Вряд ли, но где и с кем я был мое лично дело.
Совсем большой стал, всхлипнула мать. Мы с бабкой все для него, а он шляется не пойми где по ночам. А мне сиди, дожидайся.
Так никто тебя не просит дожидаться, шла бы спать. Ты же сама там фильмы смотришь! сказал Рома и понял, что все не так. Она его ждала. Ладно, мам, мне сейчас некогда, давай вечером обсудим, хорошо? и Рома поскорей покинул квартиру.
Выскочив на улицу, Рома оглянулся: кругом было еще темно. Он прошел пару кварталов и начал сомневаться, что зайти за Колей хорошая мысль. Стоять у подъезда холодно, подниматься и звонить можно разбудить кого-нибудь из домашних. Но тем не менее он все-таки двигался по направлению к Колиному дому. «А тебе готом быть даже пойдет», повторил про себя фразу, которую во сне сказал ему приятель. Рома даже подумал, что первым делом расскажет про этот сон и наедет на него с претензией, мол, что это ему вместо всяких там девушек друг его снится и всякую чушь несет?
Дойдя до дома Коли, парень осмотрелся: кругом никого не было в столь ранний час, и двор показался парню сиротливым и оставленным. Когда-то он видел фотографии из Припяти, где жизнь остановилась в один момент. В один момент и навсегда. Сквозняки гуляли по пустым улицам некогда живого и процветающего города, где во дворах домов был слышен детский смех, по улицам ездили автомобили, мамы гуляли с колясками, пока отцы семейства работали на фабриках, заводах и впоследствии печально известной ТЭЦ, молодежь пела песни под гитару в общем и в целом, город жил своей размеренной жизнью. Хорошей или плохой? Совсем не важно в этом случае. А теперь он год за годом зарастал сорной травой, деревьями, кустарниками. Когда-то местные жители, должно быть, с трудом узнали бы свой город детства и юности, вернись они туда снова. Ветры гуляли по оставленным квартирам, подъездам, зданиям школ, детских садов, больниц вследствие того, что многие стекла были разбиты мародерами, или сталкерами единственными «жителями» этого города. Сталкеры были своего рода туристами, причем что съезжались они в Припять почти со всех стран некогда великой страны советов. Что ищут там эти люди? Что их так притягивает к этому месту? Должно быть, некая мистическая составляющая города, который обрастает легендами о чудовищных мутантах, собаках-людоедах и зомби. А может, и попытка увидеть зараженную радиацией, но все же не тронутую современностью частичку СССР. Для себя Рома отметил, что его привлекает в этой истории правдивость произошедшего. Это не кино со спецэффектами, не театральные декорации и не повесть писателей-фантастов, воплощенная в жизнь это и есть жизнь, со своими ошибками, трагедиями и одиночеством. Вот и сейчас, стоя здесь во дворе Колиного дома, парень отчетливо переживал какое-то неведомое ему одиночество и скорбь по пустой и оставленной Припяти. Фонари тоже как-то печально освещали пространство возле подъездов, и снег пошел, такой же неторопливый и тихий, как и все вокруг. Рома понимал, что это проекция его сознания, что весь мир вокруг равен внутреннему состоянию его души. События последних дней внесли в его устоявшуюся жизнь какой-то надлом, и теперь он видит все несколько иначе, чем раньше. Словно весь мир потускнел и стал более правдивым, чуть более жестоким, чем раньше. Рома не был конфликтным парнем, другом он был отличным, всегда был верный и преданный дружбе от начала и до конца. Уже в сознательном возрасте Рома видел только то, что видел, без каких либо прикрас. Он прекрасно видел, в каком положении оказалась его семья после того, как отец их оставил, что матери приходится из кожи вон лезть, чтобы их прокормить, и воспитанием подчас занималась бабушка. Он был вынужден жить в этом городе и любить его, распевая гимн на дне города и других местных праздниках, ходить в детский сад, школу, и вот теперь в колледж. Разговоров о переезде у матери Ромы никогда не возникало, да и сама она не особо стремилась как-то поспособствовать, вбить в головы своих детей мысли о переезде. Когда Женя объявил, что переезжает мать промолчала, а Рома пребывал в каком-то шоковом состоянии, так как это напрочь выбивалось из концепции его жизни и всех идеалов. Он видел, как несколько маминых подруг перебрались в более крупные города, как уезжали его одноклассники с семьями, уезжали все, но словно кто-то вбил ему в голову мысль априори, что это совсем не его история, не его жизнь и он никуда не уедет из этих мест. Тем более что отказаться от трешки, пусть и в хрущевке, его мать не готова. А тут Женя вдруг заявляет о своем переезде и ладно бы в какой город, а то в саму Москву. Рома тогда шутил, что брата нужно вести в «Терныш», психиатрическую клинику имени Тернышовой, в Мало-знаменском районе поселка Западный, что был по соседству с ними. О «Терныше» ходят самые разные слухи и смешные, и грустные. Но психиатрическая больница это всегда особая тема для шуток с одноклассниками и друзьями. Переезд в Москву настолько удивил Рому, что карточный домик из его иллюзий начал рассыпаться. Когда же Женя уехал, у Ромы наступил период отрицания: то ли не хотел верить, что брату это удалось, то ли в душе надеялся, что Жене будет так трудно, что он приедет домой, и все вернется на круги своя. Затем был период смирения, когда Рома осознал, что Женя не вернется, и нужно хотя бы сделать вид, что он все тех же самых взглядов, что его родной Каменогорск, самый лучший и что ему здесь все так же нравится. Ему это удалось, даже когда брат приезжал в гости, Рома старался не узнавать о жизни там в большой и чужой Москве. Ему было достаточно друзей, чтобы всегда были рядом, футбола во дворе, музыки в плеере и еды, что бабушка готовит, словно на случай «Третьей мировой» на завтрак, обед и ужин. Все это Рома научился любить заново и удержать свой карточный домик от падения. Теперь же, стоя у Колиного подъезда, Рома снова почувствовал шаткость своего положения. Ему стало неинтересно и одиноко этим утром, и впервые в жизни ему захотелось уехать, убежать как можно дальше от всего: от мамы, бабушки, колледжа и начать какую-то другую, интересную жизнь, ту, что будет ему по вкусу, ту, в которой он спокоен.
Чем тебе здесь неспокойно? Вон, Припять какая! сказал Роме его внутренний голос, и парню ничего не оставалось, как согласиться.
Но! через какое-то время возразил Рома своему голосу.
Но? удивился тот.
Вот именно, я согласен: спокойно, и вроде даже жить можно Но мне чего-то не хватает. Я чувствую это, я знаю это, как самого себя, подумал Рома.
Почему сейчас, почему ты сейчас об этом задумался? Что случилось? не унимался голос, который подмывал Рому на откровения.
Сам не знаю, но чувствую, что мне подвластно нечто другое от всего этого, разоткровенничался парень.
Может быть, эта субкультура тебя так задела? Ребята вчерашние, концерт? спокойно спросил его внутренний голос.
Может, кто знает. Может быть, в Коле разочаровался, может, старше стал за эти дни? Ведь может же быть такое: живешь, живешь, а потом бац! И в один момент полностью регенерируешь?
Импорт замещаешь, тогда уж. Любил красный, стал любить черный.
Ну не совсем это, просто стадия взросления и осознания может же наступить в один день?
Как по волшебству!
Да!
Нет! Любое взросление происходит по выполнении многих условий: жизненных, моральных, умственных, физических, психологических. Да полно всяких. Видишь ли, Рома, чтобы стать полноценно взрослым человеком, нужен опыт, ответственность, осознание себя в этом мире. Просто ответь мне на вопрос: кто ты и что ты? Что ты из себя представляешь? Кому ты нужен, кроме как не здесь? На что жить собрался?
По мне так ты нудные вопросы задаешь, а не взрослые.
Значит, не готов еще к переезду, если сам себе сумел наскучить этими вопросами. А взрослый человек всегда знает свои цели, знает, что он делает, для чего, куда стремится, чем живет, где работает, на что тратит.
Господи! Да неужели это я? Больше на мою маму похоже, Наталью Семеновну. Вы часом с ней не общались?
Ну, разве что в твое отсутствие, иронизировал голос.
Кажется, переобщались. Звучишь в точности как она. Но мне бы просто вырваться, а дальше
Ооо, простонал голос. Дальше совсем беда, если уже на вопросах засыпался.
Да умолкни ты! чуть ли не вслух выругался Рома.
«И где Колю носит?» подумал Рома, чувствуя, что дверь ему не открыть, а стоять на снегу холодно. «Где эта женщина с выводком собак? Может, она дверь открыла бы?» подумал Рома, и тут же дверь со звоном открылась, но вышел оттуда дед. Он был из тех алкашей, что первыми стоят у магазина в домашних тапках, трениках и куртке на тельняшку или голое тело.
Слышь, это, сказал он и покрутил головой. Курить не найдется?
Отец, слышь, иди домой, вон руки дрожат, Рома, обычно жалеющий таких людей, отреагировал довольно грубо.
Чего? с возмущением, удивлением спросил тот.
А что слышал, бать, давай, иди домой, нечего шататься.
Ах ты, щенок, с улыбкой сквозь зубы процедил тот. Позади него послышались шаги. Тучного вида женщина спускалась в халате, нервно пыхтя:
Куда собрался? и бац, в голову ему. Кулаком. Рома аж отшатнулся. Домой пи*дуй, уходильщик хренов. Я те уйду, я тебе так уйду! она сняла со своего плеча полотенце и начала стегать мужика. «Бате», как раз в голову прилетело от жены, так он на улицу выкатился, даже тапки потерял так в подъезде и стоят, а они уже вовсю на крыльце машутся. Мужик, правда, не бил ее, только защищался руками от ее хлестких ударов.
Паскуда такая! Всю ночь бухал, на работу снова не выйдешь! Откуда водку взял, я спрашиваю?
Так Люсечка, не пил я водку, вот те крест, бормотал тот, принимая удары полотенца.
Ах, не водка, а почему ты бухой как свинья? Я когда уходила на дежурство, ты спать ложился! Когда успел нажраться? Откуда водку взял?
Да говорю тебе, ты глупая женщина! Не пил я водку, а сам на ногах еле стоит. Дал ей отпор, сам отбежал на пару шагов. Это немного заставило ее утихомириться.
А что тогда пил? Раз не водку?
Вино, вино я пил, Люсечка! с вызовом сказал мужик.
Гляньте на него, люди добрые, вино он, скотина такая, пил. А еще что пил? Шампанское?
Шампанское! подтвердил тот. «Люсечка» вдруг перестала юморить и испуганно так руку к лицу поднесла.
Как шам-шамп-шампанское?
А вот так: вино пил, шампанское пил и еще лабуду твою эту, и пальцами цокает, вспомнить пытается. Ликер твой чуть-чуть, во! вспомнил, наконец.
Ты сволочь проклятая, на всю улицу заголосила «Люсечка» на самой высокой ноте. Идиот! и разрыдалась.
Говорил же, не пил я водку, чего теперь-то орешь?
Это на Новый год заначка была! Алкаш чертов! и снова давай его полотенцем охаживать. Затем устала и быстрым шагом пошла к подъезду, швырнула в него тапки и посмотрела на Рому.
Что стоишь? Заходи и закрывай! Обратной пойдешь, чтоб собаку эту в подъезд не впускал, сказала «Люсечка». Тут Рома вспомнил ее: это была их участковая, врач из районной поликлиники.
Здравствуйте, Людмила Николаевна, произвольно вырвалось у него, когда он узнал в ней добрую и отзывчивую мамину подругу. Рома помнил ее доброй, отзывчивой и веселой Людмилой Николаевной, которая до слез хохотала с мамой на кухне и всегда давала ему мандарины, когда тот заболевал, и она выписывала ему больничный. Ему и в голову не могло прийти, что она живет с таким алкашом и так несчастна. Но раз живет, значит, должно быть, любит, все же не просто так, и не Роме было ее осуждать.
Здравствуй, Ромочка, женщина постаралась улыбнуться, и было видно, что ей очень неловко.
Вот ведь как, сказал Рома, стараясь ободрить женщину.
Как мама? спросила она в ответ, переводя разговор.
Хорошо, заходите в гости, она рада будет.
Да куда ж я этого-то оставлю?
Ну да, не вдаваясь в подробности ответил Рома. Они поднимались вместе на третий этаж.
А ты к кому? вдруг остановилась женщина на третьем и посмотрела на Колину квартиру.
К товарищу, ответил Рома. Вы тоже здесь живете.
Да напротив Вот, в тридцать пятой, заволновалась женщина. Ой, и начала махать ладонью себе на лицо, после чего приложила руку к груди.
Что такое?
Дружили с Колькой? спросила она, жалеючи.
Да что случилось?
Так умер он, ночью, и закусила губу.
Рому словно пыльным мешком по голове огрели. Он не сразу понял, что сказала женщина. Слова он слышал, смысл их знал, но воедино составить у него не получалось.
Что говорите? переспросил Рома.
Колька умер. Ночью. Выбросился из окна. Вот я в больницу и поехала с ним. С концерта своего, должно быть, вернулся; вчера ночью какой-то концерт был. Что ему в голову стукнуло? Молодой совсем, мальчик еще.
Да вы о ком говорите-то?
Да о товарище твоем
О Коле? начало доходить до Ромы, и ему стало совсем нехорошо, что он даже присел на ступени. Живот скрутило, в сердце закололо, все тело бросило в жар.
Рома-Рома-Рома, причитая, помогла сесть ему Людмила Николаевна. Я сейчас, и скрылась куда-то за дверью. Затем вернулась со стаканом и накапала туда несколько капель какого-то лекарства.
Вот, выпей, полегче станет.
Угу, взял Рома стакан и выпил. Да нет, он дома, наверное, просто не открывает, я же вчера к нему заходил. Он долго не открывал, а потом открыл.
Так то ночью произошло.
А потом я на концерт пошел пытался вспомнить вчерашний вечер Рома. Мы с Колей поговорили, и я пошел на концерт.
На эмо этих?
Готов, проговорил тот, но абсолютно равнодушно. Он смотрел в одну точку, покачивался и пытался что-то вспомнить. Потом мы с концерта шли, и скорая стояла.
Да, это Кольку забирали.
Теть Люд! вдруг вскочил Рома. Не Коля это был. Наш Коля на третьем живет, вот здесь, и указал на дверь. Не смог бы он разбиться, если бы спрыгнул. Ну, может он ногу сломал? Или простудился, и его забрали на скорой?
Так он на девятый поднялся, и Я лично принимала, и зарыдала. Рома обнял ее, и они зарыдали вдвоем, потом на ступеньки сели.
Я ему говорю, ты чего в шарагу не пришел, а он послал меня, злой такой был или расстроенный. Мы с ним не ругались, так что бы
А родители его где, не знаешь?
Он с матерью живет, сказал Рома. Жил, сквозь ком в горле выдавил парень.
Не было ее дома: вчера все номера их оборвали, до утра наряд в квартире был, участковый наш матери его звонил.
У него отец в Москве, а мать здесь должна быть, вытирая щеки от слез, сказал парень.
Ромка, я тебя к себе не приглашаю: там этот такой бардак устроил, извини, сказала женщина.
Ничего-ничего, словно под влиянием гипноза, ответил молодой человек. Я пойду наверно.
Куда, постой? Я матери твоей наберу, сказала Людмила Николаевна и ушла в квартиру, оставив дверь открытой. Но Рома встал и пошел вниз. На улице, на железной изгороди, сидел и засыпал муж Людмилы Николаевны, которого уже прилично запорошило снегом. Снег усилился, стал идти сильнее. Рома взглянул наверх, на девятый этаж, но из-за снега верхние этажи было так плохо видно, словно их и не было вовсе. «Это он летел все девять этажей. Почему? О чем он думал? Что он переживал в тот момент, когда падал и летел к земле? Когда видел, как она метр за метром приближается? Или он летел с закрытыми глазами, чтобы не видеть? Было ли ему страшно? Больно было чувствовать землю? Умер ли он сразу? Он мучился? На ту или эту сторону дома он спрыгнул?» вертелись вопросы в голове Ромы, как вдруг, высоко-высоко, он увидел снежинку, чуть больше, чем все остальные. И Роме показалось, что это падает Коля; он сбросил рюкзак на землю и побежал к тому месту, куда летела снежинка, но ветер метал снег из стороны в сторону, и Рома бегал туда-сюда, думая про себя: «Я спасу тебя, я спасу!» Он даже отчетливо видел его уменьшенную фигурку, но иногда он терял снежинку из виду. И вот он, Коля-снежинка, летящий с белого неба прямо Роме в ладонь. Он приземлился мягко и растаял. Только тогда до Ромы дошел смысл всего случившегося. Он упал на колени и заплакал во весь голос, закинув голову. Он заревел раненым зверем так тяжело на душе у него было. И, проревевшись, он еще раз взглянул на свои ладони, а затем шепнул: «Теперь я готов. Готов ко всему, к обряду посвящения, к переезду, к смерти, к жизни, к боли, страданиям, ко всему». «Представляете, душа еще ничего понять не успела, а тело уже увозят Стоит, должно быть, смотрит вслед уезжающей скорой», вспомнилась фраза Ленор, когда они проходили здесь вчера. Да даже не вчера это было, а всего несколько часов назад. И душа его здесь стояла и смотрела А может, стоит, смотрит до сих пор и видит Рому, как тот ловит снег и отчего-то плачет.