Сделать мёртвой и заразной.
* * *
Стекло звонко осыпалось внутрь бытовки. Артём прошёл к следующей, примерился и ударил обломком доски. Окно лопнуло.
«Получи, гадина! Это ведь тоже твои окна, твоих прихвостней!»
Он выбросил доску и спустился к двери в подвал, надеясь, что та окажется заперта и эта растянувшаяся бравада закончится аргументом «Я попытался».
Дверь была открыта, причём без следов взлома (у калитки он нашёл срезанный замок). Этим путём поднялся на поверхность дядя Серёжа.
За дверью протянулся узкий пустой коридор. Артём упёрся фонариком в гладкую стену, чиркнул по скобам металлической лестницы, которая спускалась вниз. Он сглотнул, уши заложило.
Он поискал выключатель.
Посередине потолка зажёгся пунктир белых огней.
Ладно, сказал Артём. Будь по-твоему.
Слепое здание согласилось.
* * *
Дежурка кричит! позвал сидящий за рулём младший сержант Вазов.
Сержант Маринка застегнул ремень, сплюнул бычок и выбрался из-за высоких сорняков, окруживших трансформаторную будку.
Так ответь!
Ты старший.
«Вот упырь», незлобно подумал Маринка, сунулся в открытое окно и взял тангенту.
Оперативный дежурный повторял позывной.
Три-шесть-пять на связи, сказал Маринка. Вазов баловался с липучкой бронежилета, его длинное лицо имело скучающее выражение.
Подскочи на Дежурный назвал адрес. Там окна бьют.
Понял.
Совсем рядом. Хотя чего удивляться. Будь иначе их бы не дёрнули с места отстоя. Милиционеры из Департамента охраны не входили в состав районных отделов. Их забота срабатывание сигнализации вверенных Департаменту объектов и вдавленные в панель кнопки экстренного вызова. Места отстоя, где автомобили охраны мариновались в ожидании вызова, располагались по углам и в центре условного квадрата-района. Кто-то сообщил о побитых стёклах, оперативный дежурный глянул на расстановку сил и средств и крикнул в рацию ближайшему к месту происшествия наряду. Группа задержания 5, решайте ситуацию.
Маринка забрался в машину, захлопнул дверь и потянулся на заднее сиденье за шлемом и бронежилетом. Вазов завёл мотор и выехал с парковки.
На другом берегу замусоренной речушки высилась наполовину красная, наполовину красно-белая громадина, с лестницами и кольцами площадок фамильная черта всех ТЭЦ. Автомобиль вырулил на мост.
Какой он сказал адрес? спросил Вазов. Это же стройка.
Ну.
Ты видел это здание? Где там окна бить?
Может, внутри, пожал плечами Маринка.
Рация ожила оперативкой:
Внимание нарядам! Ушёл из дома Боровский Сергей Давыдович. Возраст пятьдесят пять лет. Проживает по адресу
Кучно сегодня бьёт, присвистнул Вазов. Всё в районе ТЭЦ.
«Дом с минимаркетом, подумал Маринка, в котором работает Таня».
Местоположение неизвестно.
Что у тебя с малой? будто прочитав его мысли, спросил Вазов.
С какой? притворился сержант Маринка.
С рыжей.
Ничего. Болтаем.
Блин, мужик, у тебя автомат есть и шлем вон какой большой, а ты всё только болтаешь Вазов хохотнул. Её хоть не Марина зовут?
Отвянь.
Говорить о Диане не хотелось. Вчера вечером Диану встретил после работы какой-то субтильный типчик: чмокнул в щёку, взял за руку. А Маринка, прячась в тени трансформаторной будки, медленно отрывал белые лепестки и бросал под ноги. На душе сержанта было пусто и гулко.
Вазов затормозил перед воротами с огрызком «АСПОРТ ОБЪЕК» и распахнул дверцу.
Автомат не забудь.
Маринка не ответил. Почти привык к шуткам Вазова. Да инатерпелся из-за фамилии, даже хотел сменить, так допекли в учебке.
Ворота оказались закрыты.
Как и другие, в конце забора.
Ответственного, как я понимаю, искать бесполезно. Маринка задрал голову на здание. Ну что, вскрываем?
Погодь, тут ещё одна дверь есть.
Они объехали стройку по восточной стороне и остановились в тени приземистых, ветхих, ещё совковых складов. На обшарпанной стене висел новенький рекламный щит жителей микрорайона заманивали в парикмахерский салон.
Усики не надо подровнять? спросил Вазов.
Маринка подошёл к калитке.
Открыто. Старший сержант опустил щиток шлема и разложил приклад автомата. За калиткой, скорее всего, ничего серьёзного (подростки пошалили да сделали ноги), но правила никто не отменял. Автомат он, впрочем, оставил висеть в походном положении.
Солнце было высоко, но почти не грело. Милиционеры пошли по периметру, заглянули во внутренний дворик.
Это что за окна такие? задрав голову, спросил Вазов.
Походу не окна, а прожекторы.
Чудны дела твои
Кажется, я знаю, где звенело, перебил Маринка.
Заканчивая обход, они вышли к шеренгам бытовок. Стёкла были разбиты как минимум в двух.
Давай с той стороны, а я внутри посмотрю.
Вазов кивнул. Щиток он так и не опустил.
В группу задержания Вазов попал полгода назад, до этого патрулировал мемориальный комплекс. Нормальный мужик, несмотря на бескостный язык. Дома у него подрастали близняшки. Жена работала в городской больнице и вечно сватала Маринка подруг. «Главное, не пациенток», предупреждал Маринка.
Бытовка стояла впритык к зданию, за спуском в подвал. Маринка заметил, что дверь в подвал приоткрыта, но решил сначала проверить бытовку.
Не заперта.
Он вошёл. Стол, стул, стеллажи с инструментами и груда заскорузлого тряпья под окошком, присыпанная битым стеклом.
Маринка не к месту вспомнил такие воспоминания всегда не к месту, как, работая на маршруте, искал с кинологом пропавшую учительницу. Собака привела к кромке воды. В речке нашли человеческие пальцы. Прочесали кустарник обнаружили тело. Лицо учительницы
Груда шевельнулась.
Маринка перехватил автомат за рукоять. Табельным оружием ему приходилось пользоваться только в тире. Медленно подошёл, чтобы проверить.
Если это и была сваленная в кучу одежда, то он не видел отдельных предметов, только бугристую корку и глубокие трещины, как в высохшей грязи.
От накатившей смрадной волны резкий тухлый запах его качнуло назад. Он задел носком ботинка груду (только сейчас осознав, что она напоминает шар), и груда провернулась.
На Маринку смотрело красное пятно.
Секунду или две, а потом прыгнуло вперёд, заглатывая автомат (не снятый с предохранителя) и руки милиционера. Левую огромный шар откусил по локоть, у правой оттяпал кисть.
От неожиданной, безбожной боли Маринка закричал. Ему показалось, что руки облили бензином и подожгли. Из обрубков хлынула кровь. Вместе с этим болевой шок перехватил горло крик оборвался.
Тварь поглотила его руки.
Кровь попала на щиток, потекла жирными струями. Маринка затряс головой и повалился на спину. Его била крупная судорога.
Он уже ничего не видел из-за крови собственной крови, которая била в шлем из обрубка его руки, но оставался в сознании, когда что-то почувствовал что-то кроме выжигающей боли новую боль. Шар поедал его ноги. Как будто твари было мало его рук, его рук, которыми он мечтал гладить Танины волосы
За этой мыслью была темнота.
Вазов снял автомат с предохранителя и разрядил магазин в «зубастика», который с чавканьем пожирал то, что осталось от сержанта Маринкы. Старый сериал ужасов, который он смотрел в юности, всплыл в голове почти сразу. Нажимая на спусковой крючок, Вазов какая-то его часть видел катящийся шар из злобных голодных созданий; шар прокатился по человеку, оставив одни косточки.
Цевьё автомата скользнуло в ладони. Магазин опустел.
Верхняя половина Маринкы выпала из алой, широко распахнутой пасти. Бронежилет был пожёван, будто картонный. «Зубастик» одеревенел. Из пулевых отверстий сочилась чёрная жижа. В голове Вазова всё ещё стоял отвратительный сухой хруст, с которым акульи зубы твари перемалывали человеческие кости. Он отступил, когда лужа крови коснулась его ботинок.
И ужаснулся тому, что его мозг по-прежнему был способен искать и находить эти неуместные сравнения.
«Как в той древней игре, подумал Вазов. В сучьем пакмане»
* * *
Железная дверь валялась у колонны, на осколках плитки. Петли сломаны, а сама дверь выглядела точно лист жести, по которому приложились молотом.
Сколько этажей он оставил над головой? Огромная подземная парковка с внедорожником цвета хаки раз; колоссальный коридор-пандус с зубчатыми рейками вдоль стен два; коридоры, пронумерованные римскими цифрами, со встроенными снежащими мониторами и дверями без ручек три; и вот теперь круглый тамбур, который ведёт в
Его пустыню.
Вывернутую наизнанку пустыню, в которую он закапывается с головой. Быть может, только так он сможет вернуться куда? к кому?
Вопросы не имели смысла. Как и цифры вместо названий в экспликации помещений. Какую функцию выполняло это здание? Что напоминало? Почти ничего какие-то обрывки стены больниц и офисных зданий подземные парковки и камеры для временного пребывания заключённых технологические помещения и перевёрнутые лифтовые шахты Сколько он спроектировал таких, пустил по штрабам ручейки кабелей, расставил щиты и агрегаты, развёл и подключил датчики
Восприятие размылось, только одно чувство было чётким в припорошённых песком, штукатуркой и битым стеклом подвальных ярусах чувствовалась выборочная уборка. Кто-то или что-то убрал следы человека. Живого или мёртвого.
Артём услышал звук, слабый и скользкий. Звук доносился из помещения, куда некогда вела продавленная, сорванная с петель дверь. Ступая по песку и тёмным засохшим пятнам, он двинулся вперёд. Бетонный пол был исцарапан. Он шагнул в проём.
Помещение было больным.
В дальнем верхнем углу квадратной комнаты висела огромная морщинистая опухоль, отмеченная крестом воспалённых шрамов. От опухоли по стенам и потолку разбегались бурые корни, покрытые красными волдырями и горчичными полосами. В липких полостях шевелились белёсые усики.
Опухоль дышала. Артём не понимал, как нечто столь уродливое может быть живым, как может существовать, сокращаться и расширяться. Врастать в здание ведь чудовищная аномалия именно это и делала: множила свои безумные клетки, гнездилась сгустками ткани в полостях стен, труб и вентиляционных каналов.
Сквозь армированную плитку из пола торчали согнутые костяные пальцы, словно рёбра рептилии, сгинувшей миллионы лет назад. Участки стен, до которых не добралась зараза, темнели от влажных потёков. По всему потолку светили мощные лампы, некоторые не только через решётчатые кожухи, но и сквозь бурые уплотнения. В углу, по левую руку от Артёма, стояли пластиковые коробки с каким-то тряпьём. Ответ нашёлся быстро: строительные робы.
Ты ведь меня слышишь? спросил Артём, преодолевая отвращение.
Разумная опухоль. Мать «снегирей».
Его бархан.
Решится ли он перебраться через гребень, чтобы расплакаться от облечения или изорвать лицо о зазубренные клыки боли?
Он повёл взглядом и увидел красный огонёк видеокамеры. Камера повернулась в чашечке из гниющей массы; несколько белёсых нитей, опутывающих корпус, лопнуло.
Здесь есть люди, работники? Но ведь наблюдать можно и удалённо. Что-то ему подсказывало, что никто в здравом уме не будет сидеть в слепом здании, по соседству с этим.
Он представил обесточенные городские микрорайоны, и свет в круглых окнах странного здания, и ещё больше света, нет, поток чистой энергии, который вливается в сложные установки, намертво прикрученные к бетонному полу подвала, очень глубоко люди в халатах спускаются на лифте, и наэлектризованное, искрящее поле, как плёнка натянутое на, скажем, вращающийся металлический обруч, и неведомое создание, возможно, шар или принявшее форму шара, которое рвёт «плёнку» с другой стороны этой реальности
(Или проще представить отравленную радиацией землю, в которой зреет чёрное уплотнение?)
Следом пришли слова «параллельно перпендикулярно насквозь» от них не так просто было отмахнуться, как Артём ни старался внушить себе, что они не имеют смысла.
Лоб вспотел. Футболка прилипла к телу. Куртка казалась тяжёлой, очень тяжёлой.
Артём оглянулся на тамбур. Он уже был готов повернуть назад, как вдруг опухоль издала хлюпающий звук. Воспалённое перекрестие раскрылось. Из брюха опухоли, обласканное воспалённой кромкой лепестков-губ, вывалилось человеческое тело.
Артём ошибся. Опухоль не рожала «снегирей».
Опухоль выблёвывала людей.
Мужчина был голый, покрытый жирной бледно-зелёной слизью. Он казался мёртвым. Артём не мог долго смотреть на его лицо. Его верхняя губа делилась пополам, расщелина поднималась к носовой полости и не останавливалась. Красная трещина пробегала между неподвижными мутными глазами. Лицо мужчины словно рассекли мачете.
Охваченный ужасом, Артём понял, кто лежит на полу в луже слизи.
Молодой милиционер из «охранки». Опухоль что-то сделала с его заячьей губой
Артёму показалось, что глаза милиционера шевельнулись. Он не смог этого вынести.
Бросился в тамбур, оттуда по лестнице наверх. В щелях между металлическими ступенями он различил большое круглое пятно.
«Снегирь» укатился в темноту.
Артём преодолел два пролёта, остановился, и его вырвало.
В конце коридора прокатился то сморщиваясь, то расширяясь другой «снегирь».
Артём бегом устремился в противоположную сторону. Этих созданий надо уничтожить; но как? Он представлял, как «снегири» набираются смелости и расползаются по городу, пожирают прохожих, а разумная опухоль в подвале что?.. выблёвывает переваренное «снегирями»? Как это работает как грёбаный телепорт? В мозгу мелькали хаотичные образы. Покрытое шишками и язвами лицо дяди Серёжи. Разорванное пополам лицо молодого милиционера Телепорт, который ещё не разобрался с параметрами передаваемых объектов который размешивает по телу тлеющие очаги раковых клеток который
Но ведь так не бывает. Из военных лабораторий и чего-то в этом роде не сбегают чуждые этому миру существа. Не лакомятся аборигенами. Не воссоздают их копии.
Почему нет?
На этот вопрос у него не было ответа.
Вверх, вверх.
В затенении слева, за внедорожником, шевельнулась какая-то фигура. Выкатилась, стала приближаться. Раскрылась огромной зубастой пастью.
Артём привалился к колонне.
Закрыл глаза, воскрешая в памяти предпоследнюю прогулку с сыном. Маугли познакомился в парке с белобрысым мальчиком, а Артём ходит с папой мальчика следом чужие, и в то же время не совсем незнакомые люди, скреплённые этим приступом дружбы их детей. Больше всего на свете ему нравилось смотреть, как сын играет с другими детьми, радуется, смеётся. Маленький акт волшебства, горячего сердца.
Ну, давай
«Снегирь» остановился.
Передумал?
Он махнул рукой и пошёл к выходу.
На стройке суетились люди в военной форме. Многие были в противогазах. Один возился с матово-чёрным чемоданчиком, из которого тянулись разноцветные провода. Часть забора отсутствовала, Артём не нашёл пролёта с калиткой. В воздухе висел запах гари. У бытовок стоял странный грузовик с закрытым пирамидальным кузовом тёмно-зелёный, угрюмый, с решётками на окнах; на жёлто-красном опознавательном знаке было замазано слово «ЛЮДИ».
Высокий человек в противогазе схватил Артёма за рукав и толкнул к грузовику. Но тот, что стоял у кабины, сутулый и горбоносый, был занят прибором, похожим на телевизор. Он выругался в балаклаву и постучал прибором по ребру ладони.
Остальные просто не обращали на Артёма внимания.
Он вывалился в распахнутые настежь ворота, едва не попал под колёса маленького чёрного танка, который почему-то направлял орудие на ТЭЦ, вжал голову в плечи, когда станция грянула испуганным гулом, и побежал.
Его не окрикнули, не попытались остановить. Артём испытал облегчение, что не надо никуда звонить, никого вызывать военные уже на месте, разберутся.
Начался дождь. На парковке супермаркета скучали таксисты.
Уже в машине, на полпути к Маугли, ему внезапно стало страшно он медленно опустил глаза и осмотрел себя, ожидая увидеть чёрно-красную строительную робу.