Знаю, знаю, но выбора у нас нет. Мы звонили в Уилтвик это не их холодильник. В Пенроузе, Олбани и Вестчестере тоже ничего о нем не знают. Транспортные компании не теряли подобных грузов. В одной даже сказали, что давно не пользуются такими контейнерами. От полиции ничего не добиться. Тот парень из офиса шерифа вообще решил, что это чей-то совершенно обычный холодильник. Если не заглянем внутрь, то точно не узнаем, кому он предназначался.
А вдруг тут и правда замешана мафия?
Ты всерьез в это веришь?
Нет, но что нам делать, если это так?
Избавимся от контейнера. Сожжем его. Не думаю, что нас как-то можно будет выследить.
К удивлению мужа, Конни сказала:
Хорошо. Открывай.
Рик не стал спрашивать, уверена ли она. Нажав на кнопки по краям, он сдвинул крышку и придвинул холодильник поближе, чтобы Конни могла заглянуть внутрь. Холодильник сдвинулся со скрипом, его содержимое зашуршало, словно гравий под колесами автомобиля. Конни ожидала почувствовать сильный запах и увидеть алое полнокровное мясо, но вместо этого на нее пахнуло морозным воздухом с легкой примесью йода. Рука мужа загораживала обзор, и Конни подтолкнула его:
Что там?
Не знаю.
Дай взглянуть.
Рик отошел вправо. Холодильник был доверху набит льдом, отдельные осколки которого складывались в сверкающие горки вокруг вокруг
Сперва Конни бросился в глаза цвет темно-фиолетовый, как у зрелого баклажана, с чуть более светлыми, сиреневыми или, скорее, голубоватыми прожилками. Диаметром предмет был не больше мелкой тарелки, и в середине был чуть толще, чем с зубчатых боков. По краям виднелись пять нет, шесть морщинистых пятен, окаймленных кольцами насыщенного розового цвета. Поверхность непонятного предмета была бороздчатой, почти зернистой.
Что за фигня?
Если б я знал.
Рик, что это, по-твоему?
Плацента?
Нет, не плацента.
Будто ты хоть раз плаценту видела.
Вообще-то, видела. Я как-то смотрела передачу на «Лайфтайме», не помню названия, там показывали роды во всех подробностях. Так что я повидала кучу плацент, и это совершенно точно не она.
Хорошо, раз это не плацента, то что тогда?
А это вообще что-то человеческое?
Что? Хочешь сказать, это животное?
Не знаю. Похоже на какую-то медузу.
Для медузы оно слишком плотное. К тому же разве медуз не полагается держать в воде?
Наверное.
Рик сунул руку в контейнер, но Конни перехватила ее:
Боже, что ты делаешь?!
Я хотел вытащить эту штуку и рассмотреть поближе.
Он освободил руку.
Ты же не знаешь, что это.
Уж точно не чья-то почка.
Это понятно, но нельзя просто так вдруг эта штука ядовита?
Да ну.
Есть животные, кожа которых ядовита. Слышал о лягушках-древолазах?
Ох. Рик отдернул руку и отступил от холодильника. Ты права. Что же это, по-твоему, радость моя?
Пока что мы можем лишь исключить неподходящие варианты. Я не думаю, что эта штука может кому-то спасти жизнь, и она совершенно точно не была частью тела жертвы какого-нибудь мафиози. Она также не использовалась для питания каких-либо эмбрионов. Остается один вариант: это черт знает что. Возможно, какое-то животное.
Не похоже.
Конни развела руками:
Мир велик. Кто знает, какие твари живут на дне океанов или под землей. Может, это недавно открытое животное, которое везли в музей.
Рик простонал:
Ладно. Предположим, эту штуку везли какому-то заждавшемуся ученому. И что нам теперь делать?
Полагаю, садиться обратно за телефон.
Начнешь сама, пока я готовлю ужин?
Конни не была голодна, но согласилась:
Идет.
Рик потянулся к контейнеру.
Успокойся, сказал он, почувствовав, как жена напряглась, готовая вновь схватить его за руку. Придерживая холодильник левой рукой, правой Рик задвинул крышку. Та со щелчком закрылась.
3
Неудивительно, что ночью Конни приснилась штука из холодильника. Ей снилось, что она в комнате отца Рика в доме престарелых (даже во сне Конни не звала его ни «Гари», ни «мистер Уилсон», ни тем более «папа»). Отец Рика сидел в зеленом кожаном кресле у окна, подставив лицо солнцу. Его поза напомнила Конни тянущиеся к свету растения. Сходство подчеркивал зеленый спортивный костюм с эмблемой «Нью-Йорк Джетс». Глаза отца Рика были закрыты, губы беззвучно шевелились, управляемые болезнью Альцгеймера, стремившейся подавить все, что осталось от его прежней личности. В лучах солнца он выглядел куда моложе своих пятидесяти восьми: его можно было бы принять за молодого дядю Рика, но не за отца. И он уж точно был недостаточно стар для своей болезни, которая поглощала его с терпеливым упорством питона, переваривающего добычу.
Конни стояла спиной к массивному комоду, на котором грудой лежали орхидеи с фиолетовыми и розовыми цветами. В воздухе стоял едва уловимый запах поджаривающихся на солнце водорослей так пахли эти цветы. Конни не заметила, как в комнате появился Рик. Он склонился перед отцом и протянул к нему руки, будто отдавая подарок. В его ладонях была штука из холодильника, ее края свисали, и в ярком свете она казалась еще темнее и отчетливее. Если бы сцена перед глазами Конни была фотографией, то неизвестную штуковину можно было бы принять за чернильную кляксу.
Возьми, сказал Рик отцу. Это тебе.
Отец не ответил, и Рик окликнул его:
Папа?
Открыв глаза, отец повернулся к сыну. Конни была уверена, что он даже не заметил «подарка». Он прохрипел:
Цвети.
Смотри, какая красота, сказал Рик.
Отец прищурился и взглянул на Конни. Он рыдал, по щекам бежали ручьи слез, в лучах солнца казавшиеся потоками лавы.
Цвети, повторил он.
Конни вскочила с кровати еще до того, как проснулась. Ей казалось, что она проспала до глубокой ночи, когда люди бодрствуют лишь в случае какой-то семейной трагедии, но электронные часы показывали только две минуты первого. Она спала всего час.
Обернувшись, Конни увидела, что Рика в постели нет. Волноваться не было причин: муж часто засиживался допоздна, смотря ночные новости или шоу Чарли Роуза. Они знали друг друга семь лет, и Рик всегда плохо спал. Его бессонница стала только хуже, когда заболел отец. Поначалу Конни всегда проверяла, не случилось ли чего, но потом, свыкшись с привычками мужа, перестала вылезать из постели, не найдя его рядом. Обычно она находила Рика грызущим домашний попкорн на диване у телевизора. В этот раз она ожидала застать его там же, но в гостиной было темно, и Конни занервничала.
Рик? позвала она. Дорогой?
Он оказался на кухне. Конни заметила его краем глаза в то же мгновение, когда он ответил:
Я здесь.
Рик сидел за кухонным столом, слабо освещенный пробившимся сквозь окно светом уличного фонаря. На нем были лишь трусы и футболка. Он активно стучал по клавишам отцовского ноутбука. Найденный ими контейнер был отодвинут на край стола, его крышка была закрыта (данное обстоятельство почему-то сразу успокоило Конни). Она подошла к мужу.
Не спится? спросила она.
Угу, не отвлекаясь от экрана, ответил Рик.
Ты никогда не спишь после поездок к отцу.
Правда? Возможно.
Конни погладила его по спине:
Ты делаешь для него все возможное. Место там хорошее.
Ага.
На экране Конни заметила изображение красноватого шара на фоне звезд. Эту картину она видела на сайте НАСА, как и следующую, открытую Риком: изображение пустыни под звездным небом, посреди которого мультяшные стрелки обозначали маленькие светящиеся точки как Солнце и планеты Солнечной системы. На третьей картинке восемь зеленых кругов очерчивали яркую точку, расположенную с края огромного красного эллипса.
Следом Конни увидела фотографию громадного каменного монумента, представляющего собой поставленные друг на друга в виде буквы «Т» прямоугольные плиты. Верхний камень от правого верхнего угла почти до нижнего левого прочерчивала широкая полоса. Внизу она снова изгибалась вверх; на ней было изображено какое-то крадущееся четвероногое животное, которое Конни не могла опознать. На следующей картинке были нарисованы три кольцевые постройки у подножия высокого холма. Поперек каждой постройки проходила массивная стена, а внутри их располагались такие же, как на предыдущем фото, Т-образные монументы.
Рик пролистал еще десяток изображений и страниц с бесконечными уравнениями, куда более сложными, чем Конни решала в математическом колледже. Половина символов в уравнениях напоминала греческие, но уверена Конни не была. Дойдя до какого-то списка вопросов, Рик остановился, и Конни смогла прочитать первые строчки.
«Цикл в 12 000 лет совпадает с постройкой Гебекли-Тепе; строительство предвосхищало засевание или, наоборот, возвещало о его окончании?»
«Боже», подумала Конни.
Пойдем спать, предложила она.
Иди, я еще немного посижу.
Мне не хочется, чтобы ты полночи страдал и винил себя.
Рик задумался, после чего ответил:
Вина здесь ни при чем.
Правда? А в чем тогда дело?
Я видел сон. Рик покачал головой.
У Конни тут же пересохло во рту.
И?..
Рик кивнул:
Мы с папой сидели за этим столом. На нас обоих были смокинги; стол был накрыт как для званого обеда белая скатерть, свечи, фарфоровые тарелки и тому подобное. Кажется, было раннее утро солнечный свет заливал всю кухню. Тарелки, приборы и бокалы так и сверкали. Долгое время мы просто сидели там, то есть здесь, пока я не заметил, что папа взял вилку и нож и принялся резать что-то, что лежало на тарелке. Это была та самая штука. Рик кивнул в сторону контейнера. Папа держал приборы неуклюже, будто забыв, как ими пользоваться. Нож постоянно соскальзывал и царапал тарелку. Эта штука оказалась на редкость жесткой, и ему приходилось пилить ее изо всех сил. Она издавала непонятный звук пронзительный, как у скрипки. Из нее текла то ли кровь, то ли какой-то черный сок, заливший тарелку, приборы, скатерть, папину рубашку. Наконец он отрезал кусок и попытался отправить его в рот. Его губы дрожали как обычно, когда он беззвучно бормочет, и он не смог попасть вилкой в рот. Кусок упал на стол. Нахмурившись, папа ткнул его вилкой и попробовал снова безуспешно. На третий раз кусок отскочил от стола на пол. Папа рассердился, бросил приборы, взял тарелку руками и поднес ко рту. Он был буквально одержим. Облизнув губы, он откусил большой кусок. Ему пришлось отложить остатки и тщательно пережевать откушенное. Звук был такой, будто что-то с треском рвалось. Кровь этой штуки заливала ему губы, зубы и язык. Его рот стал похож на черную дыру.
Конни ждала продолжения, но его не последовало. Тогда она спросила:
И?..
Это все. Я проснулся и спустился сюда. По телевизору не было ничего интересного, так что я взял папин ноутбук и понимаешь, так я чувствую с ним связь. Когда я смотрю на его работу, то вспоминаю о прошлом. Да, когда папа писал это, он уже плохо себя чувствовал, но, по крайней мере, еще был дома.
Гм. Конни хотела было рассказать о своем сне, но вместо этого спросила: Думаешь, твой сон что-то означает?
Не знаю. Мне часто снится папа, но в этот раз
А ты
Что, если эта штука с другой планеты?
Что?
Вдруг сон это послание?
Я не
Это объясняет, почему ни в больницах, ни в музеях ничего не слышали о контейнере.
Чепуха какая-то, ответила Конни. Если бы эта штука была инопланетной, то о ней раструбили бы во всех новостях.
А если она опасна или потенциально опасна?
И потому ее упрятали в обычный переносной холодильник?
Может, они просто не хотели привлекать лишнего внимания.
Сомневаюсь. Как-то это совсем за уши притянуто.
Вдруг ее нашли охотники или рыбаки и решили положить в контейнер, где хранили пиво?
Откуда тогда на нем красный крест и наклейка?
Совпадение. Они могли раздобыть контейнер где угодно.
Я могла бы ладно, предположим, что пара охотников нашли эту штуку, свалившуюся с метеорита, и пожертвовали содержимым своего странно украшенного холодильника, чтобы войти в историю как первые земляне, обнаружившие внеземную жизнь, нам-то что теперь делать?
Можно позвонить в НАСА.
И что они сделают? Пришлют Людей в черном?
Хватит шутить! Рик почти сорвался на крик. Это серьезно! Боже, мы ведь можем почему ты не воспринимаешь это всерьез? Он гневно уставился на жену.
Рик
Хватит мне «рикать»!
У Конни перехватило дух.
Дорогой, уже поздно. Мы оба устали. Давай прекратим споры, ладно? Прости, что не воспринимаю это всерьез. День был тяжелым. Чем бы эта штуковина ни была, она подождет до утра. Если хочешь, позвоним в НАСА утром, как только встанем. Так и сделаем, обещаю.
Я Конни была готова услышать продолжение гневной тирады, но Рик лишь сказал: Ты права. День был тяжелым.
Очень. Ума не приложу, как ты не устал.
Еще как устал. Едва на ногах держусь. Просто эта штука
Я понимаю. Честно. Пойдем спать. Стоит тебе прилечь
Ладно. Иди в спальню, а я еще минутку посижу.
«Зачем?» хотела спросить Конни, но вместо этого обняла мужа за плечи и прижалась щекой к его шее.
Я люблю тебя, произнесла она.
И я тебя.
Успокоившееся совсем недавно сердце Конни вновь пустилось в галоп, пока она поднималась по лестнице в спальню. Вид уставившегося в экран Рика только сильнее ее растревожил. Конни улеглась в постель и накрылась одеялом, но и это не помогло напротив, сердце принялось скакать с энергией чистокровного жеребца. Она вглядывалась в потолок, чувствуя, как под ней содрогается матрас. Паническая атака? «Не думай об этом, сказала она себе. Поразмышляй о чем-то другом».
Рик. О ком еще было думать? Он сидел за столом, обхватив ноутбук, и изучал последний труд своего отца. Его поведение было необычным, но это случалось регулярно. После каждого ежемесячного паломничества к отцу Рик весь день не находил себе места, а порой и весь следующий день тоже. Сколько бы Конни ни повторяла, что его отец в надежных руках (к тому же расходы на его содержание полностью покрывала страховка), и сколько бы раз Рик ни отвечал: «Ты права, ты абсолютно права», ей было ясно, что муж с этим не согласен. Прежде она ругалась с ним, полагая, что гнев сможет убедить его в том, что он страдает от чувства вины, но это привело к обратному эффекту Рик стал замыкаться в себе. Конни предложила навещать его отца чаще и готова была даже скорректировать рабочий график, чтобы совершать поездки дважды, а то и трижды в месяц. В конце концов, в чем прок работать менеджером в магазине, если при этом не пользоваться служебным положением? До Олбани совсем недалеко, и там есть неплохие рестораны. Можно было бы так спланировать день, чтобы посетить отца Рика, а потом поужинать вдвоем.
«Нет, нет и нет», возражал Рик. Незачем ей мучиться, перекраивая свой график (это непростое занятие вызывало у Конни ассоциацию с цирковым клоуном, который жонглирует тарелками, проезжая по тросу на одноколесном велосипеде), тем более что отец все равно не почувствует разницу.
«Он-то, может, и не почувствует, ответила тогда Конни, а вот ты вполне».
Она так ничего и не добилась. Рик все решил еще до того, как выслушал ее аргументы. Он никогда этого не признавал, но Конни была уверена, что мужа сильно травмировали последние несколько месяцев, когда его отец еще пребывал в здравом уме если это можно было так назвать, учитывая, из-за какой ерунды он постоянно орал на Рика. Гари Уилсон был астрономом, посвятившим последние труды изучению карликовых планет, обнаруженных за орбитой Нептуна в первое десятилетие двадцать первого века. Три названия Конни помнила: Эрида, Седна и Орк. Насколько ей было известно, отец Рика считался ведущим экспертом по исследованию условий на поверхности этих планет и участвовал в разработке программы для космического зонда, который собирались к ним отправить. Сколько раз они с Риком заезжали за ним, чтобы где-нибудь вместе поужинать, и находили его за рабочим столом, разглядывающим изображения этих карликовых планет! В эти моменты казалось, что отец Рика находится за миллионы миль от дома, среди далеких сфер. Задним умом можно было догадаться, что уже тогда он страдал от ранних симптомов Альцгеймера, но стоило Рику встряхнуть отца и сказать: «Папа, это мы», как приступы проходили, и можно было легко поверить в то, что отец всего лишь замечтался.
Лишь когда поведение отца Рика стало совсем непредсказуемым, до них дошло, что с ним что-то не так. Несколько месяцев подряд он не думал ни о чем, кроме одной из карликовых планет Седны. Как-то раз, когда Конни сидела рядом с ним в закусочной «Плаза», он перевернул бумажную подстилку под посуду и нарисовал посередине звездочку, окаймленную цепочкой концентрических кругов, помещенных в овал. «Это орбита Седны, сказал он, тыча ручкой в овал. Один оборот двенадцать тысяч лет, плюс-минус пару сотен. За всю историю она не была так близко к Земле, как будет в ближайшие два столетия. Когда она в прошлый раз так приблизилась» «Что случилось?» спросил Рик. «Увидишь», ответил ему отец.