Полковник зашагал по комнате. Итак, «операцию К-6» можно считать завершенной. Через несколько часов Корнер будет в Вене. А утром газеты поднимут крик о таинственном исчезновении в русской зоне австрийца Макса Гупперта.
Хорошо бы на этом фоне подчеркнуть свою добропорядочность и гуманность. С одной сторонырусские, попирающие все и всякие законы человеческой морали, с другойджентльмены, по-настоящему уважающие права человека. С одной стороныпохищение, а с другойну, скажем, освобождение.
Но кого освободить? Мерфи вытащил из сейфа список заключенных и пробежал его глазами. Как на зло, нет подходящих кандидатур. Ни одного уголовного. Сплошные красные.
А вот этотМарцингер? Мерфи вспомнил, что обещал передать писателя, с которым так ничего и не удалось сделать, австрийскому судуза спекуляцию сигаретами. Кажется, об этом даже сообщалось в печати. Дело уже давно состряпано. Марцингер получит, минимум, пять лет.
Отлично! Надо, чтобы сообщили австрийским властям. Тоже будет очень внушительно. В то время, как русские похищают ни в чем не повинных людей, хотя бы этого самого Гупперта, Си-Ай-Си передает задержанных преступников австрийскому суду. Что может быть убедительнее для рядового австрийца?
Правда, за время своего заключения Марцингер кое-что видел. Вероятно, он будет болтать на суде. Но не беда. Против этого есть испытанное средство.
Мерфи тотчас же позвонил в управление американского военного комиссара и сообщил, что дело Марцингера надо назначить к слушанию в австрийском суде.
Да, в печати объявить можно и даже нужно, ответил Мерфи на вопрос чиновника Публики никакой. Дело придется слушать при закрытых дверях. Нет, нет, не могу разрешить, задеты интересы оккупирующей державы. И еще одно: сразу же после вынесения приговора пусть отправят Марцингера для отбытия наказания в одну из тюрем американской зоны Разбор дела назначьте на воскресное утро.
О, это невозможно. Австрийцы будут протестовать.
Да что вы с ними церемонитесь, рассердился Мерфи. Назначьтеи всё!
Они договорились, что передача подсудимого австрийским властям произойдет в здании суда за полчаса до начала судебного заседания.
Закончив разговор, Мерфи удовлетворенно потер руки. Не желал бы он сейчас быть на месте красных! На их головы рушится тройной удар, а они ни о чем не подозревают
На этот раз Томсон оказался аккуратным. Ровно в десять он доложил полковнику о том, что все сделано.
Как реагировал Уоткинс? поинтересовался Мерфи.
Я думал, придется вязать. Но Спеллман его нокаутировал и уложил в машину.
Полковник рассмеялся. Бедняга Уоткинс, теперь и ему пришлось испытать вкус чужих кулаков.
А его парни?
Сразу скисли. В общем, всё благополучно.
Прекрасно Томсон, я сейчас прилягу ненадолго. Как только прибудет Корнер, немедленно ко мне.
Слушаюсь!
Мерфи проснулся от негромкого покашливания. Рядом стоял Томсон. По его лицу полковник понял, что случилась неприятность. Он быстро поднялся.
Что такое, Томсон?
Ничего особенного промямлил тот.
Полковника взорвало:
Скорей же, черт бы вас побрал!
Только что звонил Вальнер, из Брука. Он остановил поезд и все такое Но Корнера в вагоне не оказалось.
Что значит «не оказалось»?
Вместо ответа Томсон развел руками. Мерфи выругался.
Дурак он, ваш Вальнер, и вы вместе с ним. Пьян был, вот и не нашел Корнера. Залез, вероятно, в другой вагон.
На столе под стеклом лежало расписание поездов. Полковник склонился над ним. Экспресс прибывал в Вену в час ночи. Сейчас было еще только двенадцать.
Переодевайтесь в гражданское, Томсони на вокзал. Надо немедленно предупредить Корнера, чтобы не выходил, пока не разойдутся встречающие. Иначе, чего доброго, его увидит кто-либо из друзей Гупперта, быть может, даже жена, и тогда не оберешься неприятностей.
Полковнику еще и в голову не приходило, что весь его так чудесно задуманный план рухнул.
Он узнал о катастрофе лишь час спустя, когда Томсон ворвался в кабинет и, прерывисто дыша, сообщил:
Корнер арестован венграми.
У Мерфи на мгновение перехватило дыхание. Но он тотчас же совладал с собой и произнес ледяным тоном:
Вы паникер, майор Томсон. Выйдите вон и выпейте холодной воды! Потрудитесь привести себя в порядок, а затем уж входите с докладом.
Ошеломленный Томсон повернулся на каблуках и вышел. Когда он снова зашел в кабинет, то сумел доложить более или менее сносно:
Майор Корнер в восемь часов вечера арестован в Будапеште, сэр. Прямо в вагоне поезда.
Откуда вы узнали?
От корреспондента «Юнайтед пресс», который случайно присутствовал при аресте. Он считает, что арестован коммунист Гупперт, чрезвычайно рад этой сенсации и уже послал телеграмму на четыреста слов своему агентству.
Надеюсь, у вас хватило ума, чтобы не разубеждать его
За кого вы меня принимаете, сэр?
Ладно, ладно, поморщился, Мерфи, можете идти.
Когда дверь закрылась за Томсоном, полковник обхватил голову обеими руками и глухо застонал. Он привык к неудачамнедаром ведь работал в разведке. Но такого ошеломляющего удара, к тому же на самом пороге триумфа, он еще никогда не получал.
Как же это случилось? Корнер попался! Корнер Да к черту Корнера, кто он ему, в конце концов, сын или брат? Он попался, он сам, старый дурак, именуемый полковником Мерфи, попалсяэто посущественнее. Такой провал!.. Теперь ему крышка. Придется подать в отставку. Этот идиот Кли будет торжествовать: «Я говорил, я предупреждал»
Полковник чувствовал, что задыхается. Его распирала ярость. Один-ноль в пользу красных! Да какое там один-ноль! Десять-ноль! Сто-ноль, тысяча-ноль, черт подери!
Мерфи испытывал неукротимое желание на чем-нибудь излить свою злость. Схватив пачку газет с этажерки, он с размаху швырнул их на пол.
В глаза бросился яркий заголовок в одной из газет: «Инцидент на коммунистическом конгрессе в Венгрии. Австрийский коммунист Гупперт критикует народную демократию».
Что это такое? Ах да, его собственная вчерашняя идея. Боже, каким многообещающим всё это было
Было?
А что, если
Мысль была неожиданной, еще очень неопределенной и расплывчатой.
Полковник Мерфи сопоставил обстоятельства: КорнерГупперт арестован. Свидетелем его ареста был американский корреспондент, который об этом протрубит на весь мир.
Австрийская, а следовательно, и вся мировая общественность знают (благодаря его, Мерфи, находчивости) о том, что вчера между Гуппертом в советским делегатом произошло столкновение.
Какой же вывод может сделать непредубежденный человек? Только тот, что Гупперт арестован венграми за свои нелестные высказывания по адресу народной демократии.
Совсем неплохо. Но, возможно, венгры вскоре докопаются, если уже не докопались, что собой представляет в действительности этот «Гупперт». Корнер, припертый к стене уликами, может заговорить. Всплывет на поверхность затея с Гуппертом. Да разве только это? Ведь Корнер знает многое, очень многое
Как отвести удар?
Нужно его предупредить.
Перед мысленным взором Мерфи уже вставали строки завтрашней передовой в «Винер курир»: «Вот какая судьба постигает легковерных людей, которые считают коммунизм не кровавым террором, а неким учением о справедливости, равенстве и братстве. Пусть трагедия несчастного Макса Гупперта заставит призадуматься всех тех, которые по своей наивности, легковерности, неопытности тащат коммунистическую колесницу.
Всех волнует сегодня судьба Гупперта. Что с ним будет? Мы не сомневаемся: его ждет гибель. Гупперта, разумеется, обвинят в шпионаже. На процессе он признается во всем, а затем закончит жизнь в каком-нибудь застенке»
Мерфи воспрянул духом. Еще не все потеряно. Родившаяся мысль сулила известную перспективу. Гупперта здесь знают многие. Если разумно повести дело, можно рассорить австрийских сторонников мира. И это будет совсем неплохим реваншем.
Томсона, Диллингера и Иеляко мне немедленно, приказал Мерфи своему адъютанту. Затем поедете в «Винер курир» и доставите сюда Стивенсона. А к шести часам утра чтобы у меня был «Тридцать шестой».
Где попробовал было заикнуться рыжий ОБриен.
Это меня не касается. Хоть из преисподней, но к шести чтобы был у меня. Не будетзавтра же отправитесь в Штаты.
Угроза подействовала. ОБриену до смерти не хотелось возвращаться в Штаты. Здесь ему жилось куда веселее.
Еще не было шести, когда «Тридцать шестой» постучался в двери кабинета Мерфи.
Как живете? приветствовал его полковник.
Бессонная ночь дурно сказалась на нем. Уголки рта опустились еще ниже, под глазами набрякли багровые мешки.
Спасибо, господин полковник, так себе
«Тридцать шестой» снял очки и стал быстро-быстро протирать их носовым платком.
Карл Хор сильно волновался. Случилось, верно, нечто очень серьезное, если он потребовался так срочно.
УСЛУГА ЗА УСЛУГУ
Оглядываясь на пройденный путь, Карл Хор не мог с точностью определить, что именно привело его в объятия американской разведки. «Судьба!»думал он и печально вздыхал.
Однако если бы Карл Хор припомнил и правильно оценил некоторые обстоятельства, которые, как ему казалось, играли незначительную роль, он перестал бы сетовать на мифическую особу, именуемую судьбой. В самом деле, при чем здесь судьба, если Карл Хор сам, зажмурив глаза, добровольно полез в шелковую петлю, уготованную ему разведчиками.
В мальчишеские годы Хор дружил с Максом Гуппертом. Макс был не намного старше его, но гораздо взрослее и серьезнее. Под влиянием Макса формировались первые юношеские убеждения Хора, вместе с ним вступил он в подпольный комсомольский кружок.
Когда же Макса Гупперта забрали в гитлеровскую армию, Хор потерял связи с кружком. Он и не стал их особенно искать. Юношу привлекла карьера журналиста. Он поступил в венский университет и принялся за учебу.
Однаждыэто было в последнюю военную зимуКарл Хор вернулся в свою комнату со студенческой вечеринки. Он был под хмельком. Мурлыча песенку, повернул выключатель и разинул рот от изумления. На его постели лежал грязный, оборванный мужчина, с истощенным, давно небритым лицом.
Ну-ка, поднимайтесь! Кто вы такой? растолкал Хор незнакомца и тут же узнал его. Это был один из членов комсомольского кружка. Ему удалось бежать из гитлеровского лагеря смерти. Спасаясь от погони, он вспомнил о Хоре и через незапертое окно пробрался в его комнату.
Хор не отказал беглецу в поддержке. Два дня тот прожил у него. За это время Хор прилагал все усилия, чтобы раздобыть для него какие-либо документы.
Хору не повезло. Он наткнулся на агента гестапо, был схвачен на своей квартире вместе с человеком, которого укрывал, и попал в концлагерь. От неминуемой гибели Хора спас лишь приход Советской Армии.
Он вернулся в Вену, преисполненный радужных надежд. Теперь все пойдет по-другому. Он закончит университет, станет известным журналистом, напишет книгу
Но это осталось лишь мечтой. Через несколько дней после окончания войны Хор получил известие, что гитлеровцы, отступая, сожгли усадьбу его дяди, который все время оказывал ему материальную поддержку. Об учебе нечего было и думать. Пришлось искать работу. Но не так-то легко было найти место в Вене, где насчитывались десятки тысяч безработных.
С помощью друзей Хору удалось устроиться корректором в редакции прогрессивной газеты «Дер таг». Он воспрянул духом. Ничего, немного поработает корректором, осмотрится, затем начнет писать. Его оценят, и он все же станет журналистом. В партию Хор решил не вступать. Хватит с него политики.
Через некоторое время в газете появились интересные заметки о быте венцев. Они были подписаны «Кахо». Это был псевдоним, избранный Карлом Хором. Заметки имели некоторый успех. Редактор газеты обратил внимание на Хора и предложил ему написать что-нибудь посолиднее:
Испытайте перо. Мне кажется, у вас недюжинные способности.
Вместе с Хором в корректорской временно работал некий Рихард Майзель, тихий, незаметный человек с вечной улыбкой на лице. Хор поделился с ним своей радостью. Майзель обрадовался успеху коллега и подсказал ему новую тему. В доме, где он проживает, поселился некий Отто Браун. Майзелю точно известно, что он работал в венском управлении гестапо.
А теперь он метранпаж в «Винер курир». Эта газета принимает к себе всякий сброд, возмущенно говорил Майзель. Ваша статья насчет этого попала бы в самую точку.
Да, подходящая тема, согласился Хор и стал расспрашивать коллегу о подробностях.
Он не заметил, что в глазах у Майзеля мелькнуло злое торжество
Через несколько дней в газете появилась новая статья Хора. В ней рассказывалось о гитлеровцах, пригретых новоявленными покровителями. В числе прочих приводился также пример и об Отто Брауне, бывшем гестаповце, ныне метранпаже «Винер курир».
Редактор газеты предложил Хору занять освободившуюся должность корреспондента по происшествиям. Хор с радостью согласился. Он был очень доволен. Наконец-то осуществилась его мечта. Он стал журналистом. В тот же день Хор перебрался из корректорской в предоставленную ему комнату рядом с кабинетом редактора.
Но вскоре случилась неприятность. Как-то в дверь постучали.
Войдите.
Зашел старичок. Этакий опрятный, сухонький венский старичок в черном сюртуке, старомодной черной шляпе и с зонтиком в руках.
Прошу извинения, робко сказал он. Видимо, я ошибся дверью. Мне нужен редактор.
Редактора сейчас нет, ответил Хор. А по какому вопросу? Возможно, я буду вам полезен. Садитесь, пожалуйста.
Старичок, кряхтя, уселся на стул. Порывшись в кармане, он вытащил оттуда аккуратно сложенную газету «Дер таг». Это был номер со статьей Хора. Статья была обведена красным карандашом.
Скажите, кто писал эту гадость? спросил старичок. Ведь меня, честного человека, здесь ошельмовали, смешали с грязью.
Кровь бросилась Хору в лицо. Неужели он что-то на путал?
А кто вы такой, позвольте спросить?
Я Отто Браун Меня называют в статье гестаповцем, а между тем я жертва гитлеровского режима. Я был активным антифашистом, сидел в концлагере. Вот справка, смотрите.
Старичок положил на стол бумагу. Хор прочитал: «в концлагере Маутхаузен с 1940 по 1945 год Член общества жертв нацистского режима» Боже, боже, старик сейчас пойдет к редактору, и его, Хора, с позором изгонят отсюда.
Я этому негодяю ни за что не прощу, говорил между тем посетитель, складывая газету. Его надо отдать под суд за клевету Не знаете, какой подлец написал статью, молодой человек?
Что оставалось делать Хору? Он пошел ва-банк.
Я написал, признался он. Но прошу вас, не губите меня. Я сейчас все объясню.
Старичок внимательно и, казалось, сочувственно выслушал взволнованный рассказ Хора.
Майзель у нас уже не работает. Но я завтра разыщу его и к вам приведу, если вы мне не верите. Только умоляю, не говорите ничего редактору. Я готов вам возместить все убытки, готов заплатить какое угодно вознаграждение.
Много ли с вас возьмешь, хихикнул старичок. Да и деньги мне не нужны Бог с вами! Вижу, не по злому умыслу вы это совершили. Только как же мне поступить, если кто-нибудь заинтересуется статьей, да вздумает донимать меня? Еще и по судам затаскают, прежде чем докопаются до истины Нет, как мне вас ни жаль, а все же придется потребовать у редактора поместить опровержение в газете.
Хор, покусывая губы, лихорадочно искал выхода. Он видел, что гнев посетителя остыл. Но в то же время старик был прав: из-за статьи Хора у него могли быть крупные неприятности.
Послушайте, вдруг предложил Хор, а если я дам расписку в том, что все написанное мною про вас не соответствует действительности и основано на недоразумении, что я целиком и полностью признаю свою вину и приношу вам свои искренние извинения?.. Такая расписка вас устроит?..
Старичок наморщил лоб.
Ладно, взмахнул он зонтиком, который не выпускал из рук. Так и быть, пишите расписку. Не хочется мне портить вашу карьеру. Но в следующий раз будьте осторожнее. Никогда не полагайтесь на других, а пишите только о тех фактах, которые вы лично проверили.
Хор кинулся за бумагой. Он был счастлив, что все кончается так благополучно.
Они расстались почти друзьями. Отто Браун получил расписку, а Хор вернул себе спокойствие.