Это была Бензопила, одно из самых давних его созданий. Она была вороном, и, как и у Ронана, все самые интересные ее черты крылись от случайного взгляда.
Ронан протянул руку, но она просто каркнула и пронеслась в нескольких сантиметрах от его плеча. Бензопила облетела парящую в воздухе корову.
Вот поганка.
Крек, отозвалась Бензопила.
В ее словаре в основном фигурировали только крайности: то, что ей очень нравилось («керау», то есть Ронан), и то, что она ненавидела («крек-крек», выразительная форма от «крек», слово, которым она обозначала другие сонные существа, точнее одно конкретное и ненавистное сонное существо по имени Опал, второго психопомпа Ронана). «Жрать» тоже было хорошим словом, изначально приноровленным для ворона. И «атом» в котором почти распознавалось «Адам», если внимательно прислушаться.
Ага, сказал Ронан. Ну, пошли, если ты со мной.
Он потянул корову-шарик к длинному сараю, крепко держа за веревку. Он сомневался, что лиственное одеяло перестанет устремляться вверх, если он отпустит. Ронана вовсе не радовала мысль о корове, летящей в космос.
Когда он подошел к сараю, зазвонил телефон. Ронан, проигнорировав его, слегка свистнул, и дверь послушно отперлась. Он смутился, когда понял, что корова не пролезет в обычный вход; ему пришлось привязать ее к дверной ручке, а самому зайти внутрь и отпереть большую створку.
Мобильник снова загудел. Ронан не обратил на него внимания.
Сарай был загроможден сонными творениями какие-то машины с клешнями, нечто с шестеренками, сверхъестественная погода, спрятанная под брезентом, биение сердца в стеклянных колбах то, что не вписывалось ни в какую систему, кроме его собственной. Ронан поспешно расчистил перед дверью место размером с корову.
Телефон снова загудел. Ронан не обратил на него внимания.
Он втянул продолжавшую парить корову внутрь, стараясь не стукнуть ее головой о косяк. И наморщил нос. В сарае стоял какой-то едкий запах.
Телефон гудел, гудел, гудел.
Блин, сказал Ронан Бензопиле, которая ловко летала по сараю, не касаясь бардака. Держа веревку одной рукой, он достал телефон.
Чего тебе, Диклан? У меня, блин, корова на буксире.
А у меня довольно неприятное родительское собрание. Ты мне нужен.
До Ронана не сразу дошло, о чем речь, поскольку в его жизни не было ни родителей, ни учителей. Потом, сделав еще один осторожный шаг в глубь сарая, с болтающейся на привязи коровой, он сообразил.
Мэтью?
Ну а кто еще? спросил Диклан. Ты приснил еще одного брата, который вечно лажает?
Сновидец, сон и Диклан вот что представляли собой братья Линч.
Бензопила была давним сном Ронана, а Мэтью еще более давним. Случайным. Ронан был совсем маленьким. В то время он даже этого не понял он просто принял внезапное появление младенца-брата, который, в отличие от Диклана, был почти всегда доволен. Он сразу полюбил его. Все любили Мэтью. Ронану не нравилось об этом думать, но, возможно, способность внушать любовь Мэтью приснили.
Вот почему игра стоила свеч, если Брайд знал, как разбудить сны мертвого сновидца. Если бы Ронан умер, Мэтью заснул бы вместе с остальными его снами.
Никакого отведенного на исповедь времени не хватило бы, чтобы с души Ронана спало это бремя: он приснил человека.
Мэтью не знал, что он сон.
Ладно, сказал Ронан.
Мерзкий запах нарастал; он уже почти заставлял дышать ртом.
Я
Внезапно неприятный запах обрел конкретную форму материализовался Газолин, кабан размером с микроавтобус. Ронана сшибло с ног. Телефон полетел в грязь. Корова взмыла в воздух, и веревка захлопала, как хвост воздушного змея.
Ронан выплюнул все бранные слова, какие знал. Корова с закрытыми глазами, в невинном неведении, медленно летела к солнцу.
Бензопила! закричал Ронан, хотя не сразу понял, какие слова должны за этим последовать. Крек!
Бензопила вылетела из сарая, описала круг и радостно каркнула:
Керау!
Нет! Ронан указал на корову, которая парила на уровне крыши. Крек!
Бензопила устремилась вверх и облетела поднимающуюся корову, с любопытством глядя на нее. Судя по всему, ей очень нравилась эта веселая игра. Какая прекрасная корова, какое сильное решение она приняла сегодня утром, как здорово, что она тоже поднялась в воздух. Издав несколько ликующих криков, Бензопила подлетела ближе, потом описала круг в другую сторону
Принеси мне крек! Я дам тебе печеньку! Жрать! Мясо! Ронан предлагал весь возможный арсенал угощений. Пирожок! Сыр!
Корова и птица становились все меньше.
Мусор! в отчаянии предложил Ронан единственное, что Бензопиле всегда страстно хотелось и было нельзя.
Бензопила схватилась когтями за бечевку.
На мгновение Ронан испугался, что летающее одеяло окажется тяжелее ворона. Но затем Бензопила устремилась вперед и потянула, хлопая крыльями с чуть бóльшим напряжением, чем обычно. Ронан протянул руку в знак поддержки. Он пережил несколько неприятных секунд в самом конце, когда испугался, что она отпустит бечевку раньше, чем он за нее возьмется Бензопила любила сачковать но тут веревка оказалась у него в руке, и он втянул корову в сарай.
Достав нож, Ронан срезал одеяло с коровы. Она упала с высоты нескольких сантиметров на земляной пол.
И тогда наконец он позволил себе облегченно вздохнуть.
Ронан перевел дух и сбросил крышку с металлического мусорного бака, исполняя обещание, данное Бензопиле, а затем подобрал упавший телефон. На экране по-прежнему отражался номер звонящего с подписью «Баклан Линч».
Ронан поднес телефон к уху.
Ты еще там? Я
Не желаю знать, перебил Диклан. Приезжай, когда сможешь.
12
Диклан Линч был лжецом.
Он лгал всю жизнь. Ложь давалась ему легко, непринужденно, инстинктивно. Где работает твой отец? Летом продает дорогие спортивные машины, а зимой страховку. Он анестезиолог. Занимается финансовым консультированием при разводах. Работает рекламщиком в международных компаниях англоязычного сектора. Служит в ФБР. Где он познакомился с твоей мамой? Они вместе учились в старшей школе. Их познакомили друзья. Она сфотографировала его на сельскохозяйственной ярмарке сказала, что хочет сохранить эту улыбку навсегда. Почему Ронан не хочет на вечеринку с ночевкой? Он ходит во сне. Однажды он вышел на дорогу, и папе пришлось убеждать водителя, который едва-едва успел затормозить, что Ронан правда его сын. Отчего умерла твоя мать? Кровоизлияние в мозг. Редкое генетическое заболевание. Передается от матери к дочери хорошо, что у Авроры рождались только сыновья. Как поживаешь? Хорошо. Неплохо. Замечательно.
Правда была хуже. Она напоминала закрытый гроб на похоронах, где присутствовали ее отчужденные родственники Ложь, Безопасность и Секреты.
Диклан лгал всем. Возлюбленным, друзьям, братьям.
Ну
Чаще он просто не говорил правду.
Здесь всегда так хорошо, сказал Мэтью, когда вылез из машины, и под ботинками у него захрустел гравий.
Братья находились на вирджинской стороне национального парка Грейт-Фоллз, всего в нескольких милях от дома Диклана. Здесь можно было совершить приятную прогулку по историческому каналу и посмотреть, как Потомак задерживает дыхание и прыгает с семидесятифутового карниза, а потом, деловито бурля, утекает из Западной Вирджинии в Атлантический океан. Небо висело низко над головами, хмурое, серое, оттеняя осенние краски. В воздухе стоял ностальгический дымный запах мертвых дубовых листьев. Было красиво, особенно если ты приехал сюда впервые.
Диклан бывал тут очень много раз.
Мне нравится сюда ездить, соврал он.
Ежегодный карнавал, сказал Ронан, захлопнув пассажирскую дверцу.
Его девиз гласил: «Зачем закрыть, если можно хлопнуть». Гарвардское фиаско погрузило его в бездну уныния. Не всегда было легко определить, насколько плохое у Ронана настроение, но Диклан стал своего рода знатоком настроений брата. Если он хлопал дверцей, это значило, что его сердце еще качает кровь. Тишина означала опасность, медленно точившую вены. Сначала Диклан боялся мысли о Ронане, переехавшем в Кембридж. Теперь он боялся Ронана, который не смог уехать.
Он подумал: черт возьми, стольких вещей приходится бояться.
Моя машина ничего тебе не сделала, спокойно произнес Диклан, закрывая дверцу со своей стороны. Мэтью, пакет.
Мэтью достал пакет с буррито. У него было превосходное настроение. Он всегда, конечно, бурлил энергией это и значило быть Мэтью но еще веселей ему становилось, когда его брали в Грейт-Фоллз. Он ездил бы сюда каждый день, если бы мог Диклан выяснил это летом. Он серьезно взялся за роль опекуна. Он читал статьи о дисциплине, мотивации, поддержке. Он устанавливал комендантский час, проводил в жизнь последствия непослушания, был, скорее, советчиком, чем другом. Раз Диклан стал официальным опекуном, больше он не мог быть просто братом. Он должен был стать Законом. Иными словами, Диклан держал себя довольно строго с Ронаном после смерти родителей. А с Мэтью что ж, Мэтью был так счастлив, что Диклан предпочел бы просто не нарушать баланс любой ценой. Тем летом, впрочем, Мэтью просился в парк каждый день, пока старшему брату не пришлось впервые ему отказать.
Диклану казалось, что до сих пор он расстраивался из-за того разговора сильнее, чем Мэтью.
Дай мне буррито, потребовал Ронан. Я такой голодный, что готов съесть ее дважды.
Диклану было ясно, что Ронан совершенно не в настроении шутить. Но средний Линч тоже сделал бы что угодно, лишь бы Мэтью был счастлив.
И это сработало. Мэтью залился искренним заразительным смехом, хлопая ладонью по своей безобразной шляпе. У него был чудовищный вкус. Из-за таких, как Мэтью, и придумали школьную форму.
Моя туристическая шляпа, сказал он, как будто ровная и чистая тропа могла быть предназначена для чего-то более серьезного, чем прогулка.
И они пошли. Они поели во всяком случае, Ронан и Мэтью. Ронан большими жадными кусками, Мэтью с едва скрываемым восторгом ребенка на Рождество. Диклан оставил свою порцию нетронутой, потому что не прихватил с собой лекарство, а желудок у него, как всегда, болел. Тишину нарушали только шаги и постоянный шум водопада. Сырые желтые листья срывались с ветвей там и сям в гуще леса. Лужи на тропинке иногда дрожали, как будто в них падал дождь, хотя погода стояла ясная. Здесь было дико. Укромно.
Диклан осторожно затронул насущную тему.
Учителя говорят, ты сидел на крыше.
Ага, бодро отозвался Мэтью.
Матерь Божья, Ронан, прожуй, иначе подавишься! и Диклан снова обратился к Мэтью: Они сказали, ты смотрел на реку.
Ага, повторил Мэтью.
Тут вмешался Ронан.
Реку с крыши не видно, Мэтью.
Мэтью рассмеялся, как будто услышал шутку.
Ага.
Диклан не рисковал слишком глубоко исследовать причины загадочного влечения Мэтью к реке, поскольку это могло навести брата на мысли о своем происхождении. Почему Диклан молчал? Потому что родители воспитали Мэтью человеком, и казалось жестоким теперь лишить его этого. Потому что Диклан мог справиться лишь с одним братом в кризисе. Потому что он так хорошо натренировался хранить секреты, что секретом было буквально всё пока ему не доказывали обратное или пока это у него не крали.
Говорят, ты постоянно уходишь с уроков, сказал Диклан. Без объяснений.
Учителя говорили намного больше. Они объясняли, что любят Мэтью (впрочем, разве они могли его не любить?), но боятся, что он сбивается с пути. Контрольные он сдавал с опозданием, забывал о консультациях. Во время дискуссий в классе переставал сосредотачиваться. Однажды он попросился в туалет в середине урока и не вернулся. Его обнаруживали на черных лестницах, в пустых аудиториях, на крыше.
«На крыше?» повторил Диклан, ощутив во рту вкус желчи. Ему показалось, что он прожил тысячу лет, и все в аду.
«Ну, не в том смысле, поспешно объяснили учителя. Он просто сидел. Просто смотрел. Сказал, что смотрит на реку».
А что же мне делать? спросил Мэтью, добродушно пожав плечами, словно собственное поведение представляло загадку для него самого. Возможно, так оно и было. Не то чтобы он плохо соображал. Скорее, это было полное отсутствие скепсиса. Побочный эффект волшебного происхождения? Или качество, которым его наделили намеренно?
Диклану не нравилось любить ненастоящего человека.
Он ненавидел Ниалла. Если бы тот удосужился объяснить Ронану хоть что-нибудь, жизнь теперь выглядела бы иначе.
Мэтью, очевидно, обдумал услышанное, или, во всяком случае, понял, что братья встревожены. Он спросил:
И что вы от меня хотите?
Диклан переглянулся с Ронаном поверх головы Мэтью. Выражение лица Ронана гласило: «Какого черта тебе теперь надо?» Взгляд Диклана означал: «Это, скорее, твоя территория, чем моя».
Ронан сказал:
Мама хотела бы, чтобы ты старался.
На мгновение лицо Мэтью омрачилось. Ронану позволялось вспоминать Аврору, потому что все они знали: Ронан любил ее так же сильно, как Мэтью. А Диклан, чья любовь была полна сомнений и несовершенна, просто не мог.
Я же стараюсь, ответил Мэтью.
У Ронана загудел телефон. Он немедленно схватил его; это могло означать только одного человека Адама Пэрриша. Пару минут Ронан очень внимательно слушал, а потом тихо, чуть слышно, непривычным голосом, произнес:
Alter idem.
И убрал телефон.
Диклан решил, что все это тревожно, а Мэтью спросил с бодрым любопытством:
Почему ты не сказал просто «я тебя люблю»?
Ронан прорычал:
А почему у тебя буррито на рубашке, а не во рту?
Мэттью, ничуть не смутившись, смахнул с одежды кусочек салата.
У Диклана были смешанные чувства по поводу Адама Пэрриша. Он ни за что бы не сказал человеку, с которым встречался, правду о семье Линчей; знать об этом было слишком опасно для того, с кем имеешь шанс расстаться. Но Адам знал все, потому что некоторые вещи видел лично и потому что Ронан всем с ним делился. Поэтому, теоретически, этот роман был слабым звеном.
Но Адам Пэрриш также был осторожен, расчетлив, амбициозен, неотрывно сосредоточен на перспективе, а потому оказывал на Ронана хорошее влияние. И достаточно было провести с ними двоими хоть минуту, чтобы понять, что он сильно вкладывался в Ронана. Поэтому, теоретически, по части безопасности Адам был, скорее, положительным фактором, чем отрицательным.
«Если он не бросит Ронана».
Диклан не знал, в какой момент терпение Адама Пэрриша закончится.
Не то чтобы Адам, впрочем, был особо откровенным, даже если сейчас он таковым притворялся.
Братья Линч добрались до любимого места Мэтью, смотровой площадки номер один. Крепкий многоярусный настил нависал над рекой, огибая валуны, размером больше человеческого роста. Проворный человек мог вскарабкаться прямо на камни, чтобы насладиться зрелищем. Мэтью всегда предпочитал этот вариант.
День шел, как всегда. Мэтью сунул обертку от буррито Диклану. Уродливая шляпа свалилась у младшего Линча с головы, но он, казалось, не заметил этого он скакал по камням, стараясь залезть как можно выше и подобраться как можно ближе.
Словно зачарованный.
Потомак был здесь беспокойным, быстрым, широким. Облокотившись на перила, Мэтью закрыл глаза и втянул воздух полной грудью, как будто до сих пор ему не хватало кислорода. Его лоб расслабился от напряжения, которое раньше оставалось незамеченным. Ангельские локоны трепались от речного ветра, обрисовывая профиль не ребенка, но юноши.
Мэтью начал Диклан и замолчал.
Мэтью не слышал. Водопады держали его в своей власти.
Прошло немало времени, прежде чем Ронан тихо выдохнул «блин».
Действительно, это было зловеще их в норме оживленный брат, превратившийся в зачарованного принца. Мэтью не отличался любовью к раздумьям, и было странно видеть, как он стоит, закрыв глаза и блуждая мыслями где-то. Чем больше времени проходило, тем тревожней становилось остальным. Пять минут, десять, пятнадцать это довольно долгое ожидание, но в целом ничего странного. Час, два, три уже другое дело. От этого волосы встают дыбом. Диклан подумал: становится всё очевиднее, кто такой Мэтью на самом деле человек, чье существование зависит от Ронана и, возможно, еще от чего-то за пределами реальности. Что давало Ронану силу? Что дало силу Ниаллу? Что-то связанное с этой бурливой рекой.