Ну как? Так лучше?
Намного. из-за стянувших голову бинтов, моя речь изобиловала шипящими и, в целом, была довольно невнятна. Но она поняла.
Вот и хорошо! Боже, какая улыбка. Я Алиса, буду за вами приглядывать, вы ведь у нас новичок. Какие планы на выписку?
Что?
Приглашу вас на свидание.
О! она игриво прикрыла ладонью пухлые, чувственные губи и фривольно подмигнула. Ну, буду ждать. Ладно, мне пора, к вам сейчас психиатр придёт. Тот ещё зануда.
Она удалилась, плавно покачивая бёдрами, заставив меня снова почувствовать себя живым. Когда за девушкой закрывалась дверь, я чуть не свалился с койки. Меня вдруг пронзило чувство страшной потери. Хотелось броситься за ней, схватить в охапку и Короче, бред какой-то. Хотя девушка мне понравилась.
Видимо я задремал, потому что, когда открыл глаза, пожилой мужчина, судя по папкам в руках и въедливому взглядупсихиатр, сидел напротив и с видимым удовольствием прихлёбывал кофе из огромной белой кружки. Я попытался понять, сколько прошло времени, но стоящие в палате, необычно огромные часы с маятником были расположены так неудачно, что мне никак не удавалось увидеть циферблат. Сглотнув слюну (кофе хотелось до ужаса), я поздоровался:
Здравствуйте.
Здравствуйте, здравствуйте. старик кивнул на кружку. Вам, извините, не предлагаю, режим. Приступим к тестам?
Конечно.
После проверок на координацию, память и вопросов об общем самочувствии, психиатр, довольно улыбнувшись, отпил очередной глоток и, похлопав по очередному бланку ручкой, изготовленной в форме деревянной палочки, требовательно уставился мне в глаза:
Скажите, вы помните что-нибудь Что вам снилось.
Э, в целом?
Нет. Пока вы были, ну, не с нами.
Нет. Что-то мелькает, вроде, но неявно. Хотя. Странно это, но вы мне, например, кажетесь немного знакомым. И сестра, ну, Алиса. Какие-то эмоции возникают, странные.
Ну, это нормально в вашем состоянии, не переживайте. А на вопрос не обижайтесь, это я так, из личной заинтересованности. Ладно, пора мне. Я ещё загляну. Если нужна будет помощьне стесняйтесь обращаться.
Он встал и, протянув руку, пожал мои, ещё слабые, пальцы.
Извините? произнёс я, когда он уже подошёл к двери.
Да?
Можем, ну, когда будет можно, выпить по кофе? Может я что вспомню к тому времени.
Старик на мгновение, будто задумался, а потом тепло улыбнулся:
Конечно, но пить будем мой! У меня хороший, я чертовски обожаю кофе.
Вечером пришла другая сестра, но я не стал спрашивать про Алису. Лежать мне здесь, видимо, ещё немало, успею. Она поставила на подоконник графин с водой, сунула мне в руки пульт от телевизора и кнопку вызова медперсонала и, наказав звать, если что, удалилась. Пока затихали звуки больницы, я включил телевизор. Работал только новостной канал, и новости были какие-то безрадостные. Повышение уровня самоубийств, какие-то сумасшедшие маньяки и прочая мрачнятина. Я сам не заметил, как заснул.
Когда я снова открыл глаза, было уже темно, только из коридора пробивался слабый зеленоватый свет. Телевизор рябил помехами и издавал странные, немелодичные подвывания. Я щёлкнул кнопкой пульта раз, другой, но без всякого эффекта.
Проклиная севшие батарейки, понял, что лицо под бинтами страшно чешется и пульсирует. Хотелось пить и обезболивающих. Я нажал на кнопку и стал ждать, под жутковатый вой телевизора. Через минуту в коридоре мне послышались шаги и тяжёлое, с присвистом, дыхание, замершие перед дверью палаты. Я подождал и, когда никто не вошёл, прошептал голосом, сиплым от внезапно накатившего страха перед темнотой:
Сестра. никакого ответа. Сестра, это вы?
За дверью мне послышался шелест и тихий, острый смешок. Я замер, чувствуя, как на спине выступил холодный пот, но звук не повторился и, в конце концов, я решил, что мне это всё почудилось. Телевизор мигнул и, простонав напоследок, погас, оставив меня в липкой темноте. В мерцающем коридорном свете, проникающем сквозь матовое стекло двери, я различал мерно тикающие часы, тумбочку, собственные ноги и окно, закрытое глухими чёрными шторами. Было жутковато, как в детстве, когда ты проснулся посреди ночи и хочешь в туалет, но никак не можешь заставить себя не то, что встать, а даже просто пошевелиться. Так я и лежал, не знаю сколько, слушая скрипы и вздохи старого здания. Но через несколько часов жажда и зуд стали невыносимы, пересилив иррациональный страх.
Чертыхаясь, и постоянно пиная себя, что я, взрослый человек, придумываю всякую чушь, я решил снять бинты, чтобы хоть как-то облегчить жжение. На удивление, повязка отошла легко и лицу, от дуновения прохладного воздуха, сразу стало легче. Я счастливо улыбнулся и, решив закрепить успех, попробовал встать, чтобы налить себе воды. Тем более, что сквозь шторы мелькнул красный отблеск занимающегося рассвета. Медленно и осторожно (тело было, словно чужое) я свесил ноги с кровати и, пошатываясь встал на холодный кафель. Графин был на подоконнике и, опираясь на перила койки, я пошёл к нему.
Схватившись рукой за штору, я застыл, смертельно напуганный резким, пробивающим дрожью звуком.
«БОМММ»
«БОМММ»
«БОМММ»
Звенели древние маятниковые часы. Звук был ужасен, он причинял почти физическую боль и я, краешком не дрожащего от страха сознания, удивился, что сюда не сбежался весь персонал больницы.
Пошатнувшись от нахлынувшей слабости, я опёрся о штору, и вдруг она расползлась прямо под руками, будто была сделана из ветхой мешковины. Но мне уже не было до этого дела. Я уставился в окно.
Кроваво-красный свет, льющийся с беспросветно черного неба, высветил отражение моего лица, так туго пересечённого трещинами шрамов, будто его собрали по маленьким фрагментам. Я кричал, глядя на раскинувшийся внизу Город. Моё отражение смеялось.