Толстяк развернулся и спустился в комнату, затем наклонился, поднял мочеприемник и вылил содержимое на голову Маршалла. Вонючая коричневая жидкость окутала его теплотой, но время тошноты еще не настало. Пока. Их взгляды встретились, и Маршалл, хотя по его лицу струилась моча, захохотал ужасным, презрительным смехом.
Джо отшвырнул бутылку.
Хочешь кусаться как собакасдохнешь как собака. Думаешь, ты сделал мне больно, приятель? Плевать. Я фермер. Меня уже кусали животные. Ох, мы тебя выдрессируем, песик. Сделаем это очень ме-е-едленно.
Его слова резали, как скальпель.
Маршалл смотрел, как Джо, держась за щеку и ругаясь, с трудом поднялся по лестнице и вышел. Кровавый след тянулся по цементу свидетельством краткого триумфа, оборванного словами-скальпелями, что теперь, когда Маршалл остался один, вонзались в него глубже и глубже. Сквозь невидимые порезы в душу Маршалла пробиралась паника. Отвратительное чувство, как и вкус мяса у него во рту.
Откуда-то сзади донесся тихий скрежет.
Глава 43
Таким теперь стал мир Маршалла.
Глубины подвала, не знавшие ни дня, ни ночитолько звезды из осколков витражных стекол и парящие в пустоте обломки. Дерево стонало, трубы стучали во мраке. Его голова без конца кружилась, Маршалл чувствовал себя космонавтом, уплывшим в открытый космос, и его единственным компаньоном на часы или, быть может, дни стало сожаление. До самого конца. Его трясло от печали: тоска превозмогала голод, вгрызалась в самые кости. Каково этоумереть? Встретит ли его свет в конце тоннеля, или просто опустится тьма? Маршалл надеялся лишь, чтобы старое клише не оказалось правдой и жизнь не промелькнула у него перед глазами. Он не хотел заново переживать любовь и утраты, вспоминать все совершенные им ошибки.
Ной. Клэр.
Их лица превратились в солнце, к которому он, кружась, приближался.
Глава 44
Пульсирующие синяки.
Пульсирующая боль.
Картинка перед глазами тоже пульсировала: то расплывалась, то становилась четкой. Перед ним появилось лицо. Сэм в форме с эмблемой католической школы, вышитой на нагрудном кармане. Маршалл видел, как он принес в подвал карточный столик и поставил его у стены справа.
Говорить было трудно. В ушах шумело.
Что ты делаешь?
Ответа не последовало, хотя мальчик обернулся и посмотрел на Маршалла. Бесстрастно.
Сэм взбежал по ступеням, полный энергии, и несколько минут спустя вернулся с диапроектором. Прибор был тяжелым, но мальчик перехватил его поудобнее и уверенно спустился в подвал.
Зачем это?Маршалл захрипел и откашлялся.Пожалуйста, скажи мне, Сэм.
Маршалла не удивило молчание, но все же он начал раздражаться.
Черт возьми, скажи мне, что происходит.
Сэм поставил прибор на стол и развернул его к матрасу на противоположной стене. Он установил слайды в круглые отверстия и отступил назад, чтобы полюбоваться своей работой.
Маршалл слушал дыхание мальчика.
Сэм щелкнул костяшками пальцев и пошел к нише под лестницей. Послышался лязг металлахлопнула крышка ящика для инструментов. Маршалл вытянул шею, чтобы увидеть, что происходит, но веревки в буквальном смысле держали его на коротком поводке.
Что ты делаешь?
Мальчик снова вышел на свет, таща за собой удлинитель. Провод вился по полу, словно змея, щелкал, как скакалка.
«Наша мама рядом живет»
Он на школьном дворе в Джеймсбридже. Жарко.
«Поцелуи всем раздает»
Им запрещают выходить на улицу на большой перемене без шляп с широкими полями. Некоторые школьники едят свои бутерброды в классе.
«Встретила парня, с ним ушла»
Двое ребят прыгают через скакалку на асфальте перед ним. Маршалл стоит в стороне, ждет нужного момента.
«Позабыла нас до утра!»
Если он ошибется, веревка стегнет его по голове или лодыжкам и игра закончится.
Давай, Марс!кричит кто-то.
Он сглатывает, призывает всю храбрость и прыгает.
Вспышка света, треск электричества: Сэм подключил проектор к удлинителю. Он отпрыгнул в сторонуего дыхание сбилось,нажал на кнопку, и стену напротив залил ослепительный свет. Через секунду подросток выключил проектор.
Можно мне воды?решился попросить Маршалл. Перед глазами еще плавали пятна.
Когда зрение восстановилось, он увидел перед собой Сэма. Мальчик протягивал ему грязный стакан.
Маршалл поднял глаза, истекая слюной.
Он выглядит как Ной. Если бы тот вырос.
У обоих робкие, опущенные глаза. Длинные ресницы.
Маршалл давным-давно забыл, как выглядел его сын. Ной превратился в воспоминание, сотканное из других воспоминаний. Если бы Маршалла спросили о сыне, он бы, конечно, описал его, вплоть до носков, которые тому нравилось носить. Но это было лишь эхо, не настоящий Ной. Время разрушало память кусочек за кусочком, пожирало прошлое, однако Сэм пробудил в Маршалле что-то, разжег искру, которая высветила лицо Ноя, словно оно пряталось по углам темного подвала все последние дни. Маршалла это пугало, но он был почти благодарен мальчишке за произошедшую в нем перемену.
А ещеза воду. Край стакана коснулся его губ. Маршалл пил жадно, большими глотками. Вода струилась по его подбородку, когда подросток попятился и отвернулся, перебрасывая стакан из руки в руку.
Влага бежала по пищеводу, наполняя Маршалла энергией, придавая сил. Чудесный вкус.
Спасибо.
Сэм замер.
Маршалл видел, как его лопатки проступают сквозь ткань школьной формы. Он содрогнулся, словно в него вонзилась одна из игл отца мальчика, задержал дыхание.
Спасибо.
Сердце защемило от благодарности.
Маршалл не мог этого выразить, но чувствовал, что обрел нечто давно потерянное, получил что-то в подароклицо своего сына, например. Конечно, чувство оказалось слабым, почти незаметным. Надежда, которая скоро умрет.
Спасибо.
Глава 45
Хлопнула дверь. Наверху раздались приглушенные голоса. Напье вернулся.
Маршалл набросал в голове портрет этого человека сразу в трех разных стилях, по одному для каждой из личностей, которые он в нем увидел.
Первая личностьмужчина, который говорит с достоинством административного помощника.
Этот человек красноречив и владеет собойобладает качествами, которые часто требовались Маршаллу, когда он обговаривал с клиентами денежные вопросы. Он легко мог представить, как Напье сидит за компьютером в офисе, печатает на клавиатуре пальцами с ухоженными ногтями, с улыбкой отвечает на телефонные звонки.
Втораямужчина, поющий над трупами.
Как же больно, поверьте, как страшно признать, время стерло мой Эндсвилльв самом сердце США
Третья личность, жестокая и необузданная, была продолжением второй. Она хихикала и стонала, рвала, резала и передразнивала. Она пугала Маршалла сильнее всего, потому что даже Напье не мог ее контролировать.
Кто-то открыл дверь в подвал. Маршалл знал, что это Напье, но пока не мог сказать, какой именно.
Началось. Будь сильным.
Соберись.
С каждым приближающимся шагом Маршалл подбадривал себя новой ложью. Бум! Ты смелый. Бум! Ты справишься.
Бум!
Блин, что за день,проворчал Напье. Его волосы были причесаны, руки чистыостатки цивилизованности. От майки и брюк похитителя исходил приятный запах кондиционера для белья.
Маршалл следил за каждым движением Напье.
Люди просто не понимают, что творится за сценой, да? Построй мне дом, говорят. Ну что ж, ладно. Я хороший, честный человек, думаю, я это сделаю. Но есть определенные правила. «Правила?»потрясено переспрашивают они. Да, мэм, конечно. Постановления совета, формыс ними не поспоришь.
Напье подключил диапроектор к удлинителю, щелкая языком, расставил слайды.
Клянусь, однажды я просто сломаюсь. Мне нужно убраться из этого офиса и сосредоточиться на фрилансе. Работать на себя. Мечта, правда? Людям всегда нужны архитекторы, без работы я не останусь. Я бываю в офисе только два раза в неделю, но, честно говоря, Маршалл, хватает и этого. Более чем.
Не говори со мной так, словно я твой друг.
Джо сказал, что ты откусил от него кусочек!засмеялся Напье.Хорошо. Мне нравится бойцовский дух. Но признай: Джолегкая мишень. Он медленный и глупый. Кажется, ты и сам это понял. Но верный, надо отдать ему должное.
Маршалл подумал о домах, которые Напье проектировал все эти годы. Захотят ли хозяева разрушить свои жилища, если узнают, что архитекторманьяк и каждый угол, каждая балка под их крышей дышат безумием? Что он таится среди этих стен? Ходит по их коридорам, как призрак, демон, дух, сотканный из эгоизма и насилия. Маршалл знал, что не задумываясь уничтожил бы такой дом.
Снести его до основания. Сжечь. А пепел залить святой водой.
Кажется, все на месте.Напье включил диапроекторпослышались щелчки и лязг. Он взял в правую руку проводной пульт, взвесил его, словно решая, что делать дальше. Маршалл видел, как блестят глаза Напье. Каждое действие казалось отрепетированным. Постановочным и нереальным.
Но это все по-настоящему, Марс.
Раздался щелчок пульта, и прибор с хрипением ожил. Первые слайды закрыли лампу диапроектора, и на противоположной стене появился размытый пейзаж. Напье подправил фокускартинка стала четче.
Я подумал, что ты должен знать, кто я. Хотя бы получить представление.
Перед ним возник пейзаж: растрескавшаяся земля, иссохшие деревья, россыпь выбеленных солнцем домов.
Это мой родной город. Леандер, Техас. Совсем маленький. К северо-западу от Остина, на границе округов Трэвис и Уильямсон. Я жил в этой пыльной дыре до одиннадцати, а потом родители переехали в Новый Орлеан. Я скучал по прежнему дому. И по редким ватабургерам тоже.
Голос Напье был ровным, как земля на слайдах. Похититель принес шезлонг и со вздохом опустился в него.
Когда мне было шесть, в город приехала съемочная группа, только представь. Я сиял, как рождественская елка. Мир кинов Леандере! Боже. Они снимали на Багдадском кладбище. Я видел кучу небритых людейизнеженных жизнью в большом городе, из Остина,с камерами и штативами. Помню фургон. Думаю, это было самое большое событие в моей жизни. А потом, рано утром, я спрятался, и они меня не заметили. Вытащили бутафорские трупы и разложили их по надгробиям. Я никогда ничего такого не видел. Гнилые, распухшие. Я испугался и убежал. Несколько месяцев спустя спросил у матери, что они снимали и можно ли мне посмотреть этот фильм. Она ответила «нет»: те людинастоящие извращенцы. Это была «Техасская резня бензопилой».
Клик. Новый слайд. Мальчик в бейсбольной форме.
Это я перед тем, как мы переехали. Только посмотри на меня. Я не мог размахнуться битой, даже если бы от этого зависела моя жизнь, но был хорошим питчером. Я ненавидел бейсбол и отца за то, что он заставлял меня играть. Шесть иннингов тянулись целую вечность, уж поверь.
Напье уставился в стену.
Не своди глаз с мяча,прошептал он.
Маршаллу казалось, что его ведут по коридору, полному дверей, и за каждой из нихвоспоминание Напье. Его заставляют смотреть, подглядывать. Ужас прокрался в его грудь, ведь Маршалл знал, что в одной из комнатнет, темницувидит себя.
Клик.
Черно-белая фотография Напье-подростка в окружении шестерых ровесников, все в одинаковой черной форме.
Это труппа святой Марии. Я слева. Думаю, у меня был талант, и все же я бросил. Моих родителей актерство не впечатлило. Слишком много педиков.
Клик.
Сюрприз! Снова я.Маршалл вновь увидел темные глаза, такие яркие на белом фоне. Уже тогда в них поселился холод.Думаю, тут мне около двадцати. Мои старики к тому времени уже умерли.
Напье задумался, покусывая губу, но вскоре пришел в себя и заерзал в шезлонге.
Маршалл вздрогнул.
Клик.
С каждым слайдом Маршалл уходил все дальше по коридору. Он хотел врасти в землю, но чужая воля была сильнее.
Я отправился в Южную Америку,продолжил Напье.Впервые летел на самолете. Это фотография собора Сан-Паулуон в Бразилии, если ты не в курсе. Самый большой храм в городе, четвертый по величине неоготический собор в мире. Ох, Маршалл, это было прекрасно. Мрамор. Арки. Простор. Витражи, каких ты в жизни не видел. В этом месте действительно что-то было. Я слышал Его голос. Громкий. Больше всего меня поразили статуи. Ты больше нигде таких не найдешь. В Южной Америке Христосмученик. Он истекает кровью. Ты видишь, как Он страдал, и понимаешь, какие жертвы принес и для кого. Боже, Маршалл, это нечто.
Клик.
Надеюсь, ты не против, что я тебе это показываю. Просто решил, что будет здорово, если ты поймешь: мы оба путешественники в душе, хотя и привязаны к одному месту.
Откуда он узнал, что я путешественник? Имяеще понятно. У него моя одежда, бумажник. Но это?
Путешествия приравнивают нас к ангелам, не находишь? Они раскрепощают. Только в дороге чувствуешь себя по-настоящему молодым.
Маршалл согласился, но не хотел этого признавать.
Приравнивают к ангеламтолько так я могу это описать. Увы. А теперь мы привязаны к земле, пойманы в ловушку дел и обязанностей. Словно Бог спустился с небес и обрезал нам крылья.
Маршалл сглотнул. Казалось, что Напье заглянул ему в голову и прочитал его мысли.
Это я на вершине Мачу-Пикчу. В тот день я чувствовал себя Индианой Джонсом! Повсюду руины. Туман обступает тебя. Ты там бывал?
Нет.
Слово сорвалось с губ: Маршалла застали врасплох. Он возненавидел себя за то, что ответил с такой легкостью.
Клик.
Новая фотография. Стройная темноволосая женщина, чуть за тридцать, с локонами до плеч. На ней ярко-розовая майка и джинсы с высокой талией. Фото походило на снимки из модных журналов 80-х годов, вот только лицо модели казалось печальным и темным, несмотря на улыбку.
Розмари,сказал Напье. Впервые за время беседы в его голосе прозвучала эмоция. Одно слово, произнесенное шепотом имя, но в нем слышалось столько тоски. Отчаяние, которое Маршалл различил с ужасающей ясностью.
Эту фотографию сделали в восемьдесят девятом. Мы тогда познакомились. Видишь, Маршалл: мы не так уж отличаемся друг от друга. Оба путешественники, оба объездили мир и нашли свое сокровище. Она красотка, правда?
Маршалл промолчал. Не хотел с ним соглашаться.
Острая на язык. Умная! Блин. Мы познакомились в Колумбии. Она из Сиэтла.
Напье щелкнул пультом. Проектор лязгнул. На стене проступила новая картинка.
Мы съехались. Я любил ее запах, ее вкус. Она меня покорила. Как путешествия. С ней я чувствовал себя живым.
В глазах Напье заблестели слезы.
Иногда я думаю, поздно ночью, когда мне становится холодно, стоила ли она этого, и не нахожу ответа. Может, не хочу знать. В любом случае, я переехал к ней в штат Вашингтон. Ее родители жили в Портленде, Орегон. Я им не слишком понравился, надо сказать. Мы поженились в Сиэтле и переехали в Норт-Бенд. Я вернулся в колледж, изучал архитектуру. К тому времени, как я получил диплом и стал хорошо зарабатывать, она уже умерла.
Лицо Напье окаменело, морщины прорезали лоб, он опустил голову.
Рак груди. Сожрал ее, как пожар. Помню, как проснулся от ее криков: за одну ночь у нее все лицо распухло, глаз вылез на щеку.
Новое фото Розмари и Напье. На руках она держала круглолицего ребенка, который смотрел куда-то мимо камеры. На вид ему примерно полгода.
Сэм родился в девяносто пятом, он на два года старше твоего мальчика. Мы потеряли Розмари через год. Я остался со спиногрызом, которого не мог любитьпосле смерти Розмари, я имею в виду.
Напье наклонился вперед в шезлонге и сказал, глядя на свои ноги:
Я не знаю, что сделал, почему она ушла. Почему именно так, Маршалл.Он покачал головой, поднял глазаони вновь блестели.Он отвернулся от нас. Забрал самое дорогое и ушел.
Нервный тик вернулся.
Что бы я ни натворил, я хотел бы не делать этого. Мне нужно Его прощение, Маршалл. Хотя для нее уже слишком поздно.
Клик.
Я оставил Сэма в Орегоне с родителями жены. Иногда мужчине нужны время и свобода. Я хотел и того и другого и отправился путешествовать. Шесть месяцев провел в Южной Америке. Только на этот раз, посещая соборы, видел распятого, кровоточащего, истерзанного Христа и понимал, что Он на меня не смотрит. Как будто все стало мертвым, Маршалл. Испортилось, как банка газировки, если ее потрясти. Все потеряло смысл. Я вернулся домой, поджав хвост. На дворе стоялОн нахмурился, покусывая губу.Девяносто шестой. Я летел из Боготы в Майами, а оттудав Си-Так. Провел в городе пару недель, бродил по улицам, ничего не делал. Я не хотел возвращаться к сыну. Поселился в дерьмовом отеле рядом с парком Хин-Хэй