Тим СебастианШПИОН ПОД ПОДОЗРЕНИЕМСПАССКИЕ ВОРОТА
ШПИОН ПОД ПОДОЗРЕНИЕМ
Автор приносит горячую благодарность Анни Макдермид, Питеру Гинсбергу и Роберту Микою за их помощь и поддержку.
Каролине
Эстонская ССР, Таллинн, июнь 1968
Тогда ей было шесть лет. Всего шесть, когда она стала свидетелем трагедии целого народатрагедии, которая потом войдет в школьные учебники. Даже шестилетний ребенок понимал это. Помните те годы?
К тому времени ее старшего брата уже не было в живых. Одаренный жизнерадостный юноша, опора и надежда маленькой семьи, ушел на войну и погиб. Где, какнеизвестно; документы в архивах не сохранились.
Отец с фронта вернулся Второй раз он вернулся уже в середине пятидесятых, с обритой головой и потухшим взглядом. Помните, какими они возвращались?
Их семья занимала положенное количество квадратных метров в коммуналке; жили они незаметно, втихомолку. А за окнами комнаты ревели моторы и лязгали гусеницы экскаваторовза окнами строили коммунизм.
Со временем боль поутихла, притупилась, но ненависть не уходила. Ненависть ко всем, даже друзьям, даже к самой себе. Еще долго Ире казалось, что нет в целом свете никого, кто мог бы помочь, утешить, разделить чужое горе. Помните это чувство?
Редким счастливчикам удавалось встретить родственную душу в страшном мире бессонных ночей, тихих слез отчаяния и безысходности. Ире повезло: встретила таких людей.
И сейчас она вспоминала их, слушая надтреснутый перезвон курантов на площади.
Три часа ночи. Час, когда легко умереть незаметно, в тишине. Половина огромной страны забылась глубоким сном, в то время как вторая половина, уже пробудившись, бдительно охраняла покой спящих.
Синяя милицейская машина с потушенными фарами беззвучно выкатила на середину площади. Потрескивание и хриплое бормотанье автомобильной рации нарушило ночную тишину прибалтийского городка.
До официально разрешенного восхода солнца над столицей Советской Эстонии оставался ровно час.
Оба патрульных сержанта в машине застыли, как изваяния. Раз и навсегда установленный порядок плотно окутывал советскую провинцию. Даже сержанты в одинаково сдвинутых на затылок фуражках казались манекенами, а не живыми людьми.
Ира смотрела на них из окна третьего этажа. Пожалуй, удачнее места, чтобы остановиться, милиционеры и выбрать не могли.
Зябко поежившись от утреннего бриза, девушка застегнула халат.
Кроме нее в комнате был мужчина, спавший на кровати под одной простыней. Грубый и неопытный в любви, он, прежде чем заснуть, догадался лишь прошептать: «Меня зовут Дмитрий»
Но Ира давно знала его имя. Свое дело она сделала, сейчас оставалось только ждать.
В три часа сорок минут взрывом раскрошило стекла парадного, массивную дверь сорвало с петель и выбросило на булыжную мостовую.
десять, одиннадцать, двенадцать Ира поймала себя на том, что считает вслух. Ну, где же они, черт возьми?
И тут, словно из-под земли, появились они: к подъезду бежало не меньше дюжины милиционеров. Из переулков ударил свет автомобильных фар. Над площадью расползалось облако густого желтого дыма. В дыму замелькали фигуры жильцов из прилегающих домов.
Послышались крики и отчаянная ругань милиционеров. Похоже, представители власти растерялись, и, скорее всего, перетрусили. Один из них пытался увести с площади целую семью: завернутых в одеяла детей, мужчин в полосатых пижамах, толстую женщину в бигуди, истошно вопившую о бомбежке.
Господи, боже ты мой, спросонья пробормотал Дмитрий. Коммунист, пробуждающийся с именем Господа на устах
Ирина вздрогнула. Дмитрий нашарил выключатель, но света не было. Опустившись на четвереньки, он стал вылавливать свои туфли из-под кровати.
В дверь постучали.
Прошу не выходить из комнаты, послышался голос перепуганного коменданта общежития. Ничего страшного. Небольшая авария на первом этаже. Ждите, к вам придут.
Дмитрий подошел к открытому окну и, оперевшись кулаками на подоконник, выглянул наружу. Затем повернулся к Ире и спросил:
С тобой все в порядке?
Она начала охотиться за Дмитрием Калягиным две недели назад: изучала его распорядок дня, приглядывалась к его друзьям и знакомым. Калягин жил в другом, недоступном ей мире. Высокий, русоволосый, с широкими плечами, он напоминал образцового советского рабочего, сошедшего с плаката. В свои двадцать четыре года он был на взлете комсомольской карьеры.
Обаятелен, легко сходится с людьми, не дурак выпить, отмечала про себя Ира. Настоящий ganzer-macher, как сказал ей кто-то на идиш, «важная шишка». Словом, Калягин был идеальным объектом для вербовки: рано или поздно наступит день, когда цены ему не будет. А такой день обязательно наступит, ведь, как говорится, большому кораблюбольшое плавание.
Ира наблюдала, как он мотался по митингам и собраниям, на ходу быстро и по-деловому решал вопросы в коридорах партийного института. Она отметила и то, как заботливо опекают Дмитрия шикарно одетые мужчины постарше, явно райкомовские деятели. Юноша точил молодые зубки партийного лидера. Нет, они не ошиблись, Калягинкак раз тот человек, который им нужен.
Две последние среды подряд Ира чуть ли не с боем прорывалась на дискотеку в общежитие, где он жил. Впрочем, это было не так уж трудно. Вышибалы на входе имели инструкцию пропускать всех женщин-одиночек и задерживать мужчин, если они приходили без пары. Разумеется, это не касалось членов партии; КПСС и здесь имела привилегию.
В тонкой, обтягивающей грудь кофточке Ирина выделялась на фоне других женщин, как нарочно нарядившихся на танцы в мешковатые дорогие платья. Сбившись в углу зала угрюмой группой, комсомольские функционеры придирчиво оценивали «товар». Товар был неважный: школьницы-малолетки и потасканные шлюхи с осыпающейся штукатуркой на лицах и неровными зубами, испачканными губной помадой.
Все мужчины, как один, заметили стройную брюнетку с мальчишеской челкой и волнующим взглядом. Согласно партийному старшинству право попытать счастье первым принадлежало Калягину.
Целый час Ирина танцевала только с ним, тесно прижимаясь всем телом и ласково ероша пальцами его короткую стрижку на затылке. Когда она собралась уходить, Дмитрий потянулся следом, как на веревочке. Теперь полагалось ослабить поводок, а затем, в нужный момент, подсечь.
Что происходит? спросил Дмитрий. Что там затеяли эти ублюдки?.. Надо что-то делать, произнес он сакраментальную русскую фразу. Когда происходит нечто непонятное, обязательно надо что-то делать.
Ира попыталась улыбнуться ему.
Сейчас они будут здесь. Милиция. Проверят нас и, наверное, отпустят.
Каждые два дня она меняла квартиру, переезжая то в центр, то снова в пригород. Худенькая брюнетка в линялых джинсах и майке, все свое имущество она возила с собой в небольшой сумке. Ее нельзя было назвать красавицей: кукольное личико портили слишком крупный нос и широкий рот, но была в ней «изюминка», не оставлявшая мужчин равнодушными. Об этом Ирине говорили многие.
Когда заарканишь его, инструктировал Анатоль, напросись в гости и останься на ночь. Затрахай его хорошенько, и пусть себе спит спокойно. Остальноенаше дело.
Ах, милый Анатоль, он всегда говорил только самую суть
В коридоре послышались шаги, и в ту же секунду дали свет.
Товарищ Калягин, откройте!
В комнату вошли двое в милицейской форме и сапогах, по виду обычные постовые. Впрочем, все они всегда выглядели одинаково. За их спинами маячила фигура коменданта общежития. Привстав на цыпочки, он пытался заглянуть в комнату.
Калягин Дмитрий Иванович? спросил старший из милиционеров.
Да, это я. Проходите, пожалуйста.
Милиционеры перешагнули через порог, захлопнув дверь перед носом коменданта. Окинув быстрым взглядом комнату, старший сказал:
Вы, конечно, слышали шум?
Да, а что случилось? спросил Калягин.
Органы разбираются. К счастью, никто не пострадал. Утром вас информируют о подробностях.
«Черта с два информируют, зло подумала Ирина. Они в жизни не осмелятся признать террористический акт».
А вы кто будете? обратился к ней старший из милиционеров, доставая из кармана записную книжку. Ира уже знала, что за этим последует. Ваши документы.
Она протянула ему свой паспорт.
Так значит вы из Риги?
Она кивнула. Милиционер покосился на смятую постель и перевел взгляд на распахнутое окно.
Может, вы заметили что-нибудь подозрительное на улице? спросил он Ирину и, не дожидаясь ответа, в упор посмотрел на Калягина. А вы?
Нет, ничего особенного.
Вы провели здесь весь вечер?
Нет, мы вернулись уже в первом часу, поспешно сообщил Дмитрий. Точнее, в самом начале первого.
Начальник вернул паспорт Ирине, и милиционеры, козырнув, вышли.
Когда дверь за ними закрылась, Ира повернулась к Дмитрию и сказала:
Присядь, нам надо поговорить.
Было странно наблюдать, как Дмитрий отнесся к ее словам. Удивляясь своему спокойствию, Ирина сухо поведала ему, что она дочь репрессированного еврея-отказника, что живет она по поддельным документам, что это ее друзья подложили бомбу в подъезд общежития.
Говорила она не больше трех минут, а в конце напомнила, что их имена занесены в милицейский протокол. Достаточно одного телефонного звонка из уличного автомата, за две копейки, чтобы его карьера пошла прахом. Партия не простит ему общения с диссиденткой и террористкой. А теперь, пусть он попробует донести на нее. Ну же, подонок, беги за милицией, еще не поздно!..
Но Дмитрий не пошевелился. Он сидел молча, опустив голову, словно большой ребенок, у которого отняли любимую игрушку.
Затем, когда она оделась и собралась уходить, Калягин заговорил. Говорил он очень тихо, шепотом, но она слышала каждое его слово. Он дал клятву. Она тоже поклялась, только молча, про себя. Уже наступило утро четверга.
С этого дня и до конца жизни ни он, ни она не забывали своих обещаний.
Внизу в подъезде под ногами скрипело битое стекло, пол был засыпан штукатуркой, а стены и потолок почернели от копоти. Ничего страшного, просто небольшой фейерверк. «Коммунисты любят устраивать салюты», вспомнились слова Анатоля.
На улице группами стояли милиционеры. У тротуара приткнулась пожарная машина. Вопреки ожиданиям, никто Ирину не остановил, даже, похоже, не обратил внимания. Быстрым шагом она пересекла площадь, завернула за угол и направилась к вокзалу.
4 декабря 1990, Англия,тюрьма Паркхерст на острове Уайт
Заключенный Джеймс Долинг, отбывающий срок за государственную измену, получал свою почту в соответствии с тюремными правиламиво вскрытом конверте со штампом тюремной канцелярии и синими карандашными закорючками цензора на страницах письма.
Через несколько месяцев он научился различать руку каждого из цензоров, а когда пометки одного из них исчезли и по тюрьме прошел слух, что тот вышел на пенсию, Долинг обратился к нему с письмом, поблагодарив за внимание и чуткость. Правда, оно не дошло до адресата, как, впрочем, и все остальные письма Долингатаково было негласное распоряжение.
Поэтому Джеймс Долинг сначала сильно удивился, когда к нему начали поступать письма, минуя тюремную канцелярию: просто кто-то подсовывал их под дверь камеры во время прогулки.
На конвертах не значилось ни его имени, ни обратного адреса. На первый взгляд письма были странными, хотя содержали вполне четкие инструкции.
Настолько четкие, что когда «невидимка» (так поначалу окрестил Долинг их автора) стал навещать его в тюрьме, Джеймс Долинг точно знал, о чем пойдет разговор при очередной их встрече.
Доброе утро, Стюарт, сказал он мужчине, входящему в комнату свиданий.
Привет, Джеймс. Как самочувствие, старина? Еще каких-нибудь пятнадцать лет, и вы покинете этот гостеприимный кров.
Долинг кисло улыбнулся. Его не обманывал дружелюбный тон посетителя, слишком хорошо он знал этих людей.
Они никогда не простят ему, будут ненавидеть до самой его смерти. Особенно этотвысокий, холеный, с упрямым подбородком и седеющими усиками отставного колониального чиновника. Дерьмо, тупица.
Итак, что мы будем проходить на сегодняшнем уроке? устало произнес Долинг и, стряхнув пылинку с рукава тюремной робы, откинулся на спинку металлического сиденья.
Его гость опустился на стул напротив.
Думаю, имеет смысл вернуться к событиям прошлого лета, когда вы еще работали в посольстве в Москве. Не возражаете? Посетитель вопросительно поднял брови. Согласитесь, это были не худшие времена для вас, не так ли? Приятная должность начальника посольской канцелярии, красавица жена Словом, у вас должны сохраниться самые лучшие воспоминания о том лете, верно?
Долинг удрученно опустил голову. Теперь Стюарту была видна его сильно облысевшая розовая макушка. Поникшая тщедушная фигурка предателя казалась по-детски беззащитной.
Но ведь мы говорили об этом в прошлый раз, жалобно протянул он. Может, лучше я расскажу о первых контактах с КГБ?
И голосок его звучал по-детски. Это уже стало как бы ритуалом при встречах: прежде чем отвечать на вопросы, Долинг должен был немножко покапризничать.
Ладно, сразу согласился Стюарт, десять минут на болтовню, а затем приступим к делу.
Спасибо, тихо сказал Долинг.
Они закурили и стали беседовать, словно два старых приятеля. Вернее, говорил один Долинг, а Стюарт слушал с застывшей улыбкой, откинувшись на спинку стула. Боже, как ему надоели эти предатели! И почему все они такие болтливые? Вот уже несколько месяцев он допрашивает Джеймса Долинга в тюрьме, а впереди еще долгих пятнадцать лет, в течение которых он будет вынужден по долгу службы выслушивать тошнотворную историю измены. Так зачем же спешить? Но руководство Стюарта настаивало на этих встречахнечастых, нерегулярных, но выматывающих душу осужденному. Там, в Лондоне, считали, что в один прекрасный день предатель расколется до конца в обмен на спокойное, без нервотрепки, прозябание в тюрьме. «Может быть, они и правы, подумал Стюарт, только вряд ли это случится сегодня».
Спустя час он поднялся со стула, собравшись уходить. Как раз этого момента ждал Долинг.
Разумеется, сказал он тихо, как бы про себя, ваш «спящий агент» в России остался цел и невредим. Ведь у вас там окопался очень ценный «крот» Голос Долинга окреп, в нем явственно слышались издевательские нотки. Так зачем вы меня мучаете?
Стюарт резко обернулся в дверях.
Что вы там бормочете?
Не надо, Стюарт. Я же знаю, что у вас там законсервирован очень крупный агент, из высших эшелонов власти. Его завербовали еще до меня, а пару лет назад он залег на дно, так что я не смог продать его. Наверное, он по-прежнему сидит там и мечтает об Англии Я прав, Стюарт? Неожиданно Долинг широко улыбнулся. И вы стали сомневаться в нем? Я не ошибаюсь?
Стюарт сочувственно покачал головой.
Бросьте это дело, Джеймс. Приберегите к рождеству, чтобы нам было чем развлечься на праздники.
Отъехав пару миль от тюрьмы, Стюарт остановился около телефонной будки и позвонил в Лондон. К тому времени, когда он добрался до дома, в Москву уже ушла шифрованная радиограмма. Тот человек в посольстве, кому она была адресована, начал действовать немедленно.
5 декабря, Москва
Он был вынужден идти на этот контактсрочный, неплановый, абсолютно неподготовленный, вопиюще непрофессиональный, нарушающий все правила разом. Паркер чувствовал, как пульсирует кровь в висках. Знакомый симптом! Вообще-то его учили владеть собой, но чувство страха всегда найдет лазейку.
Почему именно на него уставилась через весь зал вон та компания ресторанных завсегдатаев? Может быть, официантка уже сообщила о нем кому следует? Оставаться на месте или бежать? Хотя где спрячешься в этом городе, среди девяти миллионов равнодушных славян? До границы ближайшего дружественного государства добираться не меньше пятнадцати часов
Усилием воли Паркер постарался снять напряжение. Спокойно, руки положить на стол, дышать глубже и реже, расслабить мышцы лица Постепенно страх стал отпускать, и до Паркера донеслось:
Эй, Джордж, ты что оглох? Это был Ивэнс из посольской канцелярии, сидевший напротив. Я уже в третий раз тебя спрашиваю, как насчет пикника на даче в следующие выходные?