Иван Опалин - Валерия Вербинина 25 стр.


Тут были разные мелочи: несколько небольших фотографий, разрозненные пуговицы, серебряная сережка с фальшивым бриллиантом, женская шпилька, билет в Эрмитаж, ниточка с бисером, будто сорванная с платья. Соколов с удивлением осмотрел ниточку, потом занялся фотографиями и на обороте одного из снимков увидел карандашную надпись: «Нинель с любовью. Жора». Перевернув фотографию, Соколов уставился на изображенного на ней молодого человека. Что за Нинель, почему Нинель И тут он увидел сережку.

Не глазамине о глазах идет речь, а совсем по-другому. Сережка потянула за собой воспоминание об Опалине, о кабинете Фриновского, о пластах дыма, которые тогда колыхались вокруг него самого а еще Ваня возвращался, просил снова взглянуть на одно из дел, которые Соколов для него достал

Тут следователь как-то нервно, нехорошо задвигал челюстью, зажег очередную папиросу, даже не заметив, что коробка почти опустела. Шофер сережка шофер пуговицы мелочи носил в особом отделении бумажника Стоп, уж не тот ли это бумажник, который убийца забрал у одной из жертв, оставив деньги?

«Где, черт возьми, Петрович со всеми материалами? Наверное, у меня все-таки разыгралось воображение» Не вынимая изо рта папиросы, Соколов резким движением снял трубку с рычага и набрал номер.

Петровича на месте не оказалось. По другому номеру ответил Казачинский.

 У меня вопрос по ночному убийце. Есть ли какие-то приметы, по которым его точно можно опознать? Логинов еще не привез бумаги, а мне надо срочно

 Ну, есть описание, но оно так себе, по правде говоря. На теле у него должна быть рана от удара отверткой. Где-то рядом с шеей или плечом.

 Спасибо,  коротко ответил Соколов и, нажав на рычаги, набрал еще один номер.

 Морг? Следователь Соколов беспокоит. Мне нужен доктор Бергман, срочно Нет, только Бергман, никого больше не надо.

Долгая, долгая, долгая пауза, за время которой следователь обнаружил, что папиросы кончились, чертыхнулся и смял пустую коробку.

 Доктор Бергман? У меня к вам просьба. Вчера к вам доставили шофера, которого убил Храповицкий. ИмяПантелеймон Иванов. Доктор, мне нужно знать, есть ли у трупа на плече или на шее след от удара отверткой? Это очень важно.

 Перезвоните через двадцать минут,  сказал Бергман,  я скажу точно.

Однако доктор сам перезвонил через семнадцать минут.

 Да, след от раны имеется, и я думаю, рана действительно была нанесена отверткой. Но сама рана очень хорошо обработаная бы сказал, профессионально обработана. Никакой угрозы для жизни не представляла.

 Значит, все-таки он где-то получил медицинскую помощь? Очень любопытно. Спасибо, доктор. Ваня всегда называл вас самым лучшим.

Попрощавшись с доктором, Соколов обмяк на стуле. Он внезапно понял, что вымотался до последнего предела. Умирающий Опалин, погоня за Храповицким, покореженный троллейбус, Яшин, который сначала орал на него, а потом изображал человеческое отношение и пониманиевсе это отхватывало куски душевного покоя, которого следователю и так не хватало. Интереса ради он пересчитал трофеи Ивановаоказалось шестнадцать, включая бумажник.

Через несколько минут явился Петрович. Среди прочего он принес полученный этим утром из ЦК шоферов ответ, какие именно организации связаны с перевозками между Москвой и Ленинградом.

 Имеет смысл все-таки проверить, кто из шоферов вдруг захворал или отсутствовал после того, как Пряничникова ударила нападавшего отверткой

 Не надо,  ответил Соколов, морщась.  Его звали Пантелеймон Иванов, и он в морге.

 Шутишь?  недоверчиво спросил Петрович после паузы.

 Лучше посмотри, что я в его бумажнике нашел.

 Тут кое-чего не хватает,  заметил Петрович, осмотрев улики.  Папиросы, которую он взял у Елисеевой, и ключа от квартиры Орешниковаэто он у Пыжовой позаимствовал.

 Значит, часть коллекции он держал в другом месте.  Соколов усмехнулся.  Ты на меня злишься?

 С чего вдруг?

 Да так. Вы всю работу проделали, а мне просто принесли вещи убитого. И я все понял.

 Ваня был бы не против, чтобы ты завершил дело,  сказал Петрович.  Так что не говори ерунды.

 Не буду. Слушай, у тебя лишние папиросы есть? Мне без курева никак, а сейчас должны безутешную вдову Иванова привести. Чую я, наслушаюсь, какой он был хороший.

 Держи.  Петрович достал коробку папирос и положил ее на стол.  Для такого дела мне ничего не жалко.

 Я потом тебе верну,  пообещал Соколов.

Жену Иванова Антонину доставили через четверть часа после того, как Петрович ушел. Соколов был сама предупредительность, само очарованиенасколько, конечно, данное понятие может воплощать недобрый и смертельно уставший гражданин в форме следователя. Узнав, что именно он застрелил убийцу Пантелеймона, Антонина совершенно успокоилась и забросала следователя словами. Как бы между прочим Соколов задавал вопросы и мало-помалу вытягивал подробности, которые его интересовали. Пантелеймоша был чудесный человек, просто замечательный, почти не пил, все деньги приносил в дом. Где он работал в последние годы? Ну, вы знаете, товарищ следователь, он всегда был шофером. Одно времяпри Союзрыбсбыте, потом довольно долгопри ВЭТ, это Всесоюзный электротехнический трест

 А, да, знаю, слышал,  небрежно кивнул Соколов.  У них ведь заводы в разных концах страны? Или ваш муж только по Москве ездил?

Нет, что вы, он, куда посылали, туда и ездил. И в Ленинграде был, и в Пензе, и в Самаре, и в Саратове Но вообще он мечтал быть не водителем, ему хотелось большего, только вот образования не хватало, упорства или чего-то еще. В вузы он раньше с треском проваливался на экзаменах, а теперь вообще не имел никаких шансов поступить, потому что туда зачисляют до 35, а ему уже 38 было. В самодеятельности свои силы пробовал, но над ним смеялисьна ухо медведь наступил, голоса нет, не получится из тебя Вертинского или Петра Лещенко[13] Но он не обижался, он, товарищ следователь, не такой был человек

 Я знаю,  ответил Соколов сквозь зубы и взял очередную папиросу из коробки Петровича.  А когда ваш муж уволился из ВЭТа? Он же хлеб развозил?

Антонина залепетала, что у Пантелеймоши на работе приключилась ужасная история, на него по пьяни напал кто-то из товарищей и ударил отверткой. Она настаивала на том, чтобы он жаловался в профком или даже в милицию

 Но он идти в милицию совсем не хотел, у него однажды случился привод, он с тех пор милиции не доверял

 Что за привод, по какому поводу?

 Это еще когда он в «Союзрыбсбыте» работал Там сгорели костюмы для художественной самодеятельности. И моего мужа обвинили в поджоге. Он должен был участвовать, а потом сказали, его не возьмут, и он возмутился. Там думали, может, он устроил поджог. Хотел сорвать представление, понимаете? Правда, милиция ничего доказать не смогла, но Пантелеймоше пришлось из «Союзрыбсбыта» уйти И вот, в ВЭТе тоже случилось Я говорила, нельзя этого так оставлять, но он сказалу того, кто его ткнул отверткой, много друзей, и ему лучше просто найти другую работу. Ну и

 А рану от отвертки ему в больнице обрабатывали?

Нет, с гордостью отвечала Антонина, если речь шла о здоровье, муж всегда первым делом обращался к ней, потому что онабывшая медсестра, хоть и сейчас работает в детском саду. Рана ее испугала, но оказалась все-таки неопасной, а Пантелеймоша несколько дней посидел дома и устроился хлеб развозить. Она радовалась и думала, что хлеб гораздо лучше, чем эти дурацкие электрические приборы, и вот как все обернулось

Соколов пообещал, что вещи, оставшиеся после мужа, ей доставят на дом, а теперь они нужны для следствия: ничего не поделаешь, такой порядок. Он предъявил вдове бумажник и спросил, узнает ли она вещь.

 Да-да, это его, его!

 А вы знаете, откуда ваш муж его взял?

 Как откуда? Купил,  удивилась Антонина.

 Хорошо, а что вы скажете по поводу этого?

И Соколов показал предметы из тайного отделения бумажника.

 Я ничего не понимаю,  забормотала Антонина.  Пуговицы какие-то фотографии Никогда у Пантелеймоши их не видела!

 Понятно,  сказал следователь и, мимолетно улыбнувшись своей собеседнице, стал заполнять бланк ордера на обыск.

Глава 27. Лиловый ангел

Утомленное солнце

Нежно с морем прощалось.

В этот час ты призналась,

Что нет любви.

Из песни «Утомленное солнце», 1937 г.

Однажды в середине декабря 1939 года Юра Казачинский поздно вечером вернулся с работы и увидел, как его сестра, сидя за столом, аккуратно разрезает старые газеты на узкие полоски.

 Это что еще за художественная самодеятельность?  проворчал Юра, кивая на искромсанные газеты.

 Бумажку управдом принес,  ответила Лиза каким-то странным голосом.  И заставил расписаться, что нас предупредили.

 Предупредили о чем?

 Что мы обязаны тушить свет в случае военной тревоги, а стекла крест-накрест заклеить полосками бумаги.

 Значит, мне не показалось.  Юра нахмурился.  Мы сегодня выезжали на убийство в район Сокольников и слышали гул самолетов.

 Думаешь, это  начала Лиза в тревоге.

 Нет, конечно, это наши самолеты. Охраняют небо над Москвой.

 В магазинах очереди,  сказала Лиза без видимой связи с предыдущим предложением.  Еле купила тебе кефир и творог Ты слышал, что Дуглас Фэрбенкс[14] умер? Ты так любил его фильмы

 Слышал,  ответил Юра равнодушно. Он снял верхнюю одежду и сел на стул возле сестры.  Говорят, комнату рядом с нами могут отдать Антону.

 В смысле Зинкину комнату?

 Ага. Петрович ходил к Твердовскому, тот пообещал похлопотать. Может, и выгорит. Как только Антону дадут комнату, я напишу заявление об уходе.

 Юра

 До того как он тут поселится, потерплю, а то скажутвот Казачинский комнату получил и ушел, Завалинка тоже, наверное, как комнату получит, уволится.

 Юра, но почему

 Да надоели они мне все,  коротко ответил брат.  Был бы Ваня живдругое дело. Петрович очень старается вести дела, как при нем, да только вот не выходит у него ничего.

 Так Ваня  Лиза похолодела.

 Нет, все в том же положении: в себя не приходит, только дышит кое-как. Я выразился неудачно, прости. Терентий Иваныч был у него недавно, потом говорил с Петровичем. Короче, в январе вернется из-за границы какой-то профессор, попытается вытащить третью пулю. Но не факт, что Ваня доживет до января, а без него оставаться в угрозыскетолько зря время тратить.

 Чем же ты займешься?

 Еще не знаю. Может быть, в лётную школу запишусь. Или вернусь в кино.

 Я тоже пойду работать. Может, меня в библиотекари возьмут

 Зачем тебе? Отдыхай пока. Смысл надрываться и рвать жилычтобы потом околеть раньше всех? Себя надо уважать.

 Как думаешь, сколько еще война продлится?  спросила Лиза после паузы.  Как-то она очень уж затянулась

 Лизок, я ж не стратег и не тактик.  Юра улыбнулся.  Сколько надо, столько и продлится. Не забивай себе голову.

 Я не забиваю,  вздохнула Лиза и снова принялась за нарезание газет на полоски.  Твоя буфетчица тебе опять три раза звонила.

 Да? Пойду ей позвоню. Хорошая баба Клавка: и икра у нас благодаря ей, и чего только она не приносит из своего буфета

Уплыл декабрь, пришел январь и наступил новый, 1940 год, но Опалин по-прежнему находился в состоянии, в котором не имел возможности отмечать течение времени. Он не видел светящихся тоннелей и не чувствовал, как его поглощает темная бездна, потому что пребывал там, где понятия цвета, звука и пространства не имели никакого смысла; но однажды небытие все же расщедрилось и выдало ему видениежелтую ветку мимозы в прозрачном стакане, стоявшем на какой-то белой гладкой поверхности. Однако Опалин не обратил на мимозу внимания, поскольку к нему вернулось старое, надежно загнанное в тайники памяти ощущение близости собственной смерти. И вот тайник подвелили оказался разрушени нить его жизни в любую секунду могла оборваться. Он закрыл глаза, а когда открыл их снова, увидел ангела смерти. Платье на ангеле было лиловое, на шее висела нитка жемчуга, волосы уложены в великолепную прическу, а глазао, эти глаза он узнал бы из тысячи. Несомненно, смерть оказала ему своеобразную честь, прислав гонца, как две капли воды похожего на Машу.

 Не умею я дарить цветы,  промолвил ангел с досадой, поправляя мимозу, не желавшую смирно стоять в стакане.

 Маша,  шепнул Опалин.  Маша

Но голосовые связки плохо ему повиновались, и вышло что-то тихое и невнятное.

 Ты меня слышишь?  спросил ангел.

Ему показалось, он кивнул, но на самом деле хватило сил только закрыть и открыть глаза.

 Ваня, где фотография?  проговорила то ли Маша, то ли ангел, то ли плод его воображения, напичканного лекарствами.

 У меня,  ответил он, сделав над собой усилие. Любые слова давались ему с трудом.

 У тебя? Где именно?

 Дома, в столе.

Он хотел сказать еще что-то, но небытие, очевидно, сочло, что с него достаточно, и Маша, мимоза, больничная палатавсе скрылось из глаз.

Потом до него глухо донеслось:

 Это не та фотография

Исловно издалека:

 Поразительная жизнестойкость

 Такая, что даже врачи ничего не могут с ней поделать?  произнес голос, до странности похожий на голос Маши.

Такая двусмысленная реплика была вполне в ее духе, и Опалин не смог удержаться от улыбки.

Когда он проснулся, вокруг царила тишина. Ангел и его невидимые собеседники куда-то исчезли. На белом столике возле изголовья кровати Ивана стоял стакан с мимозой, а к стакану была прислонена фотография, сделанная Доманиным на бульваре Монпарнас.

Опалин долго смотрел и на фотографию, и на мимозу, потом попробовал пошевельнуться, но тело плохо ему повиновалось. Вдобавок у него разом заболели спина, бок и грудь.

В дверь заглянула медсестра и тут же исчезла. Через минуту она вернулась, приведя благообразного профессора с седой бородкой и в старомодном пенсне.

 Ну-с, юноша, как мы себя чувствуем?

 Хорошо,  просипел Опалин, разом смирившись со всеми с юношей, и с тем, что при каждом вдохе у него надсадно болит в груди.  Где она?

 Кто? Ах, вы о ней,  профессор покосился на фото.  Ушла. Велела вам передать, чтобы поправлялись. Ну-ка, давайте посмотрим, как все заживает

 Мне надо на работу,  пробормотал Опалин. На самом деле не о работе он думалон хотел отыскать Машу, которая так загадочно объявилась в его палате и вновь исчезла.

Профессор поглядел на него с удивлением.

 Во-первых, ни о какой работе в ближайшие месяцы не может быть и речи. Во-вторых, буду откровенен: вам придется приложить немало усилий, чтобы вернуться в нормальное состояние. Вы помните, как попали сюда?  Опалин молчал.  В вас трижды стреляли, одну пулю мы достали с большим трудом. Во время операции уж думали впрочем, сейчас это совершенно неважно.  Профессор испытующе всмотрелся в лицо Опалина.  Поэтому не делайте глупостей, отдыхайте, набирайтесь сил, и все будет хорошо,  заключил он.

Черная машина ехала вдоль набережной, направляясь к Кремлю. Пассажиров было двое: элегантная молодая особа в норковом манто и толстый майор, откликающийся на фамилию Колтыпин. На свою соседку майор поглядывал примерно так же, как неопытный сапер смотрит на взрывное устройство неизвестной модели, с которым то ли можно сладить, то ли оно, несмотря на все его усилия, все равно рванет и разнесет его на части.

 Вы ведь доложите, что мы старались?  спросил он заискивающе.  Негатив мы нашли у Доманина, но фото как сквозь землю провалилось. Потом узнали, как у следователя Манухина, который вел дело, по описи не хватило одной единицы, вышли на Опалинаон, оказывается, ваш снимок забрал. На всякий случай мы проверили у него дома, а надежный сотрудник потихоньку осмотрел сейф в его кабинете и ящики стола. Но того, что вы ищете, нигде не оказалось.

 Ничего я не ищу,  произнося эти слова, Мария Арклина слегка поморщилась.  Меня попросили помочь, поскольку я оказалась в Москве. Раз фотографии нет, то либо ее уже использовали против нас, либо она уничтожена, либо еще что-то. В любом случае, это не мое дело. Объясните-ка мне лучше, какого черта ваше ведомство расспрашивало дворника о графине Игнатьевой и Доротее? Разве вам не давали инструкций оставить их в покое и забыть об их существовании?

Назад Дальше