Перед глазами стояла сестра, со щупальцами вместо рук и ног.
Лена звонила, так и есть. Он смахнул кистью пот со лба, и перенабрал ее.
- Привет. Тут опять звонили насчет квартиры. Завтра хотят посмотреть. Ты уж приведи ее в порядок. Особенно балкон меня беспокоит, там столько хлама
- И себя заодно привести в порядок надо, - прохрипел Рома, стараясь, чтоб голос звучал нормально. Вдруг он и сейчас спит? При мысли о том, что из трубки сейчас раздастся голос умершей сестренки, Рому пробила крупная дрожь.
- За Тишкой мы сегодня заехать не можем, так что извини, он пока остается на тебя, - Рома ненавидел этот отстраненный и сухой тон, ненавидел, когда жена включала юристку. - Справишься?
- Конечно, справлюсь. Как там Ваня?
- Отлично. Извини, я сейчас не могу долго говорить. Потом созвонимся.
Рома даже не успел попрощаться, как в ухо уже понеслись короткие гудки.
Рома подавил желание запульнуть мобильник в окно, и бросил его на диван. Люди приедут! Он даже извиниться не успел, за вчерашнее поведение, а эта дура вывела его снова и
Надо успокоиться. Вдох-выдох. Ну и где там Тишка? Странно, что он до сих пор не мяукает, не клянчит еду.
Рома зашел в ванную, и глянул в зеркало. Опухшая рожа, мешки под глазами, чахлая щетина пробилась сквозь щеки. Он поднял взгляд выше и вздрогнул. Прищурился, моргнул. В зеркале отражалась ванна, не до конца задернутая пластиковой занавеской. Ванна до краев была наполнена зеленоватым желе, покрытым пленкой полупрозрачной слизи. Кафель покрывали мелкие капельки.
Масса пошевелилась, складки чуть сползли, обнажая желтоватый глаз, с продольной жилкой кошачьего зрачка.
Рома вздрогнул и оглянулся через плечо, не в силах выдохнуть или вскрикнуть. Сердце замерло, пропустило пару тактов, легкие конвульсивно сжались.
Он протер глаза пятерней, и облизнул пересохшие губы шершавым языком и вцепился в раковину. Ему опять, как никогда захотелось промочить горло добрым глотком коньяка, а лучше - ядреным виски.
Он всматривался в то место, на котором, по мнению зеркала, находилось ЧТО-ТО, с желтым глазом и склизкой плотью, и видел лишь блики на чугуне.
Однако чувствовал стойкий запах канализации, прямо болота, как будто бы из слива. Пахло и чем-то приторно сладковатым.
Сначала Рома хотел подойти к ванной, провести ладонью по бортику. А потом увидел в колене унитаза клочья шерсти и сизые веревки внутренностей. Он тут же выпал в коридор, прикрыл дверь и привалился к ней спиной.
Пульс выдалбливал виски изнутри, подступила тошнота.
Взгляд его сразу упал на тамагочи, лежащий на «калошнице». Рома шагнул к нему, теперь уже почти не удивляясь.
Из горла вырвался странный смех, который бы точно не понравился Лене, и напугал бы Ванечку.
Оплывшая клякса на сером дисплее, подпрыгивала и пульсировала в определенном порядке, ножки-щупальца подрагивали. Каждый пиксель вдруг показался Роме маленьким изучающим глазом, который глядел на него с неживым, механическим выражением. Рома вспомнил комки в унитазе, и желудке заворочалась тошнота. Пиктограммы сообщали, что существо обделалось и хотело гулять.
Эта долбанная каракатица хочет подышать воздухом.
На мгновение Роме показалось, что он переместился в иное измерение. Что если разбить ноутбук? Он тоже «регенерируется»?
Рома повертел тамагочи в руках, потом ущипнул себя. Корпус без трещин, без единой царапинки. Значит, это другой тамагочи (той же фирмы «Gotosh»), вот и все, а глаза это воображение художника.
Он вспомнил того чудаковатого коллекционера. Сам Рома не знал, что именно нарисовал (и он ли вообще, рисовал?), а этот тип назвал слово
Впервые за последние недели Рома захотел выплеснуть накопившуюся усталость и отчаяние на бумагу, грифельными штрихами. Раньше всегда помогало.
На кухне Рома открыл окно, и прохладный воздух чуть отрезвил его, хотя с тяжестью в висках не справился. Рома положил игрушку обратно. Если бы Лена не позвонила, и не упомянула Тишку
Вчера, перед тем как напиться, он не поленился сходить на мусорку еще раз, чтоб выкинуть клетку Кеши, вместе с комьями перьев, и газеты, которыми вытирал тумбочку от крови.
Он просто не мог отложить это назавтра.
И даже специально прошел пару лишних кварталов до ДРУГОЙ мусорки.
Вот теперь переноска так и стоит в прихожей, а тамагочи вернулся.
Ты убил кота.
Покормил тамагочика.
Сейчас в воздухе стоял странный запах, будто потрошили рыбу. Или чистили крабов. Может, разделывали моллюсков. Был ли подобный вчера?
Внезапно ожила батарея. Старуха барабанила в нее с такой силой, и звук выходил таким пронзительно раздражающим, что Рома вновь почувствовал, как в нем закипает знакомая ярость.
Потом он вдруг понял, что вместе с соседкой снизу проснулся и тамагочи. Рома метнулся к нему, схватил и увидел на экране дрянное существо, которое с помощью пиктограммы и писка требовало пищи.
- Слишком уж ты прожорливый, парень, - пробормотал Рома. - Ну да сейчас я кой-чего сготовлю.
Он влетел на кухню, открыл дверцу микроволновки и зашвырнул внутрь гаджет, как будто тот был ручной гранатой. Потом Рома захлопнул дверцу и три раза нажал на кнопку «START» - полторы минуты этому ублюдку хватит.
Печка загудела, а батарея не успокаивалась - ведьма, барабанщица, совсем выжила из ума. Он не шумел, ничего не делал - так какого фига ей надо?
Микроволновка продолжала разогревать тамагочика. Из щелей потекли тоненькие завитки дыма.
Зуммер тренькнул, и Рома рванул дверцу, и тут же отпрянул, кашляя и морщась. Из глаз брызнули слезы, химический смрад заполнил кухню, во рту появился резиновый привкус.
Рома замахал руками, выгоняя гарь в открытое окно.
Батарея не успокаивалась.
***
- Ну как же, это вас течет! Все краны завернуты, говорите? Как бы не так! - бабка тащила Рому под локоть, размахивая палкой, и семеня достаточно бодро. - Вот, голубчик, полюбуйся! Пятно! - она потыкала палкой в потолок ванной.
Он задрал голову. Сердце заколотилось чуть быстрее.
Сверху и впрямь капало. Густые, зеленоватые капли падали на раковину, часть из них попадала на полку, где стоял стаканчик с зубными щетками. Рома медленно шагнул вперед и переставил стаканчик на стиральную машину. От раковины к его донышку потянулась клейкая нить, а оттого, что вымазал пальцы, Рому передернуло. - У меня краны закрыты, - повторил он, проталкивая по горлу ком, и поднес палец к лицу, разглядывая слизь. - И ванная сухая, можете сами посмотреть.
Пятно в половину потолка. Не кровь и не вода, а густое желе, пахнущее кальмарами и чем-то терпким, мускусным. Дрянь звучно капала в чугунину, текла по персиковой плитке, покрытой склизким налетом.
- Да что мне смотреть! - воскликнула старуха. - Вызвала уже сантехников - пускай они смотрят! Если это по вашей вине, то вы уж извините, платить им я не собираюсь! Капает с потолка, понимаете?
- Там могла прохудиться труба, - промямлил Рома. - Может Я в любом случае оплачу. Вот сейчас деньги и оставлю.
- Я слышала, вы квартиру продавать собрались? - прищурилась бабка, размахивая концом трости, чуть ли не перед носом Ромы. - Вы глядите мне, того самого! Теперь ремонт делать, а откуда у пенсионерки деньги? Кто бы ни пришел квартиру смотреть, а я молчать не стану, пусть внимательнее все осматривают, а то вы жулье еще то! Шумите каждый день, прыгаете, житья от вас нет!
- Ну что вы такое говорите! - воскликнул Рома. - Я оплачу вам ремонт, пусть сантехник ваш придет и скажет, откуда течет! А если это треснула труба, то пусть платит жилконтора! - Рома только сейчас понял, что орет в морщинистое, скривленное предсмертной судорогой лицо собственной сестры, сверлящее его желтыми, нечеловеческими глазами, огромными и жадными. Глазами, которые он видел в зеркале.
И в кошмарах.
- Отдай ему Лену и Ванечку, - прошипела она. - Он хочет есссссть!
Она разразилась каркающими звуками, и Рома понял, что это смех, и увидел перед собой не сестру (со щупальцами вместо рук и ног), а бабку, которая пихала его в грудь, покраснев от гнева, а потом он услышал пронзительный писк тамагочи.
- Пойдемте ко мне, наверх, - услышал он чужой голос. - Сами глянете.
***
- Лен, тут творится какая-то ерунда. Они сегодня хотят приехать? Нельзя ли перенести встречу. Тут это, как бы сказать, странности.
- Ох, Самсонов, - вздохнула Лена в трубку, - странности эти твои Я ведь и полюбила тебя из-за них. Из-за них же мы и расстаемся. Мы оба должны поставить точку, и я хочу это сделать как можно быстрей. Извини, конечно, что сбросила на тебя продажу квартиры, но поверь, у меня сейчас куча других хлопот.
Рома сидел в углу, слушал голос жены и подрагивал в ознобе. Конечно, ей нравились его картины, а некоторые пугали. Особенна та, где изображен ОН.
Лена не видела, во что превращается квартира, во что превращается он сам. Или ничего этого нет?
Рядом стояла початая бутылка «Джека Дэниэлса», но Рому все равно бил озноб. Кости выедала сырость, которой пропитались стены и потолок, и мебель. Болотный запах перебивал запах пота и перегара, исходящий от Ромы, впитывал и замещал собой кислород.
Вместо расплавленной лужицы в микроволновке, серо-бурого цвета, на «калошнице» появился новый тамагочи. Рома даже не удивился.
Та самая картина гипнотизировала и приводила трепет всех, кто ее видел, но порадоваться произведенному эффекту Роме мешало знание, что это не его картина. Кто-то другой нарисовал ее, вот и все. Он так не умеет.
Коллекционер сказал, что она навевает мысли о подводных глубинах и потаенных уголках земли, в которых может скрываться что-то неподвластное пониманию человеческого разума, мысли о существах, один вид которых способен свести с ума. Он даже назвал изображенное на картине существо каким-то словом, но Рома почти сразу его забыл.
- П-послушай, Л-л-ен, - продолжил он говорить в мобильник. - Думаешь, я тяну время? Поверь мне, сейчас не самое лучше время. Для того чтоб показывать квартиру потенциальным покупателям. У нас тут протечка была. Точнее, засор, труба лопнула. Нижнюю квартиру залило. Ну, соседку нашу. Может, повременить?..
- Запрещенную барабанщицу?
- Да, - сейчас это прозвище не вызвало у Ромы никакого веселья. - Только она сама исчезла. Вроде как ищут ее.
- В смысле?
- Ну - Рома облизал губы, вспоминая, что видел в зеркале ванны СЕГОДНЯ, вспоминая заодно и сантехника, - пропала. Может, засор как раз по ее вине случился. Я не знаю. Соседи судачат, родственников у нее нет, квартиру даже опечатали, полиция приезжала. Вдруг наши покупатели увидят, ну, ты понимаешь.
- Боже, - пробормотала Лена. - Да кому эта старушка могла помешать?
- Вот-вот. Слушай - он собрался с духом. - Происходит, в самом деле, какая-то ерунда. Помишь, тот тамагочи? Нет, Лен, послушай. Я его выбрасывал несколько раз, я спалил его в микроволновке
- В НАШЕЙ МИКРОВОЛНОВКЕ?! РОМ, ТЫ
- Он появляется снова. Снова и снова. И все время пищит. Я не знаю, что с ним делать. Лен, пожалуйста, не уходи от меня, - вырвалось у него. - Я люблю вас, и тебя и Ванечку. Пожа
- Ром Мы с тобой тысячу раз обсуждали, что тебе надо сделать. Перестать пить.
- Да я вообще - он уставился на початую бутылку. - Лен Ну это правда, я не могу уже.
Он еще некоторое время вслушивался в статическое потрескивание, а потом увидел, что экран потух. Рома не смог бы вспомнить, когда его заряжал. Потом он понял, что не горит подсветка, а вызов все еще активен, и секунды бегут.
- Алло, Лен? Ты меня слышишь? Я сейчас перенаберу
- Ты должен его кормить, - прохрипел динамик. - Должен!
Рома отбросил от себя телефон, как отвратительное насекомое, а голос мертвой сестренки все еще эхом звенел в ушах.
Он читал ее дневник. Перерыл все странички, (в том числе и те, которые вымазал собственной кровью, пару дней назад) вглядывался во все строчки, в попытках найти ответ, как остановить это безумие. Но нашел только пару своих набросков - стиль не перепутаешь - выполненных легкими штрихами. Тот самый вид-в-зеркале, ванна, наполненная бугристой массой, и щупальца-отростки, тянущиеся из нее, с присосками, желтые глаза.
И он не помнил, что происходило после того, как пищал тамагочи, прося пищу. Но догадывался.
То самое существо с картины, с дурацким именем.
Сам Рома вспомнил, что в то лето сестренка повадилась ходить в рощу, и его тоже брала с собой, чтоб не наябедничал. Он помнил, как она убила голубя, камнем, и что-то еще помнил, мутное и тягучее, вроде болотного запаха, насквозь пропитавшего их старенький частный дом.
Никто не поверит.
Мысль эта вновь сверлила мозг, жужжала дрелью. Никто не поверит, в то, что случилось, когда он привел эту старуху к себе, чтоб та убедилась, что у него все в порядке и захлопнула свой беззубый рот
Рот она захлопнула навсегда, а ему никто не поверит.
К жужжанию дрели в голове добавился гул перфоратора: тамагочи должен вырасти, состариться и что будет дальше?
Он смотрел на стены, покрытые зеленоватыми волосками плесени, вроде водорослей, вдыхал сырой воздух и дрожал.
Иногда ему казалось, что за стенами кто-то есть. Кто-то наблюдал за ним, находясь одновременно повсюду.
Может, сестра и не была сумасшедшей?
***
- Нас, в общем-то, все устраивает, - сказал блондин. Он был даже слишком белый, с пухлым красноватым лицом.
- Но нам еще надо посмотреть ванную, - добавила его жена. Представились они как Коля и Маша.
- Квартирка старая, - добавил блондин, вздыхая, - но нам подойдет такой вариант. Три комнаты, по такой цене Овчинка стоит выделки, - Рома улыбался ему в ответ, чувствуя, что скоро щеки начнут трещать.
- Вас, видимо, хорошенько залили, - протянула девушка, морща веснушчатый нос. - Сыростью тянет
- Я бы даже сказал, морской сыростью, - натянуто улыбнулся блондин.
Эти Маша и Коля уже все перерыли, заглянули везде, и Рома больше всего хотел вытолкать этих придурков прочь, таких счастливых, щебечущих о счастье, и о том, что у них мол скоро будет ребенок, и «если мальчик - то Женя, если девочка, то Рита». И так уже в душу как будто наплевали, все грязное белье перетряхнули в квартире, и в прямом и переносном смысле.
Плесень он соскоблил, но она выросла еще гуще, за какой-нибудь час. Пришлось завесить ее коврами, накидкой с дивана, и внимательно следить, чтоб блондин не сунул туда любопытный нос.
Ванную Рома хотел им показывать меньше всего. Потому что вдруг это только он не может увидеть ну то, что отражается в зеркале.
Менты и сюда заглядывали, но еще перед этим Рома завесил зеркало полотенцем. Вдруг они тоже могут ЕГО видеть?
- Ой, это тамагочи! - воскликнула Маша. - У меня такой же был в детстве!..
- Ага, - Рома выдавил очередную улыбочку. - Убирал в квартире, и нашел на антресолях. Это моей сестры. Она не давала мне им играть, и вот вспомнил детство, - Рома улыбнулся еще шире, не обращая внимания на боль в уголках рта. - Он прожорливый, зараза. И требовательный. Как ребенок.
Парочка переглянулась.
- Я прямо тоже вспомнила, как мы маленькие были и плакали из-за этих тамагочиков, - проговорила Маша, и между делом заглянула в ванную. Отдернула занавеску, осмотрела чугунину, пустые полочки, натертые до блеска «Пемолюксом» эмаль и кафель на полу.
Маша и ее блондинистый муженек чересчур уж много переглядывались и шептались за его спиной. Рома не помнил, когда мылся в последний раз, а щеки его заросли щетиной.
- А почему зеркало завешано полотенцем? - промямлил блондин. - Кто-то умер?
- Да. То есть, нет, - быстро поправился Рома.
Он подыскивал наиболее подходящие варианты, и прямо чувствовал, как в голове шарят пальцы, в поисках папки с нужными словами.
Тамагочи пронзительно запищал. Рома медленно, задом, вышел из ванной, под пристальными взглядами парочки, прикрыл дверь и защелкнул щеколду. Он когда-то давно думал о том, на черта она нужна, снаружи, но руки так и не дошли ее снять. Пригодилась, вот.
Теперь он слышал писк, слышал, как парочка молотит в дверь руками и кричит, а тамагочи, разросшийся до внушительных размеров, радостно подпрыгивал на экране, размахивая щупальцами.
А потом за дверью стало тихо, и слышались лишь влажные шлепки.
***
Рома прихлебывал из бутылки коньяк, разглядывая очередной карандашный рисунок. Уже третья парочка. Ага, в среду был мужик. Он вообще не выглядел как человек, у которого есть деньги на трехкомнатную квартиру.
Вчера приезжала полиция, по поводу первой парочки. Они осмотрели квартиру, записали все данные. Рома сказал им, что от него люди ушли в добром здравии, а куда делись - он понятия не имеет.
Он убивает этих людей или кто-то другой? Иногда он чувствовал себя внутри КОГО-ТО, а иногда наблюдал за собой со стороны, и собственное тело казалось чужеродной неуправляемой массой, высасывающей соки из нутра, из самой души.