Абсолютно, заверяет Николаев, вытираяразмазывая по лицукровь и пыль. Я долго валялся?
Да не, сразу вытащили.
Николаев кивает, восстанавливая в памяти предыдущие событияпо цепочке, шаг за шагом, словно в поисках ошибки, из-за которой всё свернуло не туда
Подъём полка, немая тревога, постановка задачи, погрузка, БесланРоккский туннельДжаваЦхинвал, марш-бросок, бой, автобаза, снова бой, попытка грузин прорваться, полк принимает решение занять круговую оборонув ночь уходить бесполезно. Какое-то помещение Гарин в дверях Окно Гранатомётный выстрел
Заяц!
Санинструктор тут же вскинул голову, но вместо ответа на невысказанный ещё вопрос отводит глаза.
Инженер?.. всё же с необъяснимой, упрямой надеждой спрашивает Николаев.
Заяц не торопится отвечать, и Николаеву самому приходится произнести горький, как пыль на губах, приговор:
«Двухсотый».
Не «умер», потому что невозможно про Гарина сказать «умер», просто невозможно. Лучше спрятаться за безликой чёрной цифрой.
Не было шансов, солдат отвернулся, и где-то внутри Николаева поднимается глухая боль и отрицание того, что случилось.
Так не бывает. Так нельзя. Глупая война, нелепая, нельзя так, нет!
«Нет, нет, почему так?!»
Это уже я пытаюсь выкрикнуть, но получается что-то тихое, сиплое, и мир рассыпается на паззлинкииз большой мозаики на много маленьких кусочков.
Сон Это папин сон.
Заскрипела кроватьэто заворочался папа в соседней комнате.
Я сел, кутаясь в одеяло, и поглядел на Руслана. Тот только немножко грустно улыбнулся мне с рисунка.
Папа тоже сел, потом встал и на цыпочках ушёл на кухнюпопить. Ночью в квартире всё-всё слышно.
Заворочалась мама, почувствовав, что осталась одна, но папа быстро вернулся и сел обратно на кровать.
Игорь, ты же обещал спокойную ночь, сонно сказала мама.
Она спокойная. Я уже ложусь. Просто пить захотелось.
Ах, просто пить захотелось? Со стонами?
Тише, Руся разбудишь
Это ты его будишь своими хождениями
Да не виноват я, Ир, голос папы прозвучал глухо и, вопреки его словам, виновато.
Нет, ну скажи мне, зачем ты тот рапорт подал? Чечни не хватило?! Перевёлся же в штаб, жили как люди, ты успокоился тогда совсем, и снов этих не было, и всё было хорошо. Так нет же, как чувствовал, что это всё случится и конечно, куда им без тебя!
Не заводись, Ир, ради Бога Так вышло.
Не поехал бы в Осетиюсейчас бы спокойно спал
Совесть бы не дала спать спокойно, Ириш, папа снова лёг. Мои пацаны все пошли, а я бы остался?
Игорь
Ириш.
Мама вздохнула. Папа вздохнул. Я снова лёг.
Тишина квартирыона какая-то не такая. Словно слышны в ней глухие разрывы и треск автоматных очередей.
Наверное, это папа так слышит, особенно после этого сна. Из всех его снов этотсамый непростой. Я даже не знаю, что с ним делатьон какой-то неправильный.
Интересно, а Руслан знает?..
Конечно, Руслан сидит на краешке моей кровати. Из замотанных синей изолентой наушников у него на шее доносится какая-то песня.
Конечно, знаю, повторил Руслан.
***
ЭТО ТОЛЬКО В КИНОЗРИТЕЛИ.
Так сказал Руслан.
«Очень странно, подумал я. А как ещё чужие сны смотреть? Раз смотрюзначит, зритель»
А это как? спросил я вслух. Руслан! Русла-ан!
А так, донеслось до меня чуть слышное. И смех. Руслан будто невидимым сталон это умеет.
Ну и причём здесь кино?
Я же просто хочу помочь папено у меня не получается.
А потом всё становится так странно и неправильно, что я просыпаюсь. И папа тоже.
Гарина больше нет.
Именно это во снесамое неправильное. И не только во сне.
Если бы он на самом деле был, а тамнет, это было бы ещё ничего. Папе так о Рубике, в смысле, капитане Рубцове снится иногда, хотя Рубика там вообще с ними не было. Но тогда достаточно проснутьсяи снова всё в порядке.
Но Инженера-то нет и здесь, в обычном мире. Его совсем нет.
Поэтому всё очень непросто.
Руслан сказал, он знает, что надо делать, а больше ничеготолько про кино.
Ты спи, велел он. И добавил: Я всё объясню. Договорюсь и объясню.
Но сегодня я уже ничего не увиделпапа спал без ЭТИХ снов, а свои я давно отвык смотреть.
За завтраком папа был мрачный и неразговорчивый.
Но что я мог поделать? Ведь то, что я с папой сон смотрюне помогает. Может, это и имел в виду Руслан, когда говорил про кино и зрителей?..
Но как тогда перестать быть этим самым зрителем? Он ведь так этого и не сказал.
А сам я не знаю. И сто тысяч мудрецов не разберутся. Интересно, может, хоть Бог знает?.. Только всё равно ведь не скажет
***
В ЭТОМ СНЕ ЧТО-ТО ПОШЛО НЕ ТАК.
Мир другойярче, громче, больше. В горле першит от песка. Болит разбитое коленов самом деле болит, до слёз. Я сморгнул.
Колено болело у меня.
Не у папы.
Папы рядом вообще не было.
А ещё было жарко.
Сюда! Руслан схватил меня за руку и рывком затащил за груду камней, которая когда-то, кажется, была стеной. Дурак, тут же стреляют!
Я и сам это слышал. Просто в папиных снах я так привык к этим звукам, что не обратил на них никакого внимания.
Там, где я только что стоял, взметнулся фонтанчик песка.
Мы сидели с Русланом посреди обгоревших развалин какого-то ангара.
Руслан! Что происходит?!
Две тысячи восьмой год, именно так, по словам произнёс он, сосредоточенно выцарапывая осколком кирпича что-то на бывшей стене. Одиннадцатое августа. Южная Осетия. Вон там, Руслан махнул рукой куда-то себе за спину, Цхинвал. А Николаевтвой папа, я имею в виду, вон там, взмах руки в другую сторону.
И что я должен делать?
А я откуда знаю?! возмутился Руслан. Что-то. Знал бысам сделал, без тебя. Один раз спас, другой, думаешь, не сдюжил бы? Ха!
Может, это только я должен сделать? предположил я неуверенно, с тревогой поглядывая в сторону, где, как он сказал, сейчас был папа. Ну, его сын. Как в книжках.
Может, согласился Руслан, поправляя наушники на шее. На стене за ним теперь читалось кривоватое: «РАЗ-ДВАВЫШЕ НОГИ ОТ ЗЕМЛИ». Но это больше похоже на чушь. В книжках. А это, он кивнул на кипящий вдалеке бой, книжка?
Громыхнул взрыв. Я вздрогнул и придвинулся поближе к другу. На книжку этот жаркий день, грохот разрывов и обгоревшие груды камней вокруг не походили.
Оружие нужно, сказал я. Да, Руслан?
Тебе? Ты им пользоваться-то умеешь? Руслан смерил меня обидно-недоверчивым взглядом.
Ну, я же сколько раз видел, как папа это делает
А убить сможешь?
Я не знаю. Честное слово, совершенно не знаю.
Я засучил штанину уже продранных где-то бриджей, послюнявил палец и принялся сосредоточенно протирать ссадину от налипшей пыли.
А умереть? задал Руслан новый вопрос.
А я не проснусь? Ну, обычно
Этоне обычно! отрезал друг. Обычно и меня здесь нет! И Николаев ты его глазами смотришь.
Возразить на это мне было нечего.
Только обидно было, что Руслан сердится и так на меня смотрит.
Мне надо идти, сказал я.
Надо, согласился он.
А ты?
А чего я? Меня не существует. Я умер в девяносто девятом, забыл?
Я не забыл. Поэтому только вздохнул:
Ну ладно. Я пошёл, и поднялся, но Руслан дёрнул меня за руку, заставляя сесть обратно.
Не при прямо на пули! Вон, сбоку, мимо той груды.
Я торопливо кивнул и снова привстал, но Руслан опять не дал.
Ползком!
Ладно, согласился я и пополз мимо развалин.
По мне стреляли. Ну, мне так показалось. Один раз даже чуть не попаливзметнувшийся фонтанчиком песок больно посёк мне лицо. Я поспешно спрятался за какой-то сгоревшей машиной.
Она была ещё тёплая. Большая такая, вроде джипа. В кабине кто-то был Приглядевшись, я понял, что именно «был». До того, как заживо сгорел.
Я сглотнул и отвернулся.
И не такое в папиных снах видел!
Правда, теперь всё было как-то слишком по-настоящему. Это не папин сон и вообщене сон.
Но я сам сказали Руслан подтвердил, что мне надо идти. К папе.
Пересидев немного, я высунулся из-за машины и наткнулся на людей. Один был с автоматом, а второйещё и с «мухой», РПГ-18, я по папиным снам помнил, что это такое.
Они тоже собирались спрятаться за этой машиной.
А потом обернулись и заметили меня. Удивились и начали что-то говорить.
Я не понимал ни слова.
Ни словечка.
От странных, незнакомых звуков чужой речи мне стало так страшно, что я вскочил на ноги и бросился бежать, не помня ничего. Даже пули казались уже не такими страшными, как те двое.
Я нёсся с такой скоростью, что казалосья лечу, и мир за мной не поспевает. Я влетел в какое-то здание мимо людей с автоматами запнулся о лежащий в проходе камень
Мама-а! взвыл я. Из глаз брызнули слёзыя не хотел плакать, но они сами градом покатились по щекам.
Болели и щека, и рассаженная ладонь, и снова коленобольно-больно
Ой, мама
Эй, ты чего? Ты откуда такой взялся? изумлённо тронул меня за плечо один из людей, мимо которых я только что пробежал.
Протерев глаза, я узнал Гаринаточно такого же, как в папиных снах, и мигом забыл о том, как всё болит. Инженер жив!..
Он ещё жив. А потом он пойдёт к папе, в окно попадёт граната от «мухи»
Ты по-русски понимаешь? Ты местный?
Я бежал, еле выдавил я из себя.
Он жив!
Эй, ну чего ты? Пойдём к Варягу. Заяц к нему, вроде, пошёл что-то выяснитьперевяжет.
Сам Гарин весь в ссадинах, и лоб пересекает огромная царапина, почти рана, но он к Зайцу-санинструкторуне торопится.
А «Варяг» это папин позывной. Ещё иногда его «князь» зовут, «княже», «князь Игорь», но позывнойименно Варяг. Вот Гарин и сказал: «Пойдём к Варягу».
К Варягу
То есть сейчас Инженер пойдёт к папе.
И взорвётся граната?!
Нет, ему нельзя!
Я вцепился Гарину в рукав, судорожно пытаясь придумать, как ему объяснить, что идти нельзя
А потом понял, а может, и Руслан подсказал неслышно, что даже если к папе не пойдёт Инженер, выстрел всё равно попадёт в окно.
Только подорвётся на ней папа, а не Гарин. Не во снеРуслан ведь сказал, что это не сон.
Ну чего испугался? не так понял меня Гарин. Залечим тебе ссадины, потом разберёмся, откуда ты такой взялся.
Не не надо, всхлипнул я. Не нельзя. Туда нельзя! Н-никому!
Почему нельзя? удивился Инженер.
И взглянул на меня как-то открыто, полностью, и я понял, что даже если всё ему расскажу, и даже если он поверитто всё равно он пойдёт к папе. Чтобы вместо него умереть. Просто так, с вот этой открытой улыбкой. Как на праздник.
И что же я тогда должен делать?! Я-то думал, я тут, чтобы Гарина спасти!
Но тогда погибнет папа.
Не приедет домой. И я не встречу его в коридоре, кутаясь в его же халат, и он не поднимет меня одной рукой, и арбуз мы домой вместе не понесём, и ящик яблок соседке, и
Я словно застылне внешне, нет, но не было сил возражать, объяснять и что-то говорить. Я безропотно позволил Гарину отцепить от себя мои пальцы, взять за руку и повести к Зайцу и папе. Я ничего не понимал, ничегошеньки, что мне делать, зачем я тут. Руслан спас папу, потому что умер. А я что? Мне только через четыре месяца, даже больше, одиннадцать лет исполнится. Я не такой сильный, как папа, и не такой смелый, как Руслан.
И что же мне теперь делать? Руслан!
Руслан не слышалили не знал. Он, понурившись, шагал рядом с нами, но никто его, кроме меня, не видел.
Конечно, он же сам сказал: его здесь нет, он умер в 1999 году
«Прости, говорил его взгляд. Я не знал, что всё так выйдет, Русь. И я не знаю, что делать, я ничего не знаю, я просто мёртвый парень из Грозного».
Господи, а кто же тогда знает?!
Но тут я увидел папу, и оцепенение прошло.
Папа был почти такой же, как дома, только чумазый весь, и рукиобе, он ими автомат держал. Папа стоял в каком-то помещении, а в окно я увидел ту самую машину, от которой прибежал сюда.
Гарин шагнул к двери, но тут во мне что-то оборвалось, словно резинкаи больно хлопнуло внутри, по груди, обжигая страхом узнаванияиз папиных снов.
Сейчас!..
Опережая Инженера, я бросился к окну. «Не стреляйте!» хотел крикнуть я. Неужели по мне выстрелят?!
Наверное, те двое, за машиной, всё же что-то заметили. Сложно ведь перепутать взрослого солдата в камуфляже и меня в жёлтой футболке и рваных бриджах.
Красное солнце бьёт в глаза, и текут слёзы, и щиплет ссадину на щеке. Солнце садится прямо в обгоревшие развалиныалый круг среди серо-чёрного. Я опускаю глаза и вижу, что на футболке лежат такие же красные, как солнце, блики.
Страшно. Мнестрашно.
Ру-у-ус-сь! кричит папа одним пронзительно-шипящим звукомдиким, неверящим голосом. Папа не понимает, откуда я тут взялся, только знает, чует, что яна прицеле.
Я, наверное, не такой смелый, как Руслан. Я дико боюсь.
Но выбора нет.
Не хочу, чтобы Инженер умер. Или чтобы папа умер. Или кто-нибудь ещё, Заяц-санинструктор, например
Не хочу!
А граната всё не летит.
Может, меня увидели, а может, ещё что-то случилось.
Граната взорваласьно за окном.
А может, и не граната, а мина или что-то ещё, но рвануло здорово. Я упал, пребольно ударившись спиной и затылком. Наверное, дальше была темнота, но я её не запомнил.
В голове гудит, и я боюсь открыть глаза. А вдруг ничего не удалось? И нет ни папы, ни Гарина?!
Но вокругтихо-тихо.
Кто-то поднял меня на руки, и тут я не выдержал и тихонько заплакал. Я жив. А папа И Инженер
Ты чего? Плохой сон приснился? удивился папа, прижимая меня к себе, а потом аккуратно опустил на кровать.
Я осторожно открыл глаза и сел, ничегошеньки не понимая.
Болело колено. И рука, и немногощека. Откуда-то в памяти возник велик, двор, соскочившая цепь
Но в голове ещё гудело от взрыва, и руки пахли незнакомой гарью.
Это не сон, упрямо сказал я.
Вот как, удивился папа, поправляя моё одеяло. Двумя руками!
«А как иначе?» удивилось что-то внутри.
Эй, княже, так что за шум, а драки нет? на пороге возник Гариня его даже не сразу узнал в обычной одежде, но это, конечно, был тот самый Инженер.
Да Русь с кровати свалился.
Гарин кивнул, заходя в комнату.
Так вот какой тыРусь. А яЖеня Гарин. Можно Инженер, представился он, подходя ближе. Пригляделся.
Здрасте, вежливо сказал я.
Он остановился.
Я улыбнулся, хотя в горле щипало. И Руслан улыбнулся с рисунка над кроватью.
Инженер узнал.
А папины сны мне потом ещё долго снились, но нам с папой было уже легковедь вместе мы сильнее ста тысяч силачей со всего света.
Сентябрь 2011 года, июнь 2020 года,
Москва, дер. Прислон
Высота
Афганистан, май 1982 г.
Я хотел бы остаться с тобой,
Просто остаться с тобой,
Но высокая в небе звезда
Зовёт меня в путь
Виктор Цой
Ветер крепчает.
Ещё недавно он нёс тебя в ладонях, а теперь треплет стонущие от его ярости деревья, мотает ветки, а с ними и тебя, хотя кажется, что это не ты, а земля далеко внизу раскачивается.
Хочется обратнов мягкую, уютную тишину поднебесья.
Или хотя бы вниз.
А ты висишьни туда, ни сюда
Воздух прошивает резкий, как выстрел, треск, и под сдавленное «Ой, ма-а!» земля принимает своё сбежавшее было чадо обратно.
Ну чего орёшь, а? раздаётся в ответ насмешливое, и рядом возникает чернявый парень на пару лет старше. С дуба рухнул, да? Говорили же: не можешь отцепиться самжди, пока снимут, а не дрыгайся, а то купол порвёшь, чего непонятного, а?
Кавказский акцент не портит быструю речь, а деланная сердитостьдружелюбной улыбки.
Нет, мрачно и избирательно отвечаешь, старательно отряхивая коленки. С «дубом» вместе, не видишь, что ли?
Парень не только видит, но и увязывает уже сноровисто стропы того самого «дуба», Д-1-5У. Отвлекается на секунду, только чтобы спросить деловито:
Жив-цел хоть?
Да вполне. А чего так долго искали-то?
А нечего было на ёлки садится!
Да я пытался отвернуть! Это всё ветер
Раньше надо было отворачивать, стропы управления тебе для красоты даны, да?.. Да не переживай, не ты один «прилесился», полвыброски с ёлок снимать пришлось. Да, кстати Руслан.