Мужайтесь, брат, тихо сказал я.
Коллега посмотрел на меняего лицо было бледным, на нем бусинами выступил пот.
Вы понимаете, что любого из нас теперь может постичь такое? прошептал он.
Я увидел, что некоторые в толпе отворачиваются. Какой-то ребенок или даже двое детей плакали, потрясенные страшным зрелищем. Я заметил, что один из голландских купцов вытащил маленький молитвенник и, держа его раскрытым перед собой, тихо читал молитву. Но большинство смеялись и шутили. Теперь, кроме вони толпы, над Смитфилдом стоял запах дыма, смешанный с другим, знакомым по кухне, запахом жареного мяса. Я невольно взглянул на столбы. Пламя поднялось выше, тела жертв почернели снизу, тут и там показались белые кости, а в верхней части все было красным от крови, и пламя лизало ее. С ужасом я увидел, что к Анне Эскью вернулось сознание и она жалобно застонала, когда сгорела ее рубаха.
Она начала что-то кричать, но потом пламя добралось до мешочка с порохом, и ей разнесло головукровь, кости и мозги взлетели в воздух и с шипением упали в огонь.
Глава 2
Как только все закончилось, я поехал прочь вместе с Коулсвином. Трое мужчин у столбов умирали дольше, чем Анна Эскью: они были прикованы стоя, а не сидя, и прошло еще с полчаса, прежде чем пламя добралось до мешочка с порохом на шее у последней жертвы. На протяжении всего этого времени я держал глаза закрытыми. Если б я мог также заткнуть уши!
Двигаясь по Чик-лейн по направлению к судебным иннам, мы не разговаривали, но потом Филип все же прервал тягостное молчание:
Я слишком откровенно говорил о своих тайных думах, брат Шардлейк. Я знаю, что следует соблюдать осторожность.
Ничего, ответил я. Трудно сдержаться, когда видишь такое. Тут я вспомнил его замечание, что любого из нас может постичь то же самое, и, подумав, не связан ли он с радикалами, сменил тему. Сегодня я встречаюсь с моей клиенткой миссис Слэннинг. Нам обоим нужно многое сделать, прежде чем процесс продолжится в сентябре.
Коулсвин иронически рассмеялсясловно залаял.
Действительно. Его взгляд говорил, что его мнение об этом деле совпадает с моим.
Мы доехали до Саффронского холма, где наши пути разошлись: Филипу нужно было в Грейс-Инн, а мнев Линкольнс-Инн. Я еще не был готов взяться за работу и поэтому предложил:
Может быть, по кружке пива, брат?
Мой коллега покачал головой:
Спасибо, но не могу. Вернусь в инн, попытаюсь отвлечься какой-нибудь работой. Дай вам Бог доброго дня.
И вам того же, брат.
Я смотрел, как адвокат, ссутулившись в седле, поехал прочь, но сам был еще не в силах вернуться в Линкольнс-Инн и, сняв шляпу и белую шапочку, поехал в Холборн.
* * *
Я нашел тихий постоялый двор у церкви Святого Андрея. Наверное, он будет переполнен, когда толпа пойдет со Смитфилдской площади, но сейчас за столами сидели всего несколько стариков. Я взял кружку пива и устроился в тихом уголке. Пиво оказалось мутной бурдой, на поверхности которой плавала какая-то пленка.
Мои мысли, как часто бывало, вернулись к королеве. Я вспоминал, как впервые встретился с ней, когда она была еще леди Латимер. Мои чувства к ней не ослабли, хотя я и говорил себе, что это смешные, глупые фантазии, что мне нужно найти себе женщину своего положения, пока я еще не состарился. Я надеялся, что у нее нет никаких книг из нового запретного списка. Список этот был длинныйЛютер, Тиндейл, Ковердейл и, конечно, Джон Бойл, чья непристойная новая книга «Акты английских монахов» о монахах и монахинях пользовалась большой популярностью среди лондонских подмастерьев. У меня самого были старые экземпляры Тиндейла и Ковердейла. За их сдачу была объявлена амнистия, срок которой истекал через три недели, но я подумал, что безопаснее будет тихо сжечь их в саду.
В трактир вошла небольшая компания.
Хорошо скрыться от этого запаха, сказал один из посетителей.
Это лучше, чем смрад лютеранства, прорычал другой.
Лютер умер, и его похоронили, и Эскью с остальными тоже.
В сумерках шныряет множество других.
Брось, давай выпьем! У них тут есть пироги?
Решив, что пора уходить, я допил пиво и вышел на улицу. Мне не удалось сегодня пообедать, но мысль о еде вызывала у меня тошноту.
* * *
Я поехал назад через арку Линкольнс-Инн, снова в своей робе, черной шляпе и белой шапочке. Оставив Бытие в конюшне, пошел к себе в кабинет. К моему удивлению, контора кипела активностью. Все три моих работникамой помощник Джек Барак, клерк Джон Скелли и новый ученик Николас Овертонбешено разыскивали что-то среди бумаг на столах и полках.
Божье наказание! кричал Барак на Николаса, развязав ленту краткого изложения дела и начав быстро просматривать листы. Не мог хотя бы запомнить, когда последний раз его видел?
Овертон, отвлекшись от просматривания другой стопки бумаг, поднял свое веснушчатое лицо под светло-рыжей шевелюрой.
Дня два назадможет быть, три. Мне дали просмотреть столько документов
Скелли внимательно посмотрел на Николаса через очки. Взгляд у него был снисходительным, но голос прозвучал строго:
Просто если б вы запомнили, мастер Овертон, это немного сузило бы область поисков.
Что тут происходит? спросил я, остановившись в дверях.
Мои подручные были так заняты своими бешеными поисками, что не видели, как я вошел. Барак повернулся ко мне с рассерженным красным лицом над бородой:
Мастер Николас потерял документ Карлингфорда о передаче собственности! Все свидетельства, что Карлингфордвладелец своей земли, а документ нужно представить суду в первый же день сессии Тупая дубина! пробормотал он. Безмозглый идиот!
Овертон, покраснев, посмотрел на меня:
Я нечаянно.
Я вздохнул. Я взял этого молодого человека на работу два месяца назад по просьбе одного друга, барристера, перед которым я был в долгу, и уже почти жалел о том, что сделал это. Николас был из линкольнширской дворянской семьи и на двадцать втором году жизни, очевидно так и не решив, к чему лежит его сердце, согласился поработать год-другой в Линкольнс-Инн, чтобы понять, как закон может помочь ему управлять отцовским поместьем. Мой друг намекал, что между Николасом и его семьей произошел какой-то разлад, но уверял меня, что он хороший парень. И в самом деле, Овертон оказался добродушным, но безответственным. Как и большинство других джентльменов его возраста, он проводил много времени, исследуя лондонские злачные места, и уже имел неприятности из-за драки на мечах с другим студентом за проститутку. Этой весной король закрыл саутуоркские бордели, но в результате через реку в город стало ходить еще больше проституток. Большинство молодых дворян учились фехтованию на мечах, а их статус позволял им носить меч в городе, но тавернынеподходящее место, чтобы демонстрировать свою ловкость в этом деле. А острый мечсмертоносное оружие, особенно в неосторожных руках.
Посмотрев на высокую поджарую фигуру Овертона, я заметил под его ученической блузой зеленый камзол с разрезами, из-под которых виднелась подкладка из тонкого желтого дамаста, в нарушение правил инна, предписывающих ученикам носить скромное платье.
Продолжайте искать, но спокойнее, сказал я и спросил напрямик: Николас, ты не выносил этот документ из конторы?
Нет, мастер Шардлейк, ответил парень. Я знаю, что это запрещено. У него была изысканная речь с легкой линкольнширской картавостью, а его лицо с длинным носом и округлым подбородком выглядело теперь очень расстроенным.
Так же, как и ношение шелковых камзолов с разрезами. Ты хочешь неприятностей от казначея? Когда найдешь документ, ступай домой и переоденься, велел я ему.
Да, сэр, смиренно ответил молодой человек.
А когда сегодня придет миссис Слэннинг, я хочу, чтобы ты сидел при нашем разговоре и вел записи, добавил я.
Да, сэр.
А если документ так и не найдется, останься допоздна и найди его.
Сожжение закончилось? неуверенно рискнул спросить Скелли.
Да. Но я не хочу об этом говорить, отрезал я.
Барак взглянул на меня:
У меня для вас пара новостей. Новости хорошие, но не для огласки.
Хорошие новости мне сегодня не помешают.
Я думаю, с сочувствием ответил Джек.
Зайдем в мой кабинет.
Он прошел за мной в кабинет, где из окна с тонким переплетом виднелся внутренний двор. Я снял свою робу и шапку и сел за стол, а Барак уселся напротив. Я заметил проблески седины в его темно-русой бороде, хотя в волосах ее еще не было. Джеку было тридцать четыре года, на десять лет меньше, чем мне, но его некогда худое лицо уже начало расплываться.
Эта задница, молодой Овертон, доведет меня до могилы. Все равно что надзирать за обезьяной, проворчал он.
Я улыбнулся:
Да нет, он не так глуп. На прошлой неделе он неплохо подготовил для меня изложение дела Беннетта. Ему просто нужно организоваться.
Барак хмыкнул:
Я рад, что вы сказали ему про одежду. Было бы неплохо, если б я мог позволить себе носить шелка.
Он еще молодой, немного безответственный, криво улыбнулся я. Каким был и ты, когда мы только встретились. Николас, по крайней мере, не сквернословит, как солдат.
Мой помощник опять хмыкнул, а потом посмотрел на меня серьезным взглядом:
Как там было? На сожжении?
Ужасно, неописуемо. Но каждый исполнял свою роль, горько добавил я. Толпа, городские власти и сидевшие на помосте члены Тайного совета. На каком-то этапе случилась небольшая стычка, но солдаты быстро ее прекратили. Те несчастные умерли ужасной смертью, но достойно.
Барак покачал головой:
Почему они не могли отречься?
Наверное, думали, что отречение навлечет на них проклятье, вздохнул я. Ну а что за хорошие новости?
Вот первая. Пришла сегодня утром. Джек поднес руку к кошельку на поясе, вытащил три ярких, маслянистых золотых соверена и положил их на стол вместе со сложенным листом бумаги.
Я посмотрел на них:
Просроченный гонорар?
Можно и так сказать. Посмотрите на записку.
Я взял листок и развернул его. Там было послание, написанное трясущейся рукой.
Вот деньги, которые я должен вам за содержание с тех пор, как жил у миссис Эллиард. Я тяжело болен и прошу навестить меня.
Барак улыбнулся:
Вы даже рот разинули. Неудивительно, я тоже разинул, когда увидел.
Я взял соверены и внимательно рассмотрел ихне шутка ли? Но это были настоящие золотые монеты, выпущенные до снижения качества чеканки, с изображением короля на одной стороне и тюдоровской розы на другой. В это было почти невозможно поверить. Стивен Билкнап был известен не только своей бессовестностьюкак в личной, так и в профессиональной жизни, но также и скупостью: говорили, что он держит дома сундук с сокровищами и по ночам любуется ими. За годы Билкнап скопил свое богатство путем всевозможных грязных сделок, отчасти заключенных во вред мне, а кроме того, предметом его гордости была невыплата долгов, если ему удавалось уклониться от нее. Три года назад в приливе неуместного великодушия я заплатил одному моему другу, чтобы тот присмотрел за ним, когда он заболел, и Билкнап не возместил мне моих расходов.
В это почти невозможно поверить, стал рассуждать я. И все же, помнится, прошлой осенью, перед тем как заболеть, он какое-то время был со мной дружелюбен. Пришел ко мне и спросил, как я поживаю, как идут дела, словно был моим другом или собирался им стать.
Я вспомнил, как в один прекрасный осенний день Стивен подошел ко мне через четырехугольник двораего черная роба болталась на тощей фигуре, а на измученном лице была болезненная заискивающая улыбка. Жесткие светлые волосы, как обычно, клочками торчали во все стороны из-под шапки. «Мастер Шардлейк, как поживаете?» спросил он тогда. Вспоминая об этом, я покачал головой.
Я был с ним краток. Я не доверял ему ни на грош, конечно, и был уверен, что за этим что-то кроется. И он никогда не упоминал о деньгах, которые задолжал мне. А через некоторое время понял, что я о нем думаю, и опять стал меня игнорировать.
Может быть, он раскаивается в своих грехах, если действительно так заболел, как говорят
Опухоль в кишках? Он болеет уже два месяца, верно? Я не видел, чтобы он выходил. Кто принес записку?
Какая-то старуха. Сказала, что ухаживает за ним.
Святая Мария! воскликнул я. Билкнап возвращает долг и просит прийти?
Вы пойдете навестить его?
Полагаю, милосердие этого требует. Я удивленно покачал головой. А какая вторая новость? После первой, если ты скажешь, что над Лондоном летают лягушки, я, наверное, не удивлюсь.
Джек опять улыбнулся счастливой улыбкой, которая смягчила его черты.
Нет, это сюрприз, но не чудо. Тамасин снова ждет ребенка.
Я склонился над столом и схватил его за руку.
Это хорошая новость. Я знал, что вы хотите еще.
Да. Братишку или сестренку для Джорджи. Говорит, что в январе.
Чудесно, Джек, мои поздравления. Мы должны это отпраздновать.
Мы пока не объявили об этом. Но приходите на небольшую вечеринку, которую мы устроим на первый день рождения Джорджи, двадцать седьмого. Там и объявим всем. И не могли бы вы попросить прийти Старого Мавра? Он хорошо ухаживал за Тамасин, когда она носила Джорджи.
Гай сегодня придет ко мне на ужин. Вечером я попрошу его.
Хорошо. Барак откинулся на спинку стула и удовлетворенно сложил руки на животе.
Их с Тамасин первый ребенок умер, и одно время я боялся, что беда навсегда разорвет их отношения, но в прошлом году у них родился здоровый мальчик. И вот теперь Тамасин уже ждет второго ребенка, так скоро Я подумал, как успокоился в последнее время Барак, как он не похож теперь на того беснующегося парня, выполнявшего сомнительные поручения Томаса Кромвеля, когда я познакомился с ним шесть лет назад.
Чувствую, я воспрянул духом, сказал я. Возможно, в конце концов, в этом мире может происходить и что-то хорошее.
Вам надлежит доложить о сожжении казначею Роуленду?
Да. Я заверю его, что мое представительство от инна было замечено. Среди прочих Ричардом Ричем.
Джек приподнял брови:
Этот негодяй был там?
Да. Я не видел его целый год. Но он, конечно, меня запомнил. И бросил на меня злобный взгляд.
На большее он не способен. У вас на него слишком много материалов.
У него был обеспокоенный вид. Не знаю почему. Я думал, нынче он высоко взлетел, считает себя ровней с Гардинером и консерваторами. Я посмотрел на Барака. Ты поддерживаешь связь со своими друзьями, с которыми вместе служил Кромвелю? Слышал какие-нибудь сплетни?
Я иногда захожу в старые таверны, когда Тамасин позволяет. Но слышу мало. И заранее скажу, что о королевеничего.
Слухи, что Анну Эскью пытали в Тауэре, оказались правдой, сказал я. Ее пришлось нести к столбу на стуле.
Бедняга Барак задумчиво погладил бороду. Не знаю, как просочилась эта информация. Должно быть, в Тауэре служит кто-нибудь из сочувствующих радикалам. Но я лишь слышал от моих друзей, что епископ Гардинер сейчас имеет доступ к уху короля, а это и так все знают. Не думаю, что архиепископ Кранмер присутствовал при сожжении, а?
Нет. Наверное, он от греха подальше не покидает Кентербери. Я покачал головой. Удивительно, что он так долго продержался. Кстати, на сожжении был один молодой юрист с какими-то джентльменами, который не отрывал от меня глаз. Невысокий и худой, с русыми волосами и бородкой. Я гадал, кто это может быть.
Вероятно, кто-нибудь из ваших оппонентов на следующей сессиисоставлял мнение о противной стороне.
Возможно. Я потрогал монеты на столе.
Не думайте постоянно, что кто-то за вами следит, тихо проговорил Барак.
Да, грешен. Но что тут удивляться, после всего, что было в последние годы? вздохнул я. Кстати, на сожжении я встретил нашего коллегу Коулсвина: его заставили представлять Грейс-Инн. Это достойный человек.
В отличие от его клиента. Или вашей клиентки. Поделом этому долговязому Николасу, придется ему сегодня посидеть со старой каргой Слэннинг!
Я улыбнулся:
Да, я тоже об этом подумал. Что ж, пойду посмотрю, не нашел ли он документ.
Джек встал.
Я пну его в задницу, если не нашел, джентльмен он или нет
С этими словами Барак оставил меня щупать монеты. Посмотрев на записку, я не удержался от мысли: «Что еще задумал теперь Билкнап?»