«Злой» ангел - Темной Александр 30 стр.


Внезапно её рассуждения вслух были прерваны. К фонарю подъехал тот же «Москвич», который Наташа увидела несколько минут назад. Автомобиль поморгал фарами.

 Ой, как хорошо, что вы остановились!  Наталья подбежала к ржавому «Москвичу», стекло со стороны водителя опустилось. За рулём сидел мужик в телогрейке и в кепке, сдвинутой на лоб.

 Тебе куда, красавица?  спросил мужик, взглядом раздевая Наталью и похотливо улыбаясь. Её это не смутилои не таких видала.

 Мне бы до города, до Советской. Я так устала, я замёрзла.

 Садись,  улыбка мужика стала шире.  О цене договоримся.

 Ага,  Наташа запрыгнула в машину, и «Москвич» сорвался с места, попёрдывая выхлопной трубой.

5

Игнатьев вернулся в комнату, рухнул на кровать. Попробовал смотреть телевизор, пробежался по каналам, но не нашёл ничего интересного. Посмотрев минут пять музыкальный канал, Федя почувствовал сильную усталость, и внутреннюю опустошённость, веки его стали слипаться, и он заснул.

Во сне он увидел себя, сидящим в салоне какого-то отечественного автомобиля. Даже песня в стиле «шансон», играющая в магнитоле, не могла заглушить дребезжание и скрип в салоне, а также шум в двигателе.

На Игнатьеве была короткая коричневатая шубка, у него были длинные стройные ноги.

Опа! Это что за фигня? Как так?

Он разглядывал свои ноги, обутые в туфли на «шпильках» и удивлялся, как его ноги сорок третьего размера смогли поместиться в такие маленькие туфли? Потом Федя перевёл взгляд налево. За рулём сидел какой-то колхозник в телогрейке и в кепке.

У Игнатьева сложилось впечатление, что мужик специально надвинул кепку на глаза, чтобы скрыть лицо.

Федя посмотрел в окно. За окном мелькали тёмные силуэты деревьев.

 Мы уже так долго едем. Когда приедем в город?  спросил Федя чьим-то чужим, женским голосом. Где он раньше слышал этот голос?

 Я везу тебя по кратчайшей дороге. Мы едем не по трассе, а в объезд. Так будет быстрее. Не переживай, крошка, скоро приедем.

Машина съехала с дороги и заехала в лес.

 Куда вы меня везёте?  испуганно кричит Игнатьев. С уст срывается истеричный бабский визг. Ему страшно. Он понимает, что происходит что-то страшное. То, о чём его с детства предупреждали, но он не верил, что такое может произойти с ним.

 По-моему, у меня что-то с двигателем. Слышишь шум?  Мужик слегка приглушил громкость магнитолы.

 Я слышу только про лебедя на пруду

 Вот и я о том же. Посиди пока здесь, я сейчас посмотрю, что с движком.

Вонючий колхозникиначе его не назовешь, запах его немытого тела и грязных носков провонял весь салон «Москвича»,  заглушил двигатель, вышел из машины, захлопнул дверь. Игнатьев вылез из машины, подвернул правую ногу, сматерился. Осмотрел правую туфлю. Каблук, вроде, на месте. Кругом лес, сугробы, даже птицы не поют.

Мужик поднял крышку капота, что-то покрутил, потом повернулся к Феде.

 Слышь, красавица, встань здесь, посвети мне фонарём, а то я ничего не вижу,  колхозник вынул из кармана телогрейки фонарь, нажал на кнопку. Луч света прорезал темноту.

 Страшно?  Мужик приставил фонарь к подбородку и сделал страшную гримасу.

 Нет, смешно. Ха-ха-ха!  Федор услышал этот нервный смех откуда-то издалека.

 У тебя, я смотрю, юмор брызжет через край. Возьми фонарь, посвети мне, а то ни черта не видно. Встань сюда, нагнись. Вот так!.. Да!

Миниатюрными руками с накрашенными ногтями Игнатьев берёт фонарь, встаёт перед распахнутой пастью капота, видит замасленный двигатель, аккумулятор.

Мужик на какое-то время пропадает из поля зрения, и в этот момент Федя ощутил сильный удар по голове

Вспышка боли.

Звёздное небо, снег, деревья закрутились в бешеном хороводе, из груди вырвался стон. Игнатьев падает, его голова с глухим стуком ударяется об корку снега Дальшетемнота, словно кто-то выключил телевизор.

6

Федя проснулся, словно от толчка. Будто кто-то со всей силы пнул по спинке кровати.

 Боже мой, какой ужасный сон. Приснится же херня всякая Точнохерня!  Ощупав свою голову, скользнув ладонью по промежности и убедившись, что всё на месте, Игнатьев облегченно вздохнул. Он не превратился в девку, хотя во сне он чувствовал себя хоть и безбашенной, но всё же слабой женщиной. Слава Богу, это всего лишь сон. Можно спать дальше с надеждой на то, что такой бред больше не приснится. Но как только Федор перевернулся на другой бок и т закрыл глаза, он почувствовал ещё один сильный толчок.

Началось. Сон с продолжением. Ну, когда это закончится?

В глубине дома послышались шаги. Сначала они были еле слышными, потом стали громче. Шаги раздавались отовсюду: сверху, со второго этажа, справа, слева. Иногда Федя слышал быстрые лёгкие шаги, как будто кто-то бегал на цыпочках, иногда спокойные, размеренные шаги, словно по дому ходил хозяин. Слышались приглушённые голоса, хихиканье.

Игнатьев потянулся рукой к тумбочке, на которой лежал «Молитвослов». Взяв в руки своё «оружие» и держа его перед собой, Федя пошёл на звук шагов и шепота.

Продвигаясь по дому, он включал свет в комнатах, ожидая увидеть там незваных гостей, но не видел ни в комнатах, ни в прихожей, ни в туалете никого и ничего, а странные звуки вокруг него продолжали раздаваться.

По мере приближения к источнику звука, шум прекращался, возникая в другом месте, то где-то слева, то справа, то сверху, на втором этаже. Всё это сопровождалось противным хихиканьем.

 Хочешь поиграть со мной?  крикнул Федя.  Валяй!

Вдруг свет погас, и дом тряхнуло с такой силой, что Игнатьев не устоял на ногах и упал на пол. Казалось, что дом подпрыгнул и с силой опустился на свой фундамент, как во время землетрясения.

Лежа на полу, Федор услышал, как в доме дружно захлопали дверцы шкафов, из кухни послышался звон битой посуды. Где-то в комнатах слышались глухие удары чего-то тяжёлого об пол. Внезапно стало светло, как днём. Федя понял, что опять погружается в мир, которого он не так давно боялся, а теперь обрадовался этому погружению, этому возвращению туда, куда возвращаться не всегда хочется.

Поднявшись на ноги, Игнатьев зашёл в ближайшую комнату. Красивый диван с массивными подлокотниками, украшенными рельефными рисунками, ходил ходуном. Дверцы шкафа хлопали с такой силой, что у Феди закладывало уши. С журнального столика на пол упала ваза и разбилась. Журнальный стол приподнялся над полом и полетел в сторону Феди, как будто его кто-то швырнул с чудовищной силой. Федор отошёл в сторону, давая столу пролететь мимо него. Стол с грохотом упал на пол позади Игнатьева.

Хорошо, что не зацепил, а то убил бы или покалечил!

В следующий момент, как на фотобумаге, опущенной в проявитель, в комнате стали проявляться фигуры странных существ, находящихся в ней в данный момент. Фёдор увидел двух тварей, которые, судя по всему, метнули в него стол. Это были человекоподобные существа, покрытые длинной жёсткой щетиной. Вместо лиц у них были свиные рыла, на головах росли небольшие рога. Их пасти были усыпаны длинными острыми зубами, которые торчали наружу, с больших клыков на пол капала слюна. Они были очень похожи на чертей, изображения которых Игнатьев раньше видел в детских книжках и в мультфильмах. Разница была лишь в том, что их ноги не заканчивались копытами, они были ростом больше двух метров, под их кожей ходуном ходили мощные бугристые мышцы, как у бодибилдеров.

Два столометателя стояли напротив Игнатьева и удивлённо смотрели на него. Они явно были удивлены тем, что Федя их видит и не боится. Позади них целая бригада свиноподобных существ трудилась, не покладая своих когтистых волосатых рук: четверо поднимали и с силой бросали на пол диван, двое хлопали дверцами шкафа и изо всех сил трясли его. Игнатьев подумал, что если шкаф упадёт, он может придавить тех, которые трясут диван.

Федя упёр руки в бока, хитро улыбнулся, глядя на чертей. Столометатели оглянулись назад, что-то пропищали своим товарищам. Их тонкие голоса явно не сочетались с их большими сильными телами. Остальные черти прекратили шуметь и тоже уставились на Игнатьева.

 Ха-ха! Я разгадал секрет полтергейстов! Я знаю, в чём секрет этого фокуса! А теперь я покажу вам свои фокусы, от которых вас вывернет наизнанку.

Черти переглянулись, стали наступать на Игнатьева. Но Федю это не сильно испугало, ведь он знал, что делать. Быстро расстегнув ворот рубашки, он достал ярко горящий крест, повесил его поверх рубашки и открыл светящийся ярким белым светом «Молитвослов». Черти запищали, стали прикрывать глаза руками. Они пятились назад, становясь меньше в размерах.

 Питаетесь моим страхом? Вот вам страх!  Федя открыл «Молитвослов» и начал громко читать.  Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится. Речет Госповеди: Заступник мой еси, и Прибежище мое, Бог мой, и уповаю на него.

Черти запищали. От звука Фединого голоса стены завибрировали. Черти стали ещё меньше в размерах, превратившись в немощных костлявых карликов.

 Падет от страны твоея тысяща, и тма одесную тебе, к тебе же не приближится.

У чертей стали лопаться головы. Они разлетались в разные стороны и воспламенялись синим огнём. В воздухе пахло серой, как будто кто-то сжёг большое количество спичек. Хор из воплей стал превращаться в редкие попискивания. Когда лопнул и сгорел последний из чертей, находящихся в комнате, Федя развернулся и вышел в коридор. То, что он увидел в коридоре, его немного обескуражило: из комнат выбегали монстры и бежали в сторону Феди. Их оскаленные морды свидетельствовали о том, что бегут они к Феде отнюдь не с добрыми намерениями. Их было так много, что они сливались в один большой поток, поток зла и ненависти. Они визжали, рычали, ухали и выли. Здесь были твари, похожие на чертей, на человекоподобных жаб, на пауков. Только здешние пауки были крупнее и противнее тех, которых Федя видел в котельной.

  Яко ты, Господи, упование мое, Вышняго положил еси прибежище твое. Не приидет к тебе зло, и рана не приближится телести твоему.

Толпа монстров приближалась к Игнатьеву, но, не добежав до него двух-трёх метров, монстры взрывались и воспламенялись. А Федя шёл вперёд, прокладывая себе дорогу молитвами, как ледокол прокладывает путь кораблям среди океана льда. Вокруг Игнатьева бушевало синее пламя, но он бесстрашно продвигался вперёд и читал:

 Скоро да предварят ны щедроты Твоя, Господи, яко обнищахом зело; помози нам, Боже Спасе нас славы ради имене Твоего, Господи, избави нас, и очисти грехи наша, имене ради Твоего.

Толпа тварей заметно поредела. Когда сгорел последний монстр, похожий на жирного дождевого червя с большой пастью усеянной частоколом острых, как бритва, зубов, с короткими когтистыми лапками, торчащими по бокам покрытого слизью тела, Федя прервался и посмотрел назад.

Позади него Ангел разил своим мечом толпу таких же тварей. Белые одежды Хранителя развевались, его крылья создавали мощные потоки воздуха, как будто где-то в доме работал гигантский вентилятор. Ангел парил над безобразными тварями, прыгал в самую гущу монстров, кружился на месте. Его меч горел огнём, легко проходил сквозь тела чудовищ. Отрубленные головы, лапы, хвосты летели в разные стороны, сгорая в воздухе.

 Чего замолчал?  прокричал Хранитель.  Продолжай читать и иди вперёд. Не останавливайся!

  Иже на всякое время и на всякий час, на небеси и на земли покланяемый и славимый, Христе Боже  продолжал Федя, продвигаясь вперёд.

Обойдя весь дом, включая гараж и сауну, Игнатьев замолчал, так как монстров нигде не было видно. Обойдя ещё раз дом, Федя опять вернулся в комнату, в которой спал, тяжело опустился на кровать.

 Устал?  Ангел сидел рядом. На нём опять была клетчатая рубашка и потёртые джинсы.

 Ага!  Игнатьев кивнул головой. Такой сильной усталости он не испытывал никогда в жизни. Он чувствовал себя лимоном, из которого выжали все соки.

 Ложись, отдохни. Набирайся сил, они тебе ещё понадобятся.

 А вдруг опять придут эти твари? Как ты думаешь, их много ещё осталось?

 Не знаю,  Хранитель задумчиво посмотрел на луну, которая светила за окном, освещая жёлтым светом крыши домов и деревья, похожие на скрюченные руки гигантских существ, закопанных в землю.

Подул ветер, деревья закачались на ветру.

«Монстры мне машут руками»,  подумал Фёдор. Эта мысль показалась ему смешной, и он усмехнулся.

 Они могут

 Пока я рядом, ничего с тобой не случится, и ты это знаешь. Отдыхай!  Ангел подошёл к стене, выключил свет, в котором не было никакой нужды. Вслед за электрическим светом стал гаснуть другой свет. Игнатьев снова оказался в обычном состоянии, которое сейчас мог охарактеризовать, как: «Ничего не вижу, ничего не слышу», и его начала засасывать тёмная топь глубокого сна.

7

Шлепкову Геннадию с детства хронически не везло. Что бы он ни делал, чем бы не занимался, его преследовали невезения. В детский сад он практически не ходил, потому, что постоянно болел и всё детство просидел дома. Школа для него тоже не была подарком. Одноклассники его били и издевались над ним, одноклассницы его откровенно презирали за невзрачный внешний вид, или за маленький рост (Гена был самый маленький в классе), а быть может, за фамилию Шлепков. Геннадию дали прозвище Шлепок, которое намертво к нему прилепилось и прошло с ним через всю его жизнь.

Из-за плоскостопия и из-за сильного искривления позвоночника Гену в армию не взяли. Это в наши дни молодежь в армию идёт неохотно, а в те, советские времена служба в армии была почётным долгом каждого советского гражданина, а если в армию не брали по состоянию здоровья, это считалось позором. В родном селе Покровское на Гену все показывали пальцем и смеялись. Однажды Гена даже хотел наложить на себя руки, но сделал это неудачно. Шрамы, оставшиеся на запястьях, всю жизнь будут напоминать ему об этом.

Он хотел поступить в Политехнический институт в Свердловске, но не смог, так как «завалился» на математике.

Не в силах больше жить в Покровском, где его знала каждая собака, и все над ним потешались, Гена переехал жить к своей бабке по материнской линии в Гневинск. Там он устроился работать грузчиком в продуктовый магазин. Как известно, в те нелёгкие времена, во времена дефицита, работать в продуктовом магазине было престижно. У Гены всегда холодильник был забит продуктами питания, появились такие деньги, о которых он в родном Покровском даже не мечтал. Жизнь, казалось бы, стала налаживаться, но

Как часто бывают эти «но»!

На третьем этаже жила симпатичная девушка Галя с длинными ногами и большой грудью. В Покровском Гена не встречал таких девушек. Когда Гена возвращался с работы, Галя обычно ждала его у подъезда на скамейке. Судя по всему, Гале Гена нравился. Она думала, что онстудент. Чтобы не разочаровывать Галю, Гена говорил ей, что онстудент-заочник Политехнического института и ездит в Свердловск раз в полгода на сессии.

Они гуляли по вечерам, ходили в кино. Их романтичные отношения Гене очень нравились. Если бы он был писателем, он бы мог написать книгу про любовь, и назвал бы её «Галя», но Гена не был писателем. Он был простым грузчиком Геной-Шлепком. Галя этого не знала, поэтому её глаза начинали искриться, когда она видела Гену, возвращающегося домой.

Как-то раз, в субботу, Шлепок бесцельно бродил по городу и увидел Галину, сидящую на скамейке. В руке её была зажата бутылка «Жигулёвского», она была пьяна. Как «истинный джентльмен», Гена проводил Галю до дома, а когда узнал, что родители Гали уехали на дачу с ночевкой, остался у неё в гостях, где они продолжили веселье. Выпив бутылку «Портвейна», молодые решили заняться тем, о чём в советские времена даже говорить было неприлично, а не то, что думать.

Галя оказалась весьма любвеобильной и изобретательной в сексе. Она знала такие позы, о которых Шлепок даже не догадывался, которые не приходили ему в голову даже в самых смелых сексуальных фантазиях.

Когда Гена любил Галю в позе «рака» на кровати родителей, открылась дверь спальни. В дверях стояли Галины мама, папа и бабушка. На лицах их застыла маска ужаса и удивления. Оказалось, что они решили вернуться с дачи раньше из-за дождя. Они были шокированы, увидев, как их отличницу, красавицу, подающую надежды Галю насилует мужик из пятнадцатой квартиры, который, по слухам, работал грузчиком в магазине. Родителям Галины и в голову не приходило, что Галя использовала Гену, чтобы отомстить им.

То, что Гале было всего четырнадцать лет, Шлепок узнал только на суде. Так как папа Гали, Мартынов Игорь Григорьевич работал в Горисполкоме, Геннадия приговорили к восьми годам лишения свободы за изнасилование несовершеннолетней. Адвокат сказал, что ему ещё повезло, так как его могли посадить на десять лет.

Назад Дальше