Но только я об этом подумал, как дождь обернулся мокрым снегом. Началась метель.
Я глазам не мог поверить, но действительно: в середине июня шёл снег. Выл ветер. Грохотал гром и сверкала молния. После очередной вспышки погасли фонари.
Беги! где-то совсем рядом пророкотал Виталий. Беги!
Как он сам ещё умудрялся бежать, в этом адском безумии? Несгибаемый мужик просто! Такой и помрётне остановится. Эта мысль придала мне сил.
Движение уже не грело. Насквозь промокшая под дождём одежда ледяной коркой прилегала к телу. Зубы стучали. Волосы застыли, уши болели. Уши! Наушники должны хоть чуть-чуть помочь
А рядом бежала Лена. Стервозина с острым языком и такими нежными на вид ушами. Эх, блин! Ладно, хрен с ним, буду благородным рыцарем!
Я выдернул шнур из наушников, снял их с шеи и сунул влево, кажется, угодив Лене по плечу. Она схватила их, что-то крикнула.
Уши! проорал я.
В рот забился снег.
Через минуту нам уже приходилось проделывать путь через сугробы, и всё же мы не сдавались. В глазах темнело. Исчез даже страх, осталась какая-то тупая обречённость. И время от времени раздающийся посреди воя ветра крик Виталия:
Беги! Беги!! Беги!!!
Не то нам кричал, не то сам себя подбадривал.
Ляг поспи! пробился сквозь вьюгу визг чёрта. Согреешься! Вьюга песенку споёт, да по яйцам у**ёт! Яйца треснут от мороза, из х*я торчит заноза!
Нёс эту чушь и хохотал, взвизгивая. Но в его визжании мне чудился испуг.
Виски сдавило, на веках повисли маленькие сосульки. Уши я уже перестал чувствовать. Руки, горло, лицотоже. И ноги. Самое хреновоечто ног я тоже не чувствовал совершенно. А значит, когда они откажут, я об этом узнаю последним Ну вот, я уже мыслей собственных не чувствую. Кажется, они умирают. Все, кроме одной. Одной, которая бьётся, будто ещё одно сердце: «Беги! Беги!! Беги!!!».
Вьюга оборвалась вдруг, как будто кто-то кнопочку нажал. Я моргнул, и в следующий миг нога, хлюпнув, опустилась на сухой асфальт.
Горели фонари. Таяли сосульки на ресницах.
Стой! крикнул я и сам не узнал своего хриплого голоса.
Ни следа снега, ни следа воды. Только в нас, на нас это всё осталось.
Я остановился, тяжело дыша. Лената просто упала на колени, уперлась в асфальт ладонями и застонала. Наушники были на ней. Додумалась-таки, умница.
Сожрал, сучёнок? проорал Виталий с противоположного конца стадиона. Накося, выкуси!
Он с диким хохотом показывал два средних пальца куда-то в пустоту над нашими головами.
Я сел рядом с Леной, стуча зубами. Расстегнул, скинул насквозь мокрую олимпийку.
Ид-д-д-ди с-с-сюда!
Лена прижалась ко мне. Вряд ли в этом было что-то романтическое, хотя таких крепких объятий я ни с одной девушкой не переживал. Мы просто пытались согреться и не умереть.
Уши, всхлипнула она.
Уши? Это она-то жаловаться будет? Я даже слышу её с трудом! Мне, наверное, теперь неделю на прогреваниях и «Отипаксе» жить. Ушиэто у меня хроническое, с детства.
Наушники примё-о-о-орзли!
Я заржал. Ничего не мог с собой поделать. А когда успокоился, сказал:
Ничего, сейчас оттают.
Мы вернёмся! орал Виталий, потрясая кулаком. Слышишь, мразь? Вернёмся! Не запугаешь!
С тебя кроссовки новые! крикнул я. Сломалплати, мудак!
И даже дрожащая Лена, приподняв голову от моего плеча, крикнула:
В следующий раз я тебя по асфальту размажу, свинорыл безмозглый!
Мы смеялись. Мы плакали. Мы победили!
Шестой круг
А можно было уйти,
А можно было забить,
Но я сел снова играть,
Хотя мне нечем платить
Можно что-нибудь посерьёзнее, сказал я.
Продавец воспрянул духом и подвёл меня к другому стеллажу.
И лучше, наверное, трейловые, задумчиво сказал я. Мало ли, что может случиться
Кроссовки после ночного забега пришли в полную негодность. Швы разлезлись, внешний вид оставлял желать лучшего, да и вообще казалось, что они впитали в себя что-то такое, чего не стоило бы впитывать
Эту ночь Лена провела у меня. Это был мой первый раз Первый раз, когда уже под утро я привёл домой трясущуюся от холода девушку. Первый раз, когда мы вдвоём забрались в горячий душ и полчаса там просто стояли, пытаясь прогреться до глубины души и понимая, что холод изнутри не изгнать потоками горячей воды.
Первый раз, когда пили чай в начале пятого утра. Первый раз, когда, лёжа под одним одеялом, прижимались друг к другу просто чтобы не дрожать. Первый раз, когда даже мысли о чём-то большем не пытались пролезть в голову.
Я думал, такое просто невозможно. Нельзя потрясти человека так, чтобы он забыл о таких базовых вещах. Оказалось, можно.
Проснувшись в одиннадцатом часу, будто с тяжелейшего похмелья, я обнаружил, что постель пуста. И единственным доказательством того, что мне всё это не приснилось, послужила записка на подушке: «Спасибо за незабываемую ночь! Л.»
Ушла. И я вдруг понял, что у меня нет с ней никакой привычной связи. Я не знал номера её телефона, не знал, как найти её в соцсетях. Не знал даже, где она живёт. Я просто знал, что её зовут Лена, и что она будет на стадионе в тот день и час, когда туда приду я. Этого слишком много, или слишком мало? Я не знал, да и знать, честно говоря, не хотел. Какая-то сила вытащила нас за пределы обычного, и она лишь наполовину была чёртом, которому мы надрали зад минувшей ночью.
Ещё нужны новые штаны, сказал я продавцу. Ночью было жутко
Я вышел из магазина счастливым обладателем кроссовок, штанов и спортивной куртки.
Этим вечером глава написалась, кажется, раньше, чем я открыл файл. Слова вылетали из-под пальцев сами собой. Мысли не успевали даже оформиться в голове, сразу выплёскивались на экран. Такого мощного потока давно не случалось. Я почувствовал себя сильным. Я ощутил своё место в упорядоченной вселенной и впервые за последние недели уснул с лёгким сердцем.
Обновить кроссовки я вышел в субботу, в три часа дня. Захотелось резко сломать все рамки. Захотелось лишний раз убедиться в Во всём.
Грузный топот Виталия я услышал ещё до калитки. А когда вошёл, мимо меня пролетела Лена с развевающимся хвостом. Заметить меня она не могла, но, удаляясь, вскинула руку в приветственном жесте.
Она знала.
Мы пришли осваивать завоёванную территорию
Я побежал, не трогая пока музыку. Просто слушал своё сердце, дыхание, свои шаги
Вокруг кипела жизнь. Дети, пища, резвились на тренажёрах. Несколько человек выгуливали собак. Я заметил даже ту долбанутую тётку. Ни она, ни её псина не обращали на нас внимания. И, что самое интересное, я тоже не обращал внимания на них. Мы будто существовали в двух непересекающихся вселенных.
И я обнаружил, что мне в кои-то веки наплевать на то, что думают обо мне окружающие, и думают ли вообще. В кои-то веки существовали лишь я растрескавшийся асфальт под ногами. И ещё двое тех, кого высшая сила поставила рядом со мной.
Худеешь хоть? спросил я Виталия, когда, час спустя, почувствовал, что новые кроссовки немного натирают, и остановился.
Лена уже занималась растяжкой, эффектно закинув ногу на одну из ступенек выгнутой дугой лестницы.
Килограмм! расплылся в улыбке Виталий. Ещё чуть-чутьи на конкурс красоты!
Лена фыркнула, но ничего не сказала, и никто на неё не обиделся.
Я огляделся. Рядом никого не было, и, понизив голос, я спросил:
Мы победили, да? Совсем?
Лена убрала ногу с оглобли, посмотрела на меня и покачала головой. Движение повторил Виталий. Вот и ответ, который я без того прекрасно знал. Чувствовал.
Иначе мы бы не пришли вместе, высказал общую мысль Виталий. Я бы вообще не пришёл. Я ж ленивыйспасу нет. Мне с дивана за пивом встатьи то целая трагедия. Знать не знаю, что меня сюда тащит
Жена пилит, напомнил я.
Да она всю жизнь пилит, махнул рукой Виталий. Слушал бы её кто.
Он вернётся, сказала Лена.
И он вернулся.
Седьмой круг
Дальше некуда бежать,
Будь ты стайер, или спринтер.
Надо снова всё отдать,
И нельзя наполовину.
И тогда ты будешь жить
Так, как не жил ни секунды,
Так, как должен был себе,
Как другим был должен денег.
Там, где подвиг, там и смерть,
Вариантов, сука, нет,
Вариантов, сука, ноль,
Кто-то сдался, кто-тосвой.
Следующим утром в пять часов я почуял неладное сразу же, как только нога коснулась асфальта беговой дорожки. Асфальт был каким-то не таким. Вязким, неправильным. Я подумал, что, будь на мне прежние кроссовки, пена бы просто прилипла к нему. Но я купил трейловые, на подошве которых был резиновый протектор с глубоким рельефом.
Готов? спросила Лена, когда я с ней поравнялся.
Она была напряжена, как туго натянутая струна, через которую пропускают электрический ток. Виталий топал на расстоянии полукруга от нас. Мы, не сговариваясь, ускорились, торопясь его нагнать.
Что он придумает нынче? спросил я. Опять снег? Собаки?
Лена мотнула головой на бегу. Я и сам чувствовал, что предварительные ласки закончились. Сегодня будет что-то другое
Не останавливаться! выкрикнул Виталий, когда мы поравнялись с ним и замедлили темп. Что бы ни случилось.
Какое ему дело до бега? спросил я.
Бегнаше оружие, объяснила Лена. Не знаю, почему. Не знаю, как. Но мы каждым шагом надираем ему задницу, и ему это не нравится.
Какое-то время мы бежали вместе, сосредоточенно глядя себе под ноги, иногда оглядываясь в поисках опасности. Потом Лена, не выдержав, унеслась вперёд, я тоже добавил скорости. Бегэто действие. А действоватьвсегда спокойнее, чем неподвижно ждать беды.
Нажал кнопку гарнитуры. Помиратьтак с музыкой. С тех пор, как всё это началось, я ни разу не сменил треклист. Вновь и вновь запускал один и тот же альбом, и песни оттуда стали моими молитвами.
Всё изменилось в мгновение ока. Я моргнул, и непроизвольно вскрикнул: асфальт стал красным. Как будто раскалился. Воздух над ним колебался маревом. Подошвы приклеивались на каждом шагу. Того и гляди останутся на асфальте, и придётся бежать босиком. А бежать придётся, потому что теперь-то уж точно не остановиться. Мы зашли слишком далеко, и просто так нас не отпустят.
Визгливый смех резанул по ушам. Послышался бойкий цокот копыт. Я вывернул голову, посмотрел назад. Чёрт скакал следом за Виталием, подпрыгивая на несколько метров, вертясь в воздухе.
Я побежал быстрее, догоняя собственное сердце. Вокруг сгустилась тьма. Ничего не было ни слева, ни справа. Только алая беговая дорожка, от которой стеной поднимался жар. Только мы трое, и хохочущий чёрт.
Беги, жирный! провизжал он. Топай быстрее, сжигай калории! Знаешь, где калории горят лучше всего? В аду! Туда и беги, скорее, не останавливайся!
Зайдясь вновь своим мерзким смехом, он догнал меня, поравнялся и радостно хрюкнул.
Несмотря на жар, меня мороз пробрал. Впервые эта тварь оказалась так близко, что можно было потрогать, только вот я скорее отгрыз бы себе руку.
Повернул голову и посмотрел в жёлтые бешено горящие глаза.
Вот и сделался кругпрямой! взвизгнул чёрт и подпрыгнул. Закрой глаза, беги быстрей! В гости к тысяче чертей!
Чёрт прошёлся колесом, не переставая хохотать, и нагнал Лену одним прыжком. Я заметил, что действительно круга больше нет. Мы бежали по раскалённой дороге вперёд и вперёд, в темноту. Но темнота больше не была однородной. Она постепенно наполнялась звуками, движением. Кто-то шептал, вскрикивал, рычал. Хлопали огромные невидимые крылья, иногда сверкали чьи-то глаза. Иногда мне казалось, что я вижу силуэты
«Не смотри, произнёс вдруг спокойный голос, вытеснив из наушников остатки музыки. Всё, что они могут, это прыгать вокруг. По-настоящему бежать можешь только ты. Беги и не останавливайся».
Беги! рявкнул Виталий.
Лена завизжала. Чёрт выскочил прямо перед ней, и она сбилась с шага, но тут же, спохватившись, ускорилась. Подмётки её новых кроссовок светились алым светом.
Бежим в ад, сестрёнка! заорал чёрт и побежал рядом с ней, прижался, приобнял за плечи. Сфотографируемся? Миллионы просмотров! Вместе с чёртом в ад бегу, не могу поднять ногу́! Не ногу́, а но́гу! Всё равно подохну!
Уйди! взвизгнула Лена и, не останавливаясь, оттолкнула чёрта. Нахер пошёл, выродок! Рылом не вышел со мной фотографироваться!
И чёрт внезапно отскочил. Даже не сразу засмеялся, как будто эта нелепая отповедь его оскорбила. Несколько секунд он цокал копытами рядом с Леной, потом понёсся вперёд, стремительно набирая скорость.
Лена замедлилась. Я поравнялся с ней, схватил за руку. От асфальта шёл такой жар, что было трудно дышать, пот заливал глаза, но рука Лены была холоднее льда.
Держишься? крикнул я. Надо держаться! Слышишь?
Вздрогнув, она посмотрела на меня и кивнула. Из её глаз текли слёзы, всё тело сотрясала дрожь, но она побежала быстрее. Я не отпускал её руки.
Какая-то крылатая тварь, вроде гигантской летучей мыши, пронеслась низко над нашими головами, заставив пригнуться. И тут же нас оглушил визгливый хохот чёрта и бессловесный вопль Виталия.
Мы обернулись. Чёрт сидел у Виталия на шее и, будто обезьяна, увлечённо копался у него в волосах.
Вот где весь жир! орал он. Жир у тебя в голове, толстый! Толстый-толстый бегемот, черти трахнут тебя в рот! Ты знаешь, как эти двое тебя прозвали? Бегемотом! Все над тобой смеются, тыпосмешище даже для своих друзей! Когда в последний раз видел свои яйца, жиробас? Может, их уже и нет вовсе? Сейчас я тебе сделаю липосакцию!
Чёрт когтями вцепился в голову. Виталий взревел, вскинул руки и схватил его за клочковатую шерсть. Дёрнул, бросил вперёд. Чёрт кубарем покатился по алой дороге, не переставая хохотать.
Убью! заорал Виталий.
Нет! хором выкрикнули мы с Леной.
Было поздно.
Виталий налетел на чёрта, наклонился, схватил его за шерсть на башке одной рукой, другой ударил в рыло.
Но оностановился.
Мы ещё услышали звук удара, сопровождаемый хрустом, услышали, как на миг чёрт подавился своим смехом. Однако он тут же извернулся и с размаху запустил руку под рёбра Виталию.
Тот охнул и, мгновенно побледнев, упал на колени.
Кушай больше маргаринасдохнешь от холестерина, пропел чёрт и, отскочив, позволил Виталию рухнуть на алый асфальт ничком.
И тут же асфальт перестал быть алым, принял обычный оттенок. Как будто слайды сменились в проекторе. Подпрыгнул в последний раз и исчез чёрт.
Виталий! закричала Лена и побежала к неподвижно лежащему на беговой дорожке телу.
Восьмой круг
Здравствуй! Я сижу, себя ломаю,
Чтоб увидеть светлое во тьме.
Здесь нас потихоньку убирают,
Но мы ещё не всё.
Мы ещё не все
Скорая приехала на удивление быстро. Двое рослых санитаров не без труда погрузили Виталия на носилки.
Можно с вами? спросил я.
Родственники?
Нет.
Двери закрылись у нас перед носом.
Надо было сказать «да», пробормотал я вслед «Газели, рванувшей с места с мигалками и сиреной.
Бегом! Лена ткнула меня кулаком в бок и куда-то понеслась.
Мы выскочили со школьной территории, пронеслись под носом у девушки, выгуливавшей какую-то мохнатую мышь на поводке. Мышь отважно на нас тявкнула, девушка что-то проворчала.
В этом дворе я оказался впервые, хотя дом, конечно, видел.
Стой! скомандовала Лена и ворвалась в дверь третьего подъезда.
Я стоял, что мне ещё оставалось. Сердце колотилось, перед глазами плыли круги. Я не успел отойти от этой сумасшедшей гонки через преисподнюю, а тут ещё Виталий Чёрт засунул в него лапу по локоть, но крови не было. Не было и раны, насколько я успел заметить.
То, что поехали с сиреной, одновременно и пугало, и вселяло надежду. Трупу не стали бы включать сирену. Но и если бы Виталий просто потерял сознаниетоже не стали бы.
Чёрная Toyota Rav 4 рядом со мной ожила, загудела. Тут же пикнула, разблокировав двери. Миг спустя Лена вылетела из подъезда.
Что встал? крикнула она. Залазь!
Не знал, что у тебя есть машина, сказал я, когда мы на скорости под сорок выскочили со двора.
А что ты вообще обо мне знал? Лена вытащила из «кармашка» в дверце тонкую сигарету, прикурила, не сводя глаз с дороги.
Тут она была права. Я ничего о ней не знал. Ни о ней, ни о Виталии. Так же, как они обо мне.
Машин на дороге было мало. Лена, наплевав на камеры, лавировала, перемещаясь из ряда в ряд. Спидометр колебался между отметками «80» и «100».