Она шлёпнула его по лицу.
От обжегшей его щёку пощёчины половое влечение тут же исчезло.
- Балика
- Заткнись.Её голос обжигал, словно вербальная пощёчина.В своём доме я буду ходить так, как считаю нужным, ты меня понял?
Его плечи поникли.
- Да.
Её взгляд переместился к печатной машинке. Заметив кучку слов на листе, она приподняла бровь. Обошла Рейфа, склонилась над столом и прочитала написанное. Нахмурилась.
- Рейф, ты пишешь, как Керуак с запором, передающий послания от Рэймонда Чандлера; как школьник с башкой, набитой шмалью и плохой поэзией. Какого хуя вообще это твоё «Город был раной» означает?
Рейф рассердился.
- Это это метафора.
Да кто она вообще такая, чтобы критиковать его работу? Она не была писателем. Как она посмела говорить ему хоть что-то по творческим вопросам! Да она понятия не имела о потоке речи, о ритмичности прозы. Она ошибочно полагала, что кучка литературных курсов в колледже, которые она сдала на отлично, придают её мнению дополнительный вес.
В висках запульсировало ещё сильнее, вена билась, как порванный высоковольтный кабель. Он почувствовал, как что-то перемещается под кожей, скользя, словно змея, так, что у него даже дёрнулись брови. Он прижал ладонь ко лбу, тщетно пытаясь сдержать то, что грозило превратиться в охрененную головную боль. Потребность свалить от Балики вернулась; от её едкого комментария, замаскированного под «конструктивную критику», стало только хуже.
Она хмыкнула.
- Метафора! Ну-ну. Тупизм это. Шняга какая-то.
Шняга.
Это слово будто ударило его наотмашь в самую душу, гораздо больнее, чем физическая агрессия несколько секунд назад. Оно ещё раз подтвердило, насколько мало она ценила их отношения. Правда заключалась в том, что ей не нужно было равенство. Он мог припомнить каждый раз, когда она отговаривала его от попыток найти постоянную работу, но зачем? Она использовала его зависимость от неё против него с тем, чтобы ослабить его, но правда заключалась в том, что она именно этого и хотела. На самом деле, ей не нужен был ни парень, ни жених, ни мужей требовалась собственность, игрушка.
Она походила на выросшую маленькую девочку с живой игрушкой. Кеном с функционирующим хуем.
Поначалу Рейф не был особенно против, но эта ситуация в итоге утомила его. Секс был невероятен, но он начинал понимать, что этого недостаточно, чтобы удерживать его в этих паразитических взаимоотношениях.
Рейф вскипел.
Тут была всего одна маленькая проблемка.
При её благосклонности и поддержке примерно год назад он бросил работу, чтобы воплотить свою мечтузаниматься писательством на постоянной основе. Это, в сочетании с его прерывистой трудовой биографией до знакомства с Баликой, означало, что ему придётся долго искать работу с достаточной для жизни оплатой. Ситуация походила на классическую Уловку 22: он не мог уйти от неё, пока не найдёт работу, а если он начнёт искать её, Балика будет грозиться выкинуть его на улицу и обрубить ему финансовую поддержку.
Балика ухмылялась. Она скрестила руки под грудью и смотрела на него сверху вниз, притворно надув губы.
- Ох, я задела твои чувства, малыш Рейфи? Мамочке не стоило быть такой грубой, оценивая твою работу?
Рейф свирепо взглянул на неё.
Это уже было слишкомона явно перегнула палку.
- Ты
Он задохнулся; праведный гнев едва не испепелял его.
- Что, Рейфи? - oна склонила голову набок и подставила ладонь к уху. Опять насмешка. - Я, наверное, тебя не расслышала. Ты - что?..- oна убрала руку, и её лицо скривилось в поддельном ужасе. - Боже, Рейф, ты что, собирался назвать меня сукой? - на последнем слове она повысила голос. - Или или нет, ты же не назвал бы меня пиздой, да?
Она охнула и прикрыла открытый рот руками.
Рейф заскрежетал зубами, едва сдерживая желание ответить в том же духе, дать отпор. Бурлящий чан переполнившего его негодования вот-вот готов был выплеснуться. Если не считать физического аспекта их отношений, он ненавидел в ней всё. Он ненавидел то, насколько она американизировалась, насколько свободно она использовала в качестве оружия мат. Она поддерживала видимость ласковости до тех пор, пока он не показывал намёк на твёрдость характера, и тут же начинался безжалостный поток издевательств.
Он крепко вцепился в подлокотники кресла, чтобы успокоить дрожащие руки. Лицо вспыхнуло, шея взмокла от напряжения.
О, как же он хотел заставить её забрать обратно те свои слова.
Но он не мог.
Он был безнадёжен.
Беспомощен.
Ни на что не годен.
Слаб.
Слёзы или пот, а может, и то, и другое, заполнили его глаза, и секунду он не мог видеть ухмыляющееся лицо Балики. Возможно, это была Божья милость. Но затем внутри его черепа что-то снова двинулосьэто было вибрирующее физическое/психическое скольжение, похожее на смещение каменных пластов при землетрясении. Его череп как будто пульсировал снаружи, раздуваясь, как перекаченный шар.
Он услышал крик.
Он не знал, откуда крик взялся: может, это Балика выпустила пар, а может, этот сдавленный всплеск страха издали его собственные голосовые связки.
Он почувствовал, как кожа вокруг глазниц раздулась до неестественных размеров. Там что-то двигалось, что-то вытекало наружу. Он вскочил со стула, сжал руками свою пульсирующую голову и закричал (на этот раз он точно знал, откуда звук). Он услышал, как щёлкнули по паркету каблуки Балики, когда она отпрянула от него, услышал её пронзительный уязвлённый голос:
- Ты мудак! Ты ёбанный мудак, Рейф! Что с тобой за херня творится? Ты что, на наркоте? Ты, что, блядь, под кайфом? - затем вздох осознания, что происходит что-то гораздо худшее. - Эй, бля, не вздумай тут с инсультом окочуриться, уебан! Я не собираюсь ухаживать за твоей парализованной задницей, понял меня?
Рейф снова закричал.
Его голова превратилась в поток агонии, эпицентр нескончаемых сжигающий разум взрывов боли. Его носовые ходы расширились, что-то, источающее тепло, проталкивалось по ним, растягивая кожу, словно бы слишком маленький презерватив натягивали на огромный член. Так могли ощущать себя струи расплавленного дерьма, выплёскивающиеся из его ануса. Он чувствовал, как по его ноздрям пробегает жар.
А затем он снова смог видеть.
Из его носа спускались две одинаковые нити жирной розовой плоти. Жгуты извивающегося и растягивающегося органического вещества. Рейф бросил взгляд на безглазые головы с тонкими щелями голодных ртов. Выскользнув из его носа, твари с влажным шлепком плюхнулись на пол и рванули в сторону Балики.
Теперь кричала Балика.
Она развернулась, чтобы бежать, но мозговые черви (как их моментально назвал Рейф) двигались слишком быстро, тут же сократив разрыв. Рейф видел, как они взобрались по её обнажённым ногам. Он содрогнулся от вида того, как они пробрались к ней под платье, а потом ещё разкогда они появились в ложбинке между её грудей и проникли к ней в рот и нос. Она лупила червей и мотала головой, лихорадочно пытаясь избавиться от них.
Но всё было без толку.
Её лицо и лоб вздулись, когда твари втянулись внутрь неё. Она стонала и шаталась, пока черви продолжали двигаться внутри неё, оттопыривая её плоть в разных направлениях, и делали то, что делали.
Затем она свалилась на пол, распластавшись на спине.
Рейф оцепенел настолько, что несколько минут был не в состоянии ощущать ни ужаса, ни скорби, ни чего-либо ещё. Он просто остолбенел от полнейшей невозможности произошедшего. Некоторое время его мозг наотрез отказывался воспринимать реальность того, что сейчас случилось. Это походило на сценарий, придуманный пишущим хоррор графоманом, гоняющимся за дешёвыми эффектами. То, что он сейчас наблюдал, в обычном, рациональном мире не происходило.
И всё же это уже произошло.
Поправочкаэто всё ещё происходило.
Хоть голова Балики уже не была в два раза больше обычного размера, в её лобных долях всё ещё оставалось движение, которое иначе как «необычным» назвать было нельзя. Рейф сидел и смотрел, как перед ним продолжает происходить нечто невозможное и до охуенья абсурдное.
Он почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота.
Те твари находились в его голове. Обустроились там, впав в спячку. Ждали правильный момент, чтобы выбраться и питаться мигрировать? Да какая разница. Сейчас самыми важными вопросами были: «Кто они такие?» и «Откуда, чёрт возьми, они взялись?»
Кем бы они ни были, эти твари явно появились извне, - в этом он был уверен.
Ну или почти уверен.
Он знал, что обычно человеческий мозг не выступал в качестве гнезда для чудовищных паразитических киношных особей. Он рассмотрел вероятность того, что мозговые черви были внеземного происхождения. Инопланетные существа, питающиеся мозговым веществом человека. Насытившись одним носителем, они просто перебирались к другому, что, по всей видимости, сейчас и происходило.
Правда, он тут же нашёл изъян в своей теории.
Он же не умер.
И по большому счёту, несмотря на то, что он только что испытал, он был вполне здоров.
С другой стороны, Балика
Рейф охнул. Голова его возлюбленной/тюремщицы снова искривилась, ноздри вспухли так, словно через пластиковые трубочки пропихивали хряка. Он увидел, как безглазые головы мозговых червей выползают, извиваются и нюхают воздух. Они выскользнули и заскользили в сторону Рейфа.
Он завопил и отскочил от них.
Спина упёрлась в письменный стол.
Он увидел, как они промелькнули по полу и скользнули ему на джинсы. Они стали погружаться обратно в его носовые каналы. Он впился в них ногтями
Затем всё померкло.
Некоторое время так всё и оставалось.
Через некоторое время Рейф пришёл в себя. Он дотронулся до головы, старясь нащупать какие-нибудь неестественные выпуклости, но ничего не было. Он осмотрел комнату, но следов мозговых червей не обнаружил.
Балика была жива.
Её широко раскрытые белые глаза уставились в пустоту.
Прежде чем позвонить в экстренную службу, Рейф тщательно обыскал квартиру. Никаких червей или ещё чего столь же необычного. Прибывшие через некоторое время фельдшеры установили, что у Балики произошло обширное кровоизлияние. Вслед за этим полиция проверила наличие признаков преступления, но не было никаких оснований предполагать что-то предосудительное.
Всего лишь прискорбная трагедия.
Не всегда фортуна улыбается молодым и здоровым, как выразилась убитая горем мать Балики во время первой долгой ночи в больнице.
Богатенькие родители его возлюбленной с замкнувшими мозгами организовали долгосрочный уход за Баликой в заведении, специализирующемся на коматозных пациентах. «Овощеферма», как мысленно назвал её Рейф. Отец Балики учредил трастовый фонд на имя Рейфа, считая, что возлюбленный его дочери должен получить щедрое наследство, которое бы получила Балика, если бы с ней не случилась эта трагедия.
Вдобавок, Рейф получил от отца Балики щедрое ежемесячное содержание.
Старик назвал это «инвестицией», как способ подтверждения горячей веры его дочери в потенциал Рейфа как автора.
Сам же Рейф вошёл в самую продуктивную фазу своей писательской «карьеры». Он публиковал историю за историейэкспрессивные, превосходно переданные описания жизни в Индии.
Переданные через глаза маленькой девочки, живущей в этой стране.
Истории начали продаваться.
Рейфа номинировали на разные награды. В контракте на полноценную книгу не хватало лишь его подписи.
Жизнь, казалось, наладилась.
Но в его работах появлялась потенциальная натяжка, недостаток, который грозил всё угробить. Он исписался. Если он собирался продолжать свою карьеру, следовало снова накормить мозговых червей.
Теперь он знал, кто они такие.
Мутации.
Физическое воплощение творческой составляющей его мозга. Теперь он мог констатировать, что своих идей у него не было. У него была техническая способность, но не более. Поэтому его мозг восполнил этот пробел, развив систему, с помощью которой он мог усваивать знания и размышления других людей.
Он крал интеллект.
Духовная пища.
Он был кем-то вроде супермена.
Новым супер-существом, новым видом.
Но он не был учёным, так что ему было на всё этопо хер.
Однажды холодным октябрьским вечером он вышел прогуляться. Он всматривался в лица прохожих, выискивая в их глазах признаки чего-нибудь особенногоинтересной жизни. Ему повстречалось множество кандидатов, но никто его так не возбудил, как бедная Балика. Затем, чтобы согреться, он зашёл в барирландский паб, наполненный смехом и шумной музыкой.
Уселся в конце бара, заказал пинту «стаута» и окинул взглядом барную стойку.
Он раскрыл рот.
У него перехватило дыхание.
С другого конца бара ему улыбалась прелестная вьетнамская девушка.
Рука Рейфа крепко сжала холодный пивной бокал, который поставила перед ним барменша.
Он вздрогнул от лёгкой пульсации в висках.
Он взял пиво и, как в тумане, двинулся к другому краю бара.
В его голове кружились видения рисовых плантаций и бамбуковых лачуг.
Да, - думал он, улыбаясь.
Логичное новое направление.
Раздумывая над тем, как критики расценят продолжение его исследования восточных стран, он скользнул на стул возле вьетнамки. Она снова улыбнулась, и они завязали непринуждённую беседу.
Рейф почти что пожалел её.
Она ещё этого не знала, но её жизнь ей уже не принадлежала.
В его голове что-то извернулось.
Он пригласил её к себе.
После очень непродолжительного раздумья она согласилась.
Его совесть, которая давно уже должна была атрофироваться и отмереть, что-то еле слышно промямлила, слабо умоляя его не позволять этому случиться.
И он почти послушал её.
Почти.
Он придержал пальто, пока она его надевала.
После этого они вышли из тепла бара в холод городской улицы.
Brain Worms Crave Soul Food by Bryan Smith, 2011
Перевод: Иван Миронов
Пиздобол
Рэй Уэббер подумывал убить Пиздобола. По-другому этого парня было не заткнуть.
- Ты когда-нибудь думал по поводу этой песни? В смысле, всерьёз думал?
Речь шла о Have You Ever Seen the Rain CCR. Станция со старыми песнями, на которую была настроена магнитола в машине Рэя, как раз играла её.
- Нет, - Рэй старался сохранить нейтральный тон - он был не в настроении выслушивать обличительные речи Пиздюка. - Врать не буду.
- Ты только послушай эту хрень.
Мы послушали.
Рэю, в общем-то, песня нравилась. Совершенно безобидная, так, просто милая старенькая вещичка на радио. Но Пиздобол был из тех, кто всегда найдёт повод побрюзжать.
- Видел ли я хоть раз дождь? - голос Пиздюка сочился сарказмом.Да, Джон, я видел дождь. Я видел даже снег и ёбанный лёд в придачу. Ну и что скажешь, придурок?
Рэй вздохнул.
- Думаю, он поёт о Вьетнаме. Социальное потрясение шестидесятых. Это вроде как метафора.
Пиздюк заворчал:
- Метафора, шметафора. Ты о другой думаешь - там, где он вопрошает, когда же закончится всё это дерьмо.
- Да пофиг.
Рэй прибавил звук, когда реклама перетекла в песню Stones. Желание убить Пиздюка стало выбираться из области чистой фантазии, становясь всё более осознанным каждый раз, когда этот уебан раскрывал рот. Он думал об алюминиевой бейсбольной бите в багажнике. Нескольких ударов по голове вполне хватило бы. Пиздюк бы даже не узнал, кто пристукнул его.
- Этa песня - полное говно, - завопил Пиздюк, заглушая музыку.Это просто твой девятнадцатый нервный срыв! Стиль не соответствует серьёзности психического заболевания!
Его по-настоящему звали Слоун Уолкер. Он был человеком, не терпящим пауз в разговорах. Он стремился заполнить каждую секунду тишины, никогда не отказываясь озвучить своё мнение по любой теме, входившей в искажённый круг его познаний. Самопровозглашённая высшая инстанция Последнего слова в любой теме, он обозревал мир спокойным, немигающим взором.
Короче, был той ещё занозой в жопе.
Его друганы называли его Пиздоболом, из-за всей этой бессмысленной информации, что скакала в его башке, словно мячик. Некоторые сократили это прозвище до Пиздюка. И это явно было не уменьшительно-ласкательное.
Рэй с трудом мог вспомнить те времена, когда Пиздюк ему искренне нравился. Может, когда они ещё были детьми, в те дни, кода они все любили находить приключения на свои задницы. Хохмачи с чувством юмора, они были бичом общественности. Люди до сих пор говорили о том случае, когда какие-то проклятые вандалы умыкнули из минимаркета и разместили на лужайке перед домом мэра огромный шар «Будвайзер».