Никак не меньше семи баллов,прикинул мичман.
Он плотнее запахнул реглан и натянул на фуражку капюшон.
Справа на воде свет!раздался зычный голос старшего матроса.
Вдали справа виднелся огонек. Он то взлетал вверх, то опускался к самой воде и даже исчезал в ней. Казалось, что огонек плывет по морю и барахтается в волнах, швыряющих его во все стороны.
За долгие годы службы во флоте Куликов выработал в себе одно очень важное качество: экономить время и действовать решительно. Сейчас некогда было раздумывать, откуда взялся здесь этот огонек.
Право на борт!громко крикнул Куликов, покрывая шум ветра.
Есть право на борт.послышался ответ рулевого, который тут же доложил:Руль право на борту.
Полный вперед! Так держать!
Послушный команде катер «Л-19» на мгновение замер, потом вздрогнул всем корпусом, так, что заскрипела стальная обшивка, и сделал резкий, крутой разворот. Вспененная вода перехлестнула через борт и окатила палубу. Затем, будто рысак, почуявший посыл, катер полным ходом понесся навстречу чуть заметно трепетавшему огоньку.
Небольшая рыбачья лодка беспомощно барахталась на волнах. Крутобортая, крепко сколоченная, она казалась игрушкой, затерявшейся среди разгулявшегося моря. Лодка то взлетала на гребень волны, и тогда свет от герметически закрытого фонаря, прикрепленного к корме, повисал высоко в воздухе, то проваливалась вниз, и тогда свет исчезал или превращался в чуть видную блестящую точку на самом уровне воды.
В лодке находился один человек. Он высоко поднимал весла, и они казались крыльями огромной птицы, которая силится и не может взлететь. Несколькими ударами весел человек ставил лодку в наиболее выгодное положение. Стараясь удержаться на одном месте, он подставлял под удары волн то корму лодки, то ее нос.
Каждое движение человека было рассчитано. Держался он спокойно, непогода, видимо, не страшила его. Гребец не пытался приблизиться к берегу. Он знал, что в этих местах, когда море разбушуется, подобная попытка была бы чересчур рискованной.
Через короткое время к лодке подошел катер «Л-19». Луч прожектора полоснул по поверхности моря и вырвал из темноты маленькое суденышко. Мичман Куликов узнал рыбака из поселка Мореходный.
Ты что здесь делаешь, чертова перечница?гаркнул он в рупор.Куда тебя дьявол поволок в такую погоду?
Капитан добавил еще несколько крепких, соленых слов, но порыв ветра унес это приветствие в сторону.
А я тебя и не просил спасать меня!крикнул в ответ человек в лодке, чем крепко озадачил Куликова.
Вот как!не то удивленно, не то обиженно сказал мичман и снова гаркнул:Если хочешь тонуть, ищи себе другое место. А у меня не смей баловаться.
Рыбак молчал. Прожектор, осветивший его фигуру, видимо, ослепил его. Он сидел, подняв высоко плечи, опустив голову, крепко зажмурившись. Всем своим видом рыбак напоминал сейчас вымокшую птицу.
В лодке находился Ахмет Курманаевстарожил здешних мест. На всем побережье его знали как большого мастера ночного лова и отличного садовода. Свой уловкефаль, скумбрию, ставридуон легко сбывал на базаре, а цветами торговал только дома, в своем саду.
Кефаль, скумбрия и ставридарыба ночная. Один-два раза в неделю Курманаев выезжал на лов. За рыбой он отправился и сегодня. Мичман Куликов, перегнувшись через борт, поглядывал на лодку, прыгающую на волнах, и беззлобно бормотал в седые усы:
Так и есть, за рыбой гоняется, черт. Не сидится ему дома.
На дне лодки лежал самодур с нанизанными на крючки перьями цесарки и сойки.
Заметив снаряжение рыбака, Антон Антонович укоризненно покачал головой и сказал стоявшему рядом с ним матросу:
Рыбак он опытный, а не учуял климатика, соблазнился, пожадничал да сам чуть к рыбам в гости не попал.
Когда лодку прибуксовали к катеру и Курманаев по трапу поднялся на палубу, Куликов дружески похлопал его по плечу.
Стареешь, Ахмет. Нюх до моря терять стал? Чего тебя сюда понесло? Знаешь ведь, что нельзя. Непорядок! Гляди, взгреют тебя. Доложить ведь придется.
Рыбак молча развел руками.
Это был еще крепкий человек лет под шестьдесят, прокаленный и высушенный солнцем и насквозь пропахший морем и рыбой. Одетый в просторную рыбачью робу, он выглядел широкоплечим и плотным, хотя был узок в плечах и худощав. Темно-коричневое лицо шелушилось от ветра и соли, брови над небольшими, будто провалившимися в орбиты глазами выгорели от солнца и светились на темной коже. Разговорчивостью Курманаев никогда не отличался, а сейчас он вымок, озяб, да и упреки Куликова принимал как вполне заслуженные. Поэтому он ничего не отвечал и только виновато вздыхал.
Ладно, пойди попей горячего!мичман легонько подтолкнул Ахмета к спуску в трюм.А твою посудину мы в тихое место доставим.
Не прошло и получаса, как лодка Ахмета Курманаева была отведена в небольшую естественную бухту, укрытую от ветра цепью зеленых холмов. Здесь было тихо. Ветер бесновался совсем рядом, но сюда он добраться не мог, и море в бухте казалось сонным и неподвижным.
Ахмет Курманаев, глядя в сторону и не говоря ни слова, сутулился больше обычного. Он крепко пожал руку Куликову в знак молчаливой благодарности за спасение. Потом низкопо самые бровинахлобучил широкополую рыбацкую шляпу и, держась за поручни трапа, полез вниз, в лодку, которая теперь уже не плясала на воде, а смирно стояла возле катера. А еще через десять минут, оставляя бурунный след за кормой, «Л-19» вышел в открытое море и лег на свой курс.
Спасение Ахмета Курманаева в общей сложности заняло не более часа. Однако за это сравнительно короткое время нашу морскую границу, в зоне, где должен был находиться катер «Л-19», на большой глубине переплыла неизвестная подводная лодка. Вид у нее был необычный. На небольшом сигарообразном корпусе с двух сторон выделялись два выступа овальной формы, что делало лодку похожей на крупную рыбу с боковыми плавниками. Двигалась лодка бесшумно, постепенно замедляя ход. В трехстах метрах от берега она легла на грунт и замерла неподвижно.
Через две-три минуты из носовой части подводной лодки вырвался пучок голубоватого света, сделавшего воду впереди лодки почти прозрачной. Одновременно один из боковых выступов исчез, будто втянутый внутрь лодки невидимой рукой, и открыл квадратное отверстие. Из этого отверстия выползло какое-то темное существо, похожее на большую лягушку. Отверстие немедленно закрылось, выступ стал на свое место. Свет впереди лодки рассеялся. В полной темноте существо двинулось к берегу.
Еще минуту лодка неподвижно лежала на дне моря, будто принюхиваясь и прислушиваясь. Потом она легко оторвалась от грунта и, не поворачиваясь, задним ходом, бесшумно наращивая скорость, устремилась в открытое море.
А наверху бушевала непогода. Начался дождь. Густые облака казались неподвижными, тяжелыми и бесконечными.
Глава 2.Находка на берегу
Центр Мореходногоулица имени Ленина. Она тянется параллельно берегу от небольшого Восточного переулка до подножия горы Нарчи. Здесь, у самой горы, укрытый от ветров и непогоды, окруженный кипарисами и тополями, стоит санаторий «Москва». Неподалеку от него в лощине расположился дом отдыха ВЦСПС. Огромный парк соединяет санаторий и дом отдыха. Паркизлюбленное место отдыхающих. Здесь встречаются и знакомятся люди, приехавшие из разных далеких мест, здесь текут мирные, дружеские беседы, а по вечерам происходят объяснения влюбленных.
На улице Ленина, на «пятачке», разместились главные учреждения Мореходного: райком КПСС, райисполком, белоснежное здание больницы, почтателеграф. Чуть подальшемагазины, ресторан «Гавань» и фотоателье.
Заведующим и главным мастером ателье уже много лет работал Игнат Петрович Семушкин, демобилизованный лейтенант Советской Армии, кавалер пяти орденов и шести медалей. Любовь к фотографии была отличительной чертой Семушкина. К своему делу он относился не только как к источнику заработка; он считал его искусством, которое требует от художника труда, вкуса и таланта. Этим искусством он занимался еще до войны. На фронте разведчик Семушкин не расставался с «лейкой». Вернувшись домой, он снова занялся любимым делом.
По обеим сторонам входа в фотоателье, на застекленных витринах, красовались портреты его клиентов. Портреты были всевозможные: групповые, индивидуальные, большие и маленькие. Но все фотографии, сделанные Семушкиным, привлекали своей выразительностью и естественностью. В них не было той глянцевитой безжизненности, которая отличает работу иных пляжных фотографов или базарных «моменталистов»мастеров халтуры и спешки.
Штат фотоателье состоял из Семушкина и его помощникаместного жителя, такого же энтузиаста-фотографа, как и сам Игнат Петрович. В летние месяцы, в разгар курортного сезона, Семушкин, как правило, с самого утра находился на пляже. В легком полотняном костюме и широкополой соломенной шляпе, с неизменным треножником, он медленно проходил мимо отдыхающих, отвечая на приветствия знакомых и незнакомых людей и останавливаясь возле тех, кто хотел запечатлеть себя на берегу моря.
Сильно постарел Игнат Петрович за минувшие десять лет. Засеребрились виски, появились на лбу и возле рта морщинки, и только глаза, как и прежде, ничуть не потеряли юношеской пытливости и задорного блеска. В этом высоком, длинноногом фотографе трудно было узнать вчерашнего боевого офицера-разведчика, прошедшего через все испытания войны.
Семушкин был вдовцом. Жена его умерла в эвакуации в 1942 году. Это печальное известие Игнат Петрович получил на фронте в тот момент, когда готовился к очередной вылазке в тыл врага и вынимал из карманов все документы и лишние предметы. Старшина роты, раздававший почту, с удивлением и испугом увидел, как посерело лицо младшего лейтенанта, как согнулась, сгорбилась его длинная фигура. Завертывая в газету документы, Семушкин только лишнюю минуту подержал в дрожащих пальцах фотокарточку жены и сына и затем положил ее рядом с партбилетом и удостоверением личности. Так и ушел он выполнять боевое задание, не сказав никому ни слова. И только когда вернулся и сдал «языка», сел на табуретку в землянке и разрыдался. Его худое тело тряслось в нервном ознобе, и командиру роты капитану Васильеву стоило большого труда успокоить своего боевого помощника и парторга.
Семушкин стал регулярно писать письма сыну Алеше, который жил вместе с бабушкойматерью Игната Петровича. Получив ответное письмо, он вынимал из кармана гимнастерки карточку жены, клал ее рядом и так читал послание сына, беззвучно шевеля губами.
После войны Игнат Петрович так и не женился. То ли навсегда сохранил любовь к жене, то ли всю любовь перенес на сына, который встретил отца с радостью и гордостью. Какой парнишка не гордился тем, что его отец бил фашистов, побывал в самом Берлине и вернулся домой героемвся грудь в орденах.
За девять послевоенных лет многое изменилось. Алеша успел окончить школу и отслужить положенный срок в Военно-Морском Флоте. Демобилизованный старшина первой статьитакой же рослый, как и отец,Алексей Семушкин за годы флотской службы стал отличным специалистом-водолазом. И это было как раз кстати. В Мореходном создавалась спасательная станция ДОСААФ, и Алексею предложили стать ее начальником. Он охотно согласился, потому что с детства свыкся с морем, крепко полюбил свою профессию водолаза, да и не хотелось после нескольких лет разлуки оставлять отца и престарелую бабушку. Ведь она заменила ему мать и даже сейчас не считала его, двадцатичетырехлетнего парня могучего телосложения, взрослым и нянчилась с ним как с ребенком.
Красавчик ты мой ненаглядный,часто говорила она, глядя на него добрыми слезящимися глазами.Кто ж тебя побалует, махонького, как не я.
Это ямахонький?смеясь, спрашивал Алексей.Отца ростом догнал, а ты, бабушка, и не замечаешь.
Примечаю, внучек, примечаю. Да что с того, что вон какой вымахал. Все одно, для меня тымахонький.
Поздними вечерами, когда внук засыпал, бабка издалека, боясь, чтобы он не открыл глаза и не заметил, крестила его, а потом долго шептала про себя какую-то молитву, выпрашивая Алешеньке долгую жизнь и хорошую жену. И только одного не могла понять бабушка: зачем внук выбрал такую страшную профессиюводолаза? Что емуна земле да на воде места мало, так надо еще и под воду лазить?
Мало, бабуся, мало,говорил внук.Под водойтоже жизнь и дела много. Да ты не беспокойся, я вон какой здоровый и крепкий.
Игнат Петрович усмехался и спрашивал:
А ты чего бы хотела, мать?
Да пусть бы Алешенька в доктора или в инженеры вышел. А если ему без моря дороги нетна адмирала бы учился.
Игнат Петрович громко хохотал.
Не всем же инженерами да врачами становиться. Надо кому-то и другую работу делать.Потом он озорно подмигивал сыну и добавлял:На меньшее, чем адмирал, наша бабушка не согласна. Придется тебе, Алешка, стать водолазным адмиралом.
Постараюсь,отвечал Алексей.Стану я управлять подводным царством-государством, наведу там новые порядки, чтобы рыба сама в сети шла, чтобы люди не тонули
Бабка тоже смеялась и кончиком платка вытирала уголки губ и увлажнившиеся глаза. А отец добродушно советовал:
Не забудь, Алеша, в своем подводном государстве открыть хорошую фотографию. Без фотографиискучно жить.
Да, в этом Игнат Петрович был убежден: без фотографии скучно жить.
Утро девятого июня выдалось на редкость погожее. Ночная непогода на море сменилась легким теплым ветерком, который доносил в Мореходный запахи соленой воды и водорослей.
Игнат Петрович вышел из дома очень рано. Мать и Алексей еще крепко спали. Выйдя на улицу, он посмотрел на восходящее солнце и удовлетворенно кивнул. День обещал быть отличным.
Игнат Петрович расправил плечи и вздохнул полной грудью.
Хорошо!
Настроение у него было приподнятое. Все складывалось к лучшему. Он беспокоился за сына, за его будущее, а тот приехал взрослым и вполне самостоятельным парнем, с хорошей профессией. Отдыхать не захотел и сразу же взялся за работу на спасательной станции. Снова вся семья в сборе, почти вся Как бы радовалась жена, глядя на такого сына. У него уже, кажется, и невеста на примете? Ну что ж, если любовь да счастье стоят на пороге, перед ними надо пошире распахивать дверь. Быть тебе, Игнат, скоро дедом.
У самого Игната Петровича тоже дело спорилось. Президиум райисполкома отметил работу фотоателье и вынес ему, Семушкину, благодарность.
Сейчас Игнат Петрович торопился. У него накопилось много предварительных заказов от отдыхающих, и он хотел пораньше еще разок оглядеть и облюбовать места для предстоящих фотосъемок.
Вот и море, присмиревшее после ночи, бескрайнее, светло-синее. Только возле берега оно еще сохранило желтоватую окраскуследы взбудораженного песка. Утро только что занялось. Кругом пустынно, безлюдно.
Игнат Петрович спустился поближе к морю и вышел к тому месту, где коса побережья обрывалась и начинались зеленые холмы. Совсем недалеко виднелись маленькие домики. Обычно с этого края пляжа, где песок был особенно чистым, а дно моряровным и гладким, Семушкин начинал свои утренние обходы, облюбовывая места для дневной работы.
Однако сегодня все сложилось по-иному. В тени огромного валуна, в некотором отдалении от воды, Игнат Петрович заметил какой-то небольшой предмет, нагнулся и поднял его. Это была неизвестная Семушкину металлическая плоская деталь от какого-то прибора, с квадратным отверстием посередине. Справа и слева деталь имела округленные выступы, один конец был длиннее другого.
Семушкин с любопытством рассматривал находку. Деталь показалась ему знакомой. Вертя ее в пальцах, он силился вспомнить: где ему приходилось видеть такую же? Может быть, через минуту Семушкин и выбросил бы свою находкук чему она ему? Но его внимание неожиданно привлекли следы на сыром песке. Опытным взглядом разведчика он сразу же определил, что здесь, на песке, кто-то сиделсидел неспокойно, вертясь и переваливаясь с боку на бок. Рядом были заметны отпечатки больших и тяжелых ботинок какой-то необычной формы. Металлическая деталь, попавшаяся минуту назад на глаза Семушкину, сразу же перестала быть случайной и ненужной находкой. В сознании Игната Петровича она начала ассоциироваться с этими следами на песке и обрела осязаемую конкретность.
С лица Семушкина постепенно сходило выражение спокойствия и добродушия. Вид его становился все более озабоченным. Густые брови сомкнулись на переносице. Как-то неуловимо во всем облике Семушкина произошла перемена. Он будто сразу, неожиданно помолоделвесь подобрался, движения его стали быстрыми, стремительными. Заведующий курортной фотографией снова почувствовал себя разведчикомрешительным, подвижным, ловким.