Ева - Артуро Перес-Реверте

Артуро Перес-РевертеЕва

1. «Норддейчер Ллойд, Бремен»

Не хочу, чтобы меня убили сегодня вечером, подумал Лоренсо Фалько.

Тем болеетак.

Однако перспектива погибнуть была вполне реальна. Шаги за спиной звучали все ближе, делались все торопливей. Несомненно, гнались за ним. Пять минут назад он услышал, как позади вскрикнул курьер, падая в темноту со смотровой площадки Санта-Лузия, как с высоты пятнадцати-двадцати метров его тело ударилось о мостовую неосвещенной улочки в квартале Алфама. Теперь преследовали самого Фалькододелывали работу.

Дорога шла под уклон, позволяя прибавить ходу, но это же обстоятельство играло на руку преследователям. Их было двое: он заметил это, когда курьерв тусклом свете далекого фонаря Фалько успел разглядеть лишь усы и надвинутую на глаза шляпупротянул ему, как было условлено, конверт, а через минуту, увидев незнакомцев, подал сигнал тревоги. Они бросились в разные стороны: курьервдоль балюстрады смотровой площадки (оттого и попался преследователям первым), а Фалькопо улице, туда, где далеко внизу смутно мерцал огнями Лиссабон, раскинувшийся у подножия этого вознесенного над городом квартала, и где еще дальше под безлунным звездным небом сливалась с ночной тьмой широкая черная лента Тежу.

Путь отхода вел налево, в темноту. Готовясь к этой встрече, Фалько еще утром обследовал местность. Каждый профессионал свято соблюдает старое верное правилопрежде чем войти куда-нибудь, узнай, как оттуда выйти. Фалько вспомнил изразцовую табличку-азулежу на углу«Калсадинья да Фигейра». На эту узенькую, круто уходящую вниз улочку вела каменная двухпролетная лестница с железными перилами. И Фалько, стремительно рванувшийся влево, схватился за них, чтобы не упасть в темноте, и слетел вниз. Улочка под прямым углом заворачивала направо и упиралась в аркутакую узкую, что двоим не разойтись.

Но шаги за спиной не стихали, а напротивприближались. И звучали уже на первых ступенях лестницы. Сегодня я не умру, повторил про себя Фалько. У меня другие планы на вечерс женщиной переспать, сигаретку выкурить, в ресторане посидеть. Что-то в этом роде. Так что лучше пусть помрет еще кто-нибудь. В этом пункте своих рассуждений он снял шляпу и достал из-под ленты спрятанное там лезвие «жиллетт» в бумажном конвертике. На ходу, уже возле самой арки, сорвал конвертик, вытащил из нагрудного кармана платок и, обернув им руку, зажал лезвие между большим и указательным пальцем. Заскочил в арку, там резко принял вправо, прижался к стене и замер, вслушиваясь сквозь гулкий стук крови в висках в нарастающий шум шагов.

Когда в просвете арки возник первый силуэт, Фалько проворно шагнул навстречу преследователю и справа налево чиркнул его по горлу. На темном пятне лица возникла на миг светлая полоскаэто блеснули зубы в разинутом от неожиданности рте, и немедленно вслед за тем удивленный вскрик сменился предсмертным хрипом, и воздух, забулькав, вырвался наружу вместе с хлынувшей из перерезанной трахеи кровью. Тело сейчас же обмякло и мешковато осело, а потом распласталось по земле под аркой. Вторая тень, двигавшаяся чуть позади, держа дистанцию, резко остановилась.

 Что ж ты застрял там, паскуда?  сказал Фалько.  Иди ко мне.

Три секунды неподвижности. Может быть, пять. Фалько и преследователь замерли, а лежавший на земле продолжал влажно похрипывать. Наконец его спутник решился и осторожно, медленно попятился.

 Ну, где же ты?  продолжал куражиться Фалько.  Не оставляй меня так, не покидай, я вся горю

Шаги, удаляясь, застучали чаще по мостовой и потом вверх по лестнице, пока не смолкли совсем. Тогда Фалько, по-прежнему не трогаясь с места, перевел дух, дожидаясь, чтобы кровь перестала барабанить в висках. Потом, когда унялась легкая дрожь в пальцах, тщательно оттер с них липкую, еще теплую влагу и выбросил платок вместе с лезвием.

Он склонился, обшаривая тело наконец-то затихшего человека на мостовойпристегнутый к поясу нож в чехле, табак, спички, пригоршня мелочи. Найденный во внутреннем кармане пиджака бумажник переложил к себе. Потом выпрямился и огляделся. Вокруг не было ни души, и почти все соседние дома тонули в темноте. Лишь из нескольких окон пробивались полоски света, да откуда-то звучало приглушенное расстоянием радио: женский голос пел фадо. Доносился отдаленный собачий лай. Черное небо, как и раньше, было усыпано таким множеством звезд, что казалось, будто над Лиссабоном висят полчища светлячков.

На миг он подумал, не поискать ли тело курьера, упавшего или сброшенного со смотровой площадки, но тотчас отогнал эту мысль. Ибо любопытство, как гласит старая поговорка, кошку сгубило. Жив ли курьер, слетевший с пятнадцатиметровой высоты, иличто вероятнеймертв, Фалько уже не касалось. Он знал лишь, что это португалец, по убеждениям или за деньги работавший на франкистов, и что его сообщение надо передать в генштаб, в Саламанку. Так что лучше не усложнять себе жизнь. На улице может появиться случайный прохожий, ночной сторож или местный житель, второй преследователь может по здравом размышлении двинуться по следам Фалько и расквитаться за убитого напарника. Тут ведь наперед не угадаешь. Ремесло Фалько непредсказуемо: он играет в шахматы риска и вероятностей. Тем паче что конверт, ради которого и устроили эту ночную встречу, лежит у него в кармане. Ничем больше не интересен ему этот солдат, безымянный и безликийФалько и в самом деле не разглядел ничего, кроме усов,  участник грязной войны, которая идет и на полях Европы, и в тылах воюющих армий, но также и в таких вот темных и грязных закоулках заграницы, как эта улочка. Бойцы гнусной армии, столь годные для гнусного дела, за которое сражаются. Шпионы, столь же безликие, как этот республиканец, что с перерезанным горлом валяется под аркой, или его товарищ, благоразумно давший деру с места происшествия, дабы не разделить участь своего напарника. Пешки на шахматной доске, которые двигают другие.

Фалько, время от времени оборачиваясь и проверяя, не идет ли кто следом, спустился до улицы Сан-Педро. Правый висок дергало пульсирующей больюможно не сомневаться, что подскочило давление,  и он машинально нащупал в кармане трубочку с кофе-аспирином: мигрени, от которых порой лежал пластом, теряя способность двигаться и соображать и дыша, как выброшенная на берег рыба, были его ахиллесовой пятой. Чем-нибудь бы запить таблетку, но, впрочем, это может подождать. Главное сейчасуйти как можно дальше. И как можно скорее.

Он выбирал улицы пошире, чтобы избежать неожиданностей. Наконец оставил Алфаму позади и в мутноватом свете фонаря на улице Бакальюейруш, в сыром тумане, поднимавшемся от недалекой уже реки, достал из кармана конверт, разорвал по краю, заглянул внутрь. И удивился, увидев сложенную вдвое рекламную листовку пароходной компании «Норддейчер Ллойд, Бремен». И больше ничего. Четвертушку бумаги с текстом на одной стороне. Изображение трансатлантического лайнера, а под нимсписок судов и расписание рейсов в Америку и в Восточное Средиземноморье. Он снова сунул листок в конверт, конвертв карман и открыл бумажник убитого. Там было немного денег в португальских эскудо (их Фалько без колебаний переложил к себе), проездной билет на лиссабонский трамвай, фотокарточка молодой женщины, два удостоверения личности на разные имена, но с одинаковой фотографией, запечатлевшей худощавое лицо с черными, кудрявыми, редеющими волосами. Одно удостоверениенесомненно, поддельноебыло на имя Жуана Нунеса, торгового агента. Другое, с грифом Службы военной разведки, с печатью Испанской республики, было выписано на имя Хуана Ортиса Идальго; его Фалько сунул себе в карман. Все прочее швырнул в мусорный бак и пошел прочьбыстро, но не торопливо, чтобы не привлекать к себе внимания.

Открывая дверь в «Мартиньо да Аркада»  маленькое кафе-ресторан с безыскусно выбеленными стенами, помещавшееся на первом этаже одного из домов на площади Комерсио,  Фалько заметил, что правая манжета у него выпачкана кровью. Вошел и, здороваясь с официантом, увидел в глубине зала, за крайним столиком у окна, Бриту Моуру, сидевшую спиной к нему. Он двинулся прямо в туалетную комнату, заперся, пустил воду и, сложив ладони ковшиком, запил наконец таблетку. Потом снял пиджак, расстегнул золотую запонку и принялся оттирать пятнышко на крахмальной манжете, покуда оно почти не исчезло. Высушил ее полотенцем, застегнул, надел пиджак. «Патек Филипп» на левом запястье показывали, что он опаздывает уже на одиннадцать минут. Это было еще терпимо, и ожидавшая его женщина не должна была пока рассвирепеть. А если все же рассвирепеет, то ненадолго.

Ощупал внутренний карман, убеждаясь, что конверт на месте. Потом обстоятельно оглядел свое отражение, отыскивая еще какие-нибудь следы недавней схватки, однако из зеркала на него смотрел привлекательный мужчина тридцати шести лет: черные, блестящие от бриллиантина волосы зачесаны наверх, темный, идеально сшитый костюм. Он поправил и без того безупречный пробор, подтянул узел галстука. Тем временем его лицо теряло жесткость, приобретенную от многолетнего напряжения и опасностей, смягчалось, освещаясь ласково-насмешливой улыбкой, какой знающий себе цену мужчина, опаздывая на свидание, показывает, что наверняка сумеет оправдаться.

 Где тебя черти носят?!  возмущенно воскликнула женщина.  Полчаса торчу здесь одна, как дура последняя, жду тебя!

 Извини, пожалуйста,  ответил Фалько.  Задержалсясрочное дело было.

 Нашел время для своих дел! А я сижу в этой дыре

Фалько с безмятежной улыбкой обвел кафе взглядом:

 Чем тебе тут плохо?

 Да это харчевня какая-то!.. Могли бы найти что-нибудь поприличней с музыкой

 Мне нравится это заведение. Обслуга симпатичная.

 Что за чушь!

Брита Моура не привыкла, что мужчины опаздывают к ней на свидание. Темноволосая, с чувственным крупным ртом, с умопомрачительной фигурой, ради которой главным образом и заполнялся партер театра «Эдем»  шедшее там музыкальное ревю называлось «Не замужем и независима»,  с накладными ресницами, с ярко накрашенными губами a lá Джоан Кроуфорд, она, как и Фалько, зачесывала свою гриву кверху и скрепляла фиксатуаром, открывая лоб, и, казалось, сошла с рекламной афиши или страниц иллюстрированного еженедельника. Родившаяся двадцать семь лет назад в деревушке провинции Алентежу, Брита относилась к числу тех женщин, из-за которых молодые теряют голову, а старыеденьги. Она прошла тернистый путь, прежде чем достичь своего нынешнего положения звезды, и без колебаний потрошила тех, кому посчастливилось подойти к ней достаточно близко. Фалько, однако, был ее слабостью. Они познакомились пять недель назад в эшторильском казино у стола, где играли в рулетку, и с тех пор время от времени встречались.

 Ну, чего бы тебе хотелось?  с полнейшей естественностью осведомился Фалько, изучая меню.

Она капризно сморщила носикзлость еще не прошла:

 Мне вообще уже ничего не хочется.

 Я, пожалуй, закажу треску на углях Вина выпьешь?

 Ты бесчувственная скотина.

 Вовсе нет. Я просто проголодался.  Официант невозмутимо ждал.  Давай тебе тоже закажем рыбу?

Фалько говорил неправду: он совершенно не проголодался, но этот обыденный обеденный обряд помогал ему успокоиться. Заслониться банальной болтовней с красивой женщиной. Это приводило в порядок его мысли, проясняло намерения, отгоняло свежие воспоминания.

 Тогда какой-нибудь легкий супчик,  сказала Брита.  Я и так растолстела.

 Что ты такое говоришь?! Ты в идеальной форме.

 Правда?

 Не сомневайся. Тысамо совершенство.

Лицо ее смягчилось. Она ощупала свои бедра:

 А эти из журнала «Илуштрасан» уверяют, будто я отяжелела.

Фалько лучезарно улыбнулся. Вытащил черепаховый портсигар и предложил Брите сигарету.

 А эти, из журнала «Илуштрасан»,  просто идиоты.

Брита наклонилась над столом, потянулась сигаретой к огоньку серебряной зажигалки «Паркер-Бикон».

 Смотри, ты где-то намочил рукав,  сказала она.

 Да,  Фалько закурил сам.  Забрызгал, когда руки мыл.

 Вот недотепа

 Что есть, то есть.

Они курили в ожидании заказа. Мигрень у Фалько прошла. Брита говорила о своей работе, о том, какие прекрасные сборы делает ее ревю, о контракте на участие в новом спектакле, который поставят через два месяца. О предложении сняться в кино. Фалько внимал ей заинтересованно и сердечно, постоянно глядя в глаза и всем своим видом показывая, что ловит каждое ее слово, вовремя, словно по сценариюа в сущности, так оно и было,  подавая уместные реплики и задавая нужные вопросы. В числе твоих самых гнусных дарований, сказал ему однажды адмирал,  умение слушать так, будто от того, что ты услышишь, зависит твое будущее и сама жизнь. И нет на свете ничего важней. А когда жертва раскусит трюк, будет поздноуже сперли бумажник или всадили клинок в пах. А если женщиназатащили в постель.

 Куда двинем отсюда?  поинтересовалась Брита.

 Не думал еще об этом.

Фалько не соврал. Голова его была занята другиммыслями о конверте в кармане, о погибшем связнике, о республиканском агенте и его сбежавшем напарнике, который сейчас, наверно, уже ввел начальство в курс дела. О том, что предпримет лиссабонская полиция. О проспекте «Норддейчер Ллойд, Бремен» и об отношении перечисленных там судов к точным данным, которые надлежит сперва расшифровать, а потом передать в Национальную информационно-оперативную службу. В сущности, можно особенно не торопиться, сеанс связи назначен на завтра, но даже красота женщины, сидевшей напротив, не могла унять обуявшее Фалько беспокойство. Что-то в содержимом этого конверта и в том, что случилось полчаса назад в Алфаме, было не то Не то, чем хотело казаться. Концы с концами не сходились, и Фалько знал, что не успокоится, пока их не сведет.

 Еще налить?

Он наклонил горлышко бутылки к ее бокалу. Улыбка Бриты показала, что последние тучки рассеялись. Лед растаял. Все в порядке.

 Спасибо, любимый.

В порядке-то в порядке, но Фалько уже несколько раз с ней переспал. Четыре раза, если быть точным: один в отеле «Паласио до Эшторил» и трив ее роскошной квартире на проезде Салитре. Он не ждал какой-то ошеломительной новизны, кроме очередного, пусть недолгого обладания этим великолепным телом, которое, хоть хозяйка его и не отличалась особой изобретательностью или богатым воображением, легко, обильно и, можно сказать, отзывчиво отворяло все свои сокровенные шлюзы. И значит, речь о том, стоит ли ради двух-трех приятных часов возвращаться, подняв воротник пиджака, сунув руки в карманы, в отель на рассвете, когда дворники уже начнут поливать мостовые: Фалько не любил рисковать, ночуя в чужих квартирах. Вот, значит, какое возникает неудобство. Да и вообще перспективане из самых лучезарных.

 Можем пойти потанцевать,  предложила она.  В Байро-Алто. Возле Тавареса открылся новый дансинг, его очень хвалят Играет негритянский джаз-банд.

 Что же, давай туда.

Брита снова подалась вперед. Облокотилась о стол, задержав на весу испачканную помадой сигарету. Объемистая грудь касалась скатертиженщина была одновременно изысканна и вульгарна.

 Угадай, что у меня там внизу.

Она многообещающе улыбалась. Фалько с учтивым любопытством рассматривал ее лиловое креповое платье от Баленсиаги. Когда они виделись в последний раз, она уже шутила насчет нижнего белья, так что ответ подразумевался сам собой.

 Черный шелк?

 Ничего.  Она понизила голос.  На мне ничего нет.

 Уточни, пожалуйста,  улыбнулся Фалько.

 Ничегозначит ничего, глупый. Совсем ничего.

 Совсем-совсем?

 Именно. Ни рубашки, ни трусиков.

 Ах-х.

Он смог убедиться в этом через час, когда они танцевали в новом джаз-клубе и он оглаживал бедра Бриты Моура. В самом деле, ничего не было между тканью платья и телом, движения которогочувственные сообразно обстоятельствамв должной мере вдохновили Фалько, позволив отвлечься от профессиональных тревог, занимавших его. Может быть, и в самом деле, заключил он, это неплохая идеяпровести сколько-то времени в ее квартире, все расставить по местам без особых затейкак говорится, ай, здравствуй и прощайв приятном обмене микробами. В конце концов, ночь долгая, конверт лежит в кармане, а в Саламанке, где в эту пору уже спятсвятое дело национального спасения все настойчивей внедряло в среду новых испанцев нормы благопристойной умеренности,  и не ждут от него донесения раньше следующего утра. К тому же у него будет весомое алиби, если португальская полиция начнет раскапывать происшествие на Алфаме.