Видимо, время, проведенное в дороге, пускай даже во сне, утомило ее организм.
Разочарованная началом утра, выйдя из ванны, она снова вернулась в постель. Она ощущала слабость и догадывалась, что ее лицо имело теперь зеленоватый оттенок. Тошнота отступала, но слабость была еще слишком ощутима. Меган принялась обдумывать свой сон. Такое с ней случалось редко: она была практически уверена, что все происходило на самом деле. Обычно она сразу же распознает, где находится: в реальности или в своем особом измерении М.
Но в этот раз ее внутренние приборы дали сбой. Она не думала о том, что некая брюнетка с увеличенными губами, подруга Моникижены брата Меган, проснулась в это утро с весьма необычными для нее мыслями о том, как она воспитывает своего пятилетнего сына. Ей вдруг представилось, что ее мальчик вырос, стал мускулистым красавцем (каким, к слову, никогда не был его папаша), женился, а она подглядывает за сыном и его молодой женой в замочную скважину в двери их спальни. И неважно, что уже давно она не встречала межкомнатые двери с замочной скважиной, важно то, что она подсматривала за своим сыном. Своим взрослым сыном! Ей вдруг стало очень стыдно.
Меган тем временем решила постепенно возвращаться в реальность, ведь работу пока еще никто не отменял, к тому уже у нее на утро был запланирован поход к врачу. Мозг требовал кофе, а вывернутый наизнанку организм не спеша обдумывал эту просьбу, пока руки автоматически засыпали зерна в кофемашину. Мистер Блонд терся у ног, неоднозначно намекая на пустующую белую мисочку, словно недоумевая, почему он вынужден вместо корма видеть абсолютно не волнующий его рисунок рыбок на дне.
Овсянка? спросила Меган у самой себя вслух. Серьезно?
Она не понимала, что происходит, и где сейчас находится ее сознание, но помимо кофе, ее руки автономно от мозга уже успели приготовить тарелку овсянки. И дело не в том, хотела она ее есть или не хотела, дело в том, что совсем недавно такой же овсянкой ее вырвало на газон своего брата. Во сне, разумеется. Но разве есть гарантии того, что утром он или Моника не обнаружат блевотину на своем заднем дворе и не спишут эту находку на бродягу, который околачивался у их дома? Может быть Эрик даже решит усилить безопасность территории
Снова ненужные мысли. Овсянка. Тошнота. Рвота. Но ведь сейчас ей не предстоит трехчасовая поездка?
Голова шла кругом. Меган насыпала Джеймсу Блонду корм, села за стол, свела брови над переносицей и легонько ущипнула себя за щекуне спит. Ей вспомнился Николас и тот сон, который, пожалуй, был лучшим в ее многочисленном каталоге живых снов. С тех пор прошел месяц, и все эти тридцать ночей Меган видела сны: плохие и хорошие сны, но без него.
Самым впечатляющим для нее оказался сон, который забросил ее в океан. Когда она стала его вспоминать, дрожь прошла по всему телу, пальцы на ногах сжались, а ладони вспотели. В ту ночь сперва ей приснилось, что она наполняла ванну. Это было через пару ночей после той, что она провела с Николасом. Наполнив ванну, Меган сняла с себя шелковый черный халат, под которым ничего не было, осторожно ступила в воду сперва левой, затем правой ногой и полностью легла в ванну. Вода была теплой, мышцы расслабились. Меган закрыла глаза и погрузилась в воду с головой, как любила делать еще в детстве. Внезапно расслабленные мышцы сжались, кожа почувствовала стремительный перепад температуры, от чего кровеносные сосуды под ней сузились. Меган резко подала тело вверх, чтобы вынырнуть из наполненной ванны, но с ужасом для себя отметила, что там, где уже бы должен быть теплый воздух, продолжалась вода. Она открыла глаза и поняла, что над ней не просто вода в ванной, а толща темно-синей воды, над которой где-то вдалеке виднелось маленькое пятнышко света. Лампа? Софиты в ванной комнате? «Твою ж мать, пронеслось в голове, это же солнце! Это гребаное солнце! А я в гребаном океане!»
Вокруг была вода. И только вода. Вода и больше ничего. Меган посмотрела вниздна не видно. Не исключено, что его здесь просто нет. Неизвестно, был это просто океан или последняя ловушка, из которой ей уже не выбраться. Она оттолкнулась ногами от толщи воды и устремилась наверх. Кислорода не хватало, но Меган уже обходилась без него в комнате, состоящей из темноты, потому решила, что должна продержаться и здесь. Должна.
Пятно света становилось все шире, однако синий цвет воды светлее от этого не стал. Меган не знала, сколько времени у нее занял подъем, но наконец она громко втянула в свои легкие воздух через широко открытый рот. Ей хотелось «напиться» воздухом. Она жадно хватала его ртом, пытаясь при этом осмотреться вокруг. Была ночь. Светлым пятном, которое Меган видела из-под воды, на самом деле была лунабольшая, полная и такая близкая луна, как никогда ярко отражавшая собой желтый солнечный свет. На мгновение Меган показалось, что рядом было еще светило, но решила, что из-за капель воды, что стекали на глаза со лба, у нее двоится то, на что она смотрит. Насытившись кислородом, Меган сосредоточилась на ориентации на местности. Однако ориентироваться было не на чем: со всех сторон ее окружала только вода. Паника подступала. Меган подумала о том, что до того момента, пока она проснется в своей комнате, ее тело может устать от напряжения держать себя на плаву, или же конечности перестанут двигаться из-за переохлаждения. Нужно было искать выход, иначе она захлебнется холодной, соленой водой, лежа в собственной постели. А ей не хотелось морочить голову следователям своей странной кончиной.
Когда она прищуривалась и всматривалась вдаль, капли соленой воды, что лежали на ресницах, попадали в глаза, все еще не давая «навести фокус». Наконец ей удалось разглядеть какие-то возвышения над гладью воды и, решив, что это определенно должна быть земля, Меган поплыла в ту сторону. Она подумала о том, что ее совсем не волновало, что за земля там окажется и что будет на ней: лишь бы это что-то не угрожало жизни и дало возможность провести остаток сна не в воде.
В темноте суша, к которой плыла Меган, напоминала огромную темно-зеленую черепаху, покрытую густым мхом. Меган надеялась, что это ей лишь кажется, потому что знала, что во сне могут происходить самые странные, глупые и необъяснимые вещи, как в книгах писателей-фантастов. Знала она и то, что ее сны могут не только испугать, но и, вероятно, убить. До этой ночи ей удавалось избегать опасности, которые ее поджидали во снах, пускай даже и спасаясь в последний момент. Как было пару ночей назад, когда в итоге она оказалась в одной постели с Николасом.
Ноги почувствовали под собой опору, и в кровь тут же была выброшена доза адреналина, позволившая Меган собрать остаток сил и ускориться. Она не знала, сколько времени у нее ушло на то, чтобы добраться до берега: одна минута или полчаса, но тот факт, что она смогла доплыть до мифической огромной черепахи ее обрадовал и ободрил. Ей вдруг подумалось, а не та ли эта черепаха, на которой держится мир? Что ж, ее нынешний мир уж точно держался на ней.
Меган выползла на берег.
Нет, это была не черепаха, а всего лишь сушахолмистая местность, покрытая густой растительностью, издали похожей на мох. Меган на четвереньках отползла дальше от воды, легла голой спиной на влажный песок, посмотрела на черное небо и необычно большую желтую луну и рассмеялась: рядом действительно была еще одна луна меньшим размером. Она смеялась долго и громко, осознавая, что смех ее перерастает в истерику. Она вспомнила, как ложилась в теплую воду в своей ванной, уже не будучи до конца уверенной, что это было во сне. Тогда ее телу было тепло и приятно, сейчас же оно покрылось упругими мурашками и становилось все бледнее. Меган подумала о том, что будь Николас рядом, в этой ситуации у них бы ничего не вышло, потому что от холодной океанской воды (а она не сомневалась, что это был именно океан, к тому же, судя по всему, в совершенно незнакомом ей мире) и не менее холодного песка на берегу, не имея на теле одежды, все его мужское хозяйство непременно бы спряталось, ища тепла внутри своего собственного тела, а не ее. От таких пошлых мыслей смех стал только громче, истерика нарастала. В этом и есть главная особенность самодостаточных людей: они не стесняются своих мыслей, потому что внутренний собеседник всегда поддержит, что бы ты не подумал, потому что внутренний собеседникэто и есть ты сам, вернее та твоя часть, которую ты не хочешь знакомить с окружающими, а бережешь исключительно для себя. Ты не стесняешься предстать «голым» перед собой, обнажить свои эмоции, свои чувства и свои желания. Диалог между тобой и тобой налажен, и уже нет нужды нагружать других людей своими суждениями, которые им абсолютно неинтересны. Если человек не состоит в гармонии со своим внутренним собеседником, не заботится о себе изнутри, не утверждает себя, как самостоятельную личность, все мысли, возникающие у него в голове, он неконтролируемым потоком выливает в общество, его окружающее, отчего может прослыть глупым, грубым, пошлым, злымв зависимости от того, какие именно мысли он будет излагать. Однозначно, такой человек будет считаться балаболом и пустословом. А все оттого, что он не может вести внутренний диалог с самим собой.
Но Меган могла.
Смех постепенно перешел в слезы, и вот она уже истерически рыдает, катаясь с одного бока на другой. Продолжалось это недолго: Меган сумела взять себя в руки, хотя происходящее в ее снах ей редко удавалось контролировать. Она легла на правый бок, обняла холодными руками свои ноги, прижав колени к груди. Мокрые волосы прилипли к шее и спине, и от их влаги было еще холоднее. Нет, ночь в этом странном месте была теплой, но когда ты погружаешься в теплую ванну, а выныриваешь уже в холодном глубоком океаневернуть тепло телу нелегко.
На той планете, на том острове, на той огромной черепахе, покрытой мхом, не было никого, кроме нее. Никто ее не преследовал, никто ничем не угрожал. Она лежала одна: обнаженная и прекрасная. Ей даже казалось, что суша под ней двигается. «Черепаха», подумала про себя Меган и слабо улыбнулась. Окажись она здесь наяву, да к тому же в дневное время суток, ей бы определенно здесь понравилось больше: это как раз то, о чем тайно мечтает каждый человек, который ценит тишину и уединение. И, разумеется, было бы неплохо иметь при себе хотя бы один комплект одежды. Но это, решила для себя Меган, вовсе не обязательный атрибут на необитаемом острове-черепахе необитаемой планеты.
Вспоминая холодный океан и остров-черепаху, Меган не заметила, как доела овсянку. Кофе остывал. Меган сделала глоток: кофе с молоком, как обычно. Не латтекапучино, но она снова подумала о Николасе и о том, что стоит посетить то самое кафевдруг она его там встретит Но мысли снова возвращались к кофе. Чего-то не хватало. Меган встала из-за стола, открыла маленькую дверцу кухонного шкафа, за которой хранились пряности, нашла молотую корицу и присыпала ею молочную пену. Сделала глоток. Решила, что вкуса все еще мало. Вернулась к полочке с приправами, достала оттуда молотый имбирь, с помощью ножа извлекла не больше грамма желтоватой пряности и высыпала его поверх корицы в чашку с кофе. Довольная тем, как обновила вкус любимого напитка, Меган вдруг собрала в голове паззл, о существовании которого даже не догадывалась: ее тошнота на заднем дворе своего брата (она понимала, что тошнило ее как во сне, так и наяву после пробуждения), смесь имбиря, корицы и кофе без сахара в одной чашке, где даже молочная пенка не смогла перебить этот пряный, почти горький вкус напитка, приготовленного в столь извращенной форме, и самая главная деталь головоломки: это сегодняшняя запись к доктору, на которой настояла Люси, переживая за подругу, опасаясь, что у нее могла развиться киста или другая неприятная проблема женского организма. Все из-за того, что три дня назад Меган пожаловалась своей единственной подруге на то, что у нее вот уже две недели, как была задержка. И когда эта деталь дополнила паззл, вырисовав весьма интересную и занятную картину, Меган поперхнулась пряной горечью кофе.
Глава 11
В школе Эрик дружил с Марком, с которым они познакомились еще в раннем детстве, и продолжали поддерживать дружеские отношения, даже когда у одного из них появилась седина, а у второго и вовселысина. После окончании школы они выбрали один колледж, хотя и различные факультеты, но Марк не совсем серьезно отнесся к планированию своей будущей жизни и уже в девятнадцать лет узнал, что скоро станет отцом. Его родители и родители его девушки настояли на свадьбе и рождении ребенка.
Кандидатура Эрика на роль шафера не обсуждалась, а потому Меган, как его младшая сестра, была приглашена на праздник. Ей было семнадцать, ее брату двадцать. Юная, скромная, тихая, но весьма уверенная в себе девушка старалась провести этот день как можно более незаметно для окружающих: она никого не знала и узнавать не планировала, лишние эмоции могли неудачно отразиться на ее снах, к тому же вид полноватой невесты с выпирающим животом в открытом платье, в котором было трудно не заметить внушительный объем ее уже увеличившейся из-за беременности груди и пухлых рук, удручающе действовал на Меган. Глядя на счастливую невесту, Меган думала о том, что, даже если когда-нибудь она и решится выйти замуж, то беременность непременно должна наступить после заключения брака, чтобы на свадебных фотографиях она была стройной и красивой. Но подсознание подсказывало, что такого дня в жизни Меган не будет, поэтому по такому мелочному поводу, как буквально вываливающаяся грудь из свадебного платья, ей даже не стоит переживать.
Свадьба для приглашенных на нее гостейэто оплачиваемый аттракцион: после оплаты за вход (вступительный взнос, если угодно) подарком молодоженам, ты получаешь возможность не только насладиться шоу, но и самому принять в нем участие, будь то танцы на столе, пение под аккомпанемент музыкантов, драка или секс в туалете с человеком, которого видишь впервые в жизни и, вероятно, на утро не вспомнишь.
Меган избегала их всех, и удавалось ей это очень легко, более того, она даже извлекла для себя некий психологический опыт, наблюдая за другими гостями. За соседним столиком сидела молодая пара: мужчина и женщина не старше тридцати пяти лет. На первый взгляд они казались идеальной супружеской четой, которые то и дело бросали друг на друга влюбленные взгляды, вдохновляясь сказанными кем-то романтичными высказываниями. Однако Меган пару раз заметила, что мужчина сильно сжимал кисть своей жены, явно причиняя ей боль и заставляя ее с гримасой страха в чем-то перед ним извиняться. Потом он обнимал ее ладонью за шею и целовал в лоб. А один раз, когда девушка хотела встать, он незаметно для других, но не для Меган, резко дернул ее за распущенные рыжие локоны, после чего она тут же передумала покидать свое место. Муж при этом широко улыбался, будучи, видимо, довольным собой. Меган уже тогда различала этот тип: тиран, который вынуждает близких слушаться его безоговорочно, мотивируя это своей любовью и заботой.
Напротив этой пары сидела еще одна. Эти пришли с сыном лет десяти, и не заметить их было сложно: необъятных размеров мамочка колоритно смотрелась рядом с тощими мужем и сыном. Ориентируясь, видимо, на свое безграничное чувство голода, и руководствуясь безмерной любовью и заботой к своим близким, женщина то и дело наполняла тарелки своих мужчин всем, что ей попадалось под руку. Она периодически радостно взвизгивала, хлопая в ладоши, словно маленькая девочка, которой подарили воздушный шарик. Поочередно подставляя свои пухлые щеки для того, чтобы муж и сын ее поцеловали, она, видимо, таким образом заряжалась уверенностью в том, что ее мальчики в ней нуждаются, потому что, решила Меган, уверенной в себе она отнюдь не была. Равно также, как и муж-тиран в другой паре, эта дама «высасывала» жизненные силы из своих близких. Иными были только методы.
С другой стороны от столика Меган сидел молодой, высокий мужчина лет сорока. Он был один, но одновременно был со всеми присутствующими. Именно от его шуточек иногда взвизгивала полная, чрезмерно заботливая дама. «Убежденный холостяк», подумала Меган. Мужчину уже к середине праздника окружали все подружки невесты, несмотря на разницу в возрасте. Шутки у него зачастую были пошлыми, и всех это устраивало. Меган не сомневалась, что домой вечером он поедет не один, а может и не с одной девушкой, но даже в том юном возрасте Меган понимала, что такой тип не пригоден ни для близких отношений, ни тем более для создания семьи. Большинство же девушек, очарованных его харизмой, уже мысленно подбирали свадебные платья и выбирали имена будущим детям. Меган улыбалась, глядя на их старания, но ей было искренне их жаль.
Контрастно рядом с таким весельчаком за тем же столиком смотрелась еще одна семья: на вид им еще не было сорока лет, но вокруг пары бегало четверо детишек и, судя по выпирающему животу их мамы, количество их в скором времени должно было возрасти. Пока отец семейства кормил пластиковой ложечкой годовалую малышку, мама отбирала у мальчика, лет пяти, женскую туфлю, даже примерно не догадываясь, где ее сын мог ее достать. Двое детей постарше: мальчик и девочка лет десяти-двенадцати постоянно толкали друг друга, воюя то за более удобное место за столом, то за более красиво оформленную, на их взгляд, тарелку с блюдом, то за то, кто будет нянчить младшую сестру, пока родителям приходится искать хозяйку принесенной братом туфли. Меган их отношения напомнили ее отношения с Эриком, она знала, что доля соперничества сохранится навсегда. Но ее поразила эта семья в целом: на лице отца она читала некое равнодушие к происходящему. Наверняка он устал от бесконечного балагана, в котором ему приходилось жить. Мать выглядела очень уставшей и замученной женщиной: слишком глубокие морщины, как для женщины ее возраста, синяки под глазами, отечность, наверняка вызванная беременностью. Меган было искренне ее жаль, но она понимала, что такую жизнь та женщина выбрала себе сама. Пожилая соседка по столику шепнула девушке на ухо, когда заметила, как та наблюдает за большим семейством, что этодвоюродная сестра невесты, очень набожная женщина, которая считает, что рожать детей нужно столько, на сколько хватит сил и времени ее организму. Меган, которая была еще слишком далека от того возраста, когда ей хотелось бы думать о детях (она была уверена, что вовсе не захочет о них думать), размышляла примерно так: даже если эта женщина настолько сильно уверена, что каждый ребенокэто Божий им дар, при этом она так сильно устает, что ничего не выказывает в ней испытываемой радости материнства, то неужели до нее не может дойти, что помимо детородных органов тот же Бог, что дает ей детей, дал ей еще и мозги, которыми было бы неплохо думать о том, как можно было бы избегать столь частых беременностей, не прибегая ко греху и не делая аборты.