Савинков рассказал им во всех подробностях о роли Татарова в партии, о первых подозрениях, о проведенном расследовании. Оба слушали молча.
Ты убежден, что он провокатор? спросил Моисеенко.
У меня в этом нет сомнений, ответил Савинков.
Значит, нужно его убить, без тени сомнений сказал Моисеенко.
Савинков повернулся к молчавшей Беневской.
А вы, что вы думаете?
Беневская растерянно ответила:
Я?.. Я всегда в распоряжении боевой организации.
В ходе подготовки Савинков понял, что двоих человек недостаточно. Он решил привлечь еще троихКалашникова, Двойникова и Назарова. Все трое жили в Финляндии, в резерве.
На совещании, когда собрались все вместе, Савинков рассказал свой план:
Моисеенко и Беневская должны будут нанять уединенную квартиру в Варшаве. К ним вечером должны прийти Калашников, Двойников и Назаров, вооруженные браунингами и финскими ножами. Я приду к Татарову домой и приглашу его на свидание в эту квартиру.
Беневская вздрогнула.
А не слишком ли много оружия? спросила она. Ведь не на дикого зверя мы охотимся
Савинков помолчал, а потом веско заметил:
Много оружия не бывает. Татаров опасен. И потом: вы и Моисеенко участия в убийстве принимать не будете. Как только придут Калашников, Двойников и Назаров, вы тут же уходите из квартиры и уезжаете из Варшавы вечерним поездом.
Вопросов не последовало.
февраль 1906 года, Варшава
Савинков приехал к 12 часам на главный почтамт. Там он должен был встретиться с Моисеенко.
Моисеенко он заметил сразу: тот непринужденно стоял у окошка телеграмм и что-то писал в бланке. Увидев Бориса, он сделал вид, что так и не надумал, что писать, и неторопливо вышел из здания. Борис внимательно осмотрелся, убедился, что филеров нет, для вида взял несколько газет и тоже вышел. На улице он сказал Моисеенко:
В семь в ресторане Бокэ.
Моисеенко глазами показал, что понял и неторопливо зашагал по улице. Борис пошел в противоположную сторону, не забывая проверяться, не увязался ли хвост. Но все было чисто.
Вечером в ресторане он занял угловой столик, заказал рюмку коньяка и стал дожидаться Моисеенко и Беневскую.
Вскоре появились и те. Беневская была задумчива. Они присели за столик Савинкова.
Квартиру сняли, заговорил Моисеенко. Он всегда был неразговорчив и поэтому говорил кратко и отрывисто. На имя супругов Крамер на улице Шопена.
Разговор за столом не клеился. Наконец, Беневская спросила:
Значит, завтра?
Да, завтра, ответил Савинков.
Разговор снова прервался. После долгого молчания Моисеенко спросил Савинкова:
Ты вернешься в Москву?
Да, в Москву.
Разговаривать больше было не о чем, и Савинков встал, попрощался и вышел. Он направился в Уяздовские аллеи. Там он должен был встретиться с остальными тремя членами покушения.
На утро Савинков уже звонил в квартиру Татарова. Дверь открыла мать Татарова, седая сухонькая старушка. Савинков поздоровался и спросил:
Дома ли Юрий Николаевич?
Дома, зайдите сюда, старушка пропустила Савинкова в квартиру.
Савинков прошел в невысокую, длинную, уставленную цветами залу. Минут через пять на пороге появилась плотная, высокая фигура Татарова. Увидев Савинкова, он в нерешительности остановился на пороге.
Чем могу вам служить?
Здравствуй, Юрий, сказал Борис. Я проездом в Варшаве. Здесь все члены следственной комиссии ЦК. Мы хотели бы дать тебе возможность оправдаться.
На щеках Татарова выступили красные пятна, руки задрожали. Татаров, похоже, догадался, зачем приехал Савинков.
Мне нечего говорить, во рту вдруг пересохло, и Татаров проговорил это почти шепотом.
Ты знаешь, Юрий, есть новые факты, Савинков был совершенно спокоен, как будто приглашал Татарова не на его собственную казнь, а на увеселительную прогулку с дамами. Есть мнение, что провокатор на самом деле не ты, а другой.
Кто? резко спросил Татаров.
Савинков понял, что сболтнул лишнего. Назвать сразу он никого не мог. Не приходило в голову.
Вообще, замявшись, сказал Савинков, Влада, кажется, что-то напутала, вернее, напутал ее информатор
Татаров сделал вид, что поверил. Он находился на последней стадии, еще немного и он сорвался бы.
Так ты придешь? спросил Савинков.
А кто там будет?
Все нашиЧернов, Тютчев, я. Ну, как?
Татаров напрягся.
А ведь вы уверены, что я провокатор. Как же вы не испугались прийти ко мне?
Савинков не ожидал такого вопроса. Он онемел.
Надо что-то придумать, пронеслось в его голове, иначе все пропало.
Ну, начал Борис, для меня этот вопрос еще не до конца прояснен.
И Савинков замолчал. Татаров тоже молчал. Он неотрывно смотрел в глаза Савинкову. Но Борис сумел выдержать этот взгляд и даже смог криво улыбнуться.
Хорошо, я приду, проговорил Татаров и протянул руку Савинкову. Тот, совершенно не смутившись, пожал руку, назвал адрес и быстро удалился.
20.00
Назаров занял позицию в дворницкой. Дворник оказался мужик разговорчивый, тем более что Назаров принес с собой бутылку вина. Пил в основном дворник, а Назаров смотрел в окно. Около девяти вечера он заметил Татарова, который быстро прошел к подъезду.
Назаров посидел еще с минуту: рассчитав, что Татаров уже поднялся наверх, вышел из дворницкой и пошел в подъезд.
Однако Татаров не стал подниматься. Он затаился под лестницей и, увидев прошедшего наверх Назарова, мгновенно все понял. Он выскочил из подъезда и побежал домой.
Савинков первым понял, что Татаров их переиграл.
Оставлять его живым, нельзя ни при каких обстоятельствах, спокойно сказал Савинков.
Сейчас он один сохранял хладнокровие, в то время как остальные были взвинчены, и едва не бросались на стену от злости и бессилия.
Что ты предлагаешь, Борис? неожиданное перейдя на ты, спросил Федор Назаров. В руках он нервно сжимал револьвер.
Надо его убить, вот и все.
Но как? воскликнул Федор.
Просто пойти сейчас к нему и застрелить, сказал Савинков так равнодушно, словно предлагал Назарову пойти в бакалейную лавку купить припасов.
Назаров секунду смотрел на Савинкова, потом решительно поднялся и сказал:
Ты прав. Ты как всегда прав, Борис. Я так и сделаю.
ночь, Варшава
квартира Татарова
Назаров вошел в парадное. Сейчас он ничего не видел перед собой и действовал машинально. По дороге к дому Татарова он все продумал. Войдет в квартиру, попросит позвать Юрия и, когда тот появится в поле его зрения, сразу застрелит. Нет! Сначала он объявит ему, что приводит приговор в исполнение. Да! Только так.
Все было очень просто, и Федор не предвидел никаких осложнений. Он опасался только одного: чтобы Татаров не уехал раньше, чем он придет к нему.
В парадном Назаров, не осматриваясь по сторонам, прошел к лестнице. Он знал, что ему нужно на второй этаж, в квартиру пять.
Федор был так взвинчен, что окрик: «Стой! Куда?» раздавшийся сбоку, подбросил его. Он резко развернулся, и увидел швейцара.
Куда идешь? повторил швейцар.
У Федора пересохло во рту. Он не мог сообразить, как лучше ответить.
В шестую, губы пересохли, сердце стучало, как молот, отдаваясь в висках тяжелыми ударами.
К протоиерею Гусеву? снова спросил швейцар.
Назаров только кивнул головой. Ему казалось: еще один вопрос, и он застрелит этого приставучевого швейцара.
Но швейцар больше ничего спрашивать не стал, и Федор смог пройти. Как сомнамбула, он поднялся по лестнице и подошел к квартире номер пять.
Руки затряслись, выступил холодный пот. Минуты две Федор собирался с духом, чтобы позвонить в дверь.
Дверь открыли сразу, как будто ждали.
Уже приехали? спросила старушка, открывшая дверь.
Да в растерянности проговорил Федор. То есть, не совсем. Юрий дома?
Дома, ответила старушка, которая, видимо, ожидала кого-то другого, но еще до конца не понимала, тот ли, кто ей нужен, сейчас на пороге.
Кто там, мама? раздался громкий голос из квартиры.
Услышав этот голос, с Федора слетело секундное оцепенение. Он оттолкнул старушку и вбежал в квартиру. Татаров, увидев Назарова, потянулся рукой за спину. Федор моментально понял, что у Татарова пистолет, и, не говоря ни слова, начал в него стрелять, но в этот момент на его руке повисла мать Татарова, и выстрелы оказались неточными. Татаров, воспользовавшись этой заминкой Назарова, выхватил браунинг и тоже стал стрелять. Но тут уже Назаров сумел скинуть визжащую старуху с руки и отпрянул в сторону за дверь. Федор увидел, как перед его лицом в щепки стал разлетаться деревянный косяк. Краем глаза он заметил, что мать Татарова снова пытается вцепиться ему в руку, и уже плохо соображая, выстрелил в нее. От выстрела старуха отлетела к стене, и стала медленно оседать. Назаров не сразу заметил, что попал он точно в лоб.
В это время Татаров также увидел оседающую мать и с диким криком кинулся к ней. Назаров воспользовался этим и разрядил в него обойму до конца.
В доме наступила гробовая тишина.
Назаров тяжело дышал, во рту было кисло от порохового дыма.
Обведя диким взглядом квартиру, он попятился, уперся в стену и, наконец, бросился вон. Выбежав в дверь, и слетев вниз ступеньки на три, он неожиданно почувствовал, как взлетает в воздух и отлетает назад. При падении он ударился спиной о стену и, не очень понимая, что же произошло, попытался встать. И тут резкая боль пронзила его в самом низу живота. Он посмотрел туда и увидел там огромную кровавую дыру. И вот тут на него нахлынула настоящая боль, и, не удержавшись, он страшно закричал.
Стоявший внизу лестницы швейцар в бессилии опустил ружье, заряженное жаканом. Это он, услышав выстрелы наверху, выбежал на улицу и начал дуть в свой свисток. Однако городовой не появлялся и швейцар, опасливо оглянувшись, кинулся обратно в свою каморку. Там он схватил ружье, зарядил его охотничьим жаканом и осторожно пошел наверх по лестнице. Все это время в квартире номер пять раздавались душераздирающие женские крики и выстрелы. Швейцар остановился на лестнице, не решаясь подниматься выше.
И тут выстрелы прекратились. Во всем доме наступила такая тишина, что уши заломило. Швейцар напрягся; и вдруг открылась дверь, и из квартиры пять выскочил недавний посетитель. От неожиданности швейцар подскочил на месте и, не раздумывая, сперепугу, выстрелил.
Парень отлетел к противоположной стене и через секунду страшно завопил. От страха у швейцара сердце почти прекратило биться, а в горле застрял какой-то комок. Швейцар застыл на лестнице и никак не мог сглотнуть, а только хватал открытым ртом воздух. Ранее ему никогда не доводилось стрелять в людей.
Господи, как же больно успел подумать Федор, глаза застилал кровавый туман. Он прикрыл их и понял, что плачет. Глаза у него были закрыты. Теперь уже навсегда.
Снова наступила тишина.
Боковым зрением швейцар увидел, что дверь в парадное открывается, и с облегчением подумал, что наконец-то прибежал городовой. Это действительно был он. Силы окончательно покинули швейцара, и он рухнул в обмороке на пол.
Расследовать обстоятельства данного дела было поручено полковнику Бакаю. Он-то и рассказал позднее Владе о происшедшем в Варшаве.
* * *
С Азефом Влада познакомилась в марте 1906 года в Гельсингфорсе. Там, в квартире Азефа, происходило чрезвычайное совещание членов ЦК партии эсеров. Совещание проходило по просьбе Павла Рутенберга.
Павла Влада знала довольно хорошо. Он был родом из местечковых евреев Малороссии, страшно ненавидел царизм, был убежденным фанатиком террора и, как позднее поняла Влада, убийцей. Но о последнем чуть позже.
Итак, в квартире Азефа Рутенберг рассказывал о своих переговорах с Гапоном. Павел рассказал, что Гапон состоит в сношениях с полицией, в частностис начальником петербургского охранного отделения Герасимовым, и Рачковским. Гапон предложил Рутенбергу поступить на службу в полицию и совместно с ним, Гапоном, указать боевую организацию, за что, по его словам, правительство обещало сто тысяч рублей.
Слушая все это, Влада только поражалась Георгию. Неужели, думала она, Георгий так наивен и полагает, что Павел, этот убежденный сторонник революции и особенно террора, предаст организацию? Или здесь не все так просто? Ведь Герасимов и Рачковский далеко не дураки, они-то ведь должны понимать все бесперспективность этой операции с Гапоном. Так что же? В чем их истинный план?.
Ответов Влада не находила, как не старалась подойти к проблеме с разных сторон. Выходило только одноохранка нагло старалась завербовать участников Боевой организации и партии эсеров.
Тем времен Рутенберг закончил свой рассказ, и слово взял Азеф.
По моему мнению, Гапона на основании только сообщения Мартына (Рутенберга) убить невозможно. Гапон слишком популярен в массах. Его смерть будет непонятной. Нам не поверят: скажут, что мы его убили из своих партийных расчетов, а не потому, что он действительно состоял в сношениях с полицией. Эти сношения еще надо доказать. Мартынреволюционер, он член партии, он не свидетель в глазах всех тех, кто заинтересуется этим делом. А ведь заинтересуются все. Вот если бы уличить Гапона
Как уличить? спросил Рутенберг.
Очень просто. Ведь Гапон говорит, что имеет свидания с Герасимовым и Рачковским. Он даже зовет вас на это свидание. Согласитесь фиктивно, примите фиктивно его предложение вступить на службу в полицию и, застав Гапона с Рачковским, убейте их вместе.
Ну?
Ну, тогда улика ведь налицо. Честный человек не может иметь свидания с Рачковским. Все убедятся, что Гапон действительно предатель. Кроме того, будет убит и Рачковский. У партии нет врага сильнее Рачковского. Убийство его будет иметь громадное значение.
Влада внимательно слушала Азефа, она в целом понимала, почему он предлагает убить Гапона. Но не до конца понимала смысл убийства Рачковского. Опасность такого предприятия возрастает в несколько раз, а неудача в подобном мероприятии только озлобит охранку. Владе казалось, что Азеф преследует здесь не только интересы партии, но и какие еще. Какие? Неужели свои? Вспомнились слова Татарова
Тем временем Чернов полностью поддержал предложение Азефа, а вот Борис Савинков высказал примерно те же соображения, какие были и у Влады.
Последнее слово оставалось за Рутенбергом.
Все с напряжением посмотрели на него.
Я согласен, сказал Рутенберг совершенно спокойным голосом. Влада даже вздрогнула о такого спокойствия. Я попытаюсь убить Рачковского и Гапона.
Азеф улыбнулся.
У меня есть план, как покончить с этими гадинами, начал Азеф. Павел, вы скажите Гапону, что согласны поступить на службу в полицию. Вы также скажите Гапону, что готовите покушение на Дурново. Чтобы все выглядело натурально, вы порвете все сношения с партией и членами партии, и будете жить совершенно изолированно. Назначьте свидание Гапону и Рачковскому, потом на извозчике вы доедете до Крестовского сада, поужинайте там до поздней ночи, пока все не разъедутся, потом на том же извозчике, уедите в лес и застрелите того и другого.
Неожиданно в голове у Влады как будто сверкнула молния. Она поняла, зачем Азеф предложил именно такой план убийства Гапона. Главным в этом было, как она и предполагала, не убийство предателя и сотрудника охранки. Главным здесь была выдача, а лучшесмерть самого Рутенберга. Ведь Павел, как и Татаров, высказывал подозрения в отношении Азефа. Татаров мертв, теперь Рутенберг? Влада всегда не была в восторге от методов и убеждений Павла, но просто так подставлять человека?!
Уже после совещания она подошла к Рутенбергу и так, чтобы никто не слышал, сказала ему, что план убийства Рачковского она считаете плохим. Павел покачал головой и сказал:
Я тоже так считаю. Его убивать я не буду, а с Гапоном разберусь и без советов Азефа.
27 марта 1906 года, вечер
ресторан Коттона
В зале было шумновато. Это немного раздражало Рутенберга. Он и Гапон сидели в отдельном кабинете и неторопливо беседовали. Разговор был отвлеченный, но Павел несколько раз дал понять Гапону, что готов обсудить с ним его предложение о сотрудничестве с полицией. Гапон это понял и осмелел. Он первым предложил сделку, пообещав, что на информации для знакомого ему чиновника можно неплохо заработать. Разговор идет о мелочах, заметил он, а деньги выпадут большие.
Деньги всегда нужны, философски заключил Гапон.
О какой сумме может идти речь? в свою очередь поинтересовался Рутенберг.
Думаю, о ста тысячах, сказал Гапон. Цена очень высокая.
Рутенберг чуть заметно кивнул головой, чем окончательно воодушевил Гапона.
Давайте выпьем шампанского, предложил Гапон, и Павел согласно кивнул.
Гапон позвал официанта и распорядился.
У меня есть предложение, Георгий, сказал Рутенберг. Продолжить обсуждение нашего вопроса у меня на даче в Озерках. Можем поехать прямо сейчас и шампанское прихватим.
Захмелевший Гапон не почуял западни. Он с восторгом принял это предложение, при этом хитро подмигнул Рутебергу и сказал: