Лев МарнаСанхиллКнига Следующая:Карантин (самиздат)
от автора
Ни события, ни персонажи, ни места действий, ни названия географических объектов, государств, фирм и лейблов, встречающиеся далее по тексту, не имеют ничего общего с аналогами, существующими в реальном мире, т.е. выдуманы. Все совпадения - случайность, или продукт мыслительной деятельности или же фантазии автора.
Собственно, автор
***
Разумеется, я думал, что я умрупроизошло это за какие-то секунды, или доли секунды до того, как взмывший в воздух, а потом перевернувшийся и вытряхнувший меня наземь катер рухнул вниз, на мою спину, но мне для осознания факта неизбежности смерти вполне хватило и этого. Не могу припомнить какого-то там хрестоматийного для таких случаев проигрыша всей жизни перед моими глазами, но знаю точно, что буквально обмерно не от ужаса, а от своего «льда» в организмеи подумал о том, что же я могу сейчас сделать... Но ничего придумать не успел.
Вероятнее всего, я действительно умер, потому что эта здоровенная хреновина попросту размозжила мне голову, раздавила мои внутренние органы, сломала хребет и грудную клеткупосле такого шансов не могло быть ни у единого человека.
Но, очевидно, ситуация, в которую попал я, и многие другие из тех, кто обучался в академии-интернате «Санхилл», была отнюдь не из тех, обычных, в которых мертвецы всегда остаются мертвецами, сломанные кости никогда не срастаются, раздавленные сердца никогда более не заполняются кровью, а мозг, растёкшийся по мокрой прибрежной гальке, на линии между землёй и океаном, более никогда не залить обратно в расколотый сильный ударом череп. А потому-то и настал тот день, когда я понял: я не умер, я сплю.
Я не могу сказать точно, когда он наступил, хотя и писал выше, что тьма, наступившая для меня на берегу где-то в окрестностях маленького рыбацкого городка Педжо, продолжалась для меня примерно около недели, так как меня в этом уверили сначала все календари и часы, которые я нашёл, когда очнулся и пришёл в норму. Возможно, с момента моей смерти действительно прошла неделя, но, быть может, прошёл и месяц, и год, и три, и целое тысячелетие. За окном комнаты, в которой я тогда очутился, по крайней мере, стояло что-то, действительно похожее на начало ноябрямрачно, сыро, ветрено, и уныло так, что кости ноют.
Сначала, ещё не открыв глаза, и лёжа в кровати, я думал, что продолжаются осенние каникулы, а если быть точнее, уже заканчиваются, а я, как назло, заспался, и ничего не успею за этот последний их деньни почитать книги, не посмотреть фильма, ни полазить в Интернете, не поболтать с Жанной или ещё с кем-то из моих друзей и знакомых. У меня ничего не болело, быть может, только лишь слегка затекли мышцы, а потому я мог позволить себе продолжать рассуждать в подобной струе, даже не вспомнив толком, что было до этого. Но волей-неволей, мозг восстанавливал полустёртые данные. Лизи, вспоминал я, Лизи говорила, что в последний день каникул мы поедем куда-то... Я поеду... В какой-то город, находящийся на Ньюфаундленде, на что-то вроде матча по бейсболу или американскому футболу... Нет, там будет что-то связанное со льдом, так что, стало быть, либо хоккей, либо катание на коньках, либо кёрлинг... Кёрлинг... Забавно было бы взглянуть на него... Интересно, сколько сейчас времени? Лизи не убьёт меня, если окажется, что, пока я спал, она так и не сумела дозвониться до меня? Нет, должно быть, ещё слишком рано, иначе она прибежала бы ко мне сама, и выломала бы входную дверь в мою комнату одним мощным ударом левой ноги. Я почему-то усмехнулся в своём полусне, и продолжал ухмыляться, шевеля своими мыслями... Главное, чтобы она не поехала туда вместе с нами... Со мной и Джеррииначе там нам от неё не будет никакого продыху... А я точно поеду с Джерри? Мне же вроде бы говорили, что он заболел... Моя ухмылка стала вянуть. Нет, он точно чем-то заболел, и, кажется, чем-то серьёзным, его даже как будто бы пришлось везти на материк... Какая-то очень серьёзная болезнь... И не у него одного, тут вроде были слухи о целой эпидемии... Эпидемии очень, очень серьёзной болезни, и очень многие ею здесь, в интернате, болеют. И каникулы эти из-за неё сильно подпорчены, это точно, потому что весь Ньюфаундленд и Лабрадор закрыли из-за неё на карантин, и нам отсюда не выбраться, пока эпидемия не закончится, и мы будем торчать тут, торчать, до тех пор, пока кому-нибудь это не надоест настолько, что ему попросту захочется сбежать отсюда.... Стоп! (ухмылка моя исчезла совсем, и я попытался открыть глаза, но не сделал этого, так как ещё не был вполне уверен, что мне стоит делать это) А ведь действительно кто-то сбежал уже... Или пропал? Или... Чёрт, да мы же сами хотели сбежатья, Жанна, Айко, ещё какая-то девушка, новая пассия моего приятеля-индейца, не то Вайновски, не то ещё кто-то... Но когда? Вчера? Сегодня? Завтра? Или мы...
Вот тут-то, на этом самом моменте, когда мне удалось вспомнить всёну, или почти всёглаза мои открылись словно бы сами по себе. И я почувствовал неприятный, неестественно живой холод, который побежал по всему моему организмутканям и кожеот кончиков пальцев по конечностям, как по магистралям, к сердцу, желудку, мозгу, всему, что было во мне, всему, что могло чувствовать, опасаться, быть человеческим, а не принадлежать какому-то дерьмовому биороботу из искусственно выращенных тканей. Чему-то такому, что сгинув, по идее, не должно было бы вернуться вновьно тем не менее, ко мне вернувшемуся.
Если бы я мог, я закричал от ужаса, но... Но не смог. Открыв глаза, я увидел потолок, оклеенный обоями в какой-то весёленький геометрический рисунок, и сумел лишь подумать, что в комнате, в которой я жил прежде, такого не было.
Что его не было ни в той, не другой комнате.
Потом я поднялся, и сел на кровати, на которой лежал прежде. Эта комната была комнатой в одном из общежитий интерната Санхилл, и в голове моей проскочила мысль, что если бы я после смерти попал бы в рай, то он бы так не выглядел. Но, в конце-концов, выжить после падения плашмя на голые камни с почти что десятиметровой высоты и удара носом рухнувшего на меня, как наковальня в идиотском мультфильме, трёхтонного катера я бы тоже не мог. Но если ад, то за что? А если не ад, и не рай, и не грёбаное переселение душ, то что это за хрень, в конце-концов? Если даже мне удалось выжить, то почему я, чёрт бы меня побрал, не в госпитале, а в этом идиотском общежитии?
Внутри локтевого сгиба моей левой руки что-то свербило... Хотя нет, пожалуй, термин «свербило» тут был бы не совсем подходящим, потому что, если задуматься, даже малый и непродолжительный зуд вызывает неприятные, иногда даже болезненные ощущенияа я их не чувствовал. Скорее, нужно сказать, что я чувствовал, что там, под кожей, и внутри моей плоти, было что-то чужеродное, но никаких болезненных ощущений я от этого не испытывал. Это выглядело так, как будто бы я ощущал это нечто не внутри своего, а чьего-то чужого организма, возможно, находившегося неподалёку, а, возможно, пребывавшего вдали от меня за многие километры, но наблюдаемого мной посредством телевидения, или видеозаписи, выложенной в Интернете. Я, не глядя, слегка согнул руку в локте, и почувствовал лёгкий, как будто я сделал его сам, и самым кончиком швейной иглы, укол. Возможно, в этот самый момент я ощутил, как неведомое нечто ткнулось мне в кость, или в оболочку суставной сумки.
Я выпрямил руку, и посмотрел на неё. В моей венепримерно в том самом месте, где у врачей принято брать кровь на анализнаходилась толстая, и явно полая металлическая игла, к другой стороне которой был присоединено нечто вроде гибкого шланга, или трубки; а трубка, в свою очередь, вела к пластиковому пакету с жёлтой жидкостью, закреплённому на металлической стойке капельницы. В том месте, где игла уходила под кожу, сбоку был прилеплен прямоугольный кусочек пластыря, но только одной сторонойочевидно, пока я спал (или находился в своих потёмках на грани между жизнью и смертью), он отклеился, и теперь болтался на моей коже, как кусочек сорванной резким щипком плоти. Я взял его двумя пальцами, и оторвал его полностью. Потом аккуратно, тоже двумя пальцами, вытащил из вены и иглу капельницы. Из её носика тут же выступило несколько капель жёлтой жидкости, из-за чего она напомнила мне увеличенный в несколько раз хоботок бабочки и пчелы; на руке тоже выступила жидкостькровьи её было немного. Я стёр её пальцем, и она тут же остановилась.
Я спустил ноги с кровати, и увидев рядом с ней пару бумажных, как в отеле или больнице, тапочек, вставил свои ступни в них, и поднялся на ноги. Оглянулсявся обстановка в комнате была измененакровать была выставлена в центр, как в больничной палате, шкаф, кресла, журнальный и письменный столы были сдвинуты к стенам, но это не могло обмануть моего глазакомната находилась именно в общежитии Санхилл (мужском или женском, я пока не знал), уже хотя бы потому, что все предметы мебели были стандартными именно для нашего общежития. Некоторых из них, правда, тут не было вообщея не заметил нигде ни телевизора, ни CD-проигрывателя, и письменный стол, на котором, как было принято, должен был стоять если не твой личный ноутбук, то оплаченный руководством интерната компьютер, тоже был пуст; не было на нём и стационарного телефона, не говоря уже о привычных мне грудах книг, тетрадей и предметов канцелярии, которые обычно закрывали поверхность моего собственного стола так плотно, что последняя, бывало, с трудом просматривалась сквозь всё это. Кроме того, в отличие от предыдущих занимаемых мной жилплощадей, эта была идеально чиста, с выметенным и пропылесошенным ковром, вымытым полом, сверкающими чистотой окнами, и с воздухом, в котором не пахло ничем, кроме, собственно, воздуха. Да, и ещёздесь было тепло, не так, как всю эту трижды проклятую каникулярную неделюуж не знаю, кто приложил к этому руку, но отопление теперь, кажется, работало, и потому, если подумать, здесь было даже уютнохотя мне, с моим пропитанным «льдом» организмом, на этот самый уют было наплевать.
Мне всё ещё казалось, что то, что я сейчас вижуотнюдь не реальность, а что-то, явно находящееся вне её пределов; и, хотя я никогда не был особенно религиозным человеком, мне казалось, что сюда, в эту странную комнату, вот-вот должен был войти кто-нибудь вроде Святого Петра с ключами от райских врат, звенящими у его пояса, или Мрачного Жнеца с косой на перевес, и должен был объявить мне, что эта фигняна самом что-вроде чистилища, или пересадочного пункта перед развилкой «Рай\Ад», после чего предложит отправиться мне в путь, вслед за ним. Я не мог поверить, что сумел выжить после той катастрофы, тем более, не находил подтверждения тому, что я живни боли, ни страха, ни чего либо ещё, что могло подтвердить мою жизнеспособность, я сейчас не чувствовал. Та волна «льда», которая поднялась в моём организме в тот момент, когда я проснулся(?), могла, например, означать мой последний вздох, в тот момент, когда я уже был размозжён упавшим на меня катером, и сейчас я, бесчувственный, мог быть всего-навсего своей собственной бессмертной душой, отправленной в какой-нибудь лимб или элизиум, для того, чтобы дождаться там своей участи. Вот только зачем могла быть поставлена в этом лимбе или элизиуме стойка с капельницей, явно предназначенная для того, чтобы поддерживать питание моегоживого - организма в то время, пока он находился в бессознательном состоянии, понять я пока не мог, а потому версия с путешествием на тот свет пока ещё не казалась мне достаточно убедительной.
Я слегка потянулсяскорее, по привычке, нежели ввиду действительной потребности в этоми направился к окну и двери на балкон, теперь находящимся как раз за моей кроватью. Все мои члены слушались меня легко и непринуждённо, голова была ясной, а глаза не слезились, и не было этого привычного для меня ощущения, будто на ночь я умывался не водой из-под крана, а сладким чаем из чашки. На ходу я невольно, по привычке, дотронулся до своей переносицы, и понял, что очков на мне нетуда и откуда им там быть, по сути, если я только что встал с кровати? Тем не менее, вокруг всё было различимо мной столь же ясно, как если бы я был в них. Действительно, подумал яесли я умер, то почему мне нужно плохо видеть, ведь мои ни к чему не пригодные хрусталики глаз остались в моей же, раздавленной рухнувшим на неё катером голове...
Подойдя к окну, я приоткрыл дверь на балкон, и вышел на него, не чувствуя при этом ни потока холодного воздуха, ворвавшегося мне навстречу в комнату, ни холодного пола, который от моих пяток отделял лишь тонкий слой подошв бумажных тапочекхотя всё это было, как и игла капельницы, ранее вставленная мне в вену, но моё тело, одетое только лишь в незнакомые мне пижамные штаны из зелёной шелковистой ткани, попросту не обратило на них никакого внимания. Я приблизился к стёклам, отделяющим пространство балкона от улицы, и посмотрел сквозь нихно не увидел ни пламенеющих панорам ада, ни райских садов, ни пульсирующего чёрного ничто, ни сумрачно созерцающего меня гигантского лица Создателяа вполне привычный мне пейзажтонкую полоску вечнозелёного газона внизу, под стенами общежития, ряд деревьев у самого края обрыва, и виднеющиеся за ними беспокойные воды Атлантики. Кажется, что это всё-таки было мужское общежитие, и где-то на уровне пятого этажа, потому как деревья были видны мне лишь только в качестве крон, а далеко за бушующими волнами в протоке была смутно видна громада острова, на котором находился злосчастный Педжо, на пристань которого мы тогда так и не попали.
Несколько недоумевая, я вышел с балкона, и закрыл за собой дверь. Подумав немного, я постоял рядом с ней, сжимая в руке её ручку, дабы попытаться осознать, насколько реальной её воспринимает моё тело. Тактильные чувства говорили мне о том, что она реальна не менее, чем тот металлический мокрый гроб, который опустился на меня перед моей смертью(?). Я нахмурился, отошёл в сторону, потом дотронулся пальцами одной руки до ладони другой. На ощупь ладонь была мягкой, слегка тёплой, явно не принадлежащей ни покойнику, ни привидению, а пальцы были твёрдыми, и вполне себе реальными.
- Что за бред тут происходит, - вырвалось из меня автоматически. Я закрыл, нет, даже зажмурил глаза, ихотя я сам не понимал, что это могло мне дать - на ощупь прикоснулся к кончику собственного носа. Мне это удалосьтаким образом я в какой-то мере протестировал не только свою реальность, но и состояние своей нервной системы. И то, и другое было в полном порядкехотя, по сути, после удара несколькими тоннами металла и пластмассы, упавшей на меня с десятиметровой высоты, я должен был не то чтобы не в состоянии прикоснуться пальцем к кончику носа, а, в лучшем случае, превратиться в калеку, который может лишь самостоятельно дышать, да испражняться под себя.
В любом случае, я не должен был оказаться здесь, в это идиотском общежитии, в комнате с привычной для меня мебелью, и видом из окнатак, словно вчера не было ни блюющего кислотой на пол Джерри, ни загадочных мольб превратившейся в какое-то мрачное привидение Лизи Айнуллене, ни нашего бегства с острова, ни его трагического, но вполне, как мне сейчас думалось, закономерного финала.
Нужно посмотреть, что находится вне пределов этой комнаты, подумал я, и опять приблизившись к кровати, встал рядом, и оглянулся вокруг. Обе двери были на месте, и в стандартных для них местаходна из них должна была вести в коридор, другаяв комнату, смежную с моей. Рядом с последней я, не без лёгкого удивления, увидел мой собственный плакат с фотографией участников группы Depeche Mode, запечатлённых во время фотосессии к записи альбома «Game of the Angel». Гор, Гаан и Флетчер стояли на какой-то песчано-прибрежной местности, в немного напряжённых позах и с несколько невесёлыми выражениями лиц, словно бы всё это время они ожидали лишь моего пробуждения, и теперь им было нужно, чтобы я куда-то пошёл вслед за ними. Продолжая удивляться всё больше и большеконечно, не настрою сфотографированных пару лет тому назад музыкантов, а тому, что кто-тоуж не знаю ктодогадался повесить этот выглядевший несколько неуместным на фоне остального происходящего плакат на стену в незнакомой мне комнате, я шагнул к двери в смежную комнату, а затем подёргал за её ручку. Дверь оказалась закрытой . Я, склонившись к ней ухом, попытался прислушаться к тому, что за ней происходит, и услышал чьё-то мирное сонное сопение...
И в тот же момент, едва я успел подумать о том, что если то место, в котором я нахожусь, является Раем, Адом или Чистилищем, то я сам, без всякого сомнения, являюсь Наполеоном Бонопартом, дверьдругая, та, что вела в теоретический коридор, распахнулась настежь и врезалась в стену так, что храп за стеной мгновенно прекратился, а сама она отскочила от стены с такой силой, что чуть не вышибла того, кто сюда явился, обратно, прочь из комнаты. Он (или она) едва успел увернуться от неё, а потом неуклюжим шагом попытался пройти дальше, к центру комнаты, но споткнулся на полпути, и упал носом вперёд, на пол. Он (верней, она, и теперь это было ясно) был наряжен в женскую ночную рубашку, был без обуви, и обе его (её) конечности были настолько красными, что напоминали панцирь отварного омара. От фигуры на полу шёл слабый белесый дым.
- Помоги-ииит... - засипела странная фигура на полуВаао... ФФФФ... Воды... Пожауффшшш... Умиииифф...
Кем бы ты не был, подумал я в окончательном смятении, ты явно не располагаешь ключами от райских врат, да и вести мою грешную душу на лавовые поля Ада ты, наверное, не собираешься... Потом, поколебавшись ещё с секунду, я подошёл к человеку на полу поближе.
- Эй, - я склонился над его телом, и тут же с удивлением увидел, что ткань его (её) ночной рубашки на спине покрыта какими-то непонятными светло-коричневыми пятнами, явно не бывшими здесь изначально, акроме того, как мне показалось в тот миг, эти пятна медленно увеличивались, прямо на глазах, словно подпалины на брошенной на россыпь углей светлой ткани... Может, это и были подпалины, прозвучало внутри меня сумасшедшее озарениеТы... Вы кто? Что с Вами?
Я осторожно положил свою ладонь на плечо своему странному гостю, и тут же почувствовал жар, причём не тот, который бывает даже у серьёзно заболевших людей, а такой, какой исходит от раскалённой кухонной плиты, вроде тех, на которых в ресторанах прилюдно жарят стейки. Я тут же отдёрнул руку, но совсем не потому что мне было больно, а потому что из-под моих пальцев тут же повалил густой и едкий дым, а человек, распростёршийся на полу моей новой комнаты, застонал, явно от боли, и одновременно словно бы желая меня о чём-то предупредить. Там, где раньше находилась моя рука, тут же обнаружился коричнево-чёрный отпечаток ладони, дымящийся, как будто бы след от прикосновения Сатаны.
Человек на полу поднял взгляд на меня. Это была девушка, но понять, кто это, хотя бы сказать, знакома она мне, или же нет, я не могпотому что лицо это было красным, таким же красным, как, например, огнетушитель, или только что сорванный с ветки томат; глаза были выпучены так, словно бы ещё немного, и они попросту вывалятся из своих орбит; рот был приоткрыт, из него валил пар, как будто на жестоком зимнем морозе; а от неприятно потрескивающих волос, вернее, от их корней, шёл не пар, а самый настоящий дым, имеющий мерзкий запах горелой шерсти.
- ВААААААДЫЫЫЫЫЫЫЫЫ, - выдохнула несчастная вместе с очередным клубком горячего пара изо рта ДАЙ ФАААДЫФФФФ...
Я не имел никакого понятия, как человеку в её состояниикажется, у этой несчастной должна была вот-вот закипеть кровь в её жилахможет помочь глоток воды, который, возможно, тут же испарится, едва она сумеет проглотить его, но, постольку-поскольку никакого иного, более эффективного пути к её спасению я пока ещё не видел, я решил, что мне стоило бы выполнить хотя бы эту её просьбу. По прежнему ощущая себя человеком, который приоткрыл дверь между реальностью, и чем-то невообразимым, и в страшном изумлении застыл на пороге между ними, я попросил незнакомку подождать секунду, а потом встал во весь рост, и вот уже в третий раз оглянулся по сторонам. Мне нужен был какой-то сосуд, в который я мог бы набрать воды из под крана в теоретически находящемся напротив этой комнаты туалете, но разумеется, такого я нигде не видел. Обычно вся посуда в моей комнате находилась, опять же, на письменном столе, ну, или, на худой конец, на журнальном столике, но сейчас что тот, что другой были абсолютно пусты, даже протёрты от пыли, так что я даже не был уверен в том, что здесь, в этой комнате могло быть что-то моё, кроме этого дурацкого плаката с Флетчером, Гором и Гааном на пустынном песчаном пляже.
В отчаянье я подошёл к письменному столу, и стал наугад открывать в нём ящики. В верхнем были какие-то тетради и книги, некоторые из которых показались мне знакомыми, а некоторыестандартными, такими, какие могли бы оказаться у любого из учеников в Санхилл, но чашек не было. Из отделения справа посыпалось и вовсе что-то непонятноекакие-то герметично упакованные пакеты с неясным белесым содержимым, которыми кто-то, мне неведомый, решил набить всё пространство за левой дверцей, предварительно вытащив из-за неё все выдвижные ящики. Я решил пока проигнорировать эти штуковины, и открыл правое отделение. Там тоже были вытащены ящики, но не все, а, те, что были снизу, и на их месте, у самого края, находился электрический чайник, и ещё что-то, похожее на металлическую оцинкованную супницу. Схватив «супницу», я опять крикнул всё ещё лежащей на полу девушке, чтобы она подождала, и выбежал через всё ещё открытую дверь в коридор...
И я увидел, что это, между прочем, был действительно коридор, а не что-то такое, что сказало бы мне о том, что я действительно умер, и уже нахожусь за гранью бытия. Обычный коридор в мужском общежитии, уже порядком намозоливший мне глаз за всё время моего здесь обучения. Ничего необычного, разве что видневшийся вдали пост коменданта был пустым...
Я открыл дверь, находившуюся как раз напротив той, что вела в комнату, в которой я очнулся, и вошёл в туалет, который за ней располагался. Тоже всё нормально, оценил я, оглянувшись вокруг на скорый глаз, тот же кафель, та же душевая кабина, и ванна для ополаскивания ног, раковина с двумя кранами для горячей и холодной воды, зеркало, держатель для мыльницы и зубной пасты с щёткой над ней. Подойдя к раковине, я открыл кран с холодной водой и подставил под струю найденную мной железную миску. С металлическим бульканьем она наполнилась, и я, предварительно закрыв кран, понёс её в «свою» комнату.
Как она ей поможет, спросил я себя вновь, аккуратно приоткрывая входную дверь ногой, ведь если она возьмёт эту чёртову миску в руки, то вода в ней закипит в считанные секунды... И что с ней такое, в конце-концов? Люди попросту не живут с такими температурами, потому что при пятидесяти градусах кровь начинает сворачиваться, а при температуре тела этой девушки она должна кипеть, и кипя, литься через нос, рот, глаза и уши. В любом случае, она не может двигаться, и пытаться говорить что-то, когда её собственные волосы, и ночная рубашка, того и гляди, воспламенятся от того, что у неё такая температура... Она должна бы попросту свариться заживоно вместо этого каким-то образом сумела добраться до меня... Откуда? И почему именно ко мне?
Я вошёл в комнату, и настороженно посмотрел на неё, всё ещё лежащую на полу, но теперь не на животе, а уже скорчившись в позе эмбриона. По видимости, собственного жара она не ощущала. Ночная рубашка на ней дымилась, но ещё не тлела, зато, кажется, начал тлеть ковёр под ней самой. Я с ужасом от возможности того, что здесь вот-вот начнётся пожар, подскочил к ней, и чуть было не вылил воду на неё... Но удержался от этого, а сел рядом с ней на колени, и поставил миску с водой где-то рядом с её головой
- Попробуй приподнять голову, - предложил я ей, не вполне, впрочем, сейчас, уверенный в том, что она может понимать мои словаИ открой рот. Я сам...
Она и впрямь приподняла голову (на ковре от неё остался словно бы чёрный трафаретный оттиск, как будто бы на плоскости гигантской камеии он слегка дымился), и, действительно открыла рот, но, едва я попытался поднести к ней край миски, она испуганно отдёрнула голову, словно я желал предложить ей не воду, а раствор стрихнина, или синильной кислоты.
- Нет, - прошептала она сиплоВылей... Вылей на меня... Пока я не загорелась.
Я привстал, не понимая, говорит ли она, следуя руководству разума, или же согласно сиюминутному желанию избавиться от невыносимого, жгущего кожу чувства... Но, посмотрев на её уже почти коричневую от жара ночную рубашку, и дым, вырывающийся из-под её красных голых ног, подумал о том, что возможно, ей сейчас руководит и то, и другое.
- Вылей, - повторила она мне еле слышно, а потом опять уронила голову на ковёр, и он опять задымился под ней.
У меня мало воды в миске, подумал я в смятении, а если я буду носить её туда-сюда из туалетной комнаты, то я едва ли успею «потушить» её до того момента, как тут что-нибудь загорится, или эта несчастная попросту умрёт сама по себе. Мне нужна была чья-то помощь, или хотя бы нужно было сделать так, чтобы вода лилась на неё в больших объёмах, чем объём этой дурацкой «супницы». Положить её в какую-нибудь ванну, или поставить под душ...
Тут меня осенило. Я вылил воду из «супницы» прямо на её дымящуюся, как только что вытащенный из костра огарок полена, голову, частично окропив при этом её плечи и спину. Послышался неприятные треск и шипение, как будто кто-то плюнул на раскалённую сковородку, и вместо дыма повалил пар - разумеется, ещё более густой, чем его предшественники тут же заполонил собой всё пространство комнаты. Я почувствовал себя человеком, на секунду заглянувшим в финскую парную после того, как в ней уже закончили (или только начали) мыться. Девушка на полу застонала, но продолжала оставаться такой же красной, словно обваренной, даже в тех местах, на которые попала тут же испарившаяся вода.
Этого не может быть, подумал я, и этоне реальность. Нет людей, которые могут иметь температуру тела, равную температуре кипения водыи всё ещё оставаться живыми, и не харкать при этом кровавой пеной, которая, между прочем, должна лезть из всех естественных отверстий в их голове. Здесь, поблизости от этой комнаты, этого коридора наверняка есть что-то вроде неугасимого адского огня, который вторгается в тела грешников незаметно, в привычной для них обстановке, и тогда...
Прекрати, резко оборвал я сам себя, и опять склонился над девушкой, и сказал уже ей, и вслух.
- Я хочу проводить тебя под холодный душ. Ты позволишь?
Она посмотрела на меня своими страшными выпученными глазами с красно-жёлтыми лихорадочными белками, и что-то произнеслаодними губами.
- Я попробую, - сказал я ей, немного разобрав её неслышные слова, наклонился ещё ниже, и взял её под руку. Ни боли, не жара, как таковых, я не чувствовалТолько немного помоги мне, хорошо?
Она неуверенно кивнула мне. Я потянул её за руку вверх, она, кое-как опираясь на другую, приподнялась сама тоже. Когда она была приведена в какое-то более или менее сидячее положение, я отпустил её руку, подошёл к ней со спины, и, подхватив её под руки, с трудом, но всё же поставил её на ноги.
- Идём, - произнёс я, аккуратно положив руку на её плечоЕсли что, опирайся на моё плечо.
Она беззвучно покачала головой. Её исплавленые, закрутившиеся в спирали, а частично ещё и сожжённые волосы опять начали тлеть. Я подумал о том, что если так продолжится и дальше, но она всё-таки сумеет выжить, то она будет всю свою оставшуюся жизнь носить парики, и бояться снимать их даже наедине с собой, но в присутствие зеркала.
Я осторожно повёл её из комнаты в туалет.
***
Ощущение была такое, будто я провожаю гигантскую, в человеческий рост, сосиску, только что снятую с гриля торговца хот-догами. Я всё ещё был голый по пояс, и нисколько не сомневался в том, что в результате этой прогулки получу массу обширных ожогов, которые будут, по крайней мере, первой, а, может быть, кое-где и второй степени. И хотя я понимал это столь же ясно, сколь ясно сознавал не просто невыносимый, а невозможный для человеческого тела жар, идущий от кожи моей «новой знакомой», меня это на данный момент беспокоило меньше всего на свете.
Я всё ещё не мог понять, что происходит вокруг меня, потому что с одной стороны это выглядело, как вполне привычная, нормальная для меня реальность, но с другой... С другой стороны эта самая «вполне привычная и нормальная» реальность крошилась вокруг меня, как старая, отсыревшая побелка, откалываясь целыми пластами, то тут, то там, заставляя меня думать даже не о загробном мире, а о чём-то, вообще находящимся за гранью восприятия нормального, имеющего возможность существовать человека.
Хотя, в принципе, я прекрасно понимал, что эта оценка происходящего может оказаться весьма далёкой от окружающей меня объективной реальности. Во-первых, мне могло так казаться просто потому, что я должен был сейчас быть мёртвым. И не просто мёртвым, а расплющенным в лепёшку, в нечто такое, что иногда можно видеть в сводках новостей по кабельным каналам, когда речь идёт о какой-нибудь страшной автомобильной аварии, в которой водители и пассажиры превращаются в мясной фарш в сплющенной консервной банке, а неосторожные пешеходы - в невразумительный набор из кусков сырой человечины, разбросанный по мокрому от крови асфальту. В данный момент моё тело должно было быть не здесь, живым и здоровым, а лежать на столе у паталогоанатома, где его, в свою очередь, должны были пытаться как-то опознатьпытаться, потому что я «погиб» в чужой стране, и каких-то конкретных ориентировок у местных властей на меня, наверное, не было - возможно, по зубам (что навряд ли, потому что от такого удара все мои зубы должны были раскрошиться в пыль, или на два метра уйти под камни), или по отпечаткам пальцев на руках, которые, если повезло, остались целыми - хотя бы от кончиков пальцев, и до запястья... Но, тем не менее, на данный момент я не чувствовал себя не мёртвым, ни травмированным, ни больным, и уж тем более, не нуждающимся в каком-либо опознании, наоборот, даже ещё более здоровым, чем это было до того жуткого происшествия с катером... И ещёпотому что я оказался ни где-то, а именно здесь, словно неведомый некромант, решивший воскресить меня, по каким-то понятным одному ему причинам решил переместить меня именно сюда, в это дурацкое общежитие, вместо того, чтобы проводить меня в больницу, или хотя бы просто-напросто отпустить восвояси... И не в мою комнату на четвёртом этаже, а в эту, на пятом. И зачем-то переставил всю мебель. И куда-то подевал компьютер, телефон, телевизор, и всю остальную бытовую технику, оставив мне только электрочайник, и тот, как кажется, никогда не мне не принадлежавший. Зато зачем-то повесил рядом с дверью в соседнюю комнату мой плакат с Depeche Modeсловно бы это имело Бог весть какое серьёзное значение... И зачем-то присоединил меня к капельнице... К капельнице с чем? С глюкозой? С каким-то наркотиком, который лишает организм чувствительности? Второе было более вероятно, потому что, хотя я и выглядел вполне себе живым и здоровым, я ощущал себя так, как будто все мои ткани накачали новокаином, или, по крайней мере, чем-то очень на него похожим... А ещё эта девчонка которая вот-вот должна была свариться заживо... По неведомо каким причинам... Что с ней происходило? Почему с ней это произошловедь она явно не выглядела подготовленной к тому, что с ней происходило, иначе бы она была выбрита налысо, и была бы одета не в тонкую ночную рубашку из хлопковой ткани, а во что-нибудь более огнеупорное, что не стало бы обугливаться и дымиться от воздействия с её кожей...