Матрос развернул пачку, при свете карманного фонарика быстро пересчитал купюры, удовлетворенно хмыкнул и сказал: Ждите здесь и помните, как только приедут машины, забирайтесь в последний тюк задней машины и сидите тихо. На борту я вас найду
Оставив Конрада Карловича в тени каштана, матрос Шура исчез в темноте.
Ну, вот и все! решил предводитель дворянств. Облапошил меня матрос, больше я его не увижу. Плакали мои денежки! прижавшись к каштану, Ипполит Матвеевич оплакивал свою страшную судьбу.
Но тут он услышал шум моторов и увидел свет фар приближающейся колонны машин. На подножке передней машины, держась рукой за дверцу, ехал матрос Шура. Когда кузов задней машины поравнялся с каштаном, под которым прятался предводитель, Шура махнул рукой и колонна остановилась. Шура что-то крикнул и все водители, покинув кабины, с пачками бумаг в руках направились в голову колонны.
Воробьянинова била нервная дрож, он не мог найти в себе сил оторваться от спасительного каштана. Но времени было мало и машин в любой момент могли тронуться с места. Согнувшись в три погибели, Ипполит Матвеевич бросился к задней машине, схватился обеими руками за борт и, подтянувшись, перевалился в кузов. Руки его уперлись в брезент. Толкаясь головой и руками в брезент, беглец искал спасительный разрез в обшивке тюка и не находил его.
Нож! мелькнуло в голове предводителя.
Собирая чемодан для святого отца, Воробьянинов предусмотрительно положил столовый нож в наружный карман своего плаща, он достал его и решительным движением вспорол обшивку тюка. Едва зарывшись в хлопок и прикрыв разрез, беглец увидел, как сзади подъезжает еще одна машина, груженная тюками, и понял, что забрался он не в последнюю машину.
Все в порядке! услышал Воробьянинов голос матроса Шуры. Открывай ворота!
Заурчали двигатели машин и колонна въехала на территорию грузового порта. Ипполит Матвеевич, двумя руками придерживая разрезанную обшивку тюка, старался не дышать, чтобы ненароком не выдать своего присутствия. Внутри тюка было темно и душно, хлопок залезал под одежду, в глаза, в рот и в нос. Возникло непреодолимое желание чихнуть, но предводитель держался из последних сил. Машина, громыхая двигателем и подпрыгивая на ухабах и припортовых рельсах, подъехала к месту разгрузки и остановилась под большим портовым краном; началась перегрузка тюков на судно. В кузов машины, где прятался Воробьянинов, забрались стропальщики и зацепили стропы за специальные петли поддона, на котором лежал хлопок.
Готово! крикнул стропальщик крановщику. Вира!
И тут Ипполит Матвеевич не выдержал и смачно, что есть силы, чихнул. Конец! пронеслось у него в голове. Сейчас арестуют, посадят в тюрьму, а затем отвезут в желтый дом.
Будь здоров, Кузьми! кто-то громко крикнул у предводителя над головой.
Спасибо, Петрович! Но я и так здоров, ответил Кузьмич.
Снова кто-то крикнул: Вира!
Тюк, в котором прятался Воробьянинов, дернулся и поплыл куда-то вверх. Ипполита Матвеевича сковал страх: Сорвется тюк с крючка, хлопнется в море, и даже палата психбольницы представилась ловцу бриллиантов райским местом. Но груз, покачавшись и покрутившись над морем и палубой корабля, прицелился в открытый люк трюма и благополучно опустился на гору ранее уложенных тюков и мешков.
Все, хватит в трюм! распоряжался погрузкой вахтенный палубный матрос Шура Балаганов. Последний поддон крепите на корме, в трюме места больше нет.
Закончив вахту, Балаганов зашел к боцману и, испросив увольнительную до пяти утра, отправился в порт, где его ждали портовые девицы, которых он пригласил в ресторан "Палуба" на прощальную перед отплытием вечеринку.
Со всех сторон Черноморского пассажирского морского порта, в качестве волнорезов, в море выдавались шестидесяти-семидесятиметровые бетонные буны, которые возвышались над водой до нескольких метров. На этих бунах были оборудованы просторные настилы для размещения различных увеселительных заведений, здесь и располагался ресторан "Палуба": на огромном деревянном настиле находились столики, бар, подиум для оркестра и танцплощадка. Для защиты гостей от солнца и дождя, над палубой натянули тент из голубого брезента с изображенниями обнаженных русалок. Сюда и отправился развеяться после вахты матрос Шура Балаганов; возле входа его встретили рыжеволосые девицы, в сопровождении которых он ступил на палубу "Палубы" вкушать радости ночной портовой жизни.
Глава 17. У матросов нет вопросов
По прибытии в Черноморск, Бендер отправился на железнодорожный вокзал, где на стоянке такси нашел Адама Козлевича.
Остап Ибрагимович! обнял командора Козлевич. Как здоровье вашего сыночка?
Не спрашивайте ничего, мой благородный друг, ответил Бендер, печально глядя в честные глаза Козлевича. С сыном моим беда, и мне требуется ваша помощь.
В глазах преданного и отзывчивого Адама блеснули слезы сочувствия: Я и мой такси в вашем распоряжении, командор!
Я хочу оставить на ваше попечение мой автомобиль, сказал Остап. Сможете вы пристроить его на стоянку, или в гараж?
Конечно, Остап Ибрагимович, я все сделаю, не беспокойтесь, заверил Козлевич.
Бендер передал Козлевичу ключи от Форда и на трамвае отправился в морской порт.
Так будет безопаснее, решил он. Беглецы знают его машину, могут ее заметить и скрыться. Какое-то внутреннее чувство подсказывало Бендеру, что предводителя дворянства нужно искать именно в порту.
Добрый вечер! Бендер вежливо поклонился администратору гостиницы "Версаль", куда он направился по прибытии в порт.
Добрый, добрый, ответила женщина и, не поднимая головы от стола, и не глядя на посетителя, торжественно провозгласила: Мест нет и не будет!
Остап отрицательно замотал головой: Я по другому вопрос!
Администратор подняла голову и удивленно посмотрела на гостя: А чего же вы хотели?
Остап печально посмотрел женщине в глаза, и еще печальнее сообщил:
Я ищу моего бедного больного дядюшку; неделю назад он неожиданно уехал из дому, моя несчастная тетушка очень волнуется. Скажите, уважаемая, не остановился ли у вас высокий худой старик в пенсне и шляпе?
Администратор оторвалась от конторской книги, поставила ручку в чернильницу, и откинулась на спинку кресла.
Да, был такой, сказала она. Сейчас по регистрации посмотрю. А вы действительно его племянник?
Да, единоутробный! нетерпеливо вскричал Бендер.
Да, был такой гражданин, Михельсон Конрад Карлович, жил в тринадцатом номере, двухместном, совместно с гражданином Ф.Востриковым.
Как жил? закричал племянник. А где же он сейчас?
Да не волнуйтесь вы так, гражданин, жив ваш дядюшка, только три часа назад сдал он номер и уехал.
Куда уехал? тряс стол администраторши любящий племянник.
А я почем знаю, куда!? недоуменно пожимала плечами женщина. Перестаньте безобразничать, гражданин, нето я милицию вызову! рассердилась она. Чего вы стол трясете?
Остап пришел в себя: Извините, пожалуйста, уважаемая, уж очень я своего дядюшку люблю и сильно за него волнуюсь! А скажите, Ф. Востриков еще не уехал?
Администратор с опаской посмотрела на расстроенного племянника и тихо ответила: Гражданин Ф.Востриков ушел вместе с вашим дядей и, поверьте, я не знаю, куда они ушли.
На всякий случай женщина отодвинулась вместе от стола в угол, подальше от психованного племянника гражданина Михельсона. Но племянник больше расстраиваться не стал, а тихо повернулся кругом и вышел вон. Перепуганная женщина облегченно вздохнула, трижды перекрестилась, заняла свое рабочее место и снова склонилась над конторской книгой.
Остап Бендер молча шел по набережной. Вокруг кипела ночная жизнь; из многочисленных летних ресторанчиков и пивных лилась громкая музыка и раздавались веселый смех и пъяные голоса подгулявших граждан.
Пойдем со мной, матросик, прицепилась к Остапу портовая девица. Пойдем, не пожалеешь! дыхнула она крепким перегаром в лицо клиенту.
Но клиент повел себя как-то странно: не глядя на галантную даму, он сильной рукой отодвинул ее в сторону, да так, что она едва удержалась на ногах. Хам, мужлан неотесанный! завизжала девица. Тогда зачем ходишь здесь?
Но Бендер, не обращая ни на кого внимания, шел дальше; он был в растерянности.
Что делать, где искать беглого предводителя? Его сын Ибрагим томится в лапах гангстеров, а отец ничем помочь не может! Остап остановился. «Ресторан Палуба», машинально прочитал он.
С открытой площадки ресторана лилась веселая мелодия и распостранялся манящий запах шашлыков. И тут сын турецкоподданного ощутил непреодолимое чувство голода, он вспомнил, что сегодня еще ничего не ел. По мостику, имитирующему корабельный трап, Бендер прошел на ресторанную палубу. Швейцар в морской бескозырке лихо козырнул представительному гостю.
Молоденькая официантка в изящной тельняшке-безрукавке и матросской бескозырке на голове, резво подбежала к гостю и проводила на единственный свободный столик у перил палубы ресторана; Остап тяжело опустился на пододвинутый официанткой стул.
Что-нибудь поужинать, сказал он девушке. На ваше усмотрение, пояснил он, заметив ее недоуменный взгляд.
Есть, мой капитан, весело козырнула девица и убежала.
Бендер огляделся. Дело было за полночь и веселье было в разгаре: то время, когда трезвые гости только начинают собираться, держат себя вежливо, предупредительно и с опаской поглядывают друг на друга, уже окончилось. Основательно разогретые крепкими напитками посетители были полностью раскрепощенными, и напрочь избавились от таких предрассудков, как застенчивость, скромность и чувство какой-либо меры. Незнакомые доселе гости сдвигали столики, пили на бруденшафт, целовались и говорили друг-другу «Ты!».
Веселая компания, состоящая в основном из моряков и рыжеволосых девиц, обнявшись в кругу за плечи, выплясывала веселый танец.
У матросов нет вопросов,
У матросов не забот,
У матросов папиросы,
У матросов пароход!
Звонко выводила певица в морской форме и бескозырке, пританцовывая в такт оркестру из девиц-морячек. Особенно хороша была девушка, бьющая в барабаны и тарелки: она лихо била дробь сразу на трех барабанах, делала полный оборот на стульчике-вертушке, высоко подпрыгивала, и обрушивала палочки на медные тарелки. Саксофонистка и гитаристка тоже лихо и задорно выводили свои партии.
У матросов бескозырки,
У матросов якоря,
И подружки, как картинки,
И далекие моря!
Продолжала петь певица-морячка.
Под "Палубой" шумело море, темное южное небо отражало в нем миллионы ярких звезд, большинство из которых сгорели много сотен миллионов лет назад, и только сейчас их свет долетел к нам сквозь бездонные просторы галактик и звездных систем. Но гостям ресторана "Палуба" до этого не было никакого дела, им и на нашей грешной Земле было очень хорошо. Оркестр гремел, круг танцующих ширился и все, по мере увеличения колличества выпитых горячительных напитков, ощущали друг к другу все больше и больше усиливающуюся любовь. Говорят, что не бывает не красивых женщин, бывает мало водки. На "Палубе" водки было в избытке и поэтому к полуночи все женщины были прекрасны и недостатка в поклонниках не ощущали.
Остап Бендер ел шашлык и запивал его холодным пивом. Невнимательно рассматривая танцующую в кругу публику, он увидел дюжего рыжего моряка в белой морской рубахе и широких брюках-клеш, выписывающего кренделя в такт оркестру в середине танцующего круга.
Давай, Шура, давай! кричали танцующие девицы, а подгулявший моряк с силой вбивал тяжелые матросские ботинки в палубу ресторана.
Неясное воспоминание шевельнулось в голове Бендера, он все внимательнее и внимательнее всматривался в танцующего матроса. Наконец, танцующий моряк повернулся к Остапу лицом и тот понял, какое воспоминание его так неожиданно взволновало, передним стоял бортмеханик и уполномоченный по копытам, сын лейтенанта Шмидта Шура Балаганов. Балаганов тоже остановился, замахал перед лицом руками, как бы прогоняя непрошенное видение. Наконец взгляды бывших сыновей лейтенанта Шмидта встретились.
Командор! растерянно вскрикнул Балаганов и, расталкивая веселящийся на палубе народ, стремительно ринулся к Бендеру.
Глава 18. Ты убит, Карло!
Виктор Михайлович Полесов, постоянно испытывающий денежные затруднения, а попросту говоря, никогда денег не имевший, вдруг ощутил чувство той сладостной свободы, которую дают человеку деньги. Получив от Бендера сторублевую купюру, он разменял ее по рублю в Сберкассе и теперь ходил по городу с полными карманами денег. Он всей душой проникся той огромной ответственностью, которую взвалила на него судьба, возвысив его до полковника и соратника по борьбе самого предводителя дворянства и будущего диктатора России Ипполита Матвеевича Воробьянинова. Задание адьютанта диктатора было ему понятно: следить за таинственным греком Кондилаки и выяснить, где похитители держат маленького Ибрагима. До поздней ночи слесарь-полковник тайно следовал за греком, ни на минуту не спуская с него глаз, но ни в чем подозрительном Константин Константинович пока замечен не был. Сначала грек отправился в ночную харчевню на постоялом дворе, где поужинал жаренной на постном масле рыбой, выпил кружку пива и отправился спать к себе в комнату. Площадь и придать ей поистине колхозный колорит, местное начальство заказало скульптуру племенного быка в полную натуральную величину; скульптуру заказали в художественном фонде областноого центра. За быка пришлось отвалить кругленькую сумму из городского бюджета, но теперь жители и гости Старгорода, посещая рынок, могли любоваться творением областных скульпторов во всей его красе. Бык поражал своим великолепием! Он был водружен на бетонную, метровой высоты тумбу, и поражал воображение народа своей натуральностью: острые рога, трубой торчащий хвост, широкий бычий лоб и пышущие огнем ноздри, бьющие о земь копыта, так и казалось, что бык сорвется с постамента и устроит базарникам настоящий разгон. Маленькие дети при виде этого чудища плакали, а несознательные старушки-одуванчики крестились; быка выкрасили в светло-серый цвет, а на боках нарисовали черные пятна. Но самой большой достопримечательностью этого чудища были бычьи принадлежности, которые натурально висели у него между задних копыт и поражали зевак своими огромными размерами.
Каждую ночь, с пятницы на суботу, кто-то красил эти бычьи принадлежности ярко-желтой краской, и утром они сияли на всю площадь в лучах восходящего солнца, что очень тешило посетителей рынка. Утром, в понедельник краску смывали, но в субботу все повторялось снова. Вот под этим быком и располагалась пивная бочка, столь популярная у старгородцев.
«Ну что, бык сегодня доится?» задавали друг другу вопрос граждане мужского пола; «Доится!» слышался ответ; «Ну, пошли!»
Это означало, что бочку с пивом подвезли, и граждане, запасаясь сушеной таранькой и четвертушками с "Московской" водкой, спешили к быку.
Именно здесь и устроил свой наблюдательный пункт Виктор Михайлович. Несмотря на раннюю пору, у пивной бочки было людно, бык, выражаясь языком старгородских любителей пива, доился во всю. Буфетчица Нюра, обслуживающая пивную бочку от рыночной столовой, трудилась в поте лица. Жаждущие с утра живительной влаги граждане, с зажатыми в руках рублевками, напирали на прилавок и все одновременно требовали немедленного утоления жажды. Граждане, получившие вожделенную кружку пива, устраивались стоя за двумя, грубо сколоченными из нестроганных сосновых досок, столами, и принимались за ежедневное привычное дело. Собираясь по два-три человека в кружки по интересам, любители утреннего пива вынимали из карманов брюк чекушки с водкой и разливали их в кружки с пивом. По первой кружке выпивали быстро и молча, по срочному тушили "горящие трубы", а затем пиво повторяли, и принимались за тараньку. Сначала тараньку старательно колотили о крышку стола и, как выражаются заядлые любители пивных баталий, выбив из хвоста дух, начинали рыбу чистить. Рыбья шкурка и чешуя во множестве валялись вокруг столов и подножья бычьего постамента. Те граждане, которым места за столами не хватило, забирались вместе с кружками и таранькой на бычий постамент и устраивали застолье прямо под бычьим брюхом, им приходилось разминать тараньку о бычьи принадлежности.