных вещей.
Став старше, Юрий узнал значение слова паранойя, но уже не мог вспомнить, было ли у него когда-нибудь что-то похожее на это слово. Когда же он стал ещё старше, родители его вернулись жить в их старую квартиру, которую до этого сдавали одной тихой семейной парочке, пока те не заработали себе на "гостинку". Оставили родители своего Юрку наедине с самим собой, в расчёте, что он тут же бросит свою писанину, найдёт невесту и женится. Но со столь ответственным поступком в своей жизни двадцатидвухлетний Юрий не спешил. Просто ему приятно было побыть иногда в одиночестве (не в уединении!), занимаясь далеко не тем, чем в подобных ситуациях занимаются многие мужчины; просто, когда рядом никто не маячил, ему было удобнее сосредоточиться и не потерять нужную мысль. Ещё не нравилось ему, когда его отвлекали, потому что возвращаясь назад - к тексту - он думал совсем о другом и получалось нечто похожее на склероз. С годами с памятью у него дела складывались всё хуже и хуже: проходит после "стопа" несколько дней, и он уже не помнит о чём писал - все мысли посеяны. Потому-то Юрий и предпочитал больше времени проводить в одиночестве, запершись в своём уютном домике и... не вспоминая о чердаке...
Но Юрий даже сам удивился тому, насколько внезапно ему в голову вернулось то лето восемьдесят второго года, когда он ещё не начал бояться чердака. И сейчас, неожиданно вспомнив про чердак, он, возможно, подумал, что не так-то это и плохо "страдать паранойей и навязчивыми мыслями": может быть он ещё мал был для использования собственного воображения в качестве куска хлеба (действительно, что такое маленький ребенок, которому в голову лезут разные мысли о вампирах, летающих тарелках, кровожадных пауках и невиданных чудищах, поджидающих его во всех тёмных углах?.. И что такое взрослый писатель, из головы которого всё вываливается, в то же самое время, как туда ничего не хочет лезть; которому не хватает его - ушедшего в далекую историю - детского, богатого воображения?..). Может быть. Но полез он туда не за этим. Что-то его как будто звало туда.
***
Ю. В. Владивостоцкий накинул на себя дедов непромокаемый комбинезон - больше накинуть ему нечего было (ни зонта, ничего), - и вышел из дома, позволив ливню облить комбинезон с ног до капюшона, и направился в сторону лестницы на чердак. Неподалёку, по дороге, проехал милицейский "уаз", и Юрий, взбираясь по лестнице, не обратил на этот "уаз" никакого внимания. Но несколько милиционеров, пялившихся из "уаза" во все окна, на него внимание обратили, и уже собрались было подрулить к дому этого молодого писателя, но... Возможно, в глаза им кинулся комбинезон... В этом комбинезоне Василий Владивостоцкий (покойный дед Юрия) однажды попал в отделение милиции, и, благодаря дедовым связям, у всего отделения была потом куча проблем... В общем, "уаз" проехал мимо, прибавив скорость. Странно, почему эти милиционеры не знали о том, что Василий Иванович Владивостоцкий уже давным-давно как "прописан" на Морском кладбище?...
Может потому, что не милиционеры это вовсе?...
Юрий поднялся на самый верх, дернул за ручку, и дверь нехотя поддалась, протестующе заскрипев каким-то жутким и потусторонним скрипом.
Вот взору Юрия Владимировича и предстал этот внутренний - пугающе-гипнотезирующий - вид чердака; того самого чердака, 16 лет назад на котором он был последний раз.
Впрочем, за 16 лет чердак этот не изменился вовсе: никто в него с тех пор не зашёл, так что всё осталось нетронутым; не тронутым ни пылью - ни временем. В прошлый раз, вспоминал Юрий, также барабанил дождь по крыше и ему непереставая казалось, что в запертую дверь чердака всё время кто-то стучится, а дома - откуда он вышел минуту назад - уже никого нет; ни бабушки ни дедушки ни родителей - все пропали без вести. Слава богу, что сейчас (16 лет спустя) ему ничего не казалось. А может он и переживал, что поднялся наверх с тем же успехом, с каким начал писать новый рассказ.
Простоял Юра в задумчивости несколько минут, но в голову так ничего и не лезло. И собрался было он уже махнуть на всё рукой и спуститься вниз, но... взгляд его случайно упал на пол чердака (почему он сразу не обратил на этот пол внимания?) и увидел большой машинописный лист, испещренный весь самым мелким почерком. Лист этот значительно выделялся среди всех предметов на чердаке. Его как будто уронили на пол всего несколько считанных минут назад. Но кто мог уронить его именно здесь?! От удивления у Юрия глаза чуть не повыпадывали: это значит, что кто-то был на чердаке?.. Но как он мог туда попасть - дом Юрия окаймляет прочный металлический забор (почти такой, каким герой его последнего "недоделанного" рассказа оградил троих своих детей от маньяка-убийцы по названию шоссе); единственное только - собаки нету: мешать будет своим ежеминутным лаем.
Но когда Юрий поднял этот лист и попробовал почитать, что же там намельтешено, то никакие больше вопросы его не интересовали, потому что он не мог оторваться от чтения. И, так, не выходя из чердака, Юрий и читал весь текст.
Не названия, не имени автора на листе указано не было, как будто он случайно выпал из общей кипы листов, составляющих частей какого-нибудь романа. А написано на листе было вот что:
-1-