Мрачная комедия - Питер Чейни

Питер ЧейниМрачная комедия

Глава 1Шон О'Мара

Шон Алоис О'Мара прошел под невысокой стеной, окружавшей маленькую церквушку. Он нетвердо перешагнул через ограду и, пересекая небольшое кладбище, направился к тиссовой роще.

Было жарко. Безжалостно палило солнце, не было ни ветерка. О'Мара споткнулся о невысокое надгробие, выругался; увидел через плечо невысокую фигуру кюре, его выцветшую, изношенную, засаленную сутану, худое бледное лицо. И начал смеяться. Он смеялся над священником. Затем запел непристойную песню на бретонском наречии. Кюре пожал плечами и исчез в прохладной темноте церкви. О'Мара услышал, как затихают его шаги. Стук изношенных туфель по каменным плитам показался ему почему-то необычным.

Он был полупьян. Впрочем, он всегда был полупьянв лучшем случае. Пинты и галлоны спиртногодешевого пива, бразильского рома, «настоящего» коньяка, который на самом деле был натуральным подкрашенным этиловым спиртом,умертвили в нем все человеческие процессы. Галлоны суррогатного вина, подкрашенного и с дешевыми добавками, наполнили его вены отравой, налили зрачки желтизной, сделали мышцы дряблыми.

О'Мара был высоким и крупным мужчиной. Когда-то он выглядел как породистый быкхорошо ухоженный, яростный и прекрасный бык. Теперь кожа под его голубыми глазами увяла и оттянулась мешками, когда-то свежее лицо приобрело сероватый оттенок пьяницы третьей стадии. Светлые блестящие волосы, спадавшие волнами от высокого лба и вызывавшие зависть у большинства женщин, были сейчас сальными и грязными.

Он перешагнул через низкую ограду на дальнем конце кладбища. Здесь не было тени. Солнце безжалостно жгло его обнаженную голову, коричневую и грязную кожу на шее.

Он был одет в голубые вельветовые штаны, мешковатые вверху и узкие около разбитых туфель. Носков не было. Когда он шел, штанины задирались и можно было видеть его грязные лодыжки. Его широкая загорелая грудь выпирала через открытый ворот некогда голубой, заскорузлой от пота и грязи рубашки.

Он вошел в тиссовую рощицу. Прохладная темная квадратная площадка, ограниченная густыми, развесистыми тиссами, была похожа на ледяной ящик. «Вне ее жарко, как в аду,думал он.Здесь же, в роще, холодно, как в могиле».

Он споткнулся о корень, упал; он слишком устал, чтобы подняться. Так и лежал, бормоча, жалея себя. Последняя здоровая частичка его мозга говорила: это третья стадияжалость к себе, слабость, тошнота, дрожь в левой руке и ноге, чувство приближающегося паралича ночью, невозможность что-либо вспомнить.

О'Мара подумал: «Ты мог бы сыграть в эту игру достаточно хорошо. Мог бы пустить в ход все средства. Выпивка была явно переоценена как способ времяпрепровождения».

«Пока последняя частица твоего мозга еще работает, ты в порядке»так говорил Куэйл. Куэйл говорил, что с ним все будет в порядке, потому что он был О'Мара, который мог делать все, всегда выйти сухим из воды.

Он думал: «Черт побери Куэйла». Куэйл всегда знал все. Все тайны их прошлой работы. Он был тем человеком, который всегда знал, на что ты способен, а на что нет.

О'Мара лежал на влажной земле, проклиная Куэйла, подбирая самые ужасные и неприличные выражения.

Иногда он забывал кое-что. Это было чудесно. Ему было бы совсем хорошо, если бы он забыл, где спрятал корамин и шприц с героином. Это было бы очень хорошо.

Он начал читать стихи. Если могу вспомнить стихи, все в порядке. Это значит, что мозги еще работаютболее или менее. Затем он решился подумать о себе логически. Он был О'Мара, хотя это был факт, важный только для него самого. Он был Шон Алоис О'Мара, который родился и воспитывался в графстве Кларэ. Он умел играть на пианино, и ездить верхом. Был хорошим спортсменом, мог ходить на яхте, говорил на четырех языках.

Теперь он Филиппе Гареннс. Не слишком хороший Филиппе. Грязный, вечно пьяный бродяга, который работает на Воланона в «Гараже Воланона» по другую сторону устья реки. Через минуту он встанет и выйдет из рощицы, затем поднимется на холм и посмотрит на залитый солнцем залив. И там, на другой стороне, будут видны дома рыбаков, деревенский отель, вечно пустой, и кинотеатр, разрушенный немцами. А справа, около бухты, где причалены лодки, будут «Гараж Воланона» и «Кафе Воланона» рядом с ним. И вшивый Воланон будет стоять у двери кафе, куря свою изогнутую трубку, наполненную рядовым «Кейпорелл», размышляя, куда же делся никчемный, пьяный Филиппе Черт побери Воланона к черту! Вместе с «Кафе Воланона» вечное проклятье «Гаражу Воланона»!

Он поднялся, поднялся очень медленно. Затем постоял в прохладной роще, думая о дергающей боли в левой руке.

Боль уходила и обычно возвращалась. Скоро, очень скоро. Но это будет уже не сегодня. Она возвратится завтра. Она всегда возвращалась на следующий день.

Потом он вспомнил Эвлалию. Его лицо изменилось, стало мягче. Синьорита Эвлалия Гуамарес Восхитительная, прекрасная и соблазнительная синьорита Эвлалия Гуамарес, которая жила в великолепном доме в Эдифацио Ультраморе, в Копакабане, Рио-де-Жанейро. В его памяти проплыла картинка Казалось, это было так давно.

Он увидел себя. Он выходил из ванной, и солнце вливалось через открытые окна комнаты и сияло на белоснежном ковре, на выкрашенных в бледно-желтый цвет стенах. На нем был махровый халат в широкую бледно-серую и черную полоску. Настоящий халат. У него ничего не было одето под халатом, и он прошелся по белоснежному ковру босиком. Хорошей формы ноги ступали по ковру, как кошачьи лапы. Он подошел к радиоле и поставил пластинку. Нежная музыка танго казалась нагретой солнцем.

Он стоял перед радиолой, покачивая головой в такт музыке и куря маленькую черную сигару, запах которой он мог чувствовать еще сейчас а когда повернулся, Эвлалия стояла в дверном проеме маленького зала, который вел из ее комнаты. На ней был кружевной пеньюар, из-под которого можно было видеть маленькие вельветовые домашние туфли. Волосы ее были темными, удлиненное лицо бледным, на нем выделялись ярко-вишневые губы. Большие карие глаза были очень красивы. Когда она улыбалась, солнце становилось ярче, и вы чувствовали, что вам немедленно хочется ее поцеловать, что вы просто обязаны это сделать.

Она оперлась рукой о стену, улыбнулась ему и сказала:

 Говорят, что можно быть слишком счастливым, но это счастье чересчур сладкое, чтобы быть долгим, мой Шон.

Она вышла. Он засмеялся, потому что она говорила ерундусладкую ерунду.

Он стоял перед радиолой, слушая потоки жаркого, нежного танго, пританцовывая под музыку.

И звонок зазвенел.

Звук дверного звонка был подобен входу в тиссовую рощу, о которой он тогда еще ничего не знал. Было такое ощущение, как если бы кто-то положил мертвую холодную руку на твою грудь. Именно таким показался ему звук дверного звонка.

Он быстро подошел к двери и открыл ее. За дверью стоял, улыбаясь, с запиской в руках Виллискурьер английского посольства. О'Маре продолжал слышаться голос Эвлалии: «Это счастье чересчур сладкое, чтобы быть долгим, мой Шон»

Он взял записку, и Виллис ушел. Это была расшифровка письма, вероятно посланного дипломатической почтой Куэйлом. В ней коротко сообщалось:

Вот так было.

И он оделся и написал записку Эвлалии в то время, как она была в ванной. Он написал: «Извини, Эвлалия но есть еще кое-что в моей жизни. И довольно давно. Я должен идти. Шон». И выскользнул из комнаты, оставив все свои вещи, оставив все. Потому что это был самый легкий путь уйти. Самый легкий для нее, для него, и это предотвращало множество упреков. Пусть даже справедливых.

Это был мистер Куэйл, это был Возвращайся игра закончилась Проклятый Куэйл.

А теперь он стоял в тиссовой рощице, где было холодно в жаркий день. Он стоял и размышлял, и пытался хоть что-то понять в этой жизни, понять разумом, который на три части оцепенел от дрянной выпивки, а оставшаяся часть не очень-то и хотела что-то понимать.

Но выпивка была необходима. Во всяком случае, так казалось. И кто, черт возьми, был он, чтобы спорить Никто никогда не спорит с мистером Куэйлом. Ну не более двух раз. И ни о чем серьезном.

Это было несправедливо. Потому что, когда тебе захотелось быть чем-нибудь и когда для этого пришло время, у тебя уже не было мозгов, не было принципов, ничего не было. Ты был уже просто пьяница. А если бы ты не был горьким пьяницей, то время бы и не пришло. Поэтому, так или иначе, ты оказался в аду. Спасибо, мистер Куэйл большое спасибо Черт возьми тебя, мистер Куэйл, и я надеюсь, что это исполнится и ты попадешь под автобус в туманный день, и черт с тобой.

Его затошнило. Он стоял, наклонившись к дереву, ожидая, чтобы прошла дрожь.

Кто-то сказал кто-то он думал, это был Рикардо Керр: «О'Мара очарует вас, будет пить и есть с вами, беседовать с вами, играть в карты с вами, выиграет деньги у вас, уведет девушку, будет клясться в верности к вам и, если необходимо, убьет вас». Вот что говорил Рикки Керр. Интересно, что сказал бы Рикки, если бы увидел его сейчас.

О'Мара понимал, что ему нужно выпить. Выпить хоть чего-нибудь, хотя бы той вшивой водки, которую Воланон гнал в задней комнате. Вам тоже захотелось бы выпить, если бы вы чувствовали себя так же, как и он. Это бесспорно.

А это означало, что он должен обойти залив и вернуться к гаражу Воланона, и есть всякую дрянь, и говорить Воланону, что сожалеет о вчерашнем вечере, когда он плюнул в лицо Тиршу, рыботорговцу. Воланон был очень раздражен этим. Но вообще-то, какого черта он мог ему сделать. Воланону нужно было иметь кого-нибудь для помощи в гараже, и даже пьяный О'Мара был лучше, чем ничего. Три дня в неделю он мог работать так или иначе иногда.

Ему нужно было обойти залив, и ходьба выгнала бы выпивку вместе с потом, и ему стало бы лучше. Возможно, что-нибудь случится сегодня Возможно. Ничего не происходило уже в течении нескольких месяцев и, вероятно, не произойдет. Так или иначе еще через пять недель он дойдет до четвертой стадии, а это та стадия, когда начинаешь видеть чертиков на стенке.

О'Мара выбрался из рощицы и медленно пошел вдоль зеленой ограды, идущей по краю крутого обрыва. Отсюда он мог видеть Воланона, стоящего у двери кафе.

О'Мара осторожно двигался вдоль обрыва. Он подумал, что было бы смешно сейчас сорваться с обрыва, хотя это могло бы избавить его от множества забот. Но он не упадет. Нет, сэр не сегодня, сэр Нет, мистер Куэйл не сегодня и будь ты проклят, мистер Куэйл.

Кюре в поношенной сутане вышел из церкви и направился к краю кладбища. Он наблюдал за О'Марой, когда тот двигался по дорожке вдоль обрыва.

«Бедный Филиппе,подумал он,бедный Филиппе».

Глава 2Танга

О'Мара лежал на земле, спиной опираясь о белую стенку, ограждавшую «Гараж Валанона». Казалось, что он с интересом изучает разбитый ботинок на правой ноге, но он не видел ботинка. Когда ящерица выскользнула из освещенной солнцем щели и исчезла в другой щели, О'Мара судорожно вздрогнул. Он расслабился только тогда, когда понял, что действительно видел ящерицу.

В этот день не было работы. После вчерашней ночи, когда Воланон обругал его похабными словами, О'Мара решил, что было бы неплохо оставаться, по возможности, хотя бы несколько дней трезвым.

Он пришел к выводу, что ему не нравятся ящерицы. И подумал, что жизнь всегда будет продолжаться так же, как идет сейчас, и с каждым днем он будет становиться все пьянееи глупее. А затем, зимой, будут идти дожди и он, вероятно, умрет от воспаления легких.

О'Мара, который никогда не думал о возможности смерти, слегка удивился этой мысли. Для него было ясно, что нет никаких надежд на то, что что-то произойдет; он был частью неизменной картинки, картинки, которая будет существовать вечно. Это была довольно-таки мрачная картина в прекрасном мире, созданным солнечным светом, падавшим на эту сторону залива и освещавшим красную крышу и белые стены гаража.

А затем «Тайфун» выскочил из-за угла узкой главной улицы маленькой рыбацкой деревушки. Водитель был опытный и вел свою длинную машину на большой скорости, на крутых поворотах вводя ее в заносы.

Он крутнулся вокруг угла на добрых тридцати пяти, разогнался по грязной дороге, ведущей к рукаву устья, притормозил и остановился прямо перед гаражом.

О'Мара не двигался. Боль вошла в его левую руку, затем свело левую ногу. Это были обычные симптомы для этого времени дня. Их называли по-разному. Доктор из соседнего города был достаточно деликатен и описывал их как вид ложной ангины. В действительности же это была выпивка и еще раз выпивка, и сигареты «Кейпорел»это, а не нервы.

О'Мара рассматривал свой разбитый ботинок на правой ноге с большим интересом. Теперь он почувствовал, что ему немного холодно. Предположим, что это так. Был ли он в порядке? Остался ли у него разум? Боковым зрением он наблюдал за машиной. Дверь открылась и появилась женская ногапрекрасная нога, в чулках из тончайшего шелка. О'Мара узнал эту ногу. Он подумал: «Господи случилось! Танга!»

Итак, это была она. Танга де Сарю, которую он однажды встретил и часто вспоминал. Вспоминал медленный тихий голос, восхитительный французский акцент.

Она вышла из машины и пошла к гаражу, где скрылась за открытыми раздвижными дверями в прохладной тени. Она шла с изумительной грацией, которая была как бы частью ее макияжа. О'Мара подумал: «Черт возьми, какая женщина!» Он почувствовал легкую дрожь.

День был очень спокойным. С моря не дуло ни ветерка. Раздавались гудение и жужжание мухзвуки, характерные для жаркого лета и только подчеркивающие тишину. Из гаража до О'Мары доносился холодный ясный голос Танги, требующий от кого-то внимания. Он посмотрел на машину. Левая шина была почти спущена. Вот в чем дело.

Прошло несколько минут. Танга вышла из гаража и пошла к машине. За ней шел Воланон. Воланон был жирный, сальный и потный, его заляпанные полотняные штаны были подвязаны вокруг талии куском веревки. Живот свешивался над штанами.

 Если это все, мадам,сказал он,мы это быстро сделаем. Если только я смогу заставить этого пьяного дебила работать.

Он посмотрел на О'Мару.

 Эй, Филиппе, иди сюда, пьянчуга. Поменяй это колесо. Запасное, в багажнике.Танга взглянула на О'Мару.

 Вы думаете, он сможет заменить колесо?холодно сказала она.По-моему, он пьян.Воланон пожал плечами.

 Мадам имеет все основания так думать. Он пьян. И никогда не бывает трезвым. Тем не менее, он всегда может работать.

 Почему бы вам самому не заменить шину?спросила Танга.

Воланон ответил с достоинством:

 Но, мадам, яхозяин.

Танга рассмеялась. Воланон, нахмурившись и напоследок обругав О'Мару, повернулся и пошел, к гаражу. В дверях он остановился.

 Просьба к мадам заплатить мне,обратился он к Танге,а не отдавать деньги пьяному Филиппе.

Танга кивнула. О'Мара мог слышать, как туфли Воланона на веревочной подошве простучали в глубине гаража. Он собрался встать. Чтобы сделать это, ему потребовалось перевернуться на живот, встать на колени и, опираясь двумя руками о низкую стенку, подтянуться. С трудом он достиг вертикального положения. Какое-то время он стоял, опершись о стенку, затем медленно пошел к машине. Она смотрела на него с отвращением.

 Домкрат в багажнике,сказала она.Запасное колесо закрыто на замок. Вот ключ. Кроме того, я спешу. Мы можете сделать все быстро?

 Понятно,сказал О'Мара и продолжил более официально,мадам, скоростьэто девиз нашей работы в этой превосходной, высокого класса организации. Мне потребуется совсем немного времени, чтобы заменить колесо.

 Хорошо,ответила она. О'Мара продолжал:

 Но мне кажется, что камера проколота. И если вы хотите, чтобы она была заклеена,а я советовал бы вам отремонтировать ее,потребуется совсем немного времени.

 Сколько?спросила она. Он пожал плечами.

 Примерно полчаса.

Танга посмотрела через залив. Она смотрела на другую сторону, на зеленый холм с маленькой церковью и кладбищем наверху.

 В этой местности,сказала она,где-то есть вилла, называемая Коте д'Ажур. Я думаю, недалеко. Я могла бы пойти туда и вернуться через час, чтобы забрать машину. Надеюсь, вы заклеите камеру к этому времени?

 Обязательно,ответил О'Мара. И оперся о капот «тайфуна», глядя на Тангу. Он смотрел на неё голодным взглядом, но без оскорбления. Он смотрел на нее так, как прежний О'Мара мог смотреть на женщину: не раздражая ее, со странной смесью смирения и наглости, восхищения и сомнения.