Хорошо. Серафим вздохнул, будто собираясь с силами и Попытался ударить меня. Кулаком. В лицо.
Я откусил ему руку по локоть, купаясь в потоке чужой боли.
Он задёргался, разбрызгивая раскалённые капли и В груди тысячей солнц взорвался шар обжигающего света
Привет.
Розочка! Где я? Что случилось?
О, ну конечно мы в твоей голове. И тут жуткий срач! Лиса была бы недовольна. Кстати, спасибо, что забрал нас. Ну, оттуда.
Лиса, да Храм Что происходит? Всё как в тумане.
Не удивляйся. От тебя осталось так мало, буквально макушка, а всё остальное в дерьме, да. Даже когда был дурачком, ты мне больше нравился.
Я
Нет. Времени нет. Я дам тебе света, сколько получится, но это продлится недолго. Голова прочистится на пару минут. Но в тебе слишком много этой мерзости. Успей уж.
Подожди! Не уходи! Почему я вообще тебя вижу?!
Ну, как тебе сказать Ты только что съел немного меня.
Тело Бауты тяжело грохнулось об пол. Я наклонился, протянул руку, чтобы помочь ему встать. Увидел вместо ладони мерзкую лапу, состоящую только из темноты и когтей, и выругался. Голосом. Своим, узнаваемым даже сквозь внезапно ставшие очень неудобными зубы. В голове сверкнула жёлтая молния, высветив все недавние события, после подвала Храма.
Нет. я рухнул на колени рядом с другом, снова чувствуя себя собой, только затянутым в уродливый костюм монстра. Нет, нет, нет, нет!
Всё В порядке. он слабо пошевелил пальцами уцелевшей руки. Прости Что пришлось так. С ребёнком. Охххх Помоги снять это. Так давно не получалось
Я протянул руку, и его маска легко, будто ждала этого, соскользнула с лица. С туго обтянутого пергаментной кожей черепа уставились мутные стариковские глаза. Рот скривился в беззубой улыбке:
Столько лет Очень устал Сейчас бы кофе. прошамкал Серафим. И умер.
Да, кофе бы не помешал.
Я закрыл глаза старику, наконец получившему возможность отдохнуть и огляделся. Дверь, всё так же равнодушно торчала посреди пещеры. У стены справа, там, куда я её отбросил, лежала Лиса. Под её головой, превратив рыжину волос в грязный багрянец, растекалась огромная кровавая лужа.
Я встал. Свет пульсировал внутри, заставив темноту забиться в самую глубь подсознания так, что я её даже не чувствовал. Но каждая следующая вспышка была слабее предыдущей. И Звон. Приближался. Теперь я снова чувствовал забытый, человеческий животный страх и напряжённое, параноидальное ожидание. Но на переживания не осталось ни времени, ни сил. Слёзы, боль, сожаления, ярость, вина, отвращение. Всё смешалось в одну бесцветную кашу, оставив меня совершенно опустошённым. Двадцать шагов до двери. На середине пути за плечом пристроилась венчавшая изломанную тень клювастая маска.
Какая драма! А? А?! Такого даже я не ожидал. в сумасшедшем голосе проскальзывали заискивающие нотки. Эпично! Трагично! Страшно! Давай закончим это как следует!
Он продолжал шептать, пока я не упёрся лбом в такой обыденно-прохладный, пошлый зелёный кожзам. Когда я поднял руку, Ключ в когтях заискрился радужными искорками. Я чувствовал по спине ласковые, тошнотворные поглаживания бесплотных пальцев Кошмара.
ЭПИЛОГ
СОН ПЕРВЫЙ.
Знаешь?
Да, радость моя? Не тяни!
Я повернулся, равнодушно встретившись глазами с полыхающими от возбуждения линзами, полными космической черноты и сжигающих мысли огней. Пру секунд смотрел в жадную бездну, а потом улыбнулся. Искренне и открыто:
Пошёл бы ты, сука.
Свет внутри уже был достаточно слаб, чтобы я мог почувствовать таящееся в подсознании безумие. Я потянулся к нему, задыхаясь от злости, упиваясь ею, чувствуя, как её затхлой, пьянящей водой, окончательно тушу непрошенное тепло возле сердца! Лиса мертва! Баута мёртв! Свора! Мертвы все, кто для меня хоть что-то значил! Люди и Чудовищаодно и то же!
НЕНАВИЖУ!
ВСЕХ НЕНАВИЖУ!
Я всё-таки сделал то, о чём давно мечтал. Чувствуя, как, будто выталкиваемые изнутри бушующей яростью, удлиняются клыки и рвутся из пальцев когти, схватил этого ублюдочного кукловода за тощую, хрупкую шею. Он несуразно задёргал ногами, и в этот раз я был уверен, что в моих руках действительно он. Я обонял его слабость, после боя с Серафимом и знал, что то бешенство, что сейчас срывало последние плотины моей личности, больше чем всё, что он может сейчас собрать. Я подтянул его, вяло сопротивляющегося, поближе и, напоследок, через застилавший глаза кровавый туман, посмотрел в его гаснущие буркала.
ПРИВЕЕЕЕЕТ. в горле заклокотал чужой смех, и чужие слова прыгали с кривых клыков. Я ВИЖУ ТЕБЯ
Черная, покрытая острой чешуёй лапа пробила клюв маски тонким когтем и, преодолевая вялое сопротивление, распахнула хранилище потерянных душ. Я нырнул туда, скалясь от восторга этого смертельного поцелуя. Наслаждаясь тем, как крики (МОЕГО!) нового хора мучений скрипят на клыках, наполняя рот вкусом пережжённого сахара и крови.
То, что оставалось от Звонаря слабо дёргалось в моей руке и истаивало. Пока на пол, с глухим, холодным стуком не упала пустая маска, с навеки потухшими чёрными стёклами. Фарфор аппетитно хрустнул под ногой.
Миг тишины. И голову наполнил калейдоскоп воплей
В зелёном дермантине отражалось бесстрастное, словно фарфоровое лицо. Только глаза, сквозь матовое тёмное стекло, тускло мерцали серебристо-серым.
Маленький, невзрачный стеклянный шарик беззвучно скользнул в идеально подходящую ему по пропорциям скважину и с глухим хлопком лопнул где-то внутри.
Рука в изящной кожаной перчатке легко, почти игриво, толкнула дверь.
В проёме, видимый словно с высоты птичьего полёта, раскинулся лоскутным одеялом мирно спящий город. Тускло светили фонари, но куда ярче горели миллионы огоньков живых душ.
ПОРА.
Рука, несмело, ещё не привыкнув, сняла с богато украшенного пояса массивный, бронзовый с прозеленью колокольчик. Древний, как само человечество, язычок качнулся.
«БОМММ»
«БОМММ»
«БОМММ»
ХРРРРАААААА! РррРрар! ШшшАах! раздавалось со всех сторон.
Из стен, потолка и пола появлялись, будто вылупляясь, сгустки черноты разных форм и размеров. Какие-то похожие на закутанных в чёрные плащи людей; какие-то на искажённых, чудовищных животных; какие-то вовсе ни на что не похожие.
Всех их объединяли кружащиеся опавшими листьями в лужах черноты куски фарфора, которые, при желании, можно было бы сложить в целые маски. Весёлые, грустные, равнодушные, прекрасные и внушающие ужас.
Десятки, а может сотни этих странных существ подползали к закутанному в тёмно-серое человеку по полу разросшегося до невероятных размеров зала, шипели и норовили потереться о ноги. Но он только отгонял их взмахами чёрной трости с набалдашником в виде распахнутого глаза и продолжал задумчиво смотреть на раскинувшийся под ногами мир, вдыхая давно позабытый запах осенней ночи, приправленной смогом.
Нетерпеливо ёрзая, тёмные устроились на полу и стенах. Показалось, что они все синхронно вздрогнули, когда человек в сером глубоко вздохнул и засмеялся. Сначала тихий, робкий смешок стремительно превращался в визгливый, сумасшедший хохот, который чуть не заглушил прозвучавшую хлопком кнута команду:
ВЗЯТЬ!
Чернота забурлила. Проскальзывая между частичками пространства, её порождения чёрным, маслянистым потоком вливались в распахнутую дверь, умудряясь не задевать плескавшийся на ветру серый плащ смеющегося человека.
Огоньки внизу начали гаснуть. Реальность плавилась как воск.
То, что раньше было Котом, продолжая счастливо смеяться, шагнуло в небо.
Звёзды гасли.
Луна наливалась кровью.
СОН ВТОРОЙ
Знаешь?
Да, радость моя? Не тяни!
Я повернулся, равнодушно встретившись глазами с полыхающими от возбуждения линзами, полными космической черноты и сжигающих мысли огней. Пру секунд смотрел в жадную бездну, а потом улыбнулся. Искренне и открыто:
Пошёл бы ты, сука.
Инфернальное свечение его глаз смущённо приугасло, словно в удивлении, но сразу начало наливаться злобным жаром. Пасть зловещей маски распахнулась и сотни разлагающихся, искривлённых жертв кошмара потянулись ко мне, стараясь увлечь за собой в полную ужаса бездну. Я, истерически смеясь, сжал кулак и что было сил ударил прямо в эту разверстую воронку, чувствуя, как плоть на предплечье рвётся о кривые клыки. Кривые челюсти сомкнулись и я, со переходящим в крик смехом, повалился на пол, разбрызгивая рванувшуюся из раны чёрную жижу.
Медленно, издевательски-манерно промокнув снова сросшийся клюв полой плаща, звонарь поставил ногу мне на грудь и наклонился, заглядывая в глаза:
Глупая обезьянка. Смелая и глупая. Я всё равно не дам тебе умереть так просто, ты же понимаешь? Ключ у меня, а рано или поздно появится ещё одна крыска, над которой я смогу поэкспериментировать. Я снова солью тень со светом и тогда Ха. Я подожду. хриплый, похожий на карканье, голос перешёл в маниакальный хохот. Казалось сами стены дрожат в страхе, но никак не могут спрятаться.
Смеялся он долго. И замолк, только когда наконец осознал, что мой смех вплетается в его безумную радость посторонним, фальшивым тоном. Он надавил каблуком мне на грудину, но боль была ничем, в сравнении с опустошающим ощущением медленно угасающего в груди света. И всё равно я улыбался. Смог даже разлепить пасть и прохрипеть:
Ключ Да, сволочь, Ключ у тебя. и, с усилием, поднял повыше сочащийся чернотой обрубок руки, в бахроме разорванной плоти. Правой. Той, в которой до этого сжимал артефакт.
Звонарь замер, и я бесконечно короткую секунду имел счастье насладиться вкусом его ужаса. Ничего приятнее не ощущал.
Кошмар пошатнулся. Промычал что-то невнятное. И рассыпался чёрной пылью
Её рука уже похолодела, но я этого почти не чувствовал, сквозь сковавшее тело отупение. Когда Звонарь исчез я уже на чистом упрямстве, подполз к стене, возле которой застыло тело Лисы. Перевернул её и какое-то время просто смотрел, стараясь ускользающим сознанием удержать каждую чёрточку умиротворённого лица любимой, на котором наконец появилось спокойное выражение. Потом убрал с её лба испачканные кровью волосы, опираясь на искалеченную кисть, сел рядом. И взял её за руку.
Пока в груди, с каждым биением сердца, угасали последние искорки света, я начал рассказывать ей, обо всём, что произошло. Что больше не надо боятся Хряка, что видел её во снах, о Хоре, о маске Расколотого, о реальном мире, о Мороках, о Локусе, чужих снах. И, конечно, о Бауте. Рассказывал обо всём, без утайки. А любимая слушала меня, и спокойно улыбалась, будто во сне.
Я спешил, чувствуя, как начинает заплетаться язык. Безумие, уже не боясь почти погасшего света, поползло по нервам, выкручивая их и меняя, пожирая воспоминания, остатки чувств и переживаний. Пожирая меня. Были и плюсы, конечно. От боли и вины, с каждым вздохом, оставалось чуть меньше. Подобно разбитым вдребезги зеркалам всё, чем был парень, по прозвищу Кот, звенело и пело. Это было по-своему прекрасно. Яркие брызги, острые, пряные, смешивались в одну абсолютную абстракцию. Вспыхнули последним, вымученным усилием сохранить себя и начали выцветать. В глазах темнело. Сперва еле заметно. Но скоро я понял, что уже не могу различить стены пещеры. Потом дверь. Потом собственные ноги. Пока вся реальность не сузилась до её белых, обескровленных пальцев.
Прежде, чем тень окончательно сомкнулась перед глазами, навечно запирая то, что от меня осталось в жадной утробе чудовища, я успел напоследок сжать холодную кисть и прошептать «Прости». Надеюсь, она меня ус
«БОМММ»
«БОМММ»
«БОМММ»
СПЯЧКА КОНЧИЛАСЬ
ОХОТА НАЧАЛАСЬ
СОН ТРЕТИЙ
Знаешь?
Да, радость моя? Не тяни!
Я повернулся, равнодушно встретившись глазами с полыхающими от возбуждения линзами, полными космической черноты и сжигающих мысли огней. Пру секунд смотрел в жадную бездну, а потом улыбнулся. Искренне и открыто:
Пошёл бы ты, сука.
Дотянуться до энергии Ключа не получалось. Свет не только отрезал меня от безумия, но и не давал пользоваться силой. Поэтому я просто грохнул шарик об пол. Удивительно, какими хрупкими оказываются действительно важные вещи.
Звон, похожий на ласковый шёпот летнего дождя, всё усиливаясь, наполнял воздух. Многие сотни или даже тысячи несмелых радужных искорок, радостно напевая, повисли облаком над стремительно превращающимися в стеклянную пыль осколками. В этом сверкающем великолепии мне слышался счастливый смех и мерещились картины незнакомых, но бесконечно прекрасных миров, где мечты, а не кошмары формируют реальность. Освобождённые фрагменты детской памяти плясали над головой, гонялись друг за другом, звучали какой-то загадочной, щемяще грустной, но счастливой мелодией, сплетая свои голоса в одно прекрасное кружево. А я смеялся вместе с ними, глядя, как они постепенно истаивают, рассыпаясь на ласковые, затухающие солнечные зайчики. Одна из искр, уже истаивая, ласково коснулась моей щеки, будто прощалась, и свет внутри замурчал, узнавая хозяйку.
Когда пещера снова погрузилась в зеленоватый полумрак, я оглянулся. Двери не было, и я чувствовал, что появится она ещё не скоро. Звонарь, потерянно опустив руки, смотрел в пол.
Знаешь. я не мог отказать себе в удовольствии поглумиться. Мне так.
Свет внутри полыхнул напоследок и начал стремительно гаснуть. Сквозь кости будто пропустили десятки зазубренных свёрел, и я, отчаянно завывая, рухнул и забился на полу. Собирая остатки сил, пополз к стене, у которой, нелепо раскинув руки, лежало тело любимой. Чувствуя, как сознание меркнет, опять скатываясь в пучину сумасшествия, я надеялся только, что успею прошептать ей, как мне жаль. Но не успел.
Передо мной, глядя даже немного сочувствующе, на корточки опустился (ХОЗЯИН!) Звонарь. Он покачал головой, и я ощутил, как меня покидают остатки сил. Чем больше я погружался во тьму, тем больше была его власть надо мной. И я уже не мог сопротивляться.
Ты подвёл меня, глупая обезьянка. Но знаешь, что? Это зря. Всё зря. Пройдёт сотня, может тысяча лет, и появится новый Ключ, и новая обезьянка. Я дождусь. Ну а ты Будешь страдать, пока я жив. А явечен.
Клюв маски раскрылся. Сотни корчащихся в агонии тел тянули ко мне руки, моля присоединиться к ним в вечном хоре отчаяния. Остатки меня, то, что осознавало себя, как Кот, забились, на секунду вернув контроль над телом чудовища. Я закричал, выплёскивая всю силу, всё безумие, что только мог. Любовь к Лисе. Вину. Перед ней, Улыбакой, Баутой. Розочкой и другими детьми. Ненависть. К тварям, кто паразитируют на нас, пожирая всё, чем мы являемся. Сила рванулась наружу, разрывая мне рот и.
Свет. Слабый, но режущий привыкшие к полумраку глаза. Я попытался поднять руки, чувствуя, как что-то стягивает мне лицо, но не смог. В горле застряло что-то холодное и липкое, превращая каждый вдох в пытку. Я запаниковал, забился и не сразу осознал, что рядом хлопнула дверь, а через секунду кто-то истошно завопил:
Доктор, доктор, пациент очнулся!
Пока пришли доктора, пока из моей глотки вынимали шланг ИВЛ, пока отстёгивали обхватившие запястья ремни и проверяли закрывающие лицо бинты, я мучительно пытался вспомнить, собрать воедино рассыпающиеся фрагменты странного, дикого сна.
Вокруг мельтешили тени (Тени?), все болтали без умолку, но для меня, все слова сливались в неразборчивую кашу. «Чудо», звучало со всех сторон. Вообще чувствовал я себя, словно меня долго били по голове. Всё гудело, а чужие голоса вызывали чувство дурноты. Наконец, все покинули палату, кроме одного. Он смазал мне плечо чем-то обжигающе-холодным, и я почувствовал мгновенный укол, поле чего по телу распространились волны приятной, гасящей жгучую боль, прохлады.
Это поможет вам уснуть на пару часов. Прийти, так сказать, в себя. голос говорившего был преувеличенно жизнерадостен, заставив меня, почему-то, поморщиться. Потом с вами побеседует наш психиатр, только не обращайте внимания, он немного чудак, ха. А там, полежите пару дней, снимем бинты, понаблюдаемся. Вообще, чудо, что вы остались живы, хи. Я, честно сказать, не верил, состояние было критическим. Почти фиаско! Провал
Голос врача задребезжал, смазываясь и рассыпаясь на болезненные осколки, пока я проваливался в сон
После обеда, когда я очнулся, кто-то ослабил повязку на моём лице, так что я мог видеть сквозь узкую щель в бинтах. Сначала я испугалсяпоказалось, что вокруг бушует пламя! Но через секунду, когда медсестра отошла, я понял свою ошибку. Просто её огненно-рыжие волосы свесились мне на лицо, перекрыв обзор. Я залюбовался щедрой, женственной фигурой, радуясь, что первым, что я увидел после пробуждения, стала именно она. Она вообще была до неприличия хороша. Огромные зелёные глаза, в которых, сквозь напускную серьёзность, мелькали озорные искорки. Голос кто-то счёл бы неприятным, высокий и немного пищащий. Но я, например, искренне наслаждался.