Ты правда хочешь этого? спросил Калев. Ты хочешь этого для меня?
Я хочу помочь тебе, сказал я. Но мне надо, чтобы и ты помог мне. Почему ты? Почему не кто-то другой?
А почему не я? Ты правда задумываешься о том, какую маслину выковыривать из пиццы, когда играешь с едой?
Нет, но...
Неважно, почему я. Потому что я услышал его однажды. Ему не было важно, кто я такой. Калев Джонс не имеет значения. Но тыты другое дело, Макси.
Макс Шикарски значение все-таки имеет?
Тышоумен, Макси. Это классно. Это прикольно. Это меняет мир.
Что ты имеешь в виду?
Ты ему нравишься, потому что тызабавный. Этокатастрофа. Онкатастрофа. Каждая катастрофа на этой долбаной Земле.
Он питается болью?
Насилием. Убийствами. Ему нужен был мир, где это нельзя остановить. Идеальная гармония.
Откуда он?
Откудамы. А онниоткуда.
Калев коснулся своего носа привычным, нервным движением. Я знал его давно и, конечно, помнил, что прежде Калев ковырялся в носу, когда нервничал, однако ко второму классу эта порочная привычка покинула сей мир. Было ужасно забавнокомичный жест, замена ловле козявок, у мертвеца с простреленной башкой. Воистину, привычкавторая натура.
Калев сказал:
Он проснулся от запаха крови. В самой большой заварушке, которая тебе так нравится.
Вторая Мировая Война?
Калев сказал:
Фабрики смерти. Поля смерти. Планета смерти.
Тыпросто мое подсознание, подкидывающее мне готовые решения, так?
Калев продолжил напевать:
Твой папа сказал тебе, когда ты была еще девочкой, такие вещи приходят к тем, кто их ждет.
Мать твою, Калев! Что ему от нас нужно?
Что тебе от него нужно?
Вторая Мировая Война. Как простоточка отсчета современности. А современность это, в таком случае, голодный желтоглазый бог?
Это все выглядит как долбаный бред долбаного шизофреника!
Мир вообще-то довольно сумасшедшая штука, сказал Калев. Я вспомнил, как он всегда успокаивал меня. Он вообще был практически невозмутим, его невозможно было застать врасплох.
Нет, все-таки ответь, почему ты, в конце концов, сделал все это?
Он говорит тебераз, говорит тебедва, говорит тебетри.
Калев был таким сильным и, в принципе, довольно смелым. Но все это ничего не значило. Как там? Калев Джонс ничего не значит.
Я хочу рассказать обо всем.
Ты хочешь привлечь его внимание. Это плохо.
Собираешься меня отговаривать?
Нет, ты ведь все равно сделаешь это.
Ты думаешь, он сожрет меня?
Калев покачал головой, я увидел движение его мягкого мозга. Как гребучее желе. Меня затошнило, для сна ощущение было очень отчетливое.
Будь осторожен, сказал Калев. И запомни несколько правил. Один: камера тебя любит. Два: чистить зубы нужно два раза в день. Три: неважно говоришь ты правду или нет, всего этого не существует. Четыре: у него нет слабых мест, потому что все места принадлежат ему. Пять: смотри за дорогой.
Я понял, что довольно долго нарушал последний и, может быть, самый важный пункт. Когда я обернулся к лобовому стеклу, то увидел фуру, несущуюся в сторону "Грейхаунда" во весь опор. Я вздрогнул и с этим проснулся.
"Грейхаунд" неторопливо пристраивался на остановке, и я увидел небоскребы Дуата, фрейдистские члены капитализма, туристические достопримечательности и источник хлеба и зрелищ для тысяч офисных работников. Я неспешно зевнул, Леви сказал:
Ты разговаривал во сне.
И что я говорил?
Эли сказал:
Ты говорил его имя. Калева.
Мы подождали, пока все пассажиры, в основном серьезные дамы и господа с портфелями, покинут зал, как Элвис когда-то, а затем растянулись нашей большой компанией по салону. Водитель курил сигареточку, отдыхая после долгого переезда. Я проспал полтора часа, хотя сон казался мне очень коротким. После него я оказался в некоторой прострации и изрядном мандраже.
Билли встретит нас, сказал Эли. Он обещал.
Билли нас не встретил. Этого стоило ожидать. Мы прождали его пятнадцать минут, я успел выкурить три сигареты, Вирсавиядве, а Лияодну единственную. Остальные воздержались. Прямо перед нами приветственным, возбуждающим красным сиял "Бургер Кинг", откуда выходили люди с большими картонными стаканами, наполненными бодрящим, дешевым кофе. Стаканчик с кофе, кстати, такая же статусная вещь, как модель телефона. Берешь кофе в "Бургер Кинге"? Отправляйся на свою низкооплачиваемую работу, обслуживающий персонал. Средний класс пробуждается в "Старбаксе". Саул сказал:
Охренеть. Круто. Дуат.
И, как всегда, в голосе его не хватало эмоций.
Слушай, Саул, если Богрежиссер, то ты попал в это кино через постель. У тебя просто нет таланта.
Саул пожал плечами, казалось, он не особенно обращает на меня внимание, поглощенный созерцанием зимнего Дуата.
Я и сам вдруг почувствовал себя таким маленьким, не только себя, но и всех нас, словно мы были малышами, которых учительница привезла на экскурсию в этот мир высоченных домов и дорогущих магазинов. Я запрокинул голову наверх, и мне казалось, что небоскребы с рекламой, пущенной по щитам на них, обступили меня, как взрослые. Эли сказал:
Не волнуемся, я знаю, где живет Билли. Мы просто к нему пойдем.
Но я не волновался, меня захватило волной, которая несла город вперед, и я наблюдал за желтыми такси, юрко влезающими в утренний поток машин. Все было прекрасно: и белый снег, укрывающий город, и вздымающиеся из него красные, бежевые и серые дома, и широкие глаза витрин, и бродяги, разгуливающие в этот прекрасный день с бутылками вина в бумажных пакетах, и серьезные бизнесмены с кожаными чемоданами, спешившие в метро, потому что оно быстрее доставит их к месту назначения. У всего был чудно праздничный вид, и сам Дуат был как подарок, такой радостный и красивый. Всюду сияла рождественская реклама, красная, как кровь, как пульсирующее сердце города. Одинаковые слоганы (подари своему близкому что угодно, от кока-колы до донорской почки) заполонили мое сознание.
А мы скучные провинциальные подростки, да? спросила Вирсавия. Я повернулся к ней, и мне показалось, что она себя устыдиласьслишком короткой юбки, айфона не той модели, или даже чего-то внутри, такого провинциального, что наворачивались слезы.
Зато мы меньше подвержены гипоксии, сказал Леви.
А я один раз был тут в театре, добавил Рафаэль. Знаешь, очень шумно. И слишком много людей.
Тебе и в Ахет-Атоне слишком много людей, сказал я, и все мы засмеялись. Это была, отчасти, защитная реакция. Все вдруг стало очень серьезным: большой, сияющий город, мертвый Калев, видео, выставленное в интернет и огромная, странная теория заговора. У меня закружилась голова. Лия вытащила из пачки еще одну сигарету и пошла вперед.
Решила устроиться на работу в массажный салон, солнышко?
А какие у тебя планы, Шикарски? Подрочишь на место, где стояли башни-близнецы?
Я пожал плечами.
Ты, кстати, знаешь, что после их обрушения на Манхэттене еще несколько месяцев пахло гарью?
Лия не ответила, только поправила не слишком чистые волосы, и я понял, что здесь ей так же неуютно и прекрасно, как и всем нам. Леви сказал:
Осторожнее со шприцами. Говорят, СПИДозные люди специально колют ими людей в метро. Держитесь подальше от подозрительных тощих челов.
То есть, ото всех веганов, которые нам попадутся?
Я провожал взглядом людей с ухоженными собаками в костюмчиках, синие таксофоны, облепленные объявлениями, заснеженные машины, похожие на спокойных, шерстистых бычков. Вирсавия шла, уткнувшись взглядом в экран телефона, она неловко лавировала между людьми, выбившиеся из прически блондинистые пряди щекотали ей щеки.
Тут недалеко есть каток. Хотите на каток?
Ага, сказал Саул. Было бы прикольно. А я знаю тут кафе. Меня однажды возили в Дуат потенциальные усыновители.
Судя по тому, что они остались потенциальными, так себе вышла поездка, сказал я.
Ага. Чувак ко мне пристал, а его жена увидела это и залепила ему пощечину.
Фу, сказал Эли. Но я зато знаю бар, где наливают несовершеннолетним. Билли рассказывал.
Билли кинул нас, сказал я. Ты все еще ему доверяешь?
Наверняка у него просто появились страшно срочные дела.
Людей было много, и мы шли по одному вдоль дороги к метро. Мне было странно от потока людей, двигавшихся навстречу, я чувствовал себе героем одной из тех игрушек, в которые залипал Леви, и собирал воображаемые очки, лавируя между хорошенькими девушками, вонючими бродягами и белыми воротничками. За избегание бездомного я получал, конечно, сразу двадцать баллов. К тому времени как я увидел вход в метро под мятно-зеленым навесом, мне удалось набрать две сотни баллов. Я напевал песню, которую услышал от Калева во сне, слова легко ложились на язык, и Леви смотрел на меня с подозрением.
Ты точно в порядке?
В абсолютнейшем.
Нет такого слова.
Есть, просто оно редкое. Потому что абсолют в природе практически не встречается!
Блин, сказал Эли. Он мог бы предупредить и сказать, оплатит ли нам такси.
Эли ожесточенно бился с реальностью, пытаясь дозвониться брату, и я почувствовал себя посреди настоящего приключения. Начало пути героя отчетливо отдавало ароматами сэндвичей, пота и мочи. На платформе было жарко и грязно, поэтому подходящие к ней хромированные поезда казались с виду почти стерильно чистыми.
Мы запутаемся, сказал Рафаэль. Это фактически неизбежно.
Нет-нет, ответил Эли. Я точно все знаю. Даже не переживайте. Все будет в порядке.
Он, конечно, слишком нервничал, чтобы мы ему поверили. Эли сосредоточено изучал карту, Леви обхватил себя руками, подозрительно посматривая по сторонам, Вирсавия снова красила губы, а Лия докуривала сигарету, бросая вызов обществу. Но, надо признать, это было намного менее шокирующим, чем бродяга в боа, спящий под лестницей.
О, классный парень, сказал Саул.
Твое будущее.
Макс, почему ты меня так ненавидишь?
Он истеричка, сказала Лия. Просто забей на него.
Она помолчала, а затем, со сладкой улыбкой, добавила:
С другой стороныпохоже на твое будущее.
И твое, сказал Саул, и она толкнула его, Леви заверещал:
Нет! Нет! Только не толкайтесь на платформе, иначе вы точно трупы! Возможно, и мы трупы! Цепная реакция пойдет непредсказуемая!
Класс! сказал я. Это как игра в домино!
Вирсавия пыталась найти правильный ракурс для селфи, в итоге на фотографию попал Рафаэль, они тут же начали спорить о дальнейшей судьбе кадра. Я потянул Леви за капюшон куртки.
Иди сюда, не хочу, чтобы Лия столкнула тебя!
Тогда не подавай ей идеи!
Может быть, это мой идеальный план твоего убийства?
В центре платформы абсолютно бездарно играл какую-то песенку из семидесятых гитарист. У него был усилитель, что позволяло ему заглушать мой внутренний монолог.
Смотри, Леви показал на него пальцем. Наркоман, сто пудов.
Или студент, ответил я.
В Дуате это одно и то же!
По-моему ты перечитал республиканских газеток, сказал я. Поезд, похожий для моего провинциального глаза на какого-то библейского масштаба зверя, раскрыл перед нами свое брюхо, и мы метнулись в свободным, рыжим и желтым, сиденьям. Места хватило всем, хотя нам и пришлось некоторым образом рассредоточиться по салону.
Мы с Леви сели у окна, и когда поезд нырнул в тоннель, я долгое время рассматривал провода за стеклом, блестящие поручни, кудрявых чернокожих девочек с яркими губами, и огромный, просто безразмерный сэндвич в руках у человека с явными признаками диабета, как сказал бы Леви. А он и сказал:
Зацени, ему сэндвич точно нельзя.
Предлагаешь отобрать?
Нет, он же его обслюнявил!
Алло! Билли! Билли!
Мы с Леви засмеялись, и Эли вытянул ногу, стараясь стукнуть меня по ботинку. Какая-то степенная дама с жемчужными гвоздиками в ушах посмотрела на нас с осуждением, и я склонил голову, как джентльмен вековой выдержки.
Прошу прощения, мэм.
Она не ответила, но улыбнулась с тем странным, старушечьим обаянием, свойственным богатым дамочкам крепко за семьдесят. У нее непременно должны были быть беленькая, уставшая от жизни собачонка и бриллиантовое колье, доставшееся от покойного мужа.
Все эти люди были такими колоритными, как персонажи фильмов: тощая бледная девушка с длинными светлыми волосами и татуировками на шее, невротичный мужичок в дешевом костюмчике, чернокожий парень в кроссовках слишком холодных для этой зимы, громко разговаривавший по телефону. Я подумал, что где-то сбоку непременно обнаружится безликий оператор, потому что нельзя же собрать столько правильных, дуатских типажей в одном вагоне. Вирсавия продолжала делать селфи, она кидала на экран разного рода соблазнительные взгляды, и почему-то это дурацкое действие придавало ей очарования. Я заметил, что Леви тоже ей любуется. Поезд чуть покачивало, и я подумал, что это приятное чувство, о котором быстро забываешь, если приходится часто ездить в метро. Толстячок как раз уронил на большое, удобное пузо несколько колечек лука, и я сказал:
Спорим, поднимет и сожрет.
Леви кивнул, шепнул мне:
Но попытается сделать это незаметно.
Толстячок накрыл пятно на куртке рукой, подхватил луковые колечки и сделал вид, что вытирает бороду.
Класс, сказал я.
Меня сейчас стошнит.
На каждой остановке Лия выглядывала, чтобы посмотреть на станцию, пару раз ее волосы чуть не защемило. Саул спал, вытянув ноги, и людям приходилось переступать через его наглость. Ох уж эти приютские детишки, которые думают, что все им должны.
Я понятия не имел, когда нам выходить, и названия станций текли сквозь меня, как ночная радиопередача. Эли неожиданно скомандовал всем идти, так что нам пришлось проскочить на платформу в последний момент. Мы снова замерли на середине, и поток людей огибал нас, как рекакамень. Платформа была открытой, и я видел золотой свет, льющийся на поезд, на ближайшие высотки, играющий со спинками машин и прядками блондинок. Все это было славно, светло и тревожно. Мы вышли в город. Это был район пустоглазых кирпичных многоэтажек, дешевых супермаркетов с неулыбчивыми кассиршами и остросоциальных граффити. Поезд над нами прогромыхал дальше прорезать утренний Дуат.
Зайдем в супермаркет! попросила Вирсавия. Я хочу диетический молочный коктейль!
Глаза у нее засверкали, и я подумал: этой девочке стало лучше, стоит ее поощрить. Я приобнял Вирсавию за талию, объявил:
Ничего дурного не случится, Билли наверняка страдает от похмелья в квартире, которую ему сказали покинуть в течении недели из-за долгов! Оставим же его в пограничной ситуации и возьмем обязательный, утренний, диетический коктейль для нашей принцессы.
А я тебе не принцесса? спросила Лия.
Тыведьма, которая превратила меня в лягушонка.
Мы зашли в первый попавшийся супермаркет, где нам обещали абсолютно все продукты по смехотворной цене.
Ну, они преувеличили, сказал я. Сомневаюсь, что у них есть уитлакоче.
Это вообще что такое?
Мексиканский кукурузный грибок, который они точат, потому что...
Потому что они чокнутые! сказал Леви.
В супермаркете было просторно и на редкость светло.
Прикрой глазки, детка, а то тебя хватит припадок.
Я был уверен, что и меня хватит, люминесцентных ламп было слишком много, они придавали всем продуктам в ярких упаковках на полках болезненно привлекательный вид. Вирсавия метнулась к молочным продуктам, как героиня должна устремиться к герою в последнем акте слезливой пьесы.
В школьных спектаклях, сказал Леви. Она такую прыть не проявляла.
Ты читаешь мои мысли.
Я принялся рассматривать разнообразные пакетики с чипсами. Одних только рифленыхдесять брендов, от пяти видов в каждом. Это было жутковато и абсурдно, учитывая, что не во всем мире люди могли позволить себе более, чем чашку риса в день. Десятки видов чипсов, включая те, что с шоколадом, все в бездумно-симпатичных упаковках. Дереализацию можно было словить только от осознания количества приятных альтернатив. От обилия цветов и форм я чувствовал себя странно, как в картине авангардиста. Саул взял пачку чипсов со вкусом перца чили и уитлакоче прямо у меня из-под носа.
Иронично, согласился я. В этот момент я услышал голос Эли.
Билли! Ты здесь!
Сначала в голосе Эли зазвенела радость, затем раздражение, как будто неопытный дирижер вдруг решил почесаться и был понят превратно.