Итак, твердо решившись покинуть селение, Лизавета прежде всего отправилась за советом к родителям (а было это накануне того дня, когда Лука пришел к Радловым в гости, чем и объясняется их крайнее нежелание говорить о детях). В семье ничего, кроме презрительного неодобрения от отчима и приступа ненависти от матери, девушка не получила да ринулась к Луке, предварительно отправив Илью в Город вроде как на разведку. И пошла-то вовсе не для того, чтобы побеседовать, как могло показаться изначально, а с намерением украсть деньги, хотя бы немного, на дорогу. Но тайник отыскать не сумела и, застигнутая на месте врасплох, от страха и отчаяния начала просить о помощи отца своего уже бывшего избранника. В какой-то момент ей даже почудилось, будто уговоры могут подействовать, хотя подобная мысль на самом деле глупа до ужасавсе-таки, Лизавета для Луки была как дочь, а вовсе не дочь, и благо родного сына стояло, разумеется, выше фантазий какой-то девочки.
Впрочем, надежда теплилась. Оставался еще один способ, для осуществления которого необходимо было заручиться поддержкой наивного возлюбленногои Лиза решила его встретить.
Вообще жители добирались до столицы или прочих поселений двумя способами. Летом пользовался спросом речной путьу самого устья установлен был лодочный причал, сплавлялись чаще всего сами, за умеренную плату мог перевести лодочник; зимой же по понятным причинам отдавали предпочтение поезду. Поезд в тех местах останавливался у железнодорожной станции «Вешненское» (недалеко располагался крошечный поселок с тем же названием) и шел до самого Города без остановок, объезжая всю речную пойму западнее, через соседнюю область. Одна бедастанция стояла севернее, и чтобы до нее добраться, необходимо было пешком или на машине преодолеть несколько километров совершенного бездорожья.
Именно таким путем накануне отправился Илья в столицу, и значит, встречать его следовало опять же на станции.
Лизавета посреди ночи отправилась туда на своих двоихрасстояние немалое, идти чуть больше часа, а зимой и все полтора, да разве мог ее кто подвезти? Отчим после вчерашней ссоры почти наверняка запер бы дома, а единственный человек, у которого в поселке тоже имелась машина, некогда был в девушку влюблен и даже сумел получить толику взаимности, однако позже они рассорились без всякой на то видимой причины, потому помогать юноша не станет. А коли станет, так непременно с каким-нибудь неприятным взамен требованием, что еще хуже.
Снегопад застал Лизу по дороге, причем начался он совершенно неожиданнобуквально мгновение назад пространство кругом было чистым, а разряженный от холода воздух открывал необозримую даль до самого горизонта, несмотря даже на ночную мглу, как вдруг, разом, перед глазами обрушилась белая пелена снега, и по всему выходило, будто никакая это не пелена, а заснеженная земля вздыбилась, изломилась, поднялась стеной. Тут уж и ветер забушевал, и закружило бедную Лизавету по пустынному полю, окутало ледяными вихрями да повело куда-то в сторону, так что вскоре она увязла в плотно сбитом сугробе. Разумеется, где-то поблизости давно уже протоптали тропку, да вот хоть Илья, накануне шедший той же дорогой, но из-за метели с тропы Лиза сбилась, взяла правее.
Сугроб был по колено. Выбиралась из него девушка долго, прилагая неимоверные усилия, а когда сумела наконец вытянуть ногувытянула ее без сапога. Сапог пришлось откапывать, потому руки окончательно закоченели и ничего более не чувствовали, кроме нудной боли, которая часто возникает при обморожении.
Лиза кое-как вытряхнула снег, натянула утерянную обувку и принялась искать тропу. Свернула левее, проделала ногами очередную траншею в сугробах, покрутилась на месте, стараясь угадать верное направление, но тропы не нашлазамело.
С упорством слепого фанатика девушка продолжала идти вперед, не зная, куда, зачем, уж не помышляя о конечной цели своего путешествия и нисколько к ней не стремясьхолод выморозил подобное стремление, ветер выдул малейшие остатки. Теперь ей непременно хотелось добраться до чего-нибудь осязаемого, до некой опорыпоклонного креста, столба, деревца или любого другого устойчивого предмета, достаточно высокого или даже, скорее, длинного для того, чтобы перечеркнуть пустое пространство. Оттого редкие кустарники она обходиланет, нужно обязательно высокое, обязательно такое, которое перечеркивает, что бы это ни значило.
В какой-то момент в выстуженной голове родилась вполне разумная мысль о том, что при нулевой видимости едва ли удастся отыскать желанную опору. Следом пришли новые, несколько более туманные рассуждения, и поняла Лиза, что совсем заплутала да выбраться не сможет. Видно, здесь теперь останется надолго, как раз вместо столба ляжет поперек поля и перечеркнет это поле, разделит собою на две половины. Ее, конечно, станут искатьнепременно станут искать! Начнут бродить по окрестностям разношерстные поисковые группы, возглавляемые то Радловым, то Лукой, в сопровождении безутешного Ильи, которому, разумеется, ничего не скажут про выходки Лизоньки в его отсутствие, дабы память о ней не опорочить.
А рано или поздно найдутесли рано, то белую, припорошенную снежком, с твердыми льдинками на поверхности глаз, если поздно, так уж в разгар весны, влажную и изуродованную, и в глазах-то уж не льдинки обнаружат, а муравьев одним словом, неизвестно, когда именно найдут, но наверняка известно, что мертвой.
От нелепой фантазии про муравьев у Лизы защипало глаза, словно в них уже кто-то копошится. Тогда она запаниковала да рванула из последних сил прямо, подгоняемая страхом смертинемудрено, ведь образ собственного мертвого тела дышал ей в спину.
Ветер довольно скоро улегся, снег засыпал реже, и сквозь разрывы в белом кружеве Лизавета уловила кляксу света, одиноко мерцающую на унылом черно-белом фоне. Этой кляксой оказался фонарь, болтавшийся над крыльцом небольшого домика у железнодорожной станции.
Сама станция казалась затерянной, по скудности местного населения не имелось на ней ни заграждений, ни смотрителя. Домик же, установленный здесь для того, чтобы путники могли переждать непогоду и дождаться поезда в тепле, сделан был на общественных началах, иначе говоря, абы как сделанизо всех щелей сквозило.
Лизавета доковыляла до скошенного сооружения, отряхнулась и вошла. Тесно было внутри, грязно. Оконце выходило на железнодорожное полотно, дабы ожидающие видели приближение состава, напротив окнадве деревянные полки, одна над другой прикрепленные к стене наподобие двухъярусной койки.
На полках вполне можно было заночевать, потому в прежние времена здесь находили приют бродяги, скитавшиеся по лесам, и беглые заключенные (значительно севернее находилась колония). Обычно временных постояльцев прогонял какой-нибудь тоскующий от ожидания пассажир, но год назад случилось страшноепринялся пассажир гнать бездомных, а те взяли да тут же его прирезали. Вещичками поживиться не побрезговали, так что труп пару дней провалялся совершенно голый. Происшествие наделало в округе шумуходили полицейские бригады, ловили по лесам подозрительных людей, конвой даже выставляли на железной дороге, потому никаких бродяг у домика больше не видали никогда.
Повезло и Лизаветеникого внутри не оказалось. Она улеглась на нижней полке, не снимая ни сапоги, ни флисовую курточку, ощутила, как по ногам лениво разливается тепло, замерла и стала ждать с пустой головой да растревоженным неясными переживаниями сердцем.
Ждать пришлось недолго, ибо вскоре тишину снаружи разорвал звук работающего мотора. Потом мотор умолк, дверь отворилась, и на пороге, окутанный зимней стужей, предстал запыхавшийся Радлов. В дверной проем он едва втиснулся боком.
Ты? удивилась Лизавета, вскакивая со своего места.
Да, я искал искал, невнятно отозвался Петр, пытаясь совладать со сбившимся дыханием.
Неужто меня? Лиза, в первые секунды оробевшая от неожиданности, теперь осмелела, в голосе ее появились привычные для родителей нотки нахальства.
Мы там с Томк с матерью твоей среди ночи от грохота проснулись а тебя нет. Боже, ты не представляешь, такой грохот по всей деревне! Радлов перебил сам себя, как это нередко с ним случалось, и тщетно пытался поймать предыдущую мысль:
Так вот все равно, что от грозы проснуться. Забегали по дому, засуетились, тут оказалось, что ты не пришла. Я, значит, поселок обежал, чтобы причину шума отыскать, да за тобой поехал. Благо, дед Матвей видел, как ты в сторону станции направлялась, подсказал, где найти. Ты ж ему, дуреха такая, во дворе всю землю сапогами попортила! Матвей говорит, бежала как оголтелая! Чего вдруг такая прыть?
Боялась не успеть. Я Илью жду.
Ага. Одумалась, выходит? Недурно же, рассеянно прокомментировал Радлов, но мысли его явно занимало нечто другое.
Так что за грохот в селении? спросила Лиза, без особого интереса, ибо до селения ей дела больше не было, а так, разговор поддержать.
Технику, видишь ли, перегоняют.
Какую технику?
Ту, что у холма прозябала. К котловану перегоняют. И костры жгут всюду.
Зачем?
Да поди разбери, зачем! Тепло им, наверное, нужно
Лиза приблизилась к оконцу, увидела, как со стороны селения поднимается мутное зарево, плюющееся дымом. На фоне зарева, заляпанные кроваво-красными отблесками, вырастали исполинских размеров лестницы и тянулись до самых облаков. По лестницам ползали люди, казавшиеся от расстояния совсем крошечными, навроде насекомых.
Присмотревшись внимательней, девушка заметила, что не только зарево, но и люди дымят. На миг она оцепенела, поскольку разум отказывался верить в то, что сообщали ему глаза посредством отражения на влажной оболочке; затем едва слышно, через силу выдавливая каждый звук из онемевшего горла, спросила:
Кто же там ползает?
Мертвые.
Лизавета вздрогнула, внутренняя поверхность ее бедер похолодела от страха, а в голове словно открылось некое второе, потаенное, сознание. Этим вторым сознанием она вдруг ясно поняла, что, во-первых, селение расположено не только в часе ходьбы от здешней станции, но и в низине, в этакой яме внутри горы; во-вторых, видимость при снегопаде практически отсутствует, едва ли удастся заметить что-то на расстоянии более нескольких метров; наконец, в-третьих, оконце выходит на железнодорожное полотно, которое находится совсем не в той стороне, где поселокследовательно, ни зарева, ни гигантских лестниц отсюда увидеть нельзя, даже если и принять на веру тот факт, что подобные лестницы вообще возможно настолько быстро выстроить. Проще говоря, девушка вдруг обнаружила, что наблюдает за красной фантасмагорией в несуществующее окно.
Перепугавшись сильнее, чем прежде, она оборачивается назад и видит, что никакого Радлова в помещении нет, а только стоит посреди комнатушки жирный, отвратительный боров с лицом Радлова
Лиза дернулась всем телом и от этого спасительного движения проснулась. Кругом было тихо и темнолишь блеклый свет фонаря пробивался вовнутрь, ложился двумя полосками на пол, а полоски гасли, гасли и у самых полок иссякали вовсе. Снег валил до сих пор.
Девушка поднялась на свинцовые от усталости и недосыпа ноги, выглянула на улицу. По всем признакам царила глубокая ночьзначит, поезд не проходил.
Успокоившись, Лизавета вернулась на полку и решила более уж не спать, дабы не пропустить Илью. Тем временем снегопад за окном поредел и не напоминал ни тонкое кружево, ни тем паче непреодолимую стену, с которой путнице пришлось бороться по дороге сюда. Просто белая пыль витала в воздухе, и каждая пылинка была до того крошечной, до того легкой, что, прежде чем достичь земной поверхности и прилипнуть к какому-нибудь обледенелому сугробу, выделывала немыслимые виражи, кружила спиралью, иной раз бросалась обратно ввысь, потакая капризам ветра.
Илья прибыл утром, часов, кажется, в восемь или около того, перед скупым зимним рассветом. На тот момент в небе уже обозначилась багровая линия, резко очерчивающая дальние холмы, но само солнце еще не показывалось. Таким образом, было ни темно, ни светло, чему Лиза до крайности обрадоваласьв сумраке врать легче, любую тень на лице, способную выдать ложь, запросто можно объяснить прихотями освещения.
Глава пятая. Прихоти освещения
Илья спрыгнул с поезда, почти по колено провалился в нерасчищенный снег и тут же услышал позади себя металлическое лязганьепоезд готовился к отправке. Поезда вообще не задерживались на станции: выплюнут одного-двух пассажиров, и тут же устремляются прочь от торчащих на горизонте каменных зубьев, прочь от одинокого строения, нелепо торчащего посреди бескрайнего поля, прочь от одичалого сонмища местных призраков. Этих последних водилось тут в достаткевзять хоть убитого год назад бедолагу, с которого всю одежку стянули, наверняка шатается теперь по окрестностям в бестелесном облике. Один мужичонка вроде как даже с ним сталкивался и в селении затем всем поведал. И хоть был мужичонка в некотором подпитии, послушали его с большим интересом да из уст в уста передавать начали. Да и кроме того убитого, неуспокоенных, не похороненных мертвецов хваталоутопленники все больше. То грибник заплутает и сгинет на болоте, то несчастный бродяга угодит в самую топь, раза два и городские пропадали, хотя, казалось бы, как их сюда занесло. Около здешней станции даже рельсы выли, потому люди в вагонах от немого страха по углам жались. Положим, оттого рельсы выли, что давали небольшой уклон и поезд малость кренился, терся о дорожное полотнода разве этим кого убедишь? Нет, про призраков оно вернее, верят охотнее.
В общем, от того ли, что машинист, запуганный людской молвой, хотел как можно скорее покинуть проклятое место, или от того, что где-то в столице составили расписание, не предусматривающее должного времени стоянки, поезд сразу после прибытия сдвинулся с места, разогнался и серой лентой умчался вдаль. Илья остался одинторчал тоненькой жердочкой из сугроба да размышлял, как добраться до селения. Снегопад стал настоящей неожиданностью, так что перспектива вырисовывалась не ахти какая.
Впрочем, как только юноша увидел выскочившую из домика Лизавету, растрепанную и в куртке нараспашку, уныние тут же рассеялось. Лизавета бросилась его обнимать, едва не опрокинула и уткнулась лицом в плечотак было удобнее спрятать свою растерянность, но Илья, конечно, принял жест за чистую монету да от радости засиял.
Посидим там немного? спросил он, указывая на покосившееся строение, где девушка провела целую ночь. Изо рта его вместе с каждым словом шел густой, влажный пар. Я что-то продрог.
Боишься не дойти? отозвалась Лиза и издала короткий смешок, призванный скрасить холодность ее интонации. Увы, медные нотки в голосе никак не поддавались власти разума и могли выдать истинные чувства.
Боюсь, признался юноша и потянул девушку за собой.
В домике было значительно теплее. Как только вошли внутрь, Илья вдруг задрожал всем телом, да так сильно, что голова его начала болтаться на шее безвольным мешком, а зубы громко стучать друг о друга. Часто ведь случается, что пока стоит человек на холоде, все тело его непроизвольно напрягается, мышцы твердеют, движения становятся скупыми и собранными, потому как пустить мороз под кожу все равно, что смерть пустить; а только зайдет в теплоразом расслабится, и нападает тогда страшная дрожь, как бы по памяти от пережитого холода.
Лиза усадила юношу на нижнюю полку у стены, натянула на него, закоченевшего, свою куртку, отошла к окну и произнесла отстраненно:
Не переживай, это пройдет скоро.
З наю, ответил Илья, лязгая зубами. Весь съежился, посмотрел на девушку исподлобья и добавил, от озноба комкая слова и выдавливая их из гортани с чрезмерной силой:
Т ты какая-то гру стная с случилось что-то?
Переживаю, как добираться будем. Ты вон совсем замерз, соврала Лиза.
Юноша закивал, судорожно дергая шеей, потом закрыл глаза и откинулся назад. Дрожь начала проходить.
Заря между тем понемногу расцветалаот резко очерченной багровой линии на горизонте стелилась лиловая дымка, оттесняла ночную мглу куда-то кверху, впивалась в нее алыми прожилками и разрывала изнутри. Мгла сохранилась лишь под самым небесным куполом, и оттого пейзаж, аккуратно зажатый в оконной раме, разделился на четыре неравные полосы: снизу растянулось белое поле, кое-где разорванное черными пятнами обнаженной земли, поле это выше серело и упиралось в рваную, темную материю холмов; от холмов поднималось зарево, яркое, но с высотой бледнеющее, подобно застоявшемуся вишневому соку, в котором вся мякоть осела на дно, отчего верхние слои сделались водянистыми и прозрачными; зарево затем смешивалось с синевой, окрашивая брюхо облаков в тяжелый фиолетовый цвет; на самом верху синева густела и превращалась в иссиня-черную ночь.