Лады, сказал он.
Ну вот, подвезешь пару миль, сказал Андре, и еще кое-что сделаешь. Пойдешь со мной.
Не, ты борзеешь, говнюк! Сколько можно-то, а? Чем дальше, тем
Пойдешь со мной, последишь за встречей и ступай восвояси. Никаких подстав, никаких подвохов. Для допуска нужны кровные деньги и свидетель. Ну да, я тебе соврал. Мне нужно, чтоб ты все засвидетельствовал.
У «мустанга» остановились какой-то амбал в фиолетовом спортивном костюме и доходяга в ядовито-зеленом комбинезоне. Оба типа улыбались и жестами просили опустить окно. С боков машину огибали тени, подкравшиеся сзади, льнули к водительской двери.
Но в этот миг Рики четче всего видел лицо Андре узкое, напряженное, под клочковатыми прядями афро. Негр словно бы погрузился в транс. Его взгляд, да и вся его душа как будто преисполнились какого-то священного ужаса. То, к чему стремился Андре, не имело никакого отношения ни к самому Рики, ни к тому, что Рики мог вообразить. И Рики ужасно захотелось узнать, что это такое.
Я покажу тебе начал Андре. Слышь, а как тебя зовут?
Рики.
Я покажу тебе, Рики, силу и славу. Они здесь, среди нас, слышь, только ты ничего не видишь. Ха, а вот эти уроды все видят.
«Мустанг» окружили со всех сторон. Позади выросли фигуры в алых капюшонах; золотистый велюр курток оттопыривали кулаки, сунутые в карманы. К водительской двери (окно открыто, локоть торчит наружу, пять штук на коленях) подступили двое в темных очках, увенчанные грозовыми тучами встрепанных волос; на лбах и щеках чернильными языками пламени темнели спирали маорийских татуировок. Три тощих пугала в ярких нарядах оперлись о капот машины и завели какой-то разговор, поводя сдвинутыми вбок козырьками бейсболок, будто лезвиями ножей. Рики заметил, что все собравшиеся смотрели только на Андре. Сам Рики будто превратился в невидимку и мог свободно разглядывать все эти экзотические пиратские рожи.
А глаза у всех были суровые. В них теплился ужас и отвращение, как будто Андре совершил нечто кошмарное, но во взглядах мелькала и пронзительная зависть, и восхищение его отчаянной дерзостью. До Рики наконец-то дошло, что дело и впрямь предстоит серьезное.
Андре оглядел флибустьерские рожи своих братков. По лицу его скользнула едва заметная улыбка.
Разуй глаза, Роки, прохрипел он. Учись у этих дураков. Вот что такое благоговейный страх. Вот что такое изумление. И то, что я покажу тебе в горах, тебя изумит.
Он плечом толкнул дверь и выбрался на тротуар. Ростом он был вровень с амбалом в лиловом спортивном костюме, только худой, как тростинка. Зато голос у него гремел.
Эй, братва! Слушай сюда. Ну-ка, поглядите на меня. Все смотрите. Хотите видеть? Хотите видеть что-нибудь еще, кроме дерьма? Вот и смотрите. Вот это настоящее. А не какая-нибудь фигня. Видите, вот она, правда настоящая, до дрожи, так, что волосы дыбом. Смотрите и ужасайтесь. Все смотрите. Видите, вот она, сила! Вот она, слава!
Рики обвел взглядом черные лица, окружившие машину. Все глаза были прикованы к беснующемуся тощему безумцу. Андре сдернул с плеч нейлоновую куртку. Зашуршав, она упала на тротуар, прошелестела, будто вздыхая, и осталась лежать, как сброшенный кокон. Андре натянул ткань футболки, показывая всем надпись.
С водительского сиденья Рики не было видно, кто именно там РУЛИТ. Но по лицам всех присутствующих было понятно: надпись говорит им о многом. Все эти лица выражали восторг, и ужас, и какую-то надежду? Застывшую, смутную но надежду. Рики решил, что обитатели этих опасных улиц охвачены общим видением. Внезапно он понял, что все эти глаза видят кошмарное, невообразимое зрелище, некую неописуемую катастрофу.
Андре рявкнул, хрипло и отрывисто, как морж:
Смотрите! Я встретился с Ним, и глядел Его глазами, и был там, где Он, отныне и вовеки веков. И вот что я скажу вам, дворняги мои драгоценные. Это меня поглотило. Палящий ветер Его дыхания испепелил мою плоть, мое время, мои кости. Я приблизился к вечности. Приблизился к бесконечности!
Беснующийся пророк задрал футболку к шее. Рики посмотрел на его спину и вздрогнул, как от тычка в грудь. С левой стороны торс Андре был вполне нормальным, сухощавым и жилистым, а с правой стороны торчали обнаженные позвонки и все. Половины туловища не было вообще. Лишь из-под края задранной футболки виднелась какая-то гнутая точеная скоба реберная кость, словно бы высеченная из камня.
Все как один шарахнулись прочь. Руки взметнулись вверх, не поймешь, то ли рефлекторным защитным жестом, то ли в восхищении.
Рики газанул, и «мустанг» сорвался с места, но в тот же миг Андре запрыгнул на сиденье и хлопнул дверью. Со стороны это выглядело так, будто Рики похитил бесценное сокровище, а не сбежал, дрожа от ужаса.
Мимо проносились темные кварталы, посеребренные лунным светом, но Рики не сводил глаз со своего изможденного спутника. Теперь он четко видел надпись на футболке, но все равно ее не понимал: «КТУЛХУ РУЛИТ».
Вскоре он снова съехал на пустынную обочину и выключил двигатель. В этом квартале горел единственный тусклый фонарь. По большей части дома были без окон, без дверей
Лишь тишина отделяла Рики от человека, который, судя по всему, перенес немыслимое увечье ради какого-то неведомого божества. Рики взглянул в глаза Андре.
Это было своего рода первым испытанием убедиться, что он посмеет взглянуть Андре в глаза. Оказалось, что посмел.
И несмотря на вот это все неуверенно начал Рики, имея в виду тошнотворное жуткое чудо, ты вполне себе живой.
Да уж, поживее тебя, а когда поглотят меня всего, я буду еще живее и буду жить вечно!
Рики затеребил пачку банкнот:
Если тебе так надо, чтобы я с тобой пошел, скажи мне честно: зачем тебе свидетель?
Потому что Тот, с кем я встречаюсь, хочет, чтобы Его увидел новенький. Он не хочет тебя знать. Он хочет, чтобы ты знал Его. Во тьме блестящие глаза Андре полыхнули огнем тайного, недоступного Рики знания.
Ага, он хочет, чтобы я его знал. А потом что?
А потом как тебе вздумается. Захочешь уйдешь, захочешь сможешь видеть Его, как вижу я.
А это как? Ну, как ты его видишь?
Повсюду и всегда.
Рики задумчиво погладил рычаг переключения передач:
Выбор за мной, без дураков?
Никто тебя принуждать не будет. Но твое восприятие мира изменится.
Рики включил передачу, и синий «мустанг» с ревом рванул в путь.
Поворачивай направо, сказал Андре. Поедем на вершину вон той горы.
«Пара миль» оказалась очень долгой. Дорога струилась под «мустангом», будто река времени, медленным потоком проносились мимо старые, а потом и вовсе ветхие дома, незастроенные участки на крутых склонах перемежались полуразрушенными хижинами, окна и двери которых были заколочены листами фанеры, покрытой граффити.
Теперь дорога шла в гору, и в Рики всколыхнулось чувство опасности. Он мчался в зловещую неизвестность! Тут у человека половины тела нет! После такого увечья люди не ходят и с ножами на других не бросаются.
А он вот бросился. И ничего.
Домов стало еще меньше. Теперь их скрывали огромные старые деревья. Под кучами палой листвы дремали мертвые автомобили, тускло светились окна спален, доказывая, что и в этих голодных высотах еще теплится жизнь.
«Мустанг» взбирался по склону, справа и слева виднелись соседние гряды, тоже облепленные крышами и деревьями. Все гряды сходились к одной вершине, а когда Рики глянул вниз, то увидел, что сверху они напоминают гигантские спутанные щупальца, погруженные в густой туман, что поглотил сверкающего змея.
У вершины дорога шла через овраг, в конце которого тускло поблескивала широкая цистерна городского водосборника, полускрытая кронами деревьев и крышами домов.
Нам нужен дом вон там, за водосборником. Туда ведет дорожка между деревьями, только она крутая и темная. Поэтому езжай потихоньку, а потом глуши мотор. Я выйду первым, поговорю с ней.
С кем?
Андре не ответил. Прежде чем начался спуск, Рики успел мельком заметить щупальца холмов, пронзившие полосу тумана, и представил, как они тянутся дальше, в черные глубины залива, и жадно рыщут по дну в поисках еды.
Вон туда, сказал Андре, указывая вперед. Там в кустарнике есть проход.
«Мустанг» с ворчанием пробирался по темному лиственному туннелю; поднялся ветер, зашуршал сухой дубовой листвой.
Вдалеке показалась сумрачная прогалина. На ней стоял приземистый дом, столь темный, что он казался лишь сгустком теней. На крыльце тускло светился желтый огонек. Похоже, фонарь. По одну сторону от фонаря маячила темная фигура, с другой стороны виднелись темные очертания фигуры поменьше.
Рики выключил двигатель. Андре тяжело, длинно вздохнул и вышел из машины. В тишине шепталась листва. Шаги Андре прохрустели по двору. Негр поднялся по скрипучим ступеням крыльца и замер, не доходя до двух теней у тусклого огонька. До Рики донесся хриплый, стонущий вздох? Да, медленное, клокочущее, надсадное дыхание.
Голос Андре изменился, стал басовитее и жестче.
Я вернулся, матушка Хэгг. Принес плату. Привел свидетеля. Андре оглянулся и сказал: Выходи как там тебя зовут?
Рики вышел из машины. Его охватило странное чувство, что здесь, в этой тишине, называть свое имя очень опасно. Ну, ничего не поделаешь. Раз он здесь, то можно и представиться.
Рики Дьюс, громко произнес он.
Назвавшись, он в следующий миг четко разглядел фигуру поменьше: у фонаря сидел здоровенный черный пес; шерсть на морде серебрилась от старости, а из пасти свисал, мелко подрагивая, багровый язык. Пес, не сводя глаз с Рики, яркой ложкой языка жадно пробовал ночь на вкус
Хрипло дышал не пес, а матушка Хэгг. Из пещеры ее грудной клетки глухо прозвучало:
Покажи плату, дурачок.
Андре, чуть пригнувшись, что-то протянул псу. Над склоненной спиной Андре Рики ясно разглядел старуху. Ее спутанные дреды белели, как поганки, черный монолит древнего лица оплыл от времени, глаза блестели лужицами смолы на корявой доске черного дерева. Темные очертания тела скрывали массивное кресло, оставляя на виду только подлокотники, покрытые затейливой резьбой с изображением когтистых геральдических чудовищ каких именно, Рики не разобрал, но ему почудилось, что они вот-вот с рычанием вырвутся из-под громадных ладоней матушки Хэгг.
Собачий язык лизнул то, что протягивал Андре, десятку, полученную от Рика. Мастиф засопел, принюхался, потом снова провел языком по купюре и облизнулся.
Заходите, сказала матушка Хэгг. Оба.
Ее хриплый, глубокий голос странно завораживал, тянул за собой, как отступающая волна прибоя. Рики подошел к крыльцу. Андре поднялся по ступенькам, Рики двинулся следом. С каждым шагом ему казалось, что впереди расширяется какое-то огромное пустое пространство. Даже взойдя на крыльцо, Рики так и не приблизился к матушке Хэгг, и до него словно бы издалека долетал ее запах какая-то паленая гарь, точно от залитых водой углей костра, на котором жгли мясо и кости. Пес встал.
Крыльцо они пересекали очень долго. Пес шел впереди, небрежно вывалив яркий факел языка. Зверь покосился на них алым глазом и через широкий дверной проем провел их в большое темное помещение, откуда в лицо Рики пахнуло соленой сыростью.
Здесь откуда-то сочился холодный белесый свет, как будто туман, поглотивший Район, окутал горы, и теперь его сияние проникало в этот мрачный дом. У внешних стен просторного, не разделенного перегородками помещения там и сям виднелись альковы и ниши; в них кое-где стояла ветхая громоздкая мебель: то кресло, то диван, то письменный стол, заваленный древними свитками. Эти укромные закутки подобно вещественным напоминаниям о давних событиях, участники которых рассыпались прахом в незапамятные времена, словно бы отмечали ход времени в мрачной темноте.
Рики рассеянно подумал, что идут они уже очень долго. В белесом свете казалось, что мебель покрыта то ли пушистым слоем пыли, то ли потеками грязи, как прибрежные скалы. Рики втянул в ноздри холодный запах прибоя. Кое-где в нишах виднелись окна, но тьма за стеклами была другого оттенка, и в ней колыхались, влажно поблескивая, узловатые переплетения тонких теней
А деревянные панели на стенах были сплошь покрыты затейливой резьбой. В туманном сиянии тускло поблескивали темные волнистые выступы замысловатых рельефов с изображениями сплетенных в узлы змеящихся хвостов, когтей и напряженных мышц или каких-то головоногих созданий с жадными щупальцами и тяжелыми клювами, в которых бились несчастные жертвы.
Стены помещения сдвинулись, в конце прохода возникла лестница, и пес, не останавливаясь, повел Андре и Рики вверх по крутым стертым ступеням. У Рики кружилась голова. Черный пес тяжело взбирался по лестнице, словно волок на эшафот повозку с приговоренными к смерти. Внезапно Рики ощутил, что их влечет к себе какая-то неведомая великая сила. Андре, шедший впереди, дрожал и подергивался в потоке этой жуткой энергии. Рики почудилось, что Андре вольно или невольно защищает его своим телом от кошмаров, реющих вокруг, будто порывы солнечного ветра.
С вершины лестницы слетало затхлое дуновение пустоты. Они оказались в каком-то древнем и более примитивном строении. Высокие своды, все те же резные стены величественный проход оканчивался громадной темной аркой. Половицы отзывались гулким стуком, как доски помоста над бездной. Черная арка была вделана в выгнутую стену. Металлическую.
Цистерна! невольно выдохнул Рики. Это же цистерна водосборника.
Пес остановился, обернулся. Андре тоже обернулся, с укоризной посмотрел на Рики, но пес скосил алые глаза только зрачки сверкнули и, высунув багровый язык, лукаво, по-бесовски оскалился. Резные стены внезапно ожили, под мохнатым слоем пыли вздувались рельефные мышцы, сплетались конечности, кривые клювы жадно пронзали тела жертв
Пес отвернулся и повел их дальше. Пахнуло водой из водосборника, повеяло чем-то металлическим, морским. Пес задышал натужно, гулко, как матушка Хэгг. В проеме арки стояла непроницаемая чернота, темнее окружающей мглы. Чем ближе они подходили, тем громче звучал стук собачьих когтей, будто удары деревянных барабанов в джунглях. Пес повалился на брюхо и замер, тяжело дыша и тихонько постанывая. Андре и Рики остановились за ним.
Из портала на них глядела блестящая черная поверхность стеклянного листа, огромное зеркало размером с дом. В нем отражались Рики, Андре и пес. Самым ярким пятном крошечного искаженного отражения была багряная точка собачьего языка.
Андре помедлил, а потом церемонно выпрямился и шагнул в арку, поманив Рики за собой. Рики, войдя следом, сообразил, что отверстие прорезано в двойной железной стенке цистерны, на срезе виднелись распорки.
Они оказались на узком балкончике, прикрепленном изнутри к стенке цистерны. От воды на дне железной бочки тянуло озерной сыростью. Перед ними простиралось стекло, в котором им предстояло увидеть великое откровение силы и славы.
Андре поглядел на свое отражение и повернулся к Рики:
А вот теперь я скажу тебе, что это как там тебя зовут? Роки?
Рики.
Так вот, Рики, теперь я скажу тебе, что это. Я пришел на встречу с Ним, чтобы Он увидел меня. Тот, кого Он видит, может видеть Его глазами и жить Его умом.
А если я не хочу жить его умом?!
У тебя все равно не получится. Ты же не принес плату. Ты только кое-что увидишь. И вот тогда поймешь, что если у тебя в душе живет тяга к неизведанному, то плату обязательно надо принести. Впрочем, все это зависит от тебя самого. А сейчас смотри и учись.
Он снова повернулся к зеркалу и надтреснутым голосом выкрикнул:
Йа, йа! Йа фхтагн!
Зеркало едва заметно дрогнуло, вдоль огромного обода появилась тончайшая белая полоса, за пределами которой показалось что-то черное, чешуйчатое, как морщинистая шкура морского зверя и Рики понял, что смотрит в зрачок громадного глаза.
Рики застыл на месте, словно врос в помост.
Внутри гигантского зрачка головокружительным калейдоскопом замелькали искры, складываясь в полуночное видение: в черной сфере возник весь залив Сан-Франциско, обрамленный свернувшейся в кольцо змеей прибрежных огней
Перед ними раскинулась панорама залива; по сверкающим позвонкам мостов проносились трассирующие красные и белые огоньки. Рики и Андре смотрели на панораму, а панорама проникала в их сознание. Оцепенев, они погрузились в ее великолепие, а она незаметно, медленно искажалась. Видение дрогнуло, соскальзывая в самый центр огромного зрачка. В глубине этой искажающейся картины Рики заметил какую-то странность. У восточной оконечности моста Бэй-Бридж портовые краны Западного Окленда громадные четвероногие монстры, динозавры на гусеничном ходу, поднимали и опускали стрелы, будто в церемонном почтительном поклоне а слева от них исполинские цистерны нефтеперерабатывающих заводов в Бенише и чуть западнее, в Ричмонде, начали медленно, тяжело вращаться вокруг своей оси, как планеты под действием неумолимой центростремительной силы сокращающегося зрачка.