В светлое время суток нечего было и пытаться проникнуть в дом незамеченными. Другое дело ночью. Ночью приходилось опасаться только охранников и собаки. Поэтому Бойко назначил операцию именно на начало ночи, когда бдительность охранников еще низка, а темнота уже служит защитой.
Иван остановился и, не выходя из машины, снял с себя серый костюм, рубашку, носки. Надел все черное: черное трико, черную шапочку-маску, туфли-тапочки с твердыми подошвами и мягкими носкамив таких удобно взбираться на стену, опираясь на вбитые клинья. Потом он распаковал свертки, сложенные в рюкзак. Клинья, молоток, моток тонкой прочной веревки, пластиковая взрывчатка, радиоуправляемый запал Кажется, все, что может понадобиться.
Дело казалось простым, как скакалка. Прыгал он когда-нибудь через скакалку? Пожалуй, да. В детстве. Веревка как веревкавервие простое. Хотел бы повторить? Только не сейчассейчас у него другие игры. Моховчук вышел из машины и направился к дому Оболенского, туда, где деревья парка вплотную подходили к забору.
Забор он перемахнул легко, тихо прокрался по лужайке и, спрятавшись в тени деревьев, оглядел здание уже вблизи. На всех окнах первого этажа решетки. Парадный вход с мраморными ступенями освещается прожекторами. А электрический кабель входит в дом почти над самым крыльцом Добираться до него от парадной двери было бы безумием. Кто-нибудь из охранников обязательно увидит. Значит, наиболее реальный путьвзобраться по отвесной стене торца, лишенной окон, на крышу, оттуда, прячась в тени, спуститься на веревке до кабеля и установить крошечную мину.
Просто, как скакалка
Рюкзак Иван закрепил так, чтобы тот был на груди: в нем были все необходимые инструменты, которые понадобятся во время подъема. Он вплотную подошел к торцовой стене, вынул первый клин и вбил его на высоте поясазамер, прислушался. Тихо. Он оперся правой ногой на вбитый клин и подтянулся, цепляясь опытными руками за каждый выступ в кирпичной кладке, для бывшего циркового артиста, каким был Иван, любой неровности было достаточно. Так, вбивая клин за клином в швы между кирпичами, подтягиваясь по стене наверх, страхуя себя на отвесной стене продетой сквозь отверстия в клиньях, как сквозь ушко иголки, бечевкой, Иван поднимался все выше и выше.
Неожиданно внизу раздался собачий лай. В стороне, между деревьями, проходил охранник, и доберман, почуяв запах чужого, залаял. Охранник остановился, осветил стену фонариком. Лучи скользнули по распластанной на фоне стены черной фигуре Ивана, но не задержались на ней.
Освещение парадного входа сыграло с охранником дурную шутку. Благодаря прожекторам на торцовую стенку падали причудливые черные тени от толстых ветвей растущего неподалеку дуба. Одетый предусмотрительно во все черное, Иван показался охраннику, не ожидавшему увидеть ничего сверхординарного, просто тенью ветви. Собака полаяла, потом начала кружить по траве, вынюхивая следы постороннего. Охранник выругал добермана за пустобрехство, и собака вынуждена была уступить давлению жесткого ошейника.
«Идиот, подумал Иван, глядя вслед удаляющемуся лучу фонарика. Дать бы тебе совет на будущее: больше доверяй собаке, чем людям. Собаки редко ошибаются Но ведь дуракам советы не нужны. Так что ходи счастливым».
До крыши оставалось всего ничего. Трудно было на самом переходе между стеной и крышей: проблему создавал небольшой выдающийся над стеной карниз. Тут помогли цепкие, тренированные пальцы, гибкая спина, хорошая координация. Поистине, работа в цирке не прошла даром. Вцепившись пальцами в карниз, Иван мощным рывком подтянулся, зацепился ногами и со стоном перевалился через окаймляющую крышу невысокую стенку. «Черт бы побрал архитекторов этого особняка, подумал Иван. На кой черт нужно было создавать такие ненужные архитектурные излишества?»
Вдалеке, со стороны домика для персонала, послышался стук дверей, собачий лай: охранник закончил обход и загонял пса в вольер. Моховчук подождал, пока охранник скроется в домике, и приступил к основной фазе операции.
Закрепив бечевку на крыше, он спустился по стене до электрического кабеля. Затем, продолжая висеть на одной правой руке на высоте в десять метров, он закрепил на кабеле пластиковую взрывчатку, осторожно вставил микровзрыватель. Теперь стоило Бойко нажать на кнопку дистанционного взрывателя, как раздастся небольшой, едва заметный взрыв. Однако кабель перережет, как ножом. Так что с босса причитается премия. Впрочем, Бойко платил вполне достаточно, чтобы вести безбедную жизнь. Можно было бы уходить на покой уже сейчас. Но это было не в характере Ивана. Он предполагал поработать с боссом еще лет десять. Во всяком случае, пока он в отличной физической форме. А от болезней после сорока никто не застрахован. Там и поглядим, подумал Иван, вновь забираясь на крышу.
Он вернулся прежним путем. Спускаться было легче, чем подниматься, однако приходилось расшатывать и складывать в рюкзак клинья. Следы в растворе между кирпичами останутся, но заметить их можно будет только специально приглядываясь. Отталкиваясь большими пальцами ног от стеныступни могли оставить следы, способные вызвать подозрение, Иван поправил закрепленную наверху веревку и большими прыжками, от клина до клина, скользил по стене.
Как и в жизни, иронизируя над собой, подумал Иван: то карабкаешься вверх, столько усилий предпринимаешь то стремительно падаешь вниз. Впрочем, в данном случае его спускэто своего рода подъем: каждый метр спуска по отвесной стене поднимает его финансовый счет у Бойко.
Опустившись на мягкий травяной газон, он прислушался. Кажется, обошлось. Теперь нужно бы уничтожить последний следверевку. Он щелкнул зажигалкой. Сделанная из специального, очень прочного и быстро сгорающего материала, веревка мгновенно занялась. Ниточка огня вспорхнула к самой крыше и потухла, осыпаясь пеплом. Иван перекинул рюкзак за плечи и бегом бросился к забору.
Только переодевшись и упаковав в мешок свое снаряжение, он почувствовал, как смертельно устал. И как чудовищно хочет есть. Но оставалось еще одно дело. Иван завел машину и поехал в город. Адрес Измайловой он помнил наизусть.
* * *
Сон все не шел. Небо затянули тучи, и в окно о дробным треском начал хлестать дождь. Матвей осторожно вытащил руку из-под Аниной головы, на цыпочках прошел на кухню, закрыл за собой дверь.
Очень хотелось курить, но курить нельзяАня не выносила табачного дыма. «Обойдусь, решил Матвей. Проявлю волю и выдержку». Матвей попытался улыбнуться, но ничего не получилось.
«Великолепие великосветского времяпрепровождения всегда восхищало венценосца весельем венского вальса».
Странная буква «В». Очень изысканная и деликатная. Похожа на женские груди. Вид сверху. Или на ягодицы. Вид снизу, что само по себе уже совсем не так изысканно и деликатно.
«Вдруг враждебный вихрь ворвался в волны венского вальса. Все видоизменилось»
А еще это очень бесовская буква: вакханалия, великаны, вампиры, ведьмы, водяницы, вой, всхлипы, визг, вопли И вечность. В букве «В» собрана вся ночь. Вон она Крадется за окном, как волосатый вурдалак с мокрой, дымящейся от сырости шкурой, осторожно заглядывает в темные прямоугольники окон, скалится на запоздалых прохожих, снующих между его мокрых лап. А вдоль обочин текут мутные ручьи. Город. Огромный город, над которым безраздельно властвует ночь. Матвей уже давно стал ненавидеть слова, которые начинались с буквы «В».
«Странно, но ночью я перестаю чувствовать себя венцом творения и хозяином этого мира. Блекнет уверенность в своих силах, тает определенность, нарушается порядок во всем, а причины и следствия меняются местами. Значит, неопределенность и страх порождает темнота? А ночьэто всего-навсего отсутствие света? Но ведь это не так. Тогда квадратотсутствие круга, а смертьотсутствие жизни?! Или же смертьиное состояние, неразрывно связанное с жизнью? Как ночь и день? И кто-то непонятный, с мокрыми лапами, пытается перевести Аню из одного состояния в другое. И если у него это получится, для меня наступит ночь. Навсегда».
Матвей, вздохнув, отвел взгляд от окна, ступая босыми ногами по холодному полу, подошел к газовой плите и напился из чайника, прямо из носика. Свет он не зажигал. Страшно было даже подуматьзажечь свет. Тогда он будет весь на виду, и тот, с мокрыми лапами, сможет смотреть на него из-за дождя неоновыми пятнами фонарей, оставаясь невидимым и неуязвимым.
«Уехать! Кинуть все и умотать к черту на кулички, спрятать Аню от вурдалаков и водяных, защитить, уберечь Но куда бежать? Мир, оказывается, такой тесный Бежишь по нему, будто топчешься на одном месте, а спина твоя на весь горизонт, беззащитная, уязвимая. Сам погибнешь и Анну не спасешь Странно даже, что где-то там, далеко, или совсем рядом, под окнами, бродит хищник, охотится на эту женщину, единственную, самую дорогую Нет, нужно докопаться до истоков, узреть корни и нападать. Это будет лучшей защитой. Вот только где он, этот хищник? Как до него добраться?»
А может, и нет никакого хищника?! сказал сам себе Матвей. Случайное совпадение не связанных между собой событий. И смерть Светланы Родиной никак не связана с коброй в каюте. А мы тут напридумывали: мотив, преступление Как дети, честное слово! Иди-ка ты, брат, спать. Скушай половинку яблока и ступай. Утро вечера мудренее. А кушая яблоко, будь внимателен: лучше увидеть в нем целого червяка, чем его половинку.
Матвей взял нож, выбрал яблоко, но разрезать его пополам не успелв прихожей ожил и залился звонкой птичьей трелью дверной звонок. Матвей кинулся к двери, на ходу запахивая полы халата.
Иду, иду Матвей взялся за ключ. Кто там?
Звонок продолжал трезвонить, не утихая ни на мгновение.
Кто там? чуть громче спросил Матвей.
Все та же трель. Словно не слышал ночной гость вопроса. Или не было за дверью никого, просто шутил какой-нибудь малолетний балбес: залепил нажатую кнопку звонка скотчем и убежал. В комнате сонно заворочалась Аня.
Матвей не стал снимать с двери цепочкущелкнул замком и приоткрыл дверь.
Хватит трезвонить, сказал он в темноту. Кто там?
Нет, на малолетнего проказника ночной гость похож не был. И на почтальона тоже. Высокий, широкоплечий Лица не видно, слишком темно.
Извините, в некотором замешательстве хрипло сказал незнакомец. Кажется, я ошибся подъездом.
В руках мужчины блеснул какой-то металлический предмет: то ли нож, то ли ножницы по металлу.
Да, холодея, кивнул Матвей. Наверное, ошиблись. Бывает
Мужчина попятился.
До свидания, сказал он.
До свидания.
Матвей захлопнул дверь, дважды повернул ключ и припал спиной к стене, оглушенный биением собственного сердца.
Кто это был? сонно спросила Аня.
Ошиблись, солгал Матвей.
Потому что не было никакой ошибки, и Матвей это понял. Это был точный расчет.
Аня наверняка не выдержала бы трезвона и открыла дверь. Перекусить цепочку ножницамидело одной секунды. Дальше парень входит в квартиру и Но Аня была не одна. Этого незнакомец не ожидал и растерялся.
И теперь она не будет одна, прошептал Матвей. Насколько это зависит от меня. Но Что же делать?! Что же делать
Осторожно, чтобы не потревожить заснувшую Аню, он лег в постель под жалобный стон диванных пружин и замер, маясь без сна, а в голове царила полная сумятица.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
У него было лицо военного. Если судить по фотографиям в газетах, по репортажам из Чечни, у всех людей, видевших смерть, были такие лица. Это, должно быть, явилось следствием жесткости и понимания относительности человеческой жизни: запавшие скулы и слегка лихорадочный взгляд. Такие лица Оболенский видел по телевизору в сценах расстрела у осужденных и у их палачей. Во все времена люди с одинаковыми лицами стреляли друг в друга. Во всяком случае, на доморощенных «магов», с которыми Вадиму Владимировичу приходилось иметь дело в издательстве «Олма-пресс», Бойко похож не был.
Очень рад встрече, поздоровался Оболенский. Извините, что заставил вас ждать в холле. Дела Прошу в столовую. Сейчас подадут обед.
На Бойко был черный костюм, черная рубашка и жемчужно-серый галстук, но инстинктивно Вадим спросил себя, почему гость в штатском. И волосы гостя тоже были черными с едва намечающейся сединой. Лицо загорелое, отмеченное не только морщинами: бледный шрам пересекал левую щеку от скулы до уха. Нож или прикосновение пули?
Бойко пропустил вперед Надю, которая впорхнула в столовую легко и оживленно, как птичка, и тут же начала щебетать о чудесной погоде, о том, как ее начали узнавать на улицах, о письмах и звонках неизвестных поклонников. Ее пустая болтовня была к месту: заполняла натянутое молчание, во время которого гость и хозяин оценивали друг друга.
Столовая находилась в просторном помещении, обставленном изысканными сервантами, которые были заполнены антикварной посудой весьма почтенного возраста. На одной из стен висели турецкие кривые сабли, ятаганы, русские шашки и мечи, австрийские и французские шпаги и рапиры, кинжалы, дуэльные пистолеты явно не позднее восемнадцатого века. Как ни странно, в отличие от Ивана, Бойко относился к холодному оружию, как оно того и заслуживалохолодно. Впрочем, и к «горячему», то есть огнестрельному, тоже. Кровь, ранынет, это слишком грубо, это для наемных убийц и грабителей с большой дороги, а таковым Владимир Семенович себя не считал. А считал он себя искателем приключений, чем-то вроде авантюристов прошлых веков, корсаров двадцать первого века. Таким, во всяком случае, ему хотелось себя видеть.
Я понимаю, начал разговор Оболенский, заметив интерес гостя к оружию. Для оружия больше подходит кабинет. Как, впрочем и для картин.
Почти все пространство стен над сервантами было увешано небольшими картинами. Горизонтали рамок были выравнены по музейным правилам. Работы были все превосходные, но повесили их очень тесно. Словно Вадим Владимирович и не собирался наслаждаться достоинствами картин, а хотел в любой момент удостовериться, что все работы на месте.
«Нет, Оболенскому далеко до истинных любителей искусства, решил Бойко. Такому и голову морочить проще, угрызения совести не будут мучить».
Может быть, сделать ярче свет? поинтересовался Вадим Владимирович.
Нет! отозвалась Надя. Здесь так таинственно.
Столовая была погружена в неясный полумрак. Свет исходил из витражных окон со свинцовыми ромбовидными переплетами. Янтарные, карминовые и ультрамариновые пятна смешивались с дрожащим светом свечей, стоявших в серебряных подсвечниках на уставленном блюдами столе. Ярко освещен был только стол, все остальное пространство столовой пряталось в опаловой темноте.
Прошу садиться, Оболенский указал гостеприимным жестом на стулья. Еще раз прошу простить меня за опоздание. Пришлось просматривать некоторые поступившие материалы. Мои редакторы утверждают, что сейчас самое время для опытного издателя, чувствующего культурную атмосферу, открыть серию книг, посвященную оккультным наукам.
Ах как интересно! воскликнула Надя. А это что?
Она указала пальчиком на одно из блюд.
М-м Что это? бросил в темноту Оболенский.
Мититеи из говядины, раздался голос официанта. С чесноком, острым перцем и мускатным цветом.
Слишком остро покачала головкой Надя. А вот это?
Перепела, тушенные в виноградных листьях, с зеленым горошком. Вымочены в коньяке.
А что-нибудь полегче есть? Диетическое?
Струдель с вишней, чулама из грибов, рагу из овощей, запеканка с крапивой
Хватит, хватит Я возьму рагу из овощей.
А выгурман, с улыбкой заметил Бойко, осматривая стол. Простите, это м-м рябчики?
Куропатки с каштанами и грибами, раздался голос из темноты.
Прекрасно. Блюдо из союза воздуха и земли Но я отвлекся О чем вы говорили?
Ах, пустяки махнул рукой Оболенский. Мои редакторы обеспокоены тем, что немногочисленные серии по мистическим темам, выпущенные издательствами несолидными и не внушающими доверия, известными своей поверхностностью, некорректностью, более того, не заботящимися о точности, не воздают в полной мере должного внимания богатству и глубине этого поля исследований.
Надя чуть не поперхнулась и с удивлением посмотрела на Вадима. В глазах ее светилось восторженное благоговение перед его стилем изложения.
Вы правы, невозмутимо кивнул Бойко. После краха науки современного мира настало время по-новому оценить культуру прошедших эпох, в частности оккультные науки.
О, я нашел единомышленника! с некоторым скепсисом воскликнул Оболенский. Но что лично вы имеете в виду, говоря об оккультных науках? Спиритизм, астрологию, черную магию?