И действительно, люди на улицах были похожи на оживших мертвецов. Черные, изможденные лица, отсутствующий взгляд. Прям, блокадный Ленинград.
- Нет, здесь они не ловят бродячих собак и ворон, и друг друга тоже не едят. Это физически невозможно. Просто все дружно голодают и, тем самым, очищаются от своего греха. И название у этого городка тоже веселенькоеДаун-Таун. Кстати, а вот и смотритель.
К нам медленно приближался человек в темно-коричневом плаще с капюшоном, полностью скрывающем его лицо.
- Знакомьтесь: Франсуа. Франсуа Рабле.Увидев наши изумленные лица, Давид продолжил: - Да, да, друзья мои, это именно он. Тот, который написал свой знаменитый роман Гарганюа и Пантагрюэль. Много лет он пребывал здесь в качестве грешника, но, по истечении определенного времени, раскаялся и принял чин смотрителя города. По-вашему, мэра, что ли? Только у вас мэрыпрощелыги и воры, а у насчестнейшие люди, помогающие тебе встать на путь истинный. Да и красть-то тут нечего. А и украдешьгде продашь? Вот они и исполняют свои обязанности исключительно исправно и ответственно. Франсуа подошел ближе, подал руку, пожал. Мы стояли молча, пауза затянулась. Давид пристально смотрел на Франсуа. Тот не подавал признаков жизни. Лишь из под капюшона торчал его длинный орлиный нос. Наконец, он промолвил, обращаясь ко мне: - Покажи свою левую руку.
Я протянул ему руку запястьем вверх. На нем красовались две яркие буквы «G». Вдруг, одна из букв начала мигать. Все мы, как завороженные, смотрели на это зрелище. А буква все мигала и мигала, становясь то ярче, то пропадая совсем. Наконец, она стала темно-лиловой и яркой, вся налилась и стала разгораться, как костер на ветру. Прошло еще немного времени, и она превратилась в толстый отвратительный шрам.
- Ну, вот, произнес Давид, - кажется, и кончилось наше с тобой путешествие. Теперь ты остаешься с Франсуа. Он тебе все объяснит и расскажет. На то воля господа! Пойдем, Серега! В рай, в рай! - Давид театральной взмахнул рукой и подпрыгнул на месте.Прощай, грешник!- он обнял меня и сделал вид, что смахнул слезу.Жду тебя в раю лет эдак - он призадумался, но потом игриво произнес: - да бог его знает, когда! Главное, побыстрее!Он взял под руку Сергея, и они двинулись обратно в сторону городских ворот. Я остался стоять в глубоком ступоре и не знал, что же мне делать.
- Да ты не переживай, - Франсуа доверительно взял меня под локоть.И здесь жить можно. Чай, не ад, - он усмехнулся.Пойдем, покажу тебе твое новое жилье. Устал, поди, с дороги? Так вот, сейчас мы придем в твой новый дом, будешь в нем жить. Не пугайся, сегодня к вечеру у тебя возникнет сильное чувство голода. Постарайся не обращать на это внимание. Это чувство будет преследовать тебя всюду, так что, сам понимаешь, чем меньше об этом думаешь, тем проще жить. Основное население давно уже привыкло к этому состоянию, и живут себе потихоньку, молятся и работают.
Увидев мое удивление при слове «работа», Франсуа поспешил объясниться.Ну да, работают. Да еще как. Видишь ли, работа облагораживает и очищает человека, а лень и бездельеразвращают и приводят к быстрой кончине. Вот ты, например, что умеешь делать?
- Да вы же и сам знаете, наверное.Я уже привык к тому, что про меня все и всем известно, а уж мысли свои скрывать я давно перестал.
- Ну да, конечно, - немного смутился Франсуа, - конечно, ты был военным, потом завхозом в детском саду. Но это все не твое. Знаешь, какое твое призвание? Не угадаешь! Сапожник!Я чуть не подпрыгнул от удивления.
- А ты и не догадывался? - с энтузиазмом продолжал мой спутник.Вот посмотришь, тебе понравится. Денег тут, конечно, не платят, но определенные преференции существуют.
- Это какие же? Свидание с родными? Увольнительная на землю?грустно съязвил я.
- Зря смеешься. Ты почти прав. Свидание с родными точно существуют. То есть, ты сможешь с ними пообщаться, поговорить. Не физически, конечно. Они тебя телесно ощущать не могут, а вот поговоритьпожалуйста! Главноеих не пугать! Напугаешь - свидания тебе запретят. Кстати, есть и еще одно маленькое удовольствиевидеть, чем они на земле занимаются. Но это нужно заслужить.
- Как? Чем?я так разволновался, что хотел было уже попросить его о встрече.Я так по ним скучаю!
- Знаю, знаю. Не торопись. Это ты должен заслужить. Чем? Да все очень просто. Хорошим поведением, раскаянием, молитвами и искренней верой в НЕГО! Вот тогда, если все пойдет, как надо, будешь и видеть, и видеться, и встречаться. А сейчасвот твой дом.
Мы подошли к ветхой, но довольно крепкой еще избенке с покосившимся крыльцом. Я робко наступил на него, и половицы издали протяжный и недовольный звук - не то скрип, не стон. Как будто, дом был разбужен и в связи с этим внезапным пробуждением, недовольно закряхтел, бурча как старый дед.
- Не ругайся. Давай дружить. Теперь нам придется существовать вместе под твоей крышей,- тихо произнес я и улыбнулся, смотря в пол, как в ожившее деревянное лицо старого приятеля. Скрип под второй ногой показался мне более дружелюбным и приветливым.
- Ну, вот и ладно, - сказал я и приоткрыл дверь. На меня пахнуло сыростью и стариной. Так пахнет от очень пожилых, пронафталиненных людей. Это всегда вызывало у меня чувство ностальгии и детских воспоминаний о своем доме, родителях, бабушках и дедушках. Как будто бы я открыл старый, старый шкаф с бабушкиными нарядами. Обстановка в доме была довольно скудной, но еще крепкой и живой. Весь дом состоял из двух небольших комнат с комодом, шкафом, столом со стульями, разноцветных плетеных цветных ковриков. В спальне стояла большая дубовая кровать, покрытая коричневым шерстяным покрывалом. Под ним виделась чистая постель, опять такой же коврик под ноги, небольшой столик, стул, шкафчик и веселенькие хлопчатобумажные занавески на окне. Не понимаю, но чего-то мне точно не хватало. А, по свежим впечатлениям, я никак не мог вспомнить, что же тут еще должно быть?
- Часы ищешь?улыбнулся Франсуа.
Точно, часы! Их как раз-то и не хватало!
- Ну, ты еще про кухню спроси.
Бог мой, теперь все, наконец-то встало на свои места! Не было ни кухни, ни кухонной утвари.
- А зачем они тебе? Часы только раздражают. Тик, тик! Да и какое тут может быть время? Этовечность! Наслаждайся! Нет, конечно, солнце тут тоже встает в свое время, луна там, звезды и прочее. Короче, все, как у людей. А кухни тут нет ни у кого. Мы же все питаемся духовной пищей! Тем более, твое чувство голода и кухнясовсем не совместимые вещи.
Мы вышли в маленький, но очень уютный дворик. Точнее, его можно было назвать небольшим садом. В нем было довольно много деревьев. В основном, это были яблони и какие-то еще плодовые деревья. Я никогда в этом толком не разбирался. По периметру росли кусты. Наверное, крыжовник. Или смородина. Ой, йой, йой! Я, кажется, проголодался и мен повсюду чудится что-то съестное! Это плохо. Но ведь меня же предупреждали! Надо терпеть. Хотя, не так-то это просто. Садик был не ухоженным и сильно зарос травой. Я прикинул, наверное, здесь где-то 4-5 соток. Да, не больше. Ну, мне больше и не надо. Что я тут, шашлыки собрался делать, что ли? И опять у меня началось слюновыделение. Совсем не хорошо!
- Зато, туалета тут тоже нет, - прервал мои мысли Франсуа.Какой плюс! И время не тратишь, и вони нет! Сплошной свежий воздух и природа! Цени! Вот и все твое хозяйство. Считай, что прописался. Кстати, ни ЖЭКа, ни домоуправления тут тоже нет. Тоже огромный плюс! Короче, у нас здесь все без бюрократии и проволочек, Это вы у себя придумали массу препон для вас же самих. Сами придумали, сами и мучаетесь теперь. И никто не догадается все просто взять и закрыть, отменить. Уничтожить, в конце концов. На корню. И забыть, как страшный сон! Ладно, что-то я разошелся. Так вот, все необходимое у тебя есть. Вот какая-никакая одежонка. Извини, если не модная. Кровать. Колодец. Что еще нужно человеку на том свете, чтобы подготовиться к райской жизни?!Франсуа явно был доволен собой и в отличном настроении. Даю тебе два дня присмотреться, отдохнуть с дороги и прижиться на новом месте. Через два дня я к тебе загляну, будем устраиваться на работу. А теперь мне пора. Привыкай! Пойди, пройдись, посмотри на город, на людей. Салют!
Франсуа ушел. А мне стало ужасно тоскливо от того, что, практически в первый раз на «этом свете» я оказался совсем один. В этот момент я почувствовал какую-то незащищенность, одиночество и животную тоску. Стоя на крыльце сада, я вглядывался в темнеющее небо. Закат обещал быть очень красивым, и ничто не говорило о том, что я где-то совсем в другом мире. Даже не в отпуске в Ялте или Сочи, а гораздо дальше. И, самое главное, что рассчитывать на возвращение было невозможно, и от этого защемила душа, заныла, ей стало реально больно. Солнце клонилось на закат, а я все стоял и смотрел на темно-бардовое небо. Мыслей у меня уже не было вовсе, но чувства в моей многострадальной душе метались, как мухи в банке, доставляя мне невероятные мучения, о которых я никогда не подозревал. Наконец, я вспомнил о том, что утро вечера мудренее, и пошел спать. Спал я тяжело и беспокойно, не смотря на усталость. По-видимому, от избытка впечатлений и переживаний. Снилась какая-то жуткая дребедень, хаос и светопреставление. Ничего не вспомнив наутро и, толком не выспавшись, я поднялся, помыл лицо и руки в рукомойнике, оделся. Что-то забыл. Аааа, поесть! Ну да, еда отменяется. А голод остается. Не буду об этом думать! Надо пойди пройтись по городу, разведать, что, да как. Я вышел на улицу, погода была отличная, светило солнце и настроение у меня улучшилось. Я шел по улице, покрытой где-то брусчаткой, где-то булыжником. Она явно была старая, но названия ее я нигде прочесть не мог. Да и как они тут могли называться? Ленина? Октябрьской Революции? Петлюры? Хотя, возможно, СВ. Петра и Павла, Луки и т.д. Логично. Или, если и не святых, то сильно отличившихся в процессе упорного труда на благо процветания райских кущей и приумножения духовных ценностей у Даун-Таунской молодежи. Прикольно. Между тем, я свернул на соседнюю улицу, где, видимо, начиналась сама жизнь. На ней я заметил множество ремонтных мастерских, лавок и лавочек с одеждой, аксессуарами, обувью, разной мебелью и прочими бытовыми делами. Совсем, как на земле! Те же люди, какие-то повозки с запряженными лошадьми, бегающие по улице собаки и кошки на заборах. Народ суетился, о чем-то оживленно общались дамы, мужчины были предельно серьезны и немного напыщенны. Само удивительное было то, что все они были одеты вовсе не по моде, а так, как будто, я попал на съемочную площадку, где снимали кино о разных поколениях людского существованияот начала веков до наших дней. Кстати, наверное, самая старая из одежд относилась к 1617 веку. Неужели же за такой длительный срок эти люди так и не искупили свои грехи? А может быть, им просто устраивает их существование в этом городе и в этой ипостаси? Вполне может быть.
Так я бродил целый день по городу, пока не очутился на его окраине. Здесь мне понравилось больше всего. Горизонт обрамляли зеленые холмы, среди них сверкала река, на вершине холма виднелась небольшая церковь. Я присел на скамейку и снова задумался. О чем? Да бог его знает. В голове моей царил полный хаос, между тем, как я привык все раскладывать по полочкам. Пока не получается. Что же делать? Я встал, и автоматически направился к церкви. При ближнем рассмотрении она была довольно старой и ветхой. Полностью деревянная. Как до сих пор не сгорела? Ах, да! Здесь же нет ни огня, ни спичек! Он тут и не нуженмерзнуть-то некому. Я прошел внутрь. Сразу же в нос ударил запах ладана и какое-то умиротворение накрыло мою грешную душу. Я прошел дальше, к амвону. В церкви никого не было. В тусклом свете свеч были видны старые иконы, фрески на стенах. Тени от них как будто бы были живыми и метались по стенам и потолку. Так, все-таки, огонь здесь есть! Я взял лежавшие неподалеку свечи, выбрал одну, посимпатичнее, воткнул в песок перед иконой Иисуса, и она вдруг сама загорелась голубым с ярко оранжевым светом. Я перекрестился на икону, мысленно желая долгих лет всем своим любимым родным людям. Вдруг, я ясно ощутил за своей спиной чье-то присутствие. Резко обернувшись, я увидел невысокую фигуру старика. Его борода была белой, как снег и доходила до пояса, волосы были аккуратно расчесаны на пробор. На голове бронзой блестело кольцо. Одежда его была обычной для монаха. Темная, до пят. А вот лицо было крайне интересно. Его расчерчивали сотни морщин, каждая из которых отчетливо и гармонично подчеркивала его харизматичный, и в то же время, кроткий бледный облик, тонкий нос с большой горбинкой. Необычный облик дополняли голубые, как у ребенка, глаза, глубоко впавшие в лицо и светящиеся, как костер в пещере. Сжатый в пружину рот и мохнатые белые брови дополняли его сказочный облик.
- Ну, здравствуй, отрок!на удивление, голос старика был молодым и звонким. Только какие-то еле слышные нотки выдавали мудрость и спокойствие, не свойственное молодым людям.
- Здравствуй, отец, - я невольно приложил руку к груди и поклонился.
- В первый раз тебя здесь вижу. Выходит, новенький?
- Точно, новенький. Вот, решил зайти, помолиться, пока еще не определили на работу.
- Помолиться, говоришь? А о чем, знаешь?
Этот вопрос стал для меня неожиданным. А действительно, о чем? Ну, видимо, я должен замолить все свои грехи, из-за которых я тут застрял на пути в рай. А как это делать? Ведь, как я понимаю, ОН воспримет только искренние молитвы, которые идут от сердца, из души? А сейчас я как-то на это слабо настроен. Просто, настроение мерзкое. А это мало похоже на раскаянье.
- Наверное, о спасении души? смущенно промямлил я.
Старик усмехнулся в бороду.Сам пока не знаешь, что тебе делать Но в храм ты зашел правильно. Только здесь ты сможешь обрести истину и очистить душу от скверны. Расскажи-ка мне, что с тобой приключилось и как зовут? Извини, сам забыл представиться. Я здешний иеромонах, зовут меня Василий.
- Георгий. Попал сюда Не знаю, как правильно сказать. Но путь прошел долгий и страшный. Слава богу, что оказался здесь, а не там, - я махнул рукой назад.
- Как мы сюда попадаем, я и так знаю. Давно тут живу, много видел, много знаю. Лучше ты мне про свою земную жизнь расскажи. Может, чем тебе и смогу помочь.
- Ох и долгая это история, - вздохнул я, вспомнив все происшедшее со мной в последнее время.
- Ничего, сын мой, ни мне, ни тебе торопиться некуда. Хотя, только от тебя зависит, сколько времени ты проведешь здесь, и когда сможешь обрести покой в раю. Или же, останешься здесь навеки.Василий зловеще замолчал, а мне стало неспокойно и зябко. Я даже содрогнулся.
- Да ты не бойся, Георгий, постараюсь я тебе помочь. Не первый ты и не последний. А мужик ты, вроде, нормальный, без камня за пазухой. Сладим. Пойдем-ка, присядем, в ногах правды нет.
Мы присели на широкую бревенчатую скамью, и я начал свой грустный рассказ. Рассказ мой был долгим и невеселым. Василий просил рассказывать подробно, не упуская мелочей, и не скрывая от него ничего, о чем мог бы я умолчать с чужим человеком. К ночи закончить не удалось, и мы продолжили беседу на следующий день. Василий был человеком крайне умным и проницательным, с огромным жизненным опытом и большим и добрым сердцем. Общение с ним доставляло мне искреннее удовольствие и радость. Он, как бы сразу стал моим другом, сосудом, в который я мог перелить то, что не уместилось в меня, и я с удовольствием и увлеченно рисовал свою жизнь на стенах этого старого неземного храма. К вечеру следующего дня я, наконец, закончил свое повествование, и был с благословением отпущен Василием восвояси. Наутро следующего дня я проснулся от короткого стука в дверь. Это был Франсуа.
- Ну, что, выспался, подпривык уже к нашей грешной жизни?Франсуа был явно в отличном настроении.- Собирайся, пора идти на работу!он беззвучно рассмеялся. Я быстро оделся, ополоснул лицо водой, и мы двинулись в путь. Правда, был он совсем не долгим, и вскоре мы подошли к невысокому деревянному зданию с черепичной, потемневшей от дождей крышей. На витрине масляными красками на картоне неумело были выведены слова: « Ремонтирую обувь». Надпись была настолько старой и раритетной, что напомнила мне афиши из старых газет позапрошлого века. Мы зашли внутрь. Дверь, на удивление, даже не скрипнула. Значит, или ее постоянно смазывали, либо же это заведение пользовалось весьма активным спросом. Помещение внутри было небольшим, метров двадцать. Это была обычная обувная мастерская. В углу горой валялись старые, требующие ремонта башмаки всех размеров и фасонов. У окна стоял видавший виды рабочий стол с тяжелой солдатской табуреткой. На полкеотремонтированная обувка. На стене, на гвоздях и полочках лежал необходимый инструмент и фурнитура.
- Вот, знакомься со своим рабочим местом, - жестом указал Франсуа.
- Так я что, один здесь работать буду?испуганно спросил я.
- Конечно, один! У нас тут с рабочими местами туговато. Я имею в виду, с востребованными и чистыми. Грязной работы полно, только вот желающих не много. Мы, конечно, вправе не спрашивать согласия жителей, тем более, новеньких. Но, хочется же как-то по-человечески, с пониманием, без нажима. Так что, считай, что тебе повезло. Давид просил определить тебя на какую-нибудь приличную, даже, интеллектуальную работу. Вот я тебе и подыскал. Да ты не сомневайся, работа отличная, можешь общаться с людьми, да и время здесь проходит быстрее!
Франсуа ввел меня в курс моих будущих обязанностей. Работать нужно было с 8 утра до 8 вечера. Обеда, по понятным причинам, не было. Мало того, что обувь несли жители города, каждое утро курьер привозил на стареньком форде целую кучу обуви из райских кущей, т.е., жителей рая. Конечно же, моя мастерская была не одна в городе, и заказы распределялись практически, поровну, но работы от этого было не меньше. Поначалу я сильно переживал за то, что у меня ничего не получится, но опыт и память оказались хорошими помощниками. Помнят руки-то, помнят! Через недельку я уже залихватски стучал молотком и с удовольствием складывал отремонтированную обувь на отдельную полку. Люди приходили и уходили, кто-то благодарил, кто-то ворчал. Но никто не ругался, как это бывает на земле. Все прекрасно понимали, что по пути брани и злобы рая им не видать. Вот и воспитывали в себе терпение и смирение. Кстати, как мне шепнул на ухо Франсуа, мой предшественник выбил-таки себе местечко в раю своим ударным трудом, смирением, терпением и молитвами. Откровенно говоря, это сильно меня ободрило, и я начал работать в два раза быстрее. Проходили дни, ничего не менялось. За окном то шел дождь, то светило солнце. Снега не было никогда и это радовало. Не люблю я зиму! Так что, зимняя обувь и одежда не нужна, огня все равно, нет, да и душа меньше мерзнет. Франсуа периодически наведывался в мою каморку, справлялся, как идут дела, мы некоторое время пытались общаться, но, понимая, что говорить-то, по большому счету, не о чем, он уходил. Я уже стал терять всяческую надежду на улучшение своего положения, потерял счет дням, неделям и месяцам. Меня обуяла зеленющая тоска и хандра. Я плохо спал, настроения общаться с кемлибо, или работать совсем пропало. Выручало однообщение с Василием, посещение его уютного храма, ставшего мне ближе дома, наши с ним задушевные беседы. С каждым днем я все более ясно понимал, что вся моя прошедшая жизнь, в основном, пустое и бесцельное времяпровождения. Почему мы прозреваем только на том свете, и лишь единицы понимают суть нашего существования на бренной земле? Все поздно, всегда поздно. Грустно.