Может быть, и «комаровец», сказал Опалин в ответ на реплику следователя. Соколов задумался. Папироса тлела в его пальцах.
Нет, проговорил он наконец, качая головой. По одной серебряной сережке нет, Ваня, слишком смело делать такие выводы. Местности разные, жертвы тоже разные, а то, что они были задушенытак удушение часто встречается. Я понял твою мысльнекто убивает людей и берет себе на память незначительные мелочи, но извини, я в твою версию не верю.
Может быть, ты и прав. Иван поднялся с места. Ладно. Я все равно хотел папиросы тебе занести.
Вторично попрощавшись с Соколовым, Опалин вернулся на Петровку, где погрузился в круговорот неотложных дел. Пришел ответ из Ростова, надо было продолжать допросы уцелевших бандитов, а еще предстояло решить, что делать с Костей Масловым. В промежутке Опалин еще раз взвесил свои соображения относительно пропавшей сережки и пришел к выводу, что Соколов все-таки прав, а сам он чересчур увлекся.
Конвойные привели на допрос Храповицкого.
Главарь банды был мрачен, на щеках его за одну ночь проступила седоватая щетина, взгляд сделался совершенно волчьим. Значит, до Храповицкого уже дошли слухи об убийстве брата, понял Иван. Кончилось показное балагурство и шутки насчет Тыльнера (которого уголовники упорно величали бароном).
Поговорим о Ростове? предложил Опалин.
Поговорим, согласился Храповицкий, осклабившись, но сказал другое. Зря вы это, начальник. Зря. Не надо было брата моего трогать.
Ишь ты, как интересно получается, с деланым добродушием в голосе вмешался Петрович, который тоже присутствовал и вел протокол. Вам, значит, все можно, а когда вас вашими же методами так сразу нельзя. А твоему брату нечего было от конвойного бегать
Толя не дурак так подставляться, ответил Храповицкий сквозь зубы. Так я и поверю, что конвойный какой-то его грохнул без приказа Ты, Скорохват, конечно, молодец. Идешь по крови людей смотри только, не поскользнись!
«А может быть, Костя прав, подумал Опалин, глядя в сверкающие ненавистью черные глаза бандита. Убили бы всех при задержании, и дело с концом. Валандаться теперь с этой мразью, допросы, очные ставки суд Другие дела стоят, пока я с этим не развяжусь. Каждый раз одно и то же»
Зазвонил телефон. Опалин назвал себя, выслушал сказанное и повесил трубку.
Вечером Иван докладывал Твердовскому:
Раненый бандит Капитонов, которого отвезли в больницу, умер от большой потери крови. Что касается убитого Анатолия Храповицкого: я говорил с доктором Бергманом и экспертом. Оба считают более вероятным, что в момент выстрела он не бежал, а шел. Положение тела, траектория пули
Более вероятным, перебил Николай Леонтьевич, но не стопроцентным?
Да, кивнул Иван. Только вот выстрел был произведен в упор. На волосах остались пороховые частицы
Горюнов написал об этом в своем заключении?
На словах он мне об этом сказал, но я не помню, успел ли он все написать, ответил Опалин после паузы, протягивая Николаю Леонтьевичу бумаги.
Здесь говорится, что Храповицкий мог бежать, когда в него выстрелил Маслов, подытожил Твердовский, пробежав глазами строки. Он перевернул лист. Какой мелкий у доктора почерк Входное отверстие выходное на расстоянии два с половиной сантиметра под левой глазницей подумать только, какая точность! Ну, тут вообще ничего не сказано про то, кто куда шел или бежал
Николай Леонтьевич сложил бумаги и серьезно посмотрел на Опалина.
Честно говоря, Ваня, я рад, что ты не стал пороть горячку и убедил эксперта и доктора не приписывать лишнего, сказал Твердовский. Это не значит, что я за обман, и не значит, что я одобряю поступок Маслова. Но к нашим делам мы больше никогда его привлекать не будем.
Это моя вина, начал Опалин. Мне надо было как следует все проверить, прежде чем
Ваня, вздохнул Твердовский, сколько раз я говорил тебе, всего предусмотреть невозможно, не-воз-мож-но, понимаешь ли! Вспомни хотя бы ненормальную, которая появилась именно тогда, когда вы приготовились брать банду Все же обошлось в итоге. Тебе винить себя абсолютно не в чем. Ты проделал отличную работу, говоря, Николай Леонтьевич залез в ящик стола, и заслуживаешь награды. Держи.
И перед Опалиным лег заполненный на пишущей машинке бланк с печатями. Ошеломленный, Иван не сразу понял, что это ордер на получение однокомнатной квартиры.
Больше тебе не придется спать на работе, сказал Николай Леонтьевич. Дом на Новослободской, не в центре, конечно, носвоя квартира, Ваня! А твою комнату мы отдадим Казачинскому. Он с родителями живет, еще у него брат с семьей и две сестры, и все чуть ли не в подвале ютятся
Я очень рад, Николай Леонтьевич, сказал Опалин искренне. Он имел в виду вовсе не жилищные проблемы Казачинского, а совсем другое. Впрочем, начальник отлично его понял.
Ты бы, Ваня, не тихарился, а раньше пришел ко мне со своими проблемами, я бы и подумал, как тебе помочь, сказал Твердовский. А то молчишь, а потом случайно выясняетсяночуешь на работе Теперь у тебя все будет хорошо, и словом, мы ждем от тебя новых раскрытых дел! то ли шутя, то ли вполне серьезно заключил он.
Глава 8. Грезы
Свободный от вчерашнего и будущего видит сегодняшнее.
Пока Опалин совещался с Соколовым, допрашивал Храповицкого, общался с начальством и обсуждал с Казачинским, как скоро сумеет перебраться в новую квартиру и освободить комнату, жизнь Нины текла своим чередом, что немало озадачивало девушку. Отчего-то ей казалось, что после ночного приключения и встречи с Опалиным все будет не так, как раньше. Но уже следующее утро в благословенной квартире номер 51 показало: никаких перемен в жизни не бывает, а те, которые все же случаются, ведут лишь к худшему.
Для разминки на общей кухне бабка Акулина обвинила Женю Ломакина в краже у нее куска хлеба. Писатель Семиустов нарочито изумился: у такого человека, как Акулина Петровна, никто не осмелится не то что кусок, а и крошку хлеба позаимствовать. Бабка, учуяв возможность скандала, немедленно объявила Семиустову, что он, наверное, считает себя умным, потому как образованный, только вот был бы он умный, жил бы в Лаврушинском в собственной квартире, как все настоящие писатели, а раз он ютится в коммуналке, то не грех бы ему и помолчать. Тут Семиустов, надо признать, изменился в лице, ибо отчаянно завидовал коллегам, обитавшим в знаменитом на всю Москву писательском доме. Здесь в ссору вмешалась мадам Ломакина и заявила, что Акулина наверняка сама съела свой хлеб. Бабка в ответ заверещала, мол, она почти ничего не ест, в отличие от буржуев, которые привыкли лопать по четыре раза в день. Тотчас на подмогу жене подоспел Ломакин: он объявил, что Акулина Петровна постится вовсе не из скромности, а из жадности, и когда она помрет, у нее наверняка найдут наволочки, набитые пачками денег. Окончания ссоры Нина не слышала, потому что позорно сбежала. К первой лекции, впрочем, она едва не опоздала, так как ей пришлось вернуться домой с полдорогидевушка обнаружила, что забыла взять тетрадь для конспектов.
Ну, как тебе Былинкин? вполголоса спросила Ленка, когда Нина на лекции села рядом с ней.
У Ленки Елисеевой были блестящие глаза, волосы неяркого мышиного цвета, но уложенные модными волнами, и вздернутый носик. Она не производила впечатления красавицы, однако умела выгодно себя подать, никогда не унывала и за словом в карман не лезла.
Конечно, вариант так себе, продолжала Ленка, не дожидаясь ответа подруги. Живет с родителями, еще там тетка больная. А у Радкевича четыре комнаты, представляешь?
Кто такой Радкевич? спросила Нина машинально.
Ты забыла?! поразилась Ленка. Это же он нас вчера в театр провел! Я вообще театры не люблю, но они чем хороши? В театре можно встретить приличного человека
И она хихикнула. Нина застыла на месте, испытывая мучительную неловкость. Ей и в голову не приходило, что в театр можно ходить не спектакли смотреть, а с совершенно другой, практической целью.
Кстати, он в разводе, добавила Ленка.
Кто?
Да Радкевич же!
А я вчера видела, как бандитов задерживали, ляпнула Нина и тотчас пожалела об этом.
Да ну! Где?
Шепотом, чтобы не привлекать внимания профессора, который увлеченно говорил о французском классицизме, не забывая для проформы изредка ввернуть цитату и из какого-нибудь коммунистического авторитета, Нина рассказала свое приключение, утаив впечатление, которое на нее произвел Опалин.
Интересно, а в газете об этом напишут? добавила Нина. Или, может, уже написали?
А тебе бы хотелось, чтобы в «Правде» тебя пропечатали? прищурилась Ленка.
При чем тут я? искренне изумилась Нина. Там милиционеры жизнями рисковали
Ну и что? пожала плечами Ленка. Это же их работа. Однако своим вздернутым носиком она уловила: дело не только в ночном происшествии, но и кое в чем другом. Тебе кто-то понравился? спросила она с любопытством.
Не знаю, помедлив, сказала Нина.
Ну, получают они в угрозыске неплохо, заметила Ленка, подумав. Только зачем тебе это? Сидеть дома и думать, когда муж вернется с работы и вернется ли вообщетоже мне, удовольствие! Нет, работа должна быть чистая и безопасная а если он за границу ездит, тогда совсем хорошо. Вещи привозить будет, подарки
Профессор на нас смотрит, быстро шепнула Нина. Сейчас сделает замечание
Она сделала вид, что записывает в тетрадке для конспектов.
Не умеешь ты, Нинка, жить, вздохнула Ленка, качая головой.
«А ты умеешь?»хотела спросить Нина. Но промолчала, потому что не любила конфликтов.
Она почему-то была уверена, что скоро опять встретится с Опалиным. Наверное, он пригласит ее для как это называется дача свидетельских показаний, кажется. Но никто ее не приглашал, в газете о задержании банды сообщили несколькими скупыми строчками без подробностей, и вообще внешне в жизни Нины мало что изменилось. Пальто ее благодаря чудо-средству Доротеи Карловны было спасено. По-прежнему бабка Акулина закатывала эпические скандалы, по-прежнему графиня не покидала своей комнаты, а Ирина Сергеевна изумляла всех прическами, созданными ее мужем. Таню Киселеву навещал один кладовщик, и Таня откровенничала с Зинаидой Александровной, рассказывая, как кладовщикам хорошо живется и как они воруют продукты, выручая таким образом в месяц по три тысячи рублей. По-прежнему Ломакины ходили гладкие, сытые и довольные собой, а их старший сын Степа расстался с невестой, которая не понравилась его родителям, потому что не имела отдельной жилплощади. По-прежнему Родионов заводил у себя в комнате патефон и ставил пластинки Вертинского, Семиустов изводил всех разговорами о напряженном международном положении, а его жена носила авоськи с продуктами и говорила только о том, кто из писателей к какому распределителю прикреплен. В комнате Морозовых снова объявилась моль, которую они безуспешно пытались вывести уже несколько лет. Раньше смешливый Василий Иванович, обладавший даром все обращать в шутку, убеждал жену, что моль как троцкисты: чем больше с ней борешься, тем больше ее становится, но после 37-го года отец Нины шутить на эту тему перестал.
Зина! Зина, хватит метаться и хлопать руками! Зина, ты же видишь, она нас все равно не боится. Зина, оставь эту мерзавку, дай ей спокойно умереть от старости!
Но она же все съест! негодовала Зинаида Александровна и хватала газету.
Зина, даже «Правда» тут бессильна! кричал Василий Иванович и хохотал. Зинаида Александровна делала вид, что сердится, но про себя вспоминала, как кажущаяся легкость характера мужа помогла им выжить во время революции и последовавшего за ней хаоса. Юмор мужа, его неиссякаемое жизнелюбие, его желание верить в лучшее, несмотря ни на что, придавали ей сил жить дальше и тащить детей. Двое старших давно обзавелись своими семьями, уехали в другие города и теперь стали, как говорится, «отрезанным ломтём». Они изредка писали родителям, но, в сущности, жили своей жизнью. Нина, несмотря на сложное время, получила всю любовь и заботу, какие обычно выпадают на долю поздних детей. Это не сделало ее ни эгоисткой, ни избалованной девочкой; она была добрая, скромная, покладистая, и все же отчего-то Зинаида Александровна не переставала за нее волноваться.
Впрочем, в последнее время она волновалась из-за всего. Жена Василия Ивановича работала машинисткой в издательстве, выпускавшем книги для детей. Казалось бы, не может быть места тише и приличней, но и в издательстве случались склоки и сведения счетов, приводившие Зинаиду Александровну в ужас.
В еще больший ужас она пришла, когда дочь, насмотревшись фильмов, решила стать актрисой. Василий Иванович никак не мог считаться домашним деспотом, но он все же был музыкантом, имел понятие о театральной среде, и при мысли, что его дочь в ней окажется, испытывал смятение. В конце концов удалось склонить Нину к компромиссу, и она, к облегчению родителей, провалившись на актерском факультете, поступила на театроведческий. Само собой, соседи обсуждали ее выборкаждый со своей точки зрения.
Сейчас все образованными стать хочут, зловеще молвила бабка Акулина. А зачем, и сами не знают.
И кем же вы будете, когда кончите курс? полюбопытствовал Ломакин, прищурившись.
Театрэто хорошо! одобрил Семиустов. Некоторые драматурги такие авторские загребают
Но она же не пьесы писать будет, вернула Семиустова на землю супруга, и потом, не все драматурги купаются в золоте
Я иногда делаю прически актрисам, сообщил парикмахер. Но работать в театре я бы не стал!
Родионов сказал, что он вообще не понимает, что такое театроведение. Доротея Карловна попыталась объяснить, но не слишком преуспела. Позже Таня Киселева, курившая в коридоре папироску, спросила у Нины:
И зачем тебе учиться? Только время зря тратить. Хочешь, я тебя в ресторан устрою, официанткой. И продукты, и чаевые, и публика приличная.
А что же ты сама не идешь? быстро спросила Нина. Она не считала себя снобом, но мысль о том, чтобы разносить тарелки, была отчего-то не слишком приятной.
Таня хихикнула.
Меня Митька не пускает, сообщила она. Митькой звали ее ухажера. Ревнивый, боитсяя там мужика себе найду.
Не удержавшись, Нина пересказала родителям разговор с продавщицей мороженого, и эффект превзошел все ее ожидания. Василий Иванович подпрыгнул в кресле, и глаза у него стали такие же круглые, как в тот исторический момент, когда Нина объявила о своем желании стать актрисой.
Чтобы моя дочь была подавальщицей? Ни за что!
А Зинаида Александровна, немного придя в себя, посоветовала Нине вообще поменьше общаться с Киселевой.
У тебя все равно нет с ней ничего общего! заявила мать. Зачем она вчера приходила?
Спрашивала Дюма, я ей второй том «Виконта» дала.
При всей своей практичности и приземленности, Таня обожала романтические книжки, и больше всего ей нравился бессмертный Дюма. Она всерьез переживала за его героев, спрашивала у Нины, что будет дальше, и тут же умоляла ничего не говорить, потому что это испортит ей сюрприз.
Зинаида Александровна сгоряча хотела было требовать, выражаясь языком дипломатов, полного разрыва отношений, но одумалась. В благодарность за книги Таня не раз и не два приносила дефицитные продукты, которые доставала через своего Митьку и которые просто так было не купить. По лицу мужа Зинаида Александровна поняла, что он думает о том же.
Конечно, она не хотела обидеть Нину, сказал Василий Иванович жене. Просто Таня не понимает, что это место не для нашей дочери.
Начав ходить на лекции, Нина испытала странное ощущение. Почти все было интересно, и почти всесловно мимо нее. На экзаменах ее выручали только хорошая память и природная добросовестность. Очень скоро она разглядела, что большинство однокурсников интересуется предметами еще меньше нее. Факультет театроведения то создавали, то упраздняли, и никто, в сущности, толком не знал, долго ли он просуществует в этот раз. Кроме задорной Ленки Елисеевой, особой дружбы ни с кем не сложилось. Ленка тоже хотела стать актрисой и тоже провалилась, но, в отличие от Нины, она легко заводила знакомства и была полна решимостихоть и не говорила об этом прямовскарабкаться как можно выше посредством удачного брака. Она умело флиртовалак зависти Нины, совсем не умевшей строить глазкии казалась яркой, открытой и общительной. Однако с какого-то времени Нина стала догадываться: такое поведениеотчасти маска, за которой подруга прячется от своих проблем. Из кое-каких оговорок Ленки, которая жаловаться вообще-то не любила, Нина поняла, что проблемы главным образом связаны с семьей. Отец пьет, мать убивает себя работой, Ленкастаршая, из нее пытаются сделать няньку для четырех младших детей, а она хочет пожить для себя.