В церкви стало почти темно, священник едва различал ряды пустых скамеек. Примерно так же она выглядела по воскресеньям, гимны были едва слышны, потому что немногочисленные прихожане стеснялись собственных голосов. По этой причине псалмы не пелись, а проговаривались.
Внезапно у него появилось желание, от лукавого, но он не смог противиться. Он встал и нетвердой походкой направился к аналою. Фантазия, но как приятно окунуться в нее на несколько минут. Он представил себе полную церковь, в темноте он не видел лиц, но взгляды чистых, богобоязненных людей были устремлены на него. Восторженное умиление охватило викария, хоть он и знал, что все это неправда, игра в настоящую церковь для поддержания духа.
Первый урок мы извлекаем, голос зазвучал неожиданно сильно, наполняя все здание и уничтожая чувство одиночества и пустоты, из Евангелия от Матфея, глава четвертая, стих первый. "Тогда Иисус возведен был Духом в пустыню, для искушения от диавола"
Смешок прокатился по церкви, как шелест высокой травы на ветру. Послышались тихие, невнятные голоса. Брэйтуэйт попытался вглядеться в темноту, но ничего не увидел; он лишь почувствовал присутствие людей, стоявших рядами, угадывал их лица, ощущал на себе злобные взгляды, и страшная сила исходила от них, обдавая зимним холодом. Игра перестала быть выдумкой.
Ему удалось справиться с нахлынувшим ужасом, призвав на помощь собственную веру. Не здесь в церкви они не посмеют. Они входят в храм только для поругания и святотатства.
Брэйтуэйту показалось, что стало светлее. Серый полумрак не позволял подробно разглядеть присутствующих, видны были лишь силуэты. Тесно стоявшие фигуры мужчин и женщин в одежде прошлого века. Они склонялись, но не для молитвы: они слали ему проклятья. Запах пота и тлена исходил от них.
Давайте помолимся, священнику пришлось сделать над собой мучительное усилие, чтобы произнести эти слова, силы медленно покидали его.
Никто не шелохнулся.
Он обернулся к алтарю, ища помощи и поддержки, и сердце его оборвалось и замерло. Распятие было вновь перевернуто и приставлено к стене.
Преподобный Брэйтуэйт стоял на коленях у аналоя, закрыв лицо руками, но какая-то чуждая сила заставляла его подглядывать сквозь пальцы. Мужчины, женщины и дети, лица искажены ненавистью, рты раскрываются одновременно. Они издавали бессвязные звуки, однако если хорошенько прислушаться, это была Молитва Господня но прочитанная навыворот.
Как вы смеете! вскричал Брэйтуэйт, вены на шее напряглись и затвердели. Я не потерплю богохульства в глазах Господа. Прекратите, говорю вам. Прекратите!
Смех, ругательства. Ряды горящих глаз заставили его упасть ниц, и все-таки он не мог оторвать взгляда от творящегося ужаса. Теперь его вера была подобна осеннему листку, который треплет ветер, побивает дождь, а он все держится на ветке.
Лица странные и вместе с тем знакомые; разные, но одинаково злобные. Он даже не был уверен, что все еще находится в церкви. Мгла сгустилась в непроницаемый мрак и вновь рассеялась.
Церковь исчезла. По крайней мере, то место, где священник находился сейчас, не было его церковью, оно вообще не принадлежало Богу. Это было лишь некое подобие храма со стенами, задрапированными черной тканью, вместо крышиночное небо. Обнаженная женщина, связанная по рукам и ногам, лежала на каменном возвышении в нескольких шагах от него. Нежная белая кожа покраснела и кровоточила под грубыми веревками. Она повернула голову к нему, длинные каштановые волосы упали с лица, губы шевелились в немой мольбе о помощи. И тут Брэйтуэйт едва не лишился чувств, но в забытьи ему было жестоко отказано.
Пленницей была Андреа.
Какие-то люди ходили кругом, видны были лишь нагие тела, лица же оставались в тени. Казалось, они не подозревают о присутствии викария. Он попробовал пошевелиться, но ноги не слушались. Возможно, с ним случился удар.
Все затихли, глядя на самую темную из теней, слышался лишь легкий шепот, полный почтения и страха. Вдруг они в ужасе пали ниц.
Странное существо медленно надвигалось из темноты: человек или животное, или же некое бесстыдное сочетание того и другого? Рогатая голова с красными горящими глазами, человеческие руки и ноги заканчивалась раздвоенными копытами. Молотя копытами по земле, чудовище медленно выпрямлялось.
Когда пылающие зрачки, повернувшись, уставились на Брэйтуэйта, разум викария оцепенел, но он понял, кто перед ним.
Сам Зверь явился!
За спиной невиданного, отвратительного существа викарий разглядел знакомое лицо. Напрягая ослабевшую память, он никак не мог вспомнить, где раньше видел этого человека, однако чувствовал, что здесь ему не место. Высокий, темноволосый, с подстриженной бородкой. Саймон Рэнкин! Обнаженный и один из них.
Козлище фыркал и бил копытами. Больше он не смотрел на жалобно лепечущего, плачущего священника. Повернувшись, он направился к женщине и встал над нею.
Та кричала, пытаясь вырваться из пут, но не могла отвести глаз от чудовища. Она слишком хорошо знала, что сейчас произойдет.
Все глядели молча, ничего другого им не осталось. Даже те, кто прежде жаждал непотребства, застыли в ужасе, наблюдая невиданное соитие: бешеную дрожь Хозяина, болезненные корчи женщины, она теряла сознание от вони грязного хлева, от совершаемого скотства, от трубных воплей звериного блаженства.
Викарий не заметил, как мерзкое чудище вновь оказалось у сатанинского алтаря. Повелитель зла одним движением похотливых красных глаз приказал подданным последовать его примеру. Голые тела метнулись в бесстыдной пляске, мужчины выстроились в очередь к связанной жертве, женщины визжали в диком восторге, обнаружив в себе скрытые доселе противоестественные желания.
Первым был Саймон Рэнкин. Он казался олицетворением обезумевшей похоти. Ни нежности, ни даже узнавания не выразило его лицо. Он смотрел на беспомощную женщину, пылая ненавистью, словно она была совершенно чужда ему.
Становилось все темнее и холоднее. Скачущая, извивающаяся толпа и Зверь над ними; два горящих уголька и тошнотворный запах выдавали его присутствие. Потом все отступили, кроме высокого человека в ризах; раньше он скрывался позади. Что-то блеснуло в вытянутой рукенож с длинным кривым клинком. В другой руке он сжимал огромную чашу. Он подошел к женщине и склонился над нею.
Измученная душа Брэйтуэйта забилась в страхе, но покинуть тело не могла. Священник вынужден был лицезреть сатанинскою оргию до конца. Молочно-белое горло Андреа вмиг превратилось в кровавую рану. Чаша быстро наполнялась. Предсмертные судороги слабели, напоминая трепет умирающей птицы, алая струя текла все медленней.
Наконец доверху наполненная чаша пошла вкруговую. Люди жадно набрасывались на нее, громко хлюпая, рвали ее друг у друга из рук. Жидкость, похожая на виноградное вино, текла по губам и подбородкам, пирующие утирались пальцами и тщательно обсасывали их. Ни одна капля не должна пропасть. Саймон Рэнкин тоже пил, его борода слиплась от крови.
Потом они бросились наземь, и высокий человек, взяв чашу, протянул ее чудовищу, скрывавшемуся в густой тени; потом принял ее обратно и, отвесив поклон, удалился. Снова блеснул залитый кровью нож, кромсая тело на жертвеннике. Все сбились в кучу, хватая липкие куски мяса и с наслаждением набивая рты.
На долю секунды разум престарелого зрителя прояснился. Ужас, как удар дубины, потряс егои вместе с ним проблеск воспоминания. Священник узнал высокого человека с густой бородой и маленькими, глубоко посаженными глазами. Это был Илай Лилэн, самый страшный из обитателей Кумгильи выше его находился лишь его Хозяин, почетный гость на отвратительном пиршестве каннибалов. Затем нахлынувшая тьма поглотила священника.
Преподобный Брэйтуэйт вздрогнул, открыл глаза и снова зажмурился: серый свет раннего утра был невыносим. В церкви было пусто и так холодно, что тело священника онемело и не слушалось.
Пусто! В голове мелькали бессвязные мысли, он никак не мог сосредоточиться, засмеялся, потом заплакал. Паства приходила и ушла. Даже Уодхэмы и Барнсы не остались, как обычно, после службы. Служба? Что это было, заутреня или Святое причастие? Судя по времени, скорее всего второе. А может быть, он вчера, после вечерни, лишился чувств и пролежал здесь всю ночь?
Через некоторое время викарий понял, что может двигаться. Ползком он добрался до первого ряда скамей. Каким-то чудом удалось подняться на ноги. Свет смягчился и больше не бил в глаза. Пульсирующая боль в голове ритмично отзывалась на тяжелые удары сердца.
Он обернулся и, не понимая, что делает, лишь повинуясь инстинкту, склонился перед алтарем. На изможденном лице появилась озабоченность. Он чувствовал, что произошло нечто ужасное, но не знал, что именно. Вид перевернутого распятия не дошел до его сознания.
Бесконечно долго он шел к дверям, наконец, задыхаясь, растворил их настежь. Всходило солнце, его первые лучи кроваво-красным отсветом легли на холмы. Самая высокая вершина, Кумгилья, стояла во всем своем мрачном великолепии; ее склоны казались огромной пастью, искаженной во гневе, и гнев этот был направлен против одного несчастного, умалишенного смертного, как будто тот был в чем-то виноват; сгущавшиеся в утренней тиши облака грозили отмщением.
Преподобный Брэйтуэйт сумел добраться до покойницкой, прежде чем ослабевшее сердце остановилось навсегда.
Глава семнадцатая
Проклятый мальчишка Рис! Малькольм Беллмэн показал на крутой склон, где у входа в пещеру виднелась маленькая коренастая фигурка. Что он тут делает, черт побери?
Неисповедимы пути нищих духом, в ответе Рэнкина слышалось сочувствие.
Может, да, а может, и нет, проворчал Беллмэн. После похорон мальчишка переменился. Он уже не такой придурошный и больше не играет в ковбоев и индейцев. Он замкнулся в себе, как будто задумал кому-то отомстить.
После чьих похорон?
Да того старика, Джо Льюиса.
Что же может связывать Ральфа Риса и Джо Льюиса?
Не знаю, исследователь пещер удивился, что его спутника так заинтересовал деревенский дурачок. Ходят какие-то слухи, но в таком месте, как Кумгилья, чужаку много не расскажут. Говорят, будто сын Льюиса на самом деле не состоит в браке с женщиной, которая считается его женой, а маленький Ральф был зачат и рожден в грехе.
Значит, он незаконнорожденный внук Джо Льюиса! выдохнул Саймон. О, если б я знал раньше! А теперь может быть слишком поздно.
Не пойму, нам-то что до того, буркнул Беллмэн.
"Онсвязующее звено между шахтерами прошлого и нынешними обитателями деревни. Он из рода Джетро и, как живительный сок, питает семейное древо зла и мести".
Он часто ходит в горы, продолжал Беллмэн. Когда только приехали, мы с женой любили гулять здесь по воскресеньям. Пару раз мы заметили мальчишку Риса. Он прятался и подглядывал за нами, думая, что мы его не видим. Но Джун его терпеть не могла и в конце концов перестала приходить сюда.
Последний кусочек головоломки встал на место, вздохнул Саймон. Дух зла продолжает жить в мальчике, а в Джетро и других он уже разлагается. Знай я раньше, я бы подверг Ральфа Риса экзорцизму, и наше дело стало бы легче и безопасней. Теперь он ушел, чтобы присоединиться к своей родне, а нам грозит смертельная опасность!
Он остановился, склонив голову, а когда заговорил снова, голос звучал хрипло: "Малькольм, Андреа Я не могу просить вас продолжить путь со мной. Покажите мне дорогу и отпустите, дальше я пойду один"
Вот уж этого не будет, черт возьми, Беллмэн принял решительный вид, хотя у него сосало под ложечкой. Я от вас ни на шаг не отступлю.
Я тоже, сказала Андреа. Таково было мое условие, и ты обещал его выполнить.
Ну, хорошо, в голосе Рэнкина звучали одновременно облегчение и тревога. Глядя в глаза Беллмэну, он спросил:Малькольм, скажите честно, вы верите в Бога?
Хм верю, конечно. Правда, я уже несколько лет не был в церкви, но всегда считал, что надо быть добрым христианином.
Думаю, этого вполне достаточно, улыбнулся Саймон Рэнкин. Там, в пещерах, нас спасет только наша вера и непрестанные молитвы.
Они посмотрели вверх, где зиял вход в чрево горы. Ральф Рис исчезвидимо, вошел в пещеру.
Здесь надо быть начеку, Малькольм Беллмэн показал на узкий выступ вдоль утеса, каждый шаг должен быть точным. Но не бойтесь и ни в коем случае не смотрите вниз.
Он пошел первым, за ним Андреа, Саймон замыкал цепочку. Каждая жилка напряглась в теле Андреа, тонкий голосок нашептывал: "Поскользнешьсяи все. Ты только взгляни, что там, внизу". Но она не поддалась искушению, и в конце концов все благополучно добрались до небольшой площадки у входа в пещеру. Андреа оглянулась на пропасть и почувствовала головокружение. Хорошо бы на обратном пути воспользоваться "шахтерским трамвайчиком". Повторить переход над бездной у нее не достанет мужества.
Малькольм достал из кармана квадратный лист бумаги и расстелил на камне. Это была вычерченная от руки карта подземелий горы Кумгильи. Непосвященному было бы трудно разобраться в переплетениях тонких линий.
Я позаимствовал этот план в обществе любителей-спелеологов, объяснил Беллмэн. Он сделан в середине пятидесятых, за это время некоторые проходы могли превратиться в пещеры или уйти под воду.
Андреа попыталась заглянуть в пещеру, и ей стало не по себе. На нее дохнуло сыростью и холодом, в кромешной тьме ничего нельзя было разглядеть. Ветер стих, все кругом замерло, будто в ожидании.
Мы находимся вот тут, Беллмэн ткнул пальцем в карту. Из пещеры спустимся по туннелю к озеру и обойдем его. На самом деле, здесь два пути: на подходе к озеру туннели перекрещиваются; кривой ведет прямо в воду. Туда нам никак нельзя! Когда обойдем озеро, перед нами откроется несколько проходов. Я думаю, надо выбрать вот этот, прямой. Он ведет к концу трамвайного маршрута; там сильный уклон, но думаю, справимся. Здесь показан очень крутой проход к глубокому спуску. Но, говорят, нижние уровни затоплены, так что дальше лучше не соваться.
Саймон Рэнкин кивнул: "Чем скорей мы тронемся в путь, тем лучше. И помните, где-то внизу бродит Ральф Рис".
Мощный фонарь Беллмэна осветил пещеру размером с большую комнату. По шершавым стенам текла вода, звук падающих капель жутко отдавался в тишине. Справа они увидели низкий свод туннеля, ведущего в самое сердце горы. Их провожатый снова шел впереди, он двигался медленно, проверяя каждое углубление на пути из опасения оказаться в той самой крутой проходке, что обрывалась в озеро.
Слева водоем, эхо усиливало шепот Беллмэна. Луч пробежал по черной поверхности воды и уткнулся в скалистый берег. Ширина озера была примерно тридцать шагов.
Фью! Андреа отпрянула назад. А оно большое. Интересно, какая глубина.
Трудно сказать, ответил Малькольм Беллмэн. Если это грунтовые воды, они могут доходить до самых нижних выработок на глубину несколько сотен футов. Если же это естественное подземное озеро, оно вряд ли глубже футов двадцати-тридцати.
Они уже собрались дальше, как вдруг услышали едва уловимый шумтолько потому, что стояли не двигаясь. Странные щелчки, как будто кто-то бросал камешки на галечном пляже или орудовал шахтерским кайлом.
Что это? испуганно спросила Андреа.
Похоже Саймон чуть не сказал "кто-то рубит сланец", но вовремя удержался, под землей часто возникают странные звуки, правда, Малькольм?
Правда, хотя сдается, раньше я такого не слыхал. На капель не похоже, слишком шумно.
Через несколько шагов они услышали звук, заставивший их замереть на месте. На этот раз сомнений быть не могло: это был гортанный смех, усиленный эхом.
Саймон Рэнкин крепко сжал руку Андреа. Шум смолк так же неожиданно, как возник. Беллмэн оглянулся, он был явно испуган.
Дьявол его побери! пробормотал он.
Прекратите чертыхаться! прикрикнул Рэнкин. Здесь это опаснее всего. Вы погубите нас всех!
Извините, оробевший Беллмэн повел фонарем по сторонам, будто надеялся разглядеть что-то, притаившееся в тени. Но что все-таки происходит?
То, чего мы и ждали. Силы зла окружают нас. Саймон задумался. Пора было приступать к изгнанию дьявола. Пожалуй, можно начать прямо здесь. Он снял с плеча сумку и уже собирался поставить на землю, как вдруг услышал вдалеке шаги. Они приближались.
Кто-то идет! Беллмэн попятился, фонарь дрожал в его руках, освещая проход перед ними. Может, это мальчишка Рис.