Павел Иванович подошел вплотную, пристально уставился на него.
Я дождусь ответа? спросил он и криво усмехнулся. Или ты язык проглотил?
Нет, сдавленно прохрипел Федор Петрович.
Нет? А что молчишь?
Не знаю, что сказать.
Это твоя вечная проблема, не так ли?
Да, наверно.
За его спиной во мраке что-то очень большое двигалось, будто бы разворачиваясь, заполняя собой всю столовую, весь этаж, всю школу. Что-то катастрофически огромное, издающее беспрерывный плавный шорох и резкое, едва слышное шипение. Оно было рядом, совсем близко, от его движений воздух шевелился и наполнялся терпкой, приторной вонью.
В любом случае Федор Петрович не собирался поворачиваться и рассматривать это. Он собирался сделать несколько шагов к выходу из столовой, оказаться в коридоре, под рациональным, привычным люминесцентным светом, собирался со всех ног побежать прочь. Но стоило ему только дернуться в том направлении, как Павел Иванович вцепился ему в плечо и проскрипел прямо в ухо:
Я сказал, не шуметь!
На таком расстоянии даже в темноте было видно, что у Павла Ивановича зубы редкие и острые, а в глазах нет зрачков, одни мутные, в темных прожилках, бельма.
Слабо вскрикнув, Федор Петрович рванулся к выходу, но тонкие пальцы держали крепко.
Куда? заверещал фальшивый Павел Иванович. Я еще не закончил!
Трудовик развернулся и с размаху ударил кулаком в это липкое ледяное лицо. Тут свет в коридоре погас, а в следующий миг холодные пальцы коснулись затылка и лба, прошли сквозь кожу, кость, оказались внутри головы и в те доли секунды, что ему оставались, Федор Петрович увидел многое. Он понял, кем действительно был стоявший перед ним, понял, как тот связан с пропавшими детьми, с обитателями изнанки, познал темные тропы, которыми сообщаются между собой миры, смог даже узреть то, чему еще только предстояло свершиться. А потом черные воды сомкнулись над ним, и все закончилось.
20
В комнате горел только ночник. Лицедей сидел на диване, тяжело откинувшись на подушки, и сейчас ему вполне можно было дать все семьдесят: обвисшая кожа, глубокие неровные морщины, жесткая седая щетина. Он внимательно смотрел на вошедших помощников, но не говорил ни слова. Тишина пропитывала воздух. Монотонно жужжал на кухне холодильник, и билась в окно скрюченная черная ветка.
В общем, откашлявшись, начал Серп, пропал еще один ребенок. Тоже мальчик.
Правда, он оставил своим родителям записку, добавил Молот. Ясно, что убежал сам. Возможно, тут не о чем
Пацан у него, сказал Лицедей. Записка запиской, но слишком уж серьезное совпадение. Фазы луны. Он привязывает убийства к фазам луны, так?
Помощники молчали. Этот факт, насчет луны, шеф выяснил еще в те времена, когда они ходили под стол пешком и даже не мечтали ловить сумасшедших колдунов.
Ближайшая подходящая дата завтра, сказал Лицедей. Только завтра ночью он попытается убить мальчишку, не раньше.
Как насчет подкрепления? спросил Серп. Не помешало бы.
Уже, сказал Лицедей. Я позвонил Полнолунному еще утром. Он сказал, что у них не хватает людей. Отбрехался. Не поверил мне.
Рассчитывать не на кого?
А когда было иначе?
Что будем делать?
Поедем в школу.
В школу?
Да. Навестим Танюху.
Занятий сегодня нет, сказал Молот. Воскресенье, последний теплый день в году. Она, наверное, дома или на природе.
Нет. Она там. В школе.
Видение? спросил Серп.
Предчувствие.
А каковы шансы на успех?
Шансы? Я ж говорю, предчувствие. Речь вообще не идет о шансах.
Понятно. Тогда нет особого смысла ждать.
Верно.
Лицедей поднялся с дивана, снял со спинки стула свой плащ, внимательно осмотрел комнату, потер подбородок.
Знаете что, ребятки, сказал он помощникам через минуту, забирайте-ка вы все наши вещи. Пожалуй, мы больше сюда не вернемся.
Уже спускаясь по лестнице, Молот тронул идущего впереди Лицедея за плечо.
Послушай, шеф
А?
Все-таки, что там было со старухой в лесу? Ты до сих пор не рассказал.
Разве?
Да, подхватил Серп. Что ты видел?
Это имеет какое-то значение?
Наверное. Видения ведь просто так не случаются.
Хрен их знает, честно говоря. Может, и случаются. Может, вообще все просто так случается. Иногда тяжело ухватить логику, а это как раз такой вариант. Она показала на меня, потом на куст репейника между нами, потом на ближайшее дерево и сказала: «Именно здесь». Тут меня снова вывернуло, а когда я поднял голову, ее уже не было.
«Именно здесь»?
Именно «именно здесь».
И все?
А чего тебе не хватает? Разверзшейся земли? Огненной руки, выводящей на стене три слова? Громогласных труб и ангельских хоров? Это вчерашний день. Люди мельчают, а знамения и демоны мельчают вместе с ними.
Хорошо, если ты прав насчет демонов. Но что значит «именно здесь»?
Понятия не имею.
Они вышли из подъезда в густеющую сентябрьскую темноту. Прежде чем сесть в машину, Лицедей шепотом выругался. На душе скребли кошки. Именно здесь. Именно. Здесь.
21
В автобусе было пусто. Лишь на заднем сиденье дремала бабушка в окружении многочисленных корзинок. Приятное разнообразие после почти ежедневной утренней давки. Таня вольготно расположилась у окна, включила плеер. Под тягучие, мягкие аккорды автобус тронулся, мимо поплыли тротуары, фонарные столбы и голые черные деревья. За ними медленно тянулись пятиэтажки, магазины, проулки.
В это воскресенье ей предстояло дежурить в школе с четырех до десяти вечера, когда приходил охранник. За это полагались кое-какие денежные бонусы, а потому Таня, не обремененная семьей, всегда с радостью соглашалась на подобные предложения.
Она думала о предстоящем завтра педсовете. Праздник бессмысленных разговоров. Карнавал самозащиты. На педсоветах действовало одно-единственное правило «пусть сегодня выговор получу не я, а кто-нибудь другой», и каждый присутствующий из кожи вон лез, чтобы это правило соблюдать.
Директриса, чьи щеки на педсоветах всегда краснели сильнее обычного, начнет тоскливым голосом перечислять недостатки и промахи, имевшие место за первую половину четверти. Недостатки и промахи всегда касаются только одного успеваемости учеников. Виноваты в этой неуспеваемости всегда, разумеется, только учителя. Ну а кого еще можно обвинить в том, что какой-нибудь восьмиклассник Петров, за два месяца побывавший всего на трех уроках математики, получил по этому предмету тройку, а не четверку, в результате чего показатели всего класса снизились, что крайне негативно сказалось на всей школьной отчетности.
Таня вышла из автобуса, зашагала к школе, агрессивно прыгая через коричневые лужи. Через пару минут, поднявшись на школьное крыльцо, она уже стучала в запертую металлическую дверь. Вскоре заскрежетал ключ в замке, и Альбина Сергеевна, дежурившая с шести утра, впустила ее.
Как тут дела? осведомилась Таня для проформы, поднимаясь вслед за ней в учительскую.
Да как, Альбина Сергеевна пожала плечами. Спокойно все. Около двух звонила завуч, контролировала, на месте ли я.
Ага.
Несмотря на то что формально в обязанности дежурного входили регулярные обходы всех помещений, в реальности обязанность была всего одна сидеть у телефона, дабы иметь возможность отвечать на внезапные звонки начальства.
В учительской Альбина Сергеевна накинула пальто, взяла сумочку и, показав на стоящий на столе электрический чайник, сказала:
Только что вскипятила. В шкафу лежит печенье, его вчера Марина Петровна оставила. Вкусное. Минут через десять позвони директору, поставь в известность, что сменила меня.
Они спустились обратно, Альбина Сергеевна попрощалась и вышла, а Таня заперла за ней дверь. Теперь она осталась в школе одна.
Заступив на пост, Таня в полном соответствии с инструкцией обошла все здание. Двери классов были, как положено, распахнуты настежь, окна плотно закрыты, жалюзи (там, где они имелись) опущены. Нигде не горел свет, не текла вода, серьезных причин для беспокойства не наблюдалось. Таня со спокойной совестью вернулась в учительскую, позвонила директрисе, заверила ее, что все под контролем, переоделась в шорты и майку и, устроившись поудобнее в одном из кресел, углубилась в чтение.
Однако роман, купленный пару дней назад специально для этого дежурства, вскоре наскучил: описанное в нем было мертво и банально, как вареная колбаса. Самая обычная космическая опера. Звездные флотилии поливают друг друга огнем из бортовых бластеров, межгалактические тираны взмахом руки отправляют в бой миллионы чудовищных солдат, а храбрые герои спасают прекрасных принцесс на диких планетах, где кишат рогатые монстры с множеством конечностей. Ничего нового.
Помучив себя около часа, Таня отложила книгу и, обыскав столы, нашла пару чистых листов бумаги. Некоторое время она смотрел в окно, покусывая ластик на конце карандаша, а потом быстро написала на одном из листов слово «Резюме». Несколько минут изучала его, затем зачеркнула.
Нет уж, никаких резюме сегодня. И завтра. По крайней мере до конца этой недели, до конца четверти, она ничего не будет предпринимать. Есть отличная возможность провести несколько дней в относительном покое, не забивая голову мыслями о настоящей или потенциальной работе. А как только начнутся занятия, она обновит свое старое резюме дизайнера-фрилансера и вывесит его на всех сайтах, до которых сможет дотянуться.
Таня с усмешкой взглянула на обложку романа, лежащего на соседнем кресле. Вот уж где никакого оригинального художественного решения небритый мужик в громоздком скафандре левой рукой прижимал к себе полуголую девицу, а в правой держал оружие, похожее на помесь гранатомета с соковыжималкой.
Таня накрыла книгу бумагой, встала, взяла первую попавшуюся чашку, бросила в нее чайный пакетик и налила уже давно остывшей воды из чайника. Окна учительской выходили не на гаражи или остановку, а на жилую улицу. Короткий осенний день стремительно клонился к вечеру, а потому мир снаружи казался несерьезным и немного нереальным. Начавшая уже умирать осень была видна во всем, в каждой черной от сырости доске, в каждом штрихе пожухлой травы, в каждом мазке серого неба. Даже грязно-белый кот, кравшийся по заасфальтированной тропинке между домами, крался как-то по-осеннему, словно стараясь не попасться на глаза притаившейся неподалеку зиме. В небе медленно скользил клин из черных точек. Им там, наверху, наверное, совсем холодно.
Она не могла заставить себя рисовать, не имела возможности выбраться в Интернет (модем из учительской предусмотрительно унесли), а книга навевала лишь смешанную с тошнотой скуку. Но ведь всего в трех минутах ходьбы находилась библиотека, ключ от которой висел на специальной доске рядом с расписанием. В библиотеке она бывала всего несколько раз, но успела убедиться, что выбор художественной литературы там не так уж и плох. Может, подберет себе чтиво из школьной программы.
Стоило выйти из учительской, как что-то зашуршало под ногой. Таня опустила взгляд. На полу лежал сложенный пополам листок бумаги в мелкую клетку. Странно, что раньше не попался на глаза. Она нагнулась и подняла бумажку, осторожно развернула. Большие, тщательно выписанные фломастером печатные буквы.
«ВЫВЕРНУТЬ НАИЗНАНКУ ВЫВЕРНУТЬ НАИЗНАНКУ ВЫВЕРНУТЬ»
Таня вздрогнула. Интересно, это вообще что-то значит?
Она обернулась автоматически, собираясь выбросить листок в урну, и остолбенела.
В кресле, в том самом, в котором она размышляла о резюме, сидел Федор Петрович, учитель труда, одетый в свой обычный старый темно-синий костюм, и выглядевший очень усталым, даже больным.
Привет, Танюш.
Добрый вечер, сказала Таня удивленно. Вы-то откуда здесь?
Я давно уже здесь, со вчерашнего дня. Не удивляйся, теперь мы оба у них в плену.
У них? В плену? О чем вы?
Мир чертовски сложная штука, огромная головоломка, сказал Федор Петрович, задумчиво глядя на Таню. То, что принято называть смертью, на самом деле лишь иной способ существования. Представь себе систему координат: две оси, перпендикулярные друг другу, каждая ось делится на две половины плюс и минус. Между ними кардинальное различие, но тем не менее объект, который из зоны «плюс» попадает в зону «минус», не перестает быть, у него просто меняется знак. То же самое происходит и с жизнью. Мы все двигаемся по оси координат, рано или поздно проходим через точку «ноль» и оказываемся на другой стороне. Мы продолжаем существовать, только иначе: на том свете, в параллельной вселенной или просто в чьем-то сознании, не важно.
Это очень интересно, раздраженно бросила Таня, садясь за стол. Но к чему вдруг? Вы все-таки расскажите, как сюда попали.
Как раз к этому подбираюсь, Федор Петрович почесал нос. На чем бишь я ага так вот, ты, надеюсь, прекрасно понимаешь, что система координат всего лишь схема, макет. На самом деле все гораздо сложнее и масштабнее. Иногда возникают проблемы, происходят, так сказать, катаклизмы. Одна сторона вторгается на территорию другой, провоцируя то, что и происходит сейчас здесь. Я не знаю, потустороннее прорвалось в нашу школу, или это территория школы провалилась туда, но думаю, что в таких местах, где много детей, граница всегда тоньше. Ребенок он ведь
Понятно, кивнула Таня. Не возражаете, если я позвоню директору, скажу, что вы здесь?
Попробуй, Федор Петрович пожал плечами. Хорошо, если дозвонишься. Значит, мы оба спасены.
Таня подняла трубку и набрала номер, написанный на бумажке рядом с телефоном. После нескольких длинных гудков трубку взяли, и женский голос сказал:
Да?
Ирина Николаевна, это Татьяна.
О, здравствуйте! Как у вас там дела?
Да вроде бы нормально. Тут у меня Федор Петрович.
Ах нашелся, значит?
Да. Я просто
Передайте ему, пожалуйста, что я сделаю из его старых костей люстру.
Ирина Николаевна?
У тебя, милая девочка, мы съедим пальцы, которыми ты так хорошо рисуешь. А потом вывернем тебя наизнанку. Вывернем тебя наизнанку!
Таня ошеломленно бросила трубку.
Ну как? Федор Петрович смотрел на нее с грустной усмешкой. Дозвонилась?
На хрен! Таня вскочила, схватила куртку с вешалки. Я валю отсюда!
Постой! Федор Петрович встал и пошел за ней. Это пустая трата сил. Думаешь, если бы нашел возможность выбраться, я бы торчал здесь столько времени?
Не оборачиваясь, Таня спустилась на первый этаж. Выхода не было. То есть закуток техничек остался на месте, столовая тоже, даже раздевалка. А вот вместо входной двери теперь радовала глаз обычная стена. Ровная, покрытая выцветшей зеленой краской, ни единого следа проема.
Таня застыла в растерянности, снова и снова обводя взглядом вестибюль.
Что за херня! сказала она наконец. Такого просто не может быть!
Она осторожно подошла к стене, принялась ощупывать ее, ударила кулаком. Никаких намеков на пустоту внутри. Внизу, в нескольких сантиметрах от пыльного плинтуса, на краске виднелись полустертые черные полосы, явно оставленные детскими подошвами.
Вот черт, а! сказала Таня, нахмурилась, быстрым шагом направилась в столовую. За окнами, выходящими на школьный двор, было темно. Слишком уж темно даже для сентябрьского вечера. Ни одного отблеска, ни одного светлого пятна. Она остановилась у окна, попыталась открыть задвижку форточки, но та не подавалась ни на миллиметр, вообще не шевелилась, будто составляла с рамой одно целое. Соседняя тоже. Таня пошла вдоль линии окон, дергая все задвижки подряд. Дойдя до последней, она обернулась к стоящему в дверях Федору Петровичу:
Это ведь все бутафория, правда?
Откуда я знаю. Говорю же, мы сейчас на той стороне.
А если вот так? Таня схватила ближайший стул и с размаху ударила им по окну. Безрезультатно. На стекле не осталось ни царапины, оно даже не содрогнулось. Таня ударила снова, потом еще раз, потом еще.
Не думаю, что это поможет.
Хорошо, Таня отбросила стул в сторону и прислонилась к стене, тяжело дыша. Хорошо. Я признаю, тут творится какая-то запредельная фигня. Что нам теперь делать?
Федор Петрович внимательно посмотрел на нее:
Думаю, кроме нас, здесь есть еще кое-кто живой. Мальчик по имени Леша Симагин. Ну, ты помнишь его.
Это который пропал?
Да. Мне кажется, он прячется где-то на верхних этажах. Нужно найти его, а потом втроем попытаться выбраться.
Как именно?
Посмотрим. Должен ведь быть какой-то способ.
Хотелось бы верить. Ладно, пойдемте искать парня.