Писатель полагал, что этот парень был ещё более расистом, чем сапожник.
- Рай...потерянный, я бы сказал. Пресловутая американская мечта - всего лишь иллюзия, стоящая за жаждой наживы.
- Не знаю, о чем ты, блядь, говоришь, но с такой скоростью мне понадобится десять гребаных лет, чтобы расплатиться с этим местом! Мне будет восемьдесят! За что я сражался на войне?
- Так...вы ветеран Второй Мировой Войны? - Спросил писатель, лишь бы перевести беседу в другое русло.
- Нет, Корея. Мы всегда могли сказать, когда мы были на вражеской территории, в любое время, когда находили кучу дерьма.
Писатель выглядел растерянным.
- И...
- Если дерьмо пахло капустой и рыбой, мы знали, что поблизости есть коммунисты.
- Звучит очень тактически...
Писатель наконец-то получил сдачу. Он посмотрел на свои покупки на прилавке.
- Не могли бы вы положить их в пакет, пожалуйста?
- Пятьдесят центов!
- За пакет? - Возмутился писатель.
- Пятьдесят центов! - Настаивал на своём продавец.
Писатель вздохнул и положил два четвертака.
- Какого хрена ты здесь делаешь? О чём будет твоя книга?
- Социальная абстракция. Место - символ понятия или идеи, которые предполагают глубину произведения.
Старый чудак сломался:
- Я не знаю, какого хрена ты несёшь, но ты должен упомянуть меня в книге. Я могу быть недружелюбным старым балбесом, который жил в городе всю свою жизнь, и предупреждает главного героя, чтобы он проваливал ко всем чертям. Это называется сквозной персонаж, не так ли?
Писатель невольно поднял бровь.
- Действительно, так и есть...
- Это твой гребаный символ, мальчик. Я, блядь, это придумал!
- Интригующе, - сказал писатель и чуть не засмеялся.
- А теперь убирайся из моего магазина и, если у тебя есть мозги, убирайся из города.
Писатель выбежал из магазина, словно спасаясь от убийцы.
Это было нечто... На улице он закурил сигарету и минуту стоял в оцепенении. Он полагал, что первый удар никотинового дыма должен быть так же хорош, как опиум, который курил Томас де
Квинси, когда писал "Вздохи из глубины". Затем он пошёл по пустой дороге в мотель Гилман Хаус.
««»»
Писатель снял номер за десять долларов за ночь.
Женщина за стойкой с лицом, похожим на Генри Киссинджера, продолжала восторгаться им с тех пор, как он вошёл в захудалую дверь. Это продолжало его озадачивать. Неужели сапожник с диабетом рассказал всему городу про его приезд?
К радости женщины, он заплатил за месяц вперед.
- Какая удача! Я дам тебе лучшую комнату в гостинице! Это настоящий люкс! У нас ещё никогда не останавливался автор бестселлера.
Писатель скромно улыбнулся. У него не было достаточно сил, чтобы сказать, что из всех его десятков опубликованных книг он даже не приблизился к списку бестселлеров, но, конечно, он бы этого не хотел. Он презирал все коммерческое, как Фолкнер. Искусство письма никогда не должно приносить деньги. Речь должна идти о борьбе за настоящее искусство.
- Это тот самый новомодный компьютер, о котором я постоянно слышу? - Она попросила его вторую сумку для переноски.
- Нет, это пишущая машинка, - сказал он ей. Имя женщины было миссис Гилман. - Я держу её хорошо смазанной, поэтому она не производит много шума. Надеюсь, никого не побеспокою.
- Какой там шум! - Женщина посмеялась над ним, как тетя Би. - Я, в основном, сдаю по часам, если ты понимаешь, о чем я. Девчонка должна зарабатывать на жизнь, как все.
Писатель не удивился. Это была реальность, подпитка для его музы. Проституция, безусловно, является неотъемлемой частью жизни человека, и он сразу же подумал о монументальной пьесе Сартра. Моя Книга должна быть настоящей...
- Я все понимаю, миссис Гилман.
Ее голос понизился:
- Если ты захочешь потыкать...тебе стоит предохраняться, как говорится.
- О, я не буду потворствовать, миссис Гилман. Как художник, мое восприятие должно быть острым. Тоска от воздержания превращается в творческое просветление.
То, чем миссис Гилман окрестила лучший номер в отеле, было худшим номером, который писатель когда-либо видел. Трупы тараканов лежали, разбросанные по всему полу, как сломанные скорлупки бразильского ореха, когда он заглянул под кровать, его взору предстал мумифицированный кот, лежащий на спине с вытянутыми лапками вверх. Матрас кровати был продавлен в центре, в некоторых местах просматривались засохшие пятна. Шелушащиеся обои отходили от стен, к тому же они были заляпаны отпечатками рук. Он подумал, что каждый отпечаток может рассказать свою историю. Старое радио стояло на синем комоде, хотя писатель сомневался, что он сможет открыть его ящички. На потолке висел вентилятор, украшенный струнами пыли и паутины, в углу комнаты стояли письменный стол и стул.
"Не совсем чистая, хорошо освещенная комната, а?" - Он пошутил над собой и прикусил губу, чтобы не рассмеяться.
Осмотр ванной показал ржавую ванну с вмятинами, треснувшее зеркало (это была кровь в трещинах?) и...использованные презервативы, плавающие в унитазе. Миссис Гилман взбивала подушки на его кровати, когда он вернулся, то заметил неровности на обоях. Кто-то нарисовал мишень на одной из стен.
"Боже мой", - подумал писатель. - Они что стреляли в комнате..."
- Это не шикарная комната, сэр, - сказала хриплым голосом женщина, - но она есть...
Писатель указал пальцем и улыбнулся.
- Все будет хорошо, миссис Гилман.
- И если вам что-нибудь понадобится, приходите ко мне.
- Спасибо. Вы очень гостеприимны.
Она достала пластиковый пакет с чем-то из переднего кармана своего платья.
- Попробуй немного. Они восхитительны!
Писатель побледнел. Это был пакет с курагой.
- Спасибо вам, но я вынужден отказаться.
- Надеюсь, вам понравится ваше пребывание у нас! - Она сияла от радости - Боже мой! С нами живет настоящий писатель!
- Спокойной ночи, Миссис Гилман.
Наконец, она ушла. Он выглянул в окно и поморщился. Это была самая настоящая свалка, которая простиралась до леса. Старые кузова автомобилей лежали на боку, а между ними испражнялась паршивая собака. Он продолжал убеждать себя, что окружающая среда является творческой необходимостью. Хенрику Ибсену бы понравилась эта комната. Он мог бы написать продолжение "Дикой утки" здесь... Так что, если это
было достаточно хорошо для Ибсена, это было так же хорошо и для него.
Готическое отребье белого мусора, эти слова бегали в его голове. Оцепенение творческого блаженства вернулось, когда он установил свою пишущую машинку. Это была стандартная печатная машина Ремингтона2, которые выпускали с 1874 года. Он потратил несколько тысяч долларов на её ремонт. Многие великие писатели использовали эту модель: Сэмюэль Клеменс, Джозеф Конрад, Генри Джеймс. Фактически, Клеменс, он же Марк Твен, был первым писателем-фантастом, официально представившим печатную рукопись издателю, та рукопись была подготовлена на идентичной машине.
В кране была достаточно горячая вода для его растворимого кофе, он поставил свою пепельницу в почти религиозной церемонии. Он откусил кусочек соленого крекера, нахмурился, затем выкинул всю коробку в мусорное ведро, когда прочитал, что срок хранения закончился в 1980 году. Идея отнести её обратно и попросить вернуть деньги показалась ему забавной.
Музыка, подумал он и включил старое радио:
- ... в Милуоки на северной 25-й улице, здание 1055, развернулась ужасная сцена...
- ... возможно, ускользал от полиции последние пять лет...
- ... сотрудник шоколадной фабрики был арестован полицией Милуоки после того, как голый мальчик в наручниках сообщил о своем похищении...
Какой ужасный мир, подумал он. Между новостями об этом серийном убийце, он наткнулся на музыку и, что было еще хуже, это был хард-рок. Его желудок свело, когда он услышал: "Я свобооооооооооодная птааааашка..." Он сразу же переключил радиоволну и, наконец, нашел слоистую скрипичную музыку.
Он скрипнул в кресле и вздохнул.
- Прекрасно. Арканджело Корелли, концерт номер 8...
Итак, писатель был готов.
Он осторожно вставил лист бумаги в печатную машинку и напечатал:
МУСОР БЕЛОЙ ГОТИКИ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Он положил палец на клавишу Н. Это было легко, как и должно было быть. Его Муза текла рекой. Теперь...напиши первое предложение...
В дверь постучали. "О, ради всего святого!" - Проскулил он. Муза рухнула.
- Да? - Раздражённо ответил он. Потом моргнул и сглотнул.
На пороге стояла взволнованная и ухмыляющаяся девчушка с волосами цвета кукурузного шелка. Она была босиком и с голыми ногами, из одежды на ней была джинсовая юбка и болезненно узкая розовая футболка, с надписью Оближи!
- Привет! - Сказала она, естественно, произнося слово "привет" как "пывет!" - Я Нэнси. Мама сказала, что ты остановился у нас!
- Кто ты? Ты Дочь миссис Гилман?
- Ага. - Ответила девушка, игриво смотря на него.
Поразительно, подумал он. Не только какой-то парень женился на женщине, похожей на Генри Киссинджера, но и занимался с ней сексом... Но, судя по внешнему виду этой девушки, она не получила ни одного из менее привлекательных генов своей матери.
- Ну, что ж, очень приятно познакомиться, Нэнси, но, увы, сейчас я очень занят...
- Я забежала всего на секундочку... - Она оглянулась и когда повернулась обратно, то уже смотрела на него с похотливой улыбкой. - Я хочу задать вам вопрос, но...черт, вы можете подумать, что это глупо...
Он почувствовал, что должен быть джентльменом и примером для подражания.
- Ни один вопрос не является мелочным или бесценным, Нэнси, за исключением вопроса, задушенного нежеланием.
- Чего?
Он вздохнул.
- Какой у тебя вопрос?
Она поднялась на цыпочках и шепнула ему на ухо:
- Могу я отсосать у тебя?
Писатель был поражён.
- Что, прости?
- Ой, не подумайте плохо, я пососу совершенно бесплатно. Все равно мне нечего делать до вечера.
Миссис Гилман...сдаёт собственную дочь...Закралась мысль ему в голову.
- К тому же вы известный писатель, ни одна девчонка и тем более парень не смогут похвастаться таким в нашем городе!
Писатель закатил глаза.
- Правда, я не настолько знаменит.
Её колени начали тереться друг об друга, когда она начала вилять бедрами взад и вперед, со взглядом озорной школьницы.
- Видишь ли, я не хочу, чтобы ты думал, что я шлюшка.
- Я никогда бы так не подумал! - Заверил он её.
- Чёрт, я не смогу уснуть, если не попробую твою сперму...
Писатель свирепо посмотрел на неё.
- Зачем тебе это нужно?
- Просто хочу знать, отличается ли на вкус писательская молофья от обычной.
Ужас какой... Но все же он обдумал её предложение на мгновение. В конце концов, наибольшее творческое влияние на Стивена Крейна оказала проститутка, когда он писал "Красный знак мужества" и "Открытую лодку". Писатель не мог отрицать своей аристократичности, утонченности, рожденной эрудиции.
- Это хорошее предложение, Нэнси, но мне придется отказаться. Вы должны понимать: воздержание имеет решающее значение для эстетически творческих людей.
Она была живой деревенской Венерой, стоящей в его дверях.
- Ну так что ты решил? Дашь соснуть? - Не унималась девушка.
"Боже Небесный, пожалуйста, уйди! Твое тело убивает меня!" - Подумал он и сказал:
- Правда, Нэнси, я бы с удовольствием. Ты очень красивая молодая женщина, но...
Ее улыбка стала как у чеширского кота, показывая идеально ровные зубы, большую редкость в этих местах.
- О, забыла! У меня красивая шмонька, все парни так говорят. Хочешь посмотреть?
- Нэнси, не стоит...
Но она уже задрала джинсовую юбку одной рукой, а второй развела половые губы в стороны. Писатель опустил глаза.
Ему захотелось расплакаться. Её промежность выглядела идеальным пирожочком с завитком розовой ириски сверху.
- Я могу с уверенностью сказать, Нэнси, что ваше влагалище должно быть представлено в Лувре. Тем не менее, я ужасно занят сейчас. Возможно, в другой раз.
Ее натиск ослаб.
- Ладно. Но ты хотя бы подпишешь мою сиську, на это у тебя есть время? Она достала фломастер из заднего кармана юбки и задрала футболку.
Писатель уставился на её грудь.
Грудь на вид была смазливо-упругой и полной жизненной силы молодости...и украшена татуировками. На правой груди был набит смайлик с чёрной кривой дугой рта, двумя глазами, и вместо носа торчал большой розовый сосок, в то время как на левой был изображён большой орёл и надпись под грудью "Свободная пташка".
Писатель мог застонать." Сколько ты ещё собираешься меня изводить?"- Подумал он.
- Под какой?- Спросил он.
- Под смайликом!
Он приподнял грудь одной рукой, а второй расписался, как она того и хотела.
- Я не могу дождаться, чтобы показать своим друзьям! - Завизжала она.
- Здорово...
Она прильнула к писателю и подарила ему большой влажный поцелуй, запустив свой язык ему в рот. Боже... Она только что
облизала мои губы тем же языком, которым лизала невыразимо грязные, деревенские члены...
- Возвращайся к своей работе! - Весело сказала она.
- Да, да, благодарю вас. Всего хорошего...
- Спокойной ночи...красавчик.
Писатель закрыл и запер дверь, прислонившись к ней в изнеможении своего гнева. Наверняка какой-нибудь сельский полудурок кончит ей на грудь и на мою подпись сегодня ночью, подумал он... Взволнованный, он вернулся к столу, закурил сигарету и уставился на страницу в Ремингтоне.
««»»
Несколько часов спустя он все еще смотрел на пустую страницу в печатной машинке. Теперь она выглядит так:
МУСОР БЕЛОЙ ГОТИКИ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Раздался стук в стену.
"Опять ни единой мысли! - Он кричал на самого себя. - Это она во всем виновата!" - Искал он оправдания.
Пепельница превратилась в пирамиду из окурков. Сквозь стены он слышал приглушенные и искаженные звуки: скрип пружин, хихиканье, быстрые шаги и хлопанье дверей. Бордель, упрекнул он себя. Я пытаюсь написать самый важный американский роман двадцатого века в борделе... Он верил в мрачную реальность этого места и то, что местные люди будут освещать его самые
глубокие творческие видения, чтобы наполнить каждую страницу человеческой правдой, но...
Просто еще одна субъективная пустыня, недостойная художественной интерпретации. Или, возможно, он был слишком строг к себе. К тому же, это всего лишь была его первая ночь на новом месте.
Ему нужно было преобразовать свой дневной опыт в гений фильма Бергмана с идеями Романа Стейнбека и образами поэм Стивенса.
Ему было нужно...нечто...
Он открыл грязное окно чтобы вдохнуть немного свежего воздуха, на него взглянула пустынная ночь. Полнолуние зависло над свалкой. Он без малейшего желания посмотрел на часы.
Была полночь.
Где-то на улице завыл волк.
Писатель вздохнул. "Мне нужно выпить," - подумал он. Затем он выключил свет и вышел из комнаты.
3
Дикки остановился у входной двери Перекрестка. Он посмотрел на Луну и мог поклясться, что слышал волчий вой. "Надеюсь, здесь нет волков..." - Подумал он.
Внутри шумный прокуренный бар был набит бывшими заключенными, проститутками, метамфетаминовыми наркоманами, алкашами и разными деревенщинами. Дикки чувствовал себя как дома. Когда он почесал нос, он нечаянно принюхался и чуть не блеванул. Черт! Дикки забыл помыть руки после того, как притащил последние чистые тряпки обратно в массажный салон. Благоухание старой спермы и экскрементов, казалось, въелись в его ладони. Он прошел через зал в уборную
вымыть руки. "Наверное, зря потрачу время. Боллз, скорей всего, набрехал мне, когда сказал, что даст деньги на новую коробку, " - размышлял он. На стене была надпись: "Берегись! Толстолоб идёт за тобой!" Дикки не верил в деревенские байки. Рядом кто-то, по всей видимости, недавно приписал: "ЭМЕРДЖЕНТНАЯ эволюция природы развивается, поднимая уровни пространства и времени через материю, конечный результат которой равен Богу."
Дикки прочитал послание, как смог, у него заболела голова, и он вышел из туалета.
Дорин, одна из проституток, работающих в баре, пыталась заманивать потенциальных клиентов. Она наклонилась очень низко, чтобы сделать фотографии с посетителями, позволив своей груди свиснуть, чтобы любой, кто посмотрел бы, мог видеть ее, но никто никогда не смотрел. Бедная глупая девчонка просто не понимает, подумал Дикки. Ее грудь болталась, как два белых набитых носка, с коровьими сосками в конце каждого. Другая проститутка, Кора Неллер, была высушенная от мета и от алкоголя, который она выпивала, чтобы снять ломку, когда у нее не было наркотика. Ее ноги были похожи на обтянутые кожей арматуры, торчащие из обрезанных джинсов. Когда она садилась и скрещивала ноги, посетители часто стонали, потому что внутри ее шорт было так много зазора, что ее влагалище можно было полностью рассмотреть: вялые растянутые губы, окружающие страшную черную дыру, разинутую, как столетний рот старика.