Оказывается, какой-то умник утверждает, что мой Шуб-Ниггурат символизирует венерическую болезнь, трагическим шепотом сообщил Лавкрафт. Представляешь?
Это я от него слышал постоянно, как минимум раз в день. Тема его очень волновала, что, в принципе, понятно, учитывая его характер и воспитание.
Ага, представляю, ответил я.
Моя начальница сделала вид, что не слышит. Она привыкла к тому, что я все время разговариваю сам с собой.
По дороге домой я зашел в единственный местный магазин здорового питания и купил там целебные травы по списку из книги. По большей части названия трав были мне незнакомы, да и продавцу тоже. Кое-какие ингредиенты отсутствовали, пришлось их заменить другими. По мнению продавца, другие травы и витамины были ничем не хуже недостающих. Я ему не поверил, но иного выхода не было.
В ресторанчике по соседству я заказал здоровенный стейк и порцию картошки фри. Устроил себе прощание с мясом. Ассорти из морепродуктов заказывать не стал из уважения к Лавкрафту, который, как обычно, оглядывался по сторонам и бормотал: «О боже, ну и жрут же эти птички!»
Дома я начал читать книгу. Добрый доктор считал, что длительное употребление его травяной смеси и витаминов в совокупности с диетой способно замедлить рост раковых опухолей, а в некоторых случаях даже излечить рак полностью. Я расставил баночки витаминов на столе. Смешал травы в нужных пропорциях. Изучил, что, когда и сколько принимать. Принял первую дозу. Добавил к ней таблетки доктора Лайонса. Утверждалось, что эти таблетки с длинным непроизносимым названием «новейшее средство борьбы с раком». Так что вреда от них не будет. В конце концов, я за них платил. Между прочим, они очень дорогие. В Америке быть бедным и больным далеко не всем по карману.
Вечером по телевизору смотреть было нечего. Кабельные каналы показывали какую-то тягомотину, поэтому я поставил кассету со старым «Ночным сталкером»{59} и решил что-нибудь почитать. Взял сборник «Ужас Данвича и другие истории» по привычке, чтобы еще раз перечитать «Мглу над Инсмутом». Я очень люблю эту повесть, но Лавкрафт не оставлял меня в покое.
Болезни, болезни, ворчал он. Все только о них и говорят. А критики и вовсе утверждают, что все мои сочинения были написаны из страха перед болезнями. Венерическими. Или опасаясь психического расстройства. Как будто нельзя просто сочинить историю. Почему обязательно должна быть какая-то причина!
Это еще полбеды, сказал я. Ты лучше Ходжсона{60} почитай. Вот кто боялся болезней.
Это его заинтересовало, и он уселся читать сборник рассказов Ходжсона. Разумеется, малотиражное репринтное издание первое издание я себе позволить не мог, да и вообще его редко публикуют.
Лавкрафт читал быстро и тихо. Чтение его всегда успокаивало. Иногда он хмыкал или негромко посмеивался, если прочитанное ему нравилось.
Вскоре я уснул.
Я шел по улицам Инсмута, мимо храма эзотерического ордена Дагона (в его подвалах таилась зловещая тень), мимо жилых домов, которые, однако же, выглядели необитаемыми. Проходя мимо бакалейной лавки, я приветственно махнул рукой продавцу, как две капли воды похожему на Фрэнка Лонга{61} (надеюсь, ему жилось легче, чем настоящему Лонгу). Разумеется, мне встретился и Зейдок Аллен{62}, мы с ним поговорили за жизнь, посмеялись.
Смерть забавная штука. Когда не зовешь приходит, а как позовешь, то не дозовешься, пошутил он без малейшего признака акцента жителя Новой Англии.
Из бакалейной лавки вышел Лавкрафт-рассказчик, и Зейдок направился к нему, что-то бормоча на ходу, видно упражняясь в местном выговоре. Им предстояла увлекательная встреча.
Я сидел на берегу и смотрел на Дьяволов риф. Мерзкое зрелище. Скала, торчащая из воды. За ней океанское дно обрывалось в бездну, где обитали Глубоководные.
Какие-то рыбаки (типично инсмутской внешности) предложили мне искупаться.
А вы поплавайте в океане, не бойтесь.
Вот уж действительно, чего мне боятся. Я разделся (во сне я ничего не стесняюсь и мне никогда не снятся кошмары из разряда «прийти в школу нагишом») и забрел в воду. Мне уже доводилось плавать во сне, но я никогда далеко не заплывал. На этот раз все складывалось по-другому. Вода, теплее и тяжелее обычного, приняла и ласково обволокла меня. Я доплыл до рифа и залез на скалу.
Отсюда мне было видно, как на груде камней у самой кромки воды Зейдок рассказывает Лавкрафту свою историю. И тут до меня дошло, что раньше я видел и слышал только то, о чем говорилось в рассказе Лавкрафта. На Дьяволовом рифе я никогда не бывал, да и рассказчик, помнится, тоже. Он только упоминает, что собирался вместе с кузеном поплыть к загадочному рифу и окунуться в глубь черной бездны, но самого рифа не описывает. И все же я был здесь, на скале, касался шершавых камней и, глядя в океан, ощущал притяжение глубин.
Я медленно погрузился в воду и поплыл.
Проснувшись, я обнаружил на подушке кровавое пятно. М-да, плохи дела. Потрогал нос на пальцах осталась кровь. Внезапно голову сдавили невидимые тиски, я откинулся на подушку и с трудом сдержал крик.
Лавкрафт безмолвно сидел в кресле, поглаживая невидимого кота, которого на самом деле не было, но он все-таки был.
Спустя несколько минут боль отпустила. Я сел. Футболка на груди была залита кровью. Приступ был далеко не первым, но, пожалуй, самым худшим из всех.
Доктор Лайонс предупреждал, что будет еще хуже, напомнил Лавкрафт.
Я проигнорировал его бесполезное замечание и пошел умываться.
Чуть позже я приготовил завтрак. Естественно, никаких макробиотических продуктов, рекомендованных в книге доброго доктора, у меня не было, так что я обошелся яичницей с беконом. От вредной пищи откажусь потом, хотя, если подумать, отказываться-то и незачем. Наоборот, лучше предаваться излишествам. Последние месяцы жизни веселее провести, шатаясь по барам, напиваясь вусмерть, неправильно питаясь и затаскивая в постель незнакомых девиц (если, конечно, желающие найдутся). В общем, оторваться по полной.
Лавкрафт укоризненно посмотрел на меня.
Да знаю я, знаю, сказал я. Ты хочешь, чтобы я, как ты когда-то, сидел взаперти и молча страдал, жуя холодную консервированную фасоль с сухарями{63}.
Может быть и хуже, ответил он.
Куда уж хуже, подумал я и сказал:
А может быть и лучше.
Мысленно подсчитав деньги на банковском счете, я пришел к выводу, что их впритык хватит на один крутой загул или на полгода стремительно уменьшающейся дееспособности. Гм. Весело.
А как же твой сон? спросил Лавкрафт.
Я уставился на него. Я уже давно привык к тому, что призрак, которого здесь и вовсе не должно быть (и чего он ко мне привязался? что я ему сделал плохого?), задает вопросы в самое неподходящее время, но это было что-то новенькое.
Какой сон?
Он посмотрел на меня. Я прекрасно знал, что он имеет в виду, а он продолжал смотреть на меня с тем особым выражением, которое появлялось на его лице, когда я пытался уклониться от ответа. В один прекрасный день он предложит мне визитную карточку с надписью «Г. Ф. Лавкрафт, совесть». Говорящему сверчку Джимини до него далеко{64}.
Сон как сон.
Не сводя с меня глаз, он наконец произнес:
Вот, почитай. Может, что-нибудь поймешь.
И швырнул мне томик Ходжсона, «Пираты-призраки». Я так и не разобрался, как ему удается двигать всякие предметы, но голова болела так, что думать не хотелось.
Я взглянул на книгу и сказал:
Уже читал.
Прочти еще раз. Судя по всему, ты связи так и не уловил.
Он отвернулся и снова стал гладить кота. Черного котенка по кличке нет, в наше политкорректное время эту кличку лучше не упоминать{65}.
Да уж, как аукнется, подумал я.
Я принял смесь целебных трав и витаминов, потом добавил к ней чудо-таблетку доктора Лайонса. Ну, все одно пойдет на пользу. Оделся и ушел на работу. По дороге обнаружил томик Ходжсона в кармане пальто. Кто его туда сунул он или я? А, какая разница.
В отделе оккультной литературы я заметил Кецию Мейсон{66}, которая, усмехаясь, читала какую-то нью-эйджевскую книжку о ведьмах и колдовстве. Кеция ни капли не походила на юных красавиц и модниц, которые обычно играют ведьм в фильмах и телесериалах. У ног Кеции терся Бурый Дженкин, поглядывая на хозяйку сверкающими голодными глазами. Это тоже что-то новенькое. Обычно меня сопровождает только Лавкрафт, а не его герои.
Эдгар Аллан По всю жизнь провел в нищете и умер в сточной канаве на балтиморской улице. Что само по себе говорит о многом. Он так и не испытал прижизненной славы. И Лавкрафт тоже. И Говард. Нет ли в этом какой-то закономерности?
Помню только, что в тот день я обслуживал Ньярлатхотепа. Разумеется, этого и следовало ожидать. Если уж появились Кеция с Дженкином, то и без Черного человека не обойтись. Он подошел к кассе, выложил на прилавок пару книг (по проблемам самосовершенствования, из разряда «Я окей, ты окей» и полез в карман за бумажником. Мне стадо очень смешно, потому что, сами понимаете, зачем Ньярлатхотепу бумажник. Что он в нем хранит водительское удостоверение? Выданное где? В Кадате? И фотографии Кеции и Азатота? С кем связаться, если произойдет несчастный случай? А из чего вообще сделан бумажник? Я расхохотался, и он посмотрел на меня. Он был черный. Не в смысле обычный человек с черной кожей. Нет, Ньярлатхотеп был полной противоположностью света. Он улыбнулся, обдав меня своим дыханием. К моему удивлению, оно пахло не гнилью и разложением, а вязкой приторной сладостью, чем-то напоминающей жаркие летние ночи, когда зной льнет к коже, а пот льется ручьями. Глаза у меня закатились, и я исчез.
В библиотеке Мискатоникского университета я и Лавкрафт в образе Генри Армитеджа{67} стояли над трупом существа, убитого сторожевым псом. Если выше пояса оно было странным, то ниже пояса «начиналось нечто совершенно неописуемое». Уилбер Уэйтли погиб, пытаясь украсть «Некрономикон».
Он что, в книжном не мог его купить? сказал я.
Армитедж уставился на меня.
Зверь был поднят. Я стоял в полях Данвича, перед домом Фраев, несчастных, обреченных Фраев. Было три часа ночи, но я видел все, как в ясный полдень. Даже издалека я слышал испуганный разговор по телефону. Деревья у дома гнулись, раздвигаемые невидимым существом. Мне оно представлялось чем-то вроде Годзиллы, разрушавшего центральный Токио, потому что я, как всякое дитя информационного века, воспитывался на образах этого зацикленного на самом себе жанра.
Раздался треск дерева. Крыша дома провалилась внутрь. Послышались ужасные крики. За несколько мгновений дом был разрушен до основания, а невидимое существо вернулось в лес. «Семьи и дома Элмера Фрая в Данвиче больше не было».
Я отправился на Часовой холм, где должна была произойти последняя схватка. Этот путь я и раньше проделывал с Лавкрафтом / Армитеджем, но сейчас все казалось иным. Лицо обвевал ветер. Тело ощущалось весомым, настоящим, а не бесплотным туманом, как прежде. Иногда я был Райсом. Иногда я был Морганом. А однажды, всего на минуту-другую, я оказался Армитеджем и осыпал порошком невидимое Азатотово отродье.
Надо мной, как положено, возникло искаженное мукой полулицо, только на этот раз оно замерло и посмотрело прямо на меня, не обращая внимания на остальных.
Ну, чего уставился? спросило оно, а потом, исполняя свою роль, должным образом исчезло.
Я думал, что оно вот-вот скажет: «Ты от меня нигде не скроешься» но этого не случилось. После этого мы вернулись к испуганным жителям деревни, и Армитедж произнес свою речь.
«Следите за небом!{68} беззвучно повторял я его слова. Следите за небом!»
Жители деревни уставились на меня, подозревая, что на холме порошком осыпали не того, кого требовалось.
Жаль, что я в этот раз не встретился со старым колдуном Уэйтли. С ним всегда интересно разговаривать, особенно когда он пропустит пару стаканчиков.
Я очнулся на больничной койке.
Разумеется, мне это было знакомо, и ничего удивительного в этом не было, но и ничего хорошего тоже. Во рту четко ощущался вязкий медный вкус. Что тоже не сулило ничего хорошего. Прищепка на пальце соединяла меня с каким-то аппаратом, а где-то позади весело попискивал монитор сердечной деятельности (интересно, почему их всегда ставят позади? Можно подумать, что от одного их вида у пациента сердце остановится). Сил не было вообще, полное изнеможение. Моя одежда куда-то исчезла, на мне был больничный халат. В кресле у койки сидел Лавкрафт.
Боже мой, что они сделали с городом! воскликнул он, увидев, что я пришел в себя. Мост снесли. Снесли мост, исторический памятник, чтобы высвободить место для новой магистрали и сделать центр города живописнее, саркастически фыркнул он.
Где я?
Занавески вокруг койки были задернуты, но никаких больничных шумов я не слышал, поэтому сообразил, что нахожусь не в отделении интенсивной терапии. В палате было светло, значит еще день. Или уже? И какой?
Ты в больнице Род-Айленда. Между прочим, это филиал больницы имени Джейн Браун. Я сходил в палату, где умер, там теперь комната отдыха медсестер. Все меняется.
Я дернул шнурок, вызывая медсестру.
Через несколько минут появилась толстуха в белом халате и рассказала, что я несколько дней пролежал без сознания, после того как меня привезли в больницу на «скорой».
У вас был приступ, пояснила она и добавила, что в стационар меня направил доктор Лайонс и что она немедленно известит его о том, что я пришел в себя.
Потом она ушла, но вначале заставила меня принять лекарство.
Болеутоляющее, сказала она, не вдаваясь в подробности, какое именно.
Инспектор Леграсс, проходя мимо моей палаты, приветственно кивнул Лавкрафту и прошествовал дальше, волоча за собой какого-то безумного болотного поселенца{69}.
Чуть позже меня навестил доктор Лайонс, почему-то очень похожий на Джеффри Комбса в «Реаниматоре»{70}.
Майкл, сказал он.
Доктор Лайонс, ответил я, подражая голосу Джека Уэбба. Где Билл Гэннон?{71} Говорят, он избил жену и его арестовали за рукоприкладство.
Он посмотрел на меня, как на дрозофилу под микроскопом:
Что?
Да так, неудачная шутка про телевизионную программу. Как я здесь очутился?
С вами случился приступ, сказал доктор Лайонс, усаживаясь в кресло.
Какой приступ?
Он помолчал, подыскивая слова.
Вы были на работе, помните?
Я кивнул.
Вы обслуживали покупателя. Негра. Внезапно вы с криком набросились на него, просили оставить вас в покое. Точнее, как мне сообщили, вы сказали ему (цитирую): «Сгинь, призрак, не преследуй меня и проклятую ведьму прихвати с собой!» Припоминаете?
Нет. Ничего не помню. Я в самом деле так себя вел?
К сожалению, да. Ваши коллеги попытались вас успокоить, но у вас начались судороги, и вы потеряли сознание. В больнице вы уже два дня.
Я попытался сосредоточиться на его словах, но мне очень мешали чужеродные пространственные существа, явившиеся «из глубин мироздания»{72} и мельтешившие над головой врача.
Но почему?
Ваша опухоль увеличивается, давит на те участки мозга, которые отвечают за двигательные функции и память. Неизвестно почему, но рост опухоли значительно ускорился. Помолчав, он добавил: Майкл, у вас начались галлюцинации.
Правда?
При таком расположении опухоли это довольно обычное явление. Однако я надеялся, что до этого еще очень далеко.
Доктор Лайонс/Герберт Уэст встал явно для большей важности и заявил:
Майкл, вам необходима операция.
Мы это уже обсуждали.
Знаю. У вас нет ни денег, ни страховки. Но мы что-нибудь придумаем. Без операции не обойтись.
Я посмотрел на него и понял, что легче согласиться.
Ладно.
Отлично. Я договорился, вас прооперируют через два дня, а до тех пор останетесь здесь, мы за вами понаблюдаем. Договорились?
Я кивнул.
Ну хорошо. Отдыхайте. Я к вам еще зайду.
После его ухода я полежал еще минут десять, потом встал, оделся и вышел из палаты. Лавкрафт последовал за мной. Меня никто не остановил. На меня никто не обращал внимания, интересно, меня вообще видели или у них в Род-Айленде так принято?
Домой я вернулся на автобусе.
На автоответчике меня дожидалось одинокое сообщение. От моей начальницы.
«Майкл Как ни печально, но я должна известить тебя, что мы приняли решение тебя уволить. Надеюсь, ты понимаешь, чем оно вызвано. Мы не можем допустить повторения сегодняшнего инцидента. Я знаю, у тебя большие проблемы, но мы не рискуем нарушать закон. Так что прости. Чек на сумму твоей последней зарплаты отправлен на твой домашний адрес. И в общем, на работу больше не приходи. Надеюсь, у тебя все будет хорошо».