Спустя некоторое время Ральф проснулся. В комнате было темно и тихо, но он знал, что не один. Он ощутил ее присутствие так же, как ощущал его каждый раз, когда она появлялась у входа в их пещеру. Раньше она никогда не приходила к нему домой, но он знал, что это не может быть никто другой. Он сел, чтобы чувствовать себя удобней и, наткнувшись на мокрое пятно, застыдился до боли: что, если она догадается, чем он занимался.
И действительно, она была в комнатемаленькая тонкая фигурка напротив смутно очерченного окна; глаза горели в темноте, как у кошки. Ральф содрогнулся, ему вдруг захотелось отвернуться. Раньше она никогда не приходила сюда, даже во сне.
Ты нам нужен, проговорила она несвойственным ей прежде, плаксивым голосом. Он почти добрался до нас. Мы не сможем долго прятаться.
У мальчика перехватило дух, по голове под коротко остриженными волосами пробежал холодок: "Не может быть. Ему такое не под силу".
Емунет. Но с ним один из тех, что заблудились в штольнях. Этот человек пытается пробить завал. Для этого нужно время, но в конце концов он прорубит к нам ход. Тогда мы и те, что пришли после, станем рабами Джетро и вечно будем рубить сланец.
Я не смогу ему помешать. Сейчас Ральф Рис ничем не напоминал того дурачка, что скалился и кривлялся на деревенской площади, это был совершенно другой человек.
Приходи завтра до темноты, она говорила торопливо, словно спешила вернуться, а может, ей вовсе нельзя было приходить сюда. Ты наша последняя надежда, Раф.
Ральф Рис понял, что остался один, и если бы не слабый кислых запах, стоявший в спальне, он мог бы подумать, что все это был сон. Он вспотел, ему захотелось спуститься в уборную, что стояла в глубине двора рядом со старой душевой. Вместо этого он с головой укрылся простынями, потому что ему было очень страшно. Сегодня в девочке было что-то зловещее.
Все же ему удалось заснуть, но тревога и мучительные воспоминания не давали покоя и во сне. Он видел все как наяву. Похороны. В церковь никто не пошел, ее все избегали, равно как в курительной "Лагеря" старались держаться подальше от Джо Льюиса. Однако это не помешало им собраться за кладбищенской изгородью; исполненные ненависти, они молча ждали, попыхивая короткими трубками и презрительно сплевывая на дорожку. Туман стал еще гуще, как будто сами небеса хотели скрыть это позорное сборище.
Кто-то запел; это не был голос Брэйтуэйта, в нем звучала затаенная издевка. Снова наступила тишина, и им пришлось довольно долго ждать, прежде чем со стороны церкви послышались шаги. Из процессии то и дело раздавался негромкий смех плакальщиков? Нет, о Боже, эти никого не оплакивали В клубящемся тумане Рис увидал их лица, бледные, как у покойников, на месте ртов чернели беззубые впадины, глазницы зияли пустотой. Обезображенные фигуры в ветхих лохмотьях, покрытых сланцевой пылью, горбатые и уродливые, они волочили по земле искалеченные ноги. Впереди несли гроб, на который они то и дело смачно плевали.
Ральф Рис хотел убежать, он не желал участвовать в этом, но ноги словно приросли к месту. Его-таки заставили стать одним из них.
Брэйтуэйта не было видно. Его заменил кто-то другой, ниже ростом, с узловатыми руками, похожими на обрубки, под ногтями чернела грязь. Ральф попытался отвернуться, но не смог; он не хотел видеть, злобное лицо с натянутой, иссохшей кожей, готовой порваться в любой момент и обнажить голый череп. В густых усах застряла парша и засохшая слизь, поющий рот издевательски кривился.
Они сбросили гроб в открытую могилу, от удара о дно сырая древесина треснула. Участники похоронной процессии встали в полукруг, чтобы наблюдавшие из-за изгороди могли все видеть, и принялись плевать в глубокую яму.
Внизу что-то зашевелилось, мыча от боли. Тогда они стали выхватывать камни из кучи вырытой земли и забрасывать то, что было в могиле. Стоны перешли в тоскливые вопли; из ямы показалась рука, пытавшаяся ухватиться за осыпающийся край.
Вернись в могилу и сдохни! В голосе Джетро звучала жажда мщения. Толпа из-за ограды рванулась вперед, увлекая за собой Ральфа. Он вцепился в колючую изгородь, пытаясь удержаться на месте, нет, только не туда!
Из могилы выглянуло мертвое лицо, все в синяках и ссадинах от ударов камней; мутные глаза искали Ральфа, как будто Джо Льюис знал, что тот здесь. Губы беззвучно шевелились: "Видишь, малыш, что они со мной сделали. То же самое сделают и с тобой, если этот дьявол не будет уничтожен навсегда".
Они принялись пинать труп, тяжелые башмаки рассекали кожу, как кожуру перезревшего плода, обнажая кости черепа. "Вернись в могилу, Джозеф, и забери с собой безмозглого щенка".
Ральфа схватили и потащили к зияющей дыре. Он кричал и упирался, чертя каблуками глубокие борозды. Голос Джетро возвысился до пронзительного торжествующего крика: "В тот день ты спасся, Джозеф, но нынче мы заберем тебя с собой в вечную тьму. Тебя и весь твой род!"
Ральф боролся на краю могилы, отбиваясь от ледяных рук. Черный провал под ним казался бездонным, далеко внизу виднелось запрокинутое лицо Джо Льюиса, он изрыгал проклятья с такой силой, что до мальчика долетало его смрадное дыхание. Когда Ральф рухнул в могилу, в ушах гремел издевательский смех, и град плевков посыпался на него сверху.
Все ушли, бросив его и дядю Джо в грязной черной яме, пахнувшей смертью и сыростью. Не трогай меня, дядя Джо! Ты шпынял меня при жизни, так оставь в покое хоть после смерти.
Ублюдок! Зачатый в грехе и похоти моим сыном, рожденный шлюхой. Твоя смерть снимет проклятье с рода Льюисов, а семя выродка не оставит потомства.
Теперь Джо Льюис выглядел еще ужасней, чем Джетро, на почерневшем лице ярко горели глаза. Испачканные в земле холодные руки потянулись к мальчику. И Ральф Рис с криком проснулся в мокрых от пота простынях.
Стало быть, его зовут. Тюремщики или пленники, неважномертвые Кумгильи призвали его. Тяжело дыша, Ральф стал подниматься по крутому склону, с трудом продираясь сквозь хвойные заросли. В глубине души он знал, что обратный путь ему заказан. Хотя в ночном кошмаре мертвецам не удалось затащить его в могилу, второй раз спасения не будет.
Добравшись до узкого выступа над ущельем, он задумался. Может, на этот раз он поскользнется и упадет на камни, перехитрив их напоследок. Но нет: как лисы утаскивают добычу в свои подземные норы, так и они заберут его, потому что онтоже их добыча. Он им зачем-то нужен, и когда они сделают то, что задумали, он навечно останется с ними блуждать по лабиринтам Кумгильи.
Он оглянулся и увидел внизу троих людей, поднимавшихся в гору. Когда он разглядел их, небольшие глаза сузились в щелочки. Это были Божий человек и его женщина, а впереди шел пещерник. Ральф всегда опасался, что тот однажды сможет проникнуть в глубину горы. Недоумение отразилось на плоском лице мальчика, он пытался сообразить, зачем они здесь, а когда сообразил, испугался. Они пришли разрушать, но они опоздали, они слишком слабы, чтобы тягаться с теми, кто верховодит в пещерах и туннелях.
Но они, догадался Ральф, наверняка его заметят, когда он будет идти через ущелье. Да верно, они уже знают вход в пещеру, тогда это неважно. Он шагнул вперед и медленно двинулся по узкой тропе.
Один раз он чуть не упал. По всем законам тяготения, он должен был сорваться и лететь вниз, вопя от ужаса, пока не ударится о камни. Он почти хотел этого, но невидимые руки схватили его запястья, отвели назад и припечатали пальцы к твердой опоре. Пять минут спустя он в изнеможении прикорнул у входа в большую темную пещеру.
Напрягая мозг, Ральф соображал, как быть дальше. Он пристально вглядывался в темноту, будто ожидая оттуда указаний. Войти в пещеру прямо сейчас или подождать, пока она придет за ним? Если ждать, его догонят те, что идут следом по узкой тропе. Но если он отправится вперед один, то может оступиться в кромешной тьме и упасть в глубокую пропасть, где ему грозит мучительная смерть. Нет, ему не дадут умереть, это они уже доказали.
Дрожа и ежась от страха, Ральф вошел в пещеру. Безмолвие пустоты окружило его; из-за недостатка воздуха было трудно дышать. Ощупывая мокрые шершавые стены в поисках лаза в туннель, он сделал несколько шагов, ударился о выступ и разразился бранью. Когда он, опустившись на колени, потирал ушибленное место, негромкий кашель отозвался жутким эхом и заставил его вскочить. Это была она.
Я рада, что ты пришел, в напряженном голосе послышалось облегчение, время идет, нам надо спешить.
Кое-кто идет следом за мной, буркнул он. Священник и человек, который шарит по пещерам. И женщина.
Я знала, что священник вернется. Он уже здесь был, его молитвы и святая вода очень опасны.
Может, он нам поможет справиться с ним.
Нет, он идет уничтожить нас всех, даже Джетро знает силу его власти. Поэтому нам нужен ты, чтобы убить священника прежде, чем он примется разрушать. А потом надо заняться Джетро. Как много у нас дел и как мало времени!
Как я смогу его убить?
Это будет нелегко, но возможно, он тебя ни в чем не подозревает, считает дурачком. Когда они войдут в пещеру, ты заманишь их туда, куда я покажу в место, откуда не возвращаются.
Ральф Рис покорно кивнул головой и пошел за девочкой, удивившись про себя, что видит ее в полнейшей темноте. Они спускались по узкому проходу, потом круто свернули направо и вдруг проход резко оборвался.
Он в ужасе отпрянул от края обрыва; под ним в двадцати футах лежало черное подземное озеро, глубокие воды зловеще поблескивали. Мальчика пробрала дрожь.
Озеро, девочка засмеялась из темноты. Оно было глубокое уже тогда, когда шахты только начинались и нас заставляли разрабатывать нижние уровни. Может быть, оно бездонное. Отправляйся, Раф, и приведи их сюда, да так, чтобы они ничего не заподозрили, пусть их конец будет быстрым, тогда мы сможем забрать их к себе раньше, чем это сделает он.
Ральф Рис понял, что она ушла, и в испуге двинулся обратно на ощупь по узкому туннелю, прочь от ужасного провала. Голова все еще болела от удара о выступ, его тошнило. Он торопился, подгоняемый паническим страхом; ему хотелось поскорей уйти как можно дальше от мертвого озера.
Шаги над головой заставили его остановиться. Несмотря на шумное дыхание, рвавшееся из стесненной груди, он пытался прислушаться. Это не могли быть те трое, они еще не успели добраться сюда. И вдруг он обнаружил, что проход не тот, по которому его вела девочка. Тот шел прямо, а этот был извилистым и узким.
Ральф не знал, что страшнейчеловек, приближавшийся к нему, или то, что он потерял дорогу. И тут перед ним возникла человеческая фигура; как и тело девочки, она светилась мягким, рассеянным светом.
Это не был священник. И не его женщина, и не лазающий по пещерам парень. Ральф Рис никогда раньше не видел этого мужчину с измученным лицом под защитной каской. Одной рукой он держал кирку, другая, видимо, поврежденная, безвольно повисла вдоль тела. Лицо незнакомца выражало отчаянную решимость; вероятно, ему пришлось напрячь все силы, чтобы дойти до цели.
Ты кто? голос звучал пусто, невыразительно.
Ральф Рис. Мальчик растерялся, незнакомец путал его планы. Я кажись, заблудился. Я хочу выйти отсюда.
Мы все заблудились, с угрюмой уверенностью ответил человек. А выхода отсюда нет.
Нет, есть, я знаю. Ральф облизал губы. Незнакомец вышел из туннеля, который, возможно, ведет в другой, а оттуда прямо на поверхность. Но он стоял перед Ральфом, нарочно загораживая путь. Однако, этот человек не мог быть одним из них. Он чем-то отличался, хотя тоже светился в темноте. По зловещему блеску в его глазах Ральф понял, что ему не дадут пройти.
Я хочу спуститься вот тут, Ральф Рис показал пальцем, но это был далеко не тот решительный жест, каким он расстреливал воображаемых индейцев и плохих людей на деревенской площади.
Человек молча шагнул вперед и угрожающе поднял кирку. И вдруг откуда-то раздался смех, тот самый, что Ральф слышал во сне прошлой ночью. Смех Джетро!
Мальчик бросился бежать, не разбирая дороги, не замечая острых выступов, которые рвали одежду, царапали тело. Эхо подхватило смех, он слышался отовсюду, проклинающий и богохульный.
Об озере он вспомнил только тогда, когда уже падал. Чернильная вода, хлынув в открытый рот, заглушила крик. Его потянуло вниз, не умея плавать, он отчаянно барахтался. Ему мерещились лица. Вот Джо Льюис тянет к нему руки. Нет, это Джетро; они похожи, что естественно для отца и сына и для незаконнорожденного ублюдка. Чьи-то руки схватили его и потащили в глубину, как тащили в открытую могилу в том страшном сне.
Сознание быстро покидало Ральфа, но он успел понять, что стал одним из них. Семя Льюисов вернулось в чрево горы, чтобы плодиться там, как форель возвращается по осени в верховья реки метать икру. Зло порождало зло.
В это время наверху человек с киркой методично рубил сланец, работая здоровой рукой.
Глава шестнадцатая
Преподобный Брэйтуэйт знал, куда отправились Саймон Рэнкин и Андреа. Из окна кабинета он наблюдал, как они поднимаются по крутой дороге. На плече у Саймона висела небольшая кожаная сумка; священник не сомневался, что в ней сосуд со святой водой. Последний решительный бой с ужасом Кумгильи приближался!
Брэйтуэйт провел рукою по лбу и перекрестился. Рано или поздно кто-то должен был пойти туда и сделать все необходимое. Будь он помоложе, пошел бы сам, но он понимал, что крутой подъем ему не одолеть. Однако он мог помочь иным способом.
Он чувствовал свою беспомощность и бесполезность в Кумгилье. Он оказался неудачником в глазах Господа, превратившись в жалкое посмешище язычников. Хуже того, их община была даже не языческой, она поклонялась дьяволу. Только сегодня утром новое святотатство было совершенно на разросшемся кладбище: разрушили могилу Джо Льюиса, на свежий холмик вылили несколько галлонов мазута, а на дверях церкви написали краской из баллончика срамное слово. Вздыхая, он взял пальто и черную фетровую шляпу. Сегодня вечером ему надлежит быть в своей церкви, в прямом общении с Господом, творя молитвы о тех, кто вел угодную Ему битву, об их животе и душах, которые в эту ночь каждый миг будут подвергаться опасности.
Он вышел на улицу. На ясном вечернем небе разливался закат. Туман исчез. Однако деревня выглядела угрюмой при любой погоде, злокачественная опухоль росла, покуда не затронула каждого жителя. Даже новенькой, миссис Беллмэн, пришлось уехать. Она была на грани нервного срыва. Если вернется, ей несдобровать.
По дороге в церковь он задумался о своей убывающей пастве. Из самой Кумгильи не было никого, Уодхэмы жили в пяти милях отсюда, Барнсыв трех. Достаточно далеко, чтобы быть в безопасности.
На другом конце улицы появился человек. Священник поднял головуи поежился под враждебным взглядом: это был Илай Лилэн из "Лагеря". Брэйтуэйт вздрогнул и отвернулся. Этот человек был воплощением порока. Ходили слухи, что по вечерам в баре он проповедует свою собственную антихристианскую философию. Правда это или выдумка, нет дыма без огня; владелец заведения был корнем кумгильского зла.
Подойдя к церкви, Брэйтуэйт старался не смотреть на кроваво-красное богохульство на дверях. Он отпер замок и вошел. Ни одна церковь не должна запираться ни днем, ни ночью. Для богобоязненного прихожанина, решившего в уединении помолиться в храме Божьем, это страшное оскорбление. Однако у священника не было иного выхода: войско дьявола росло с каждым днем.
Склонив голову, Брэйтуэйт медленно шел по проходу. Лучи заката, пробившись сквозь немытые витражи, яркими узорами разукрасили стены. Фигура Христа над алтарем выглядела величественно. Посеребренное распятие блестело
Преподобный Брэйтуэйт резко выпрямился, словно от удара током. На миг сердце остановилось, кровь отхлынула от лица. Он едва не задохнулся от ужаса, но поборов себя, забормотал молитву, прося Господа о прощении. Трехфутовый крест был перевернут и приклеен к стене изоляционной лентой!
Дрожащими руками Брэйтуэйт оторвал распятие от стены и вернул в прежнее положение. Прочитав еще одну молитву, он невольно огляделся и увидел, что тени удлинились, в церковь начали проникать сумерки, нежданно сгустившиеся, как бывает ранней осенью. Он старался подавить гнев, ибо отмщение принадлежало не ему, но Господу.
Стоя на коленях, он просто смотрел перед собой и думал, не включить ли освещение. Нет, так куда благостней, да и в храме Божьем ему нечего бояться. Оперевшись на перила, как бы в ожидании паствы, он возвратился мыслями к Саймону и Андреа.
Жаль, что этот молодой человекиезуит. Ну, бывший, это неважно. Такой замкнутый орден. На целый месяц священники собираются и живут общиной, подчиняясь суровому обету послушания и проводя время в изнурительных медитациях. Никакой свободы. Такая жизнь оказалась не по душе Рэнкину. А эта женщина не носит обручального кольца. Значит, они живут во грехе, но как же человек, который кажется столь набожным Брэйтуэйт принялся молиться за них обоих. Каковы бы ни были их недостатки, они с лихвой искупили их тем, что намерены совершить сегодня ночью.