Только мрачная тишина и ровный электронный гул.
Когда прихрамывающая официантка подвела их к столику, Фил чуть не споткнулся.
Господи, это всё равно что носить повязку на глазахя ничего не вижу!
Тс-с-с! ответил Игл. Здесь должна быть тишина. Правила этого места. Они не хотят громких разговоров, хлопков и прочего дерьма.
Они сели на несколько рядов дальше от сцены; официантка, или хозяйка, или кто бы она ни была, казалось, испарилась. Игл заказал два пива у другой официантки, которая пробиралась по неосвещённым проходам; темнота открывала только часть её лица, намекая на уродство: слишком большие глаза, плоские, неровные скулы, раздвоенный нос. Она слабо хмыкнула в ответ и скользнула прочь.
Затем Игл наклонился и прошептал:
Ты хотел войти? Теперь ты здесь. Пиво тут стоит десять баксов за бутылку.
«Ау! подумал Фил. Какая-то афера. Но неужели это всё, что здесь происходит?»
Пыльная темнота действовала ему на нервы; ему хотелось видеть лица других посетителей, сравнивать их с теми, за которыми он наблюдал на парковке в течение последних нескольких недель. Но ещё больше его нервировала полная тишина толпы. Предвкушение сгустилось в воздухе; Фил чувствовал его, почти дышал им
Сцена представляла собой единую колоннаду тёмного, блуждающего света.
Потом свет погас.
«Господи,»подумал Фил.
Теперь они сидели в кромешной тьме; всё, что он мог разглядетьэто мириады поднимающихся и опускающихся окурков. Музыка, вернее, шумперешла в едва слышную субоктавную ноту, от которой у Фила перехватило дыхание.
Очень медленно она поднималась и становилась всё громче.
И ещё медленнее свет сценытеперь глубокий кроваво-красныйожил, увеличиваясь с течением времени, которое, казалось, длилось бесконечно.
Но теперь у одинокой сцены появился хозяин
Женщина, закутанная в прозрачные вуали, стояла неподвижно, как шахматная фигура в центре алого света. Музыка начала пульсировать в диастоле, как кровь в сердце; звук был каким-то студенистым.
И женщина на сцене начала двигаться.
Это был не танец, а скорее какой-то жуткий вид исполнительского искусства. Она ловко плыла среди таинственной музыки и света, незаметно сбрасывая с себя части вуали. Тем временем свет постепенно приобретал новые цветазелёные, жёлтые, багрово-лиловыетак томно, что всё зрелище становилось похожим на жуткий сон.
В конце концов, девушка осталась голой, если не считать розоватых полупрозрачных стрингов.
Грязеподобный свет играл со зрением Фила, в то время как глубинные звуки отвлекали его ещё больше. Это был трюк. Поначалу он не заметил в девушке ничего необычного, но по мере того, как он приучал свой взгляд, детали стали всплывать на поверхность таинственно, словно магия. Черты лица, казалось, появлялись и исчезали. Левый глаз девушки был крошечным, как горошина, а правыйбольшим, как алый бильярдный шар. В остальном её лицо было обычным.
Но с её телом, как вскоре понял Фил, было что-то не так.
«О, боже»
Её босые растопыренные ступни разделялись лишь на пару скрюченных пальцев. Руки у неё были те же: двухпалые. Когда она качнула головой в сторону звуковой панихиды, мерцающие чёрные волосы на мгновение спали, показывая, что у неё вообще нет ушей, даже отверстий или углублений там, где должны быть уши. Её пупок тоже был полностью отсутствующимникаких намёков на что-либо подобное на её животе. Её груди танцевали на свету, каждая увенчанная идеальным тёмным соском. Ещё больше сосковполдюжины с каждой стороныспускались по её гладкому торсу и животу, как соски на подбрюшье волка.
Фил так и не попробовал своего десятидолларового пива. Гротеск на сцене приковал его взгляд; несмотря на отвращение, он не мог отвести глаз, даже если бы это было возможно. Всё больше и больше танцовщиц приходило и уходило, каждая из которых таила в себе какие-то генетические уродства, которые, если уж на то пошло, превосходили даже предыдущие описания Игла. У одной девушки было три руки (две из них нормальные, но третья крошечная рука торчала из подмышки, как сухая ветка), у другойодна рука, а у третьей девушки руки были совершенно бескостныевялые трубки плоти, раскачивающиеся туда-сюда, с высохшими пальцами на концах. Ещё одна танцовщица демонстрировала несколько грудей, по четыре с каждой стороны, висящих как блины, не говоря уже о голове, которая казалась сплющенной.
Каждая девушка заканчивала своё выступление обязательной мастурбацией. Трёхрукая женщина открыто ласкала лобок двумя руками, в то время как третья рукаатрофированная на конце укороченной рукищипала её за соски.
Фил подумал, что его может стошнить в любую минуту.
Вечернее шоу, казалось, продолжалось. По мере того как сигаретный дым сгущался, темнота становилась всё сильнее, и в конце концов в комнате стало душно. Фил чувствовал себя опьянённым, потрясённым до онемения, как будто после удара дубинкой по голове. Несколько раз его глаза достаточно привыкали, чтобы видеть, что все места в задней комнате заняты.
«Ну и зрелище,»уныло подумал он.
Зал был переполнен. Игл был прав: именно сюда любили приходить жители. Люди, которые нашли возбуждение в трагическом несчастье других. Извращенцы. Больные.
Одна вещь, которую он сразу заметил, была тем, что каждая танцовщица носила подвязку, и к подвязке была прикреплена маленькая белая карточка с номером на ней.
«Что это за цифры? удивился он. Для какой цели они могут служить?»
Когда шоу закончилось, Фил почувствовал, что задыхается.
«Я думал, что видел всё в большом городе. Боже, я был неправ».
Выйдя на свежий ночной воздух, он почувствовал себя освобождённым от долгого тюремного заключения. Но он не мог показать, как он был возмущён; он должен был притворяться перед Иглом и перед всеми здесь, что он был просто ещё одним недалёким похотливым деревенщиной, ищущим «клубнички». Очевидно, задняя комната была магнитом для самых пресыщенных жителей Крик-Сити и могла послужить весьма полезным местом для его расследования. Чтобы проникнуть в такую толпу, он должен притвориться её частью.
Теперь доволен? спросил Игл.
Это было довольно круто.
Игл покачал головой.
Как ты вляпался в такое дерьмо?
В наши дни я занимаюсь всем, что не скучно. И это шоу определённо не было скучным, ты должен признать.
Господи, чувак, я не мог поверить, что у этой цыпочки руки без костей!
Девчонка с восемью сиськами тоже была хороша.
Игл уставился на него.
Никогда бы не подумал, что тебе это понравится. Глядя на этих девчонок, мне хочется, чтобы мне отсосали.
Фил изобразил беспечное пожатие плечами.
У всех разные вкусы, как говорится. Но есть одна вещь, которую я не понял. Почему у всех на подвязках были номера?
Ухмылка Игла исказила его лицо.
А ты как думаешь? Они не просто танцовщицы, Фил. Они проститутки. Парень видит то, что ему нравится, он запоминает номер и разговаривает с сутенёром после шоу.
Кто этот сутенёр?
Этот крикер в дверях, Друк. Он всем занимается. Все деньги, конечно, идут Коди Наттеру. Этот ублюдокэто что-то; у него здесь есть золотая жила. Девушки, которые работают на первой сцене, тоже проститутки, но я думаю, ты это понял. Они сделают всё, что угодно за доллар. Разве это не по-американски? У Наттера даже жена проститутка. Ты ведь знал, что Вики замужем за ним, не так ли?
Да, сказал Фил. Я об этом слышал, его следующий вопрос, каким бы болезненным он ни был, не давал ему покоя. Как ты думаешь, сколько она стоит?
Вики? Чёрт побери, она главная корова в стойле, вероятно, по меньшей мере сотня. Наттер довольно избирательно относится к тому, кому он позволяет купить её.
«Купить её»
Эти два слова ударили его, как пощёчина.
«Вероятно, он использует её, как бонус, в сделках со своими компаньонами и распространителями наркотиков. Типичная ситуация».
А как насчёт тех девчонок-крикеров?
Из того, что я слышал, они ещё дороже, потому что это единственное место, где их можно достать. Трудно поверить, что парни захотят заплатить, чтобы трахнуть крикера.
Но тогда где они обслуживают клиентов?
Прямо на стоянке, в основном в их машинах. За небольшую дополнительную плату они поедут с тобой к ним домой, Игл посмотрел на него. Ты же не думаешь
Нет, мне просто любопытно. Этот город изменился с тех пор, как я уехал.
Да, чувак, Игл рассмеялся. И ты тоже.
Да, всё так и было.
Фил полез в карман за ключами. Сегодня он добился больших успехов; Игл был настоящим кладезем информации, и он, казалось, много знал о Наттере. Фил хотел связаться с ним для получения дополнительной информации, но решил не испытывать свою удачу. Если он слишком много будет расспрашивать так сразу, он раскроет себя. Торопиться было не нужно.
«На сегодня хватит,»сказал он себе.
Ты придёшь сюда завтра вечером?
У меня завтра поздняя работа, так что, наверное, нет, сказал Игл. Но я уверен, что буду на следующий вечер.
Ладно, береги себя.
Они разошлись по своим машинам. Фил задумался.
«Поздняя работа?»
Игл сказал, что он занимался строительством, но тут Фил вспомнил о своём рапорте; он отсидел срок за торговлю «ангельской пылью».
Может быть, он врёт?
Может быть, он действительно занимается перевозкой наркотиков?
Эти соображения были уместны, но не было никакого смысла прыгать выше головы. Только время покажет. Фил знал, что ему придётся работать с Иглом очень осторожно, иначе его прикрытие исчезнет. Он также знал, что потребуется гораздо больше, чем пара кружек пива в стриптиз-клубе, чтобы завоевать полное доверие.
Пыль поднималась волнами, когда парковка начала пустеть. Следовать за Иглом сегодня ночью было бы глупо, но он подумал, что было бы неплохо немного понаблюдать за одним из завсегдатаев, просто чтобы посмотреть, в каком направлении он идёт. Он прицелился в один из пикапов, часто встречавшихся на стоянке, подождал немного и выехал. Пикап повернул на север, прочь от города. На самом деле, бóльшая часть машин двигалась на север.
И ещё одна мысль пришла ему в голову.
«Наттера сегодня не было в клубе. Его машины не было на стоянке»
Но прежде чем Фил успел это обдумать, за его спиной с заднего сиденья поднялась тень.
* * *
Сон был предложением, благословением
Это был подарок.
Во сне он был паром, нечестивым призраком. Бестелесный. Идеальный. Закручиваясь спиралью вниз совершенно в совершенную черноту.
Но это был не сон, он знал это. Они никогда не были настоящими снами
Это были призывы.
«Óна О, благословенная плоть Óны подумал он. Я такой недостойный»
Он каким-то образом опускался вниз.
Он парил.
Лишённый недостатков своего проклятия, он теперь был совершенен, сосуд его существа лёгок, как воздух, его мудрость была тяжелее всей земли.
Он знал, откуда взялась его мудрость.
Темнота размазалась, проплывая мимо. Сначала он почувствовал ужастак быстро он бежал. Он нёсся по массивным каменным каналам, изъеденным и почерневшим от времени всей истории. Он слышал шёпот сквозь щели шириной не более доли дюйма.
Снова и снова. Вниз и вниз.
В благословенную черноту.
Вскоре приблизилась огромная чёрная стена. Он полетел прямо в неё и пролетел насквозь.
За стеной расцвела ещё бóльшая тьма. Чернота, которая была ярче солнца. Он слышал звуки криков. Он чувствовал плотный запах горящих человеческих мышц и костей. Он ощущал запах смятения, сладкий, как свежесрезанные розы.
И своими неземными глазами он увидел поле.
Поле плоти, плоти людей. Акр за акром лежали обнажённые и живые люди, ожидая пагубных слуг поля, его благочестивых жнецов. И они ёрзали в ожидании. Кричали. Визжали. Конвульсировали в судорожных толчках.
Вскоре прибыли жнецы: приземистые, с грубой кожей фигуры, бредущие вперёд в кричащее поле. Над ними сияла сверкающая чёрная луна, предлагая свет их священным делам. Они исправно и твёрдо начали заниматься ими.
С помощью нечестивых орудий они пахали и возделывали землю; огромные лезвия и тесаки, шпатели и лопатки поднимались и опускались, чтобы перевернуть здоровую человеческую почву плоти. Черепа лопались под ударами молотков. Груди, ягодицы и лица были ободраны до крови. Животы раздирали косы, которые метались туда-сюда, как часовые механизмы, обнажая свежие, плодородные внутренности, созревшие органы и богатую, плодовитую кровь. Некоторые из жнецов работали голыми руками, ползая вдоль извивающейся орды, чтобы выбить глаза обрубками пальцев, выкрутить гениталии из дрожащих пахов, сломать кости и оторвать конечности. Руки и ноги были разодраны пергаминовыми зубами, затем выплюнуты. Когти впивались в горло. Ладони и пятки давили тела и головы, как виноград в винном чане.
Тяжёлая работа. Вечный труд.
«Уход за полями отца!»думал он в полной, смирительной радости.
Акры и акры, мили и мили он продолжал парить над чудесным зрелищем. О, как он молился, чтобы в один прекрасный день он тоже присоединился к жнецам в их божественном и священном труде.
Но даже вечные жнецы нуждались в отдыхе. Они нуждались в пище. Им нужен был перерыв. Поэтому в предоставленное время они отложили инструменты своей работы
«Какие чудеса!»
и начали пировать.
Одни брали мясо сырым, другие предпочитали варёное. Округлые органы вырывались из раскрытых животов, как ягоды с виноградных лоз. Глазные яблоки были проглочены целиком, как виноград, лёгкие съедены, как хлебные буханки, кишечник исчезал в их ртах, словно множество сосисок. Живая почва кричала и кричала. Целые головы были приготовлены до совершенства на открытом огне, затем разделены и очищены от их восхитительного мяса. Яички жарились на вертелах, отрубленные груди поджаривались хрустящей корочкой, матки и плаценты, эмбрионы плодов и почки, человеческие кишки и человеческие сердцавсё это жарилось и жадно жевалось.
Это была сытная и вполне заслуженная трапеза.
И как только почтенные жнецы насытились животом, они приступили к насыщению паха. Поднялась демоническая эрекция, чтобы разорвать все мыслимые отверстия, а некоторые и не столь мыслимые. Вагины были порваны со смаком, анальные отверстия были разорваны так, что кишки и продукты жизнедеятельности вытекали из них жижей. Неохотные челюсти были раздвинуты до тех пор, пока не порвались сухожилияединственный способ, которым жалкие человеческие рты могли вместить распухший обхват таких потусторонних членов. Проколы лопатой и прорехи от косы тоже давали прекрасные очаги высвобождения, и в такие очаги изливались в обильном объеме сгустки фосфоресцирующей спермы. Они заполняли кишечник и матку, желудки и внутренности, глазницы и трещины в черепных коробках.
Действительно, тяжёлая возня.
Теперь уже обессиленные полевые рабочие взялись за свои инструменты и закончили тёмную работу, которую начали.
Поле было вспахано красным. Богатая, свежая кровь пропитала измельчённую почву, лучшие удобрения. За ними следовали другие жнецы, неся мешки со странными семенами. Семена были щедро посажены в кровавые тёплые почвы, и под светом жирной луны, они стали сразу всходить. Вскоре высоко поднялись стебли, отяжелевшие от сочных плодов, и плоды быстро обмолотили и увезли на рынок.
Жатва закончилась, только чтобы начаться снова и снова и снова
Его пар просачивался обратно, быстро, как свет, просачиваясь сквозь каменные трещины и рёбра, возвращаясь к земляному валу склепа, откуда он пришёл.
Он не хотел возвращаться, он мог парить здесь вечно, упиваться этими святыми местами и многим другим.
«Но теперь я должен идти,»понял он.
У него были свои поля на ферме
Назад, назад, он плыл. Назад из горячего мяса земли, назад в тусклую местность его предков, назад к его несчастному человеческому судну.
Назад
Как кровь, высосанная губкой, его плоть вернула себе прежний вид.
«ÓнаÓна Я благодарю тебя за такие зрелища, за таких жнецов, за такие праведные и святые дары. Я живу, чтобы служить тебе на краю земли».
Священник открыл глаза.
И вздохнул.
* * *
Господи Иисусе! всрикнул Фил. Ты напугала
Чёрт тебя побери, я извиняюсь.
Фил в шоке перемахнул через жёлтую линию, а затем снова свернул на обочину. Когда тень поднялась с заднего сиденья, он был раздражён.
Тенью была Вики.
Мне просто мне просто нужно было с кем-то поговорить, объяснила она. Прости, если я тебя напугала.
Фил припарковал машину на обочине дороги.
Да, хорошо, согласился он. Но тебе обязательно было прятаться на заднем сиденье моей чёртовой машины?