Где они? прокашлял Колобок, только что тут были, трое. За мной приходили, ты их видел?
Ктоони? просто так, для поддержания разговора, уточнил Илья.
Они, инопланетяне, зашептал Колобок, вчера два раза приходили, и сегодня всю ночь рядом сидели, ждали, когда я засну. Украсть меня хотели и в космос увезти, для опытов. Они опыты над людьми ставят, в голову им щупальцами проникают, и мозг высасывают через трубочку
«Так то над людьми, ты-то здесь при чем» Илья рассматривал покрытую облезлыми бумажными обоями стену и все порывался швырнуть деньги на пол и убраться на свою территорию, заняться ногой, а заодно продумать маршрут для предстоящей прогулкинадо проверить себя, пройтись, как стемнеет, по окрестностям. Во-первых, еды нормальной купить, а во-вторых наведаться в одно место, тут недалеко, сразу за домом. И бегомесли получится бегомобратно, и думать, как дальше быть. Оставаться здесь нельзя, возвращаться в Москву бессмысленновсе, кто могут ему помочь, находятся в этом городе, первая попытка не удалась, но есть еще одна. И пришла в голову уже ночью еще одна здравая мысль, даже не мысльвоспоминание, стертое, как до этого казалось, а на самом деле просто ждавшее своего часа, оттесненное событиями последних месяцев на задний план. И мысль эту предстояло хорошенько обдумать, покрутить ее так и этак, а потом непременно проверить, да только не с больной ногой.
На пол что-то шлепнулось, загремело костями, Илья повернул головуиз шкафа на карачках выползал Колобок, щурился в полумраке прихожей и таращился на Илью безумными глазами. Бледный, аж жуть берет, зрачки огромные, темные, белки сплошь в красной сетке лопнувших сосудов, губы трясутся, зубы лязгают, рожа мокрая от пота. Хорош, глаз не отвестисутки, поди, не спал, или двое, у «солевых» так бывает, и не жрут не пьют, пока не свалятся от истощения, и с космосом постоянно связь держат, ментальную, разумеется. Колобок уже на граниотощал так, что египетская мумия по сравнению с ним упитанной курочкой покажется, ноги подгибаются, пытается сказать что-то, но получается хреново, каша, а не слова. Дурка по нему плачет, а не снайпер, давеча замеченный, и не инопланетяне.
Видел, видел? твердил Колобок и затравленно озирался то на чрево шкафа за спиной, то на кухонную дверь. И вздрогнул, как укушенная оводом лошадь, услышав грохот в подъезде.
Ничего я не видел, Илья пихнул деньги в мокрую от пота ладонь Колобка, ляг, поспи, полегчает.
И потопал к себе, «гулять» и ждать, когда очередной день закончится и наступит ночьдушная, теплая и сырая, как и все предыдущие ночи в этом тропически-влажном июле.
И она не подвела, выдалась на славубезлунная, тихая и безмятежная, что ли. Впервые за почти две недели за стеной было тихо, Колобок, верный себе, никому дверь не открыл, даже не подходил к ней, хоть друзья и настаивали: долбились, что твои дятлы, орали незатейливые ругательства, пока не утомились. А утомившись, расползлись кто куда, Колобок наглухо заперся в своей комнате и носу оттуда не показывал. Илья ждал почти до полуночи, сидел в темноте, как филин, прислушивался к звукам из подъезда и с улицы. Обычные пьяные вопли с детской площадки, музыка из припаркованной у подъезда машины, грохот поездов и электричек с «железки» все, как обычно, все как всегда, можно идти. И он решилсяперебинтовал лодыжку поплотнее, обулся и вышел в коридор. Тихо так, что жуть берет, в квартире темно и мрачно, как в склепе, Колобка не слышно и не видно, что заставляет задуматься. Видела бы бабушка, кому квартирку оставляла, до чего дошел ее обожаемый внучекв гробу бы перевернулась. Или уже переворачивается старушка, да и фиг бы с ней, сама, поди, хороша при жизни была, ибо недаром говорится, что от осинки не родятся апельсинки
Швабра осталась в коридоре, Илья, ступая как можно тише, вышел на темную лестничную площадку и неслышно прикрыл за собой дверь. Крючок с той стороны он предусмотрительно забросил назад, прислонив к стенке шкафа, но даже если Колобок очнется и закроет дверь, открыть ее можно будет без труда, как не раз поднимал лезвием ножа опущенную с той стороны щеколду. А нож с собой, лежит в «кармане» на лямке рюкзака, «иж» внутривсе готово, можно идти. И он пошел, осторожно ступая на больную ногу, сперва касаясь носком ступени, потом становясь на нее всем весом. И так далее, с девятого по первый этаж, не быстро, но и не как тогда, с Лехой в обнимку. У двери подъезда Илья оказался через несколько минут. Постоял в темноте, пробуя забинтованную ногуне болит, только тянет ее немного, словно пробуя мышцы на разрыв, и двинул дальше, по дороге вдоль облупленного фасада до угла многоэтажки и дальше к тропинке, ведущей к оврагу.
С той ночи тут ничего не изменилоськрапива, лопухи, тухлые мусорные кучи, валившая с ног вонь. Илья прошел почти до насыпи, остановился у памятного холодильника, постоял, осматриваясь в темноте. Вот здесь все и произошло, убитый лежал, перегородив собой тропинку метрах в десяти от насыпи, по которой в эту минуту грохочет в сторону Москвы товарняк. Илья неторопливо обошел место недавнего побоищасейчас тут уже никого нет, понятное дело, зато «загонщики» теперь знают, что у мышки есть «иж», а к нему почти два десятка патронов. Эта информация, определенно, внесет коррективы в их тактику, он тоже свои выводы сделает. Кто ж такие, кто их по следу пустил? Рано он тогда проворного «комитетчика» к праотцам отправил, но поговорить недосуг было, время поджимало. Ну да ладно, будет еще возможность, и не одна.
Нога вела себя превосходно, закапризничала только на пороге круглосуточного магазина, заныла так, словно в лодыжку кто-то зубами вцепился. Илья как мог быстро набрал в пакет еды, расплатился с сонной кассиршей и двинул к дому, прислушиваясь на ходу к себе. Дня два-три еще придется погостить у Колобка, а дальше на короткий марш-бросок его хватит, если анальгетиками запастись. И если последний шанс тоже окажется мимо, то придется возвращаться в Москву, благо, что съемная квартира оплачена за полгода вперед, и ключ он умудрился не потерять.
Дверной крючок висел в том же положении, что Илья оставил его с час назад, в трешке так же тихо и жутко, даже вода из крана в кухне не капает в ржавую раковину. Илья прихватил с собой швабру и прокрался к себе в комнату, закрылся, включил свет. Разбинтовал и придирчиво осмотрел поврежденную лодыжкуотек почти незаметен, боль похожа на зубную, и на нее можно не обращать внимания.
Три дня, повторил Илья, через три дня меня здесь не будет.
Он бы и сейчас сорвался, немедленно, не раздумываяосточертела ему эта берлога до тошноты. Но разумная осторожность прежде всего, надо выждать еще немного, долечиться, подождать, чтобы, когда время придет, нога не подвела. А побегать ему еще придется, и от охотников, и за ними, и не в первый раз уже, ему не привыкать.
Утром Илью в коридоре снова никто не встретил, из-за плотно прикрытой двери в комнату за стеной никаких звуков не доносилось. Илья постоял немного, прислушиваясьнет, точно никого, ускребся Колобок по своим делишкам с утра пораньше, да так тихо, что квартиранта не разбудил. А тот дрых себе чуть ли не до обеда после ночной прогулки, а теперь радовался, что передвигается без помощи швабры, и нога себя отлично чувствует, не вспоминает о вчерашних нагрузках. Впрочем, благодать длилась недолгозаявились колобковские дружки, соскучились, похоже, по халявной «соли». Еще быв квартире уже третий день тишина, ни одной оргии, соседи, поди, думают, что подох наркоман, да радуются «Может, он и впрямь, ласты склеил?» Илья смотрел на ходившую ходуном входную дверь и дрожащий от ударов сортирный крючок. Нет, Колобок из квартиры не выходил, ни вчера, ни сегодня, иначе болтался бы запор, а не сдерживал створку из последних сил. Здесь хозяин, только стесняется чего-то и не бежит закадычным дружкам навстречу, и за данью снова не пришел, что-то тут не то.
В шкафу Колобка не оказалось, Илья распахнул двери в ванную и туалетгрязно, мерзко, но пусто, внутри ни живых, ни мертвых. Остается последнееон стоял перед закрытой дверью в комнату, прислушивался к звукам с той стороны. Вроде, птички чирикают, и музыку доносит, но это из открытого окна, распахнутого по причине летней жары. Он и сам которую ночь спит с балконной дверью нараспашку и все равно дышать нечем, жара усиливается, оно и понятнопочти середина лета на дворе
Ты здесь? Илья хлопнул ладонью по деревянной створке, Колобок, выходи, я тебя не съем. Деньги нужны?
Он принялся демонстративно шуршать купюрой, и это сработало. Колобок отозвался придушенным писком, послышались шлепки босых ног, дверь приоткрылась. Илья невольно отшатнулсявыглядел Колобок препаршиво. Не человекожившая дохлятина, видом смахивает на кошачью мумию, только хвоста не хватает, а так один в один. Голый по пояс, ребра выпирают, живот к хребту прилип, колени дрожат, смотрит в одну точку красными остановившимися глазами. Краше в гроб кладутэто про него сказано, а ведь меньше года на «солях» сидит, Леха что-то такое говорил
Держи, Илья протянул купюру в щель между створкой и косяком, но Колобок отреагировал непонятно. Шарахнулся прочь на заплетавшихся ногах, грянулся на пол, но тут же вскочил, как на пружинках, бросился к окну.
Уйди, уйти, пошел нахер! орал нарик и, как показалось Илье, пытался креститься, сгинь, не подходи!
Свалился на пол, отполз к батарее и, цепляясь за нее, поднялся на ноги, ухватился обеими руками в подоконник и не сводил с Ильи глаз.
Белочка приходила? Вернуться не обещала? Илья говорил первое, что приходило в голову, не зная, корректно ли применять к состоянию, в котором ныне пребывал Колобок, классический алкогольный термин. Но тот на нюанс внимания не обратил, продолжал орать невнятно, брызгать слюной и метаться вдоль подоконника.
Тихо, тихо ты, меньше всего на свете Илье сейчас была нужна эта истерика. Надо как-то успокоить придурка, купить ему все потребное для погружения в нирвану, причем с запасом сразу на три дня, пусть покайфует, убогий, а дальше не белочка, а бабушка за внучком придет и отведет за ручку в страну вечного покоя. Но только через три дня, не раньше Может, дверь открыть и друзей-обдолбышей запустить, и денег им дать, чтобы сгоняли по-быстрому за дозой?
Смотри, вот деньги, Илья бросил пятисотку на пол, как договаривались. Возьми, они твои. Иди купи себе что-нибудь вкусное
При виде денег реакция у людей бывает разнаярадость, алчность, разочарование, злость. Но подобное Илья видел впервыевид у Колобка сделался такой, словно он действительно узрел воскресшую старушку. Заткнулся, более не предлагая Илье пойти куда подальше, вовсе уж бессмысленным взором уставился на деньги и неожиданно легко вспрыгнул на подоконник.
Стой, придурок, последнее, что успел произнести Илья. Колобок ощерился, погрозил Илье пальцем, потом показал в окно:
Видишь, они раньше успели! Вон они, вон! наркоман тыкал пальцем в чистое небо у себя за плечом, я с ними пойду, там не будет больно! Не успел, не успел! проорал он и «ласточкой» спикировал из окна девятого этажа. Длинные липкие секунды тишины и смачный тяжелый удар снизу, еще паузаи вновь как ни в чем не бывало зачирикали на балконе воробьи. Еще мгновение, и со двора раздался визг, переходящий в войтело обнаружили, и счет для Ильи пошел на секунды. Он ринулся в комнату, схватил рюкзак, одежду, обулся и вылетел в коридор, откинул крючок, оказался на площадке. Верный Леха и еще пара недочеловек сидели на корточках у стены, увидели Илью, поползли вверх. Леха странного квартиранта моментально узнал, сунулся с вопросом, но Илья рискованно перемахнув через несколько ступеней, был уже площадкой ниже. И мчался дальше, стараясь не замечать, как снова заныла пока не готовая к таким скачкам перебинтованная лодыжка, но сейчас было не до нее.
«Урод, как есть урод конченый, еще пару дней подождать не мог, тогда бы и налетался! Инопланетянин хренов, кому ты нужен» Илья выскочил из подъезда на вопли ужаса и крики. Под окнами уже собралась небольшая толпа, от соседнего подъезда озабоченно ковылял дед, его догоняли привлеченные шумом подростки, обогнали старика, вклинились в толпу, собравшуюся над трупом. Зрители напоминали Илье грифовеще немного, и те вцепятся клювами в теплое мясо, а пока ссорятся, едва ли не дерутся за право урвать лакомый кусок. Какие опыты, все давно закончилось, эксперимент признан неудачным, лабораторный материал подлежит утилизации. На Илью в суматохе никто не обратил внимания, он промчался мимо кустов, свернул и быстрым шагом, стараясь не хромать, не оглядываясь, двинул прочь. Все изменилось в один миг, все планы пошли к чертям, менять их приходилось на ходу. Предстояла импровизация, и только высшим силам ведомо, чем все закончится, но пока очевидно одно: снова грянул день сурка, жизнь идет по второму кругуи снаряд летит в ту же воронку, и в реке течет та же вода, а сам он, как и прошлой зимой, едет на попутке к отцовскому дому.
***
Времени в дороге было достаточно, за полчаса Илья подробно и обстоятельно припомнил всеи как топал по обледеневшим колеям, и какими окольными путями шел к дому, и как шарахался по пояс в сугробах, стараясь не попасться наружке на глаза. И как ползал по кустам в двух шагах от «комитетчика», слушал его перебранку с отцом и злющий лай бдительной Хельмы. Она-то всю малину ему на радостях и поломаласкакала вокруг, гавкала во всю глотку, на ее лай толпа сбежалась, и своих и чужих. Он и сам тогда еле ноги унес, ничего путного не вышло, отца только издалека видел, поговорить не удалось. Но сейчас от того, что скажет отец, слишком много зависит, ошибаться нельзя и глупо подставляться тоже, риск огромный, но результат того стоит.
Как и полгода назад, Илья выпрыгнул из кабины «бычка» за полкилометра до поворота, и, памятуя пережитое, к поселку двинул в обход. Выбирал самые заросшие участки дороги, отходил подальше с проезжих и натоптанных путей, заслышав голоса и звуки двигателей. Идти было легче и сложнее одновременно: заросли по краям огибавшей со стороны необитаемого поля и леса дороги легко скрывали его от чужих глаз, а с другой, лишних свидетелей тут было столько, что Илья через четверть часа пути передумал, и решил переждать до темноты, и тогда уж по знакомому адресу соваться. Жителей в поселке, по сравнению с зимой, прибавилось раз в пять, если не больше, а, соответственно, машин и собак. На прохожего внимания никто не обращал, но Илье казалось, что паранойя Колобка частично передалась ему, как вирус, в каждом прохожем или проезжем виделся соглядатай, особенно, если человек говорил по мобильнику. Посему решил он нервы себе оберечь, и, перепрыгнув придорожную канавку, оказался в лесополосе из тонких березок, выбрал местечко почище и посветлее и уселся на траву, готовясь коротать время до вечера.
И ждать бы ему, зверея от безделья и неизвестности, часов пять, а то и шесть, да погода пошла навстречу, небо в какие-то полчаса заволокло тучами, посыпался мелкий теплый, но противный и долгий дождик. И сразу стало темно и тоскливо, точно не июль на дворе, а конец сентября, когда последние теплые золотые деньки уходят навсегда именно такс сыростью и мрачным завыванием ветра в голых ветках деревьев. Зато народ с дороги и ближайших к ней участков попрятался в дома, Илья вытащил из рюкзака ветровку, оделся и, накинув на голову капюшон, двинул к отцовскому дому. Шел, наученный зимними приключениями, задворками, места выбирал укромные, хоть, получив в союзники усилившийся дождь, мог и рискнуть, пробежать по улице и за несколько минут оказаться у нужного забора. Но предпочитал выжидать, перемещался короткими перебежками, прислушиваясь к окружающим звукам и осматриваясь после каждого рывка. Миновал один дом, второй, третий и оказался у гнуснопамятных деревянных развалинни за полгода, ни за последние двадцать лет ничего тут не изменилось. Помнившие лучшие времена забор и дом за ним потихоньку ветшали, а хозяйке было наплевать, не волновали ее развалины, махнула на них рукой и доживала свой век на обломках. Саму старую каргу, отцовскую соседку Илья, как и зимой, не видел, зато разглядел кое-что другое. У поворота на объездную дорогу, что проскочил минут десять назад, примостилась на обочине, примяв колесами бурьян, неприметная белая иномарка. Илья ухмыльнулсяточно день сурка, словно и не уезжала она отсюда с той зимней ночи, когда Хельма концерт устроила, и все псы поселковые ей вторили, за километр слышно было, или больше. Какой уж тут разговор, быть бы живу, удирать пришлось тогда со всех ног. Впрочем, нет, кое-что все же изменилось, он ошибсяздесь «нива» стояла, а иномарка парадный вход караулила, из нее тогда «комитетчики» вышли. Двое их было, а третий в бабкином доме отсиживался, еще всех собак перестрелять грозился, да ручонки коротки оказались, и сейчас эта машинка тут не зря пасется, с той стороны еще одна гостей поджидает.