Слушай, иди собирай дрова, облизывая сохнущие губы, сказал Олег. Я скажу, что надо делать дальше.
Я нагрел в котелке воды, прокипятил тряпки, затем осторожно промыл руку. На все это ушел целый час. Сотников нетерпеливо подгонял:
Прокали нож. Над углями, чтобы без копоти. Резать не боишься?
Нет, огрызнулся я.
Протри лезвие чачей
Сиди молча, я знаю, что делать.
Вчера мы выпили граммов по сто крепкой, отдающей фруктами чачи. Зря! Я взболтнул оставшуюся в бутылочке жидкость. Ладно, на операцию хватит. Протер лезвие, положил руку Олега на свернутую фуфайку.
Терпи! Главное, руку не выдергивай.
Терплю выпить бы А-а-а!
Я давил из надреза гной и черную густую кровь. Сотников поскуливал и матерился, но руку не выдергивал. Я смахнул со лба пот и поглядел на Олега. Глаза у него закатились, губы вздрагивали, а лицо сделалось белым как бумага. Я понял, он теряет сознание.
Олег!
Сейчас давай передохнем.
Через десяток минут я все же закончил операцию и туго перетянул руку все теми же полосками майки. Сотников уснул, словно провалился, и спал до самого вечера. Я сварил два початка кукурузы, но есть Олег не стал, только выпил глоток горячего отвара.
Ночью он без конца просыпался, бредил, а я сидел возле костра и тоже не мог уснуть. В голову лезли всякие мысли, и главной была однанадо уходить. До Терека всего ничего, а там мы в безопасности. Здесь в этой сырой дыре оставаться больше нельзя. Без еды и от холода окончательно ослабеем, да и не дадут нам долго просидеть. Не сегодня-завтра наше убежище все равно обнаружат
Глава 10
Опухоль на руке спала. Можно сказать, что операция прошла удачно, но, как я и думал, идти Сотников не мог. Слишком ослабел. Попробовал подняться и тут же сел.
Во, черт! Давай перекусим, отдышусь и пойдем.
Сгрызли на двоих вареный кукурузный початок, запили его слегка подсоленным отваром, но сил Олегу это не прибавило. Он лежал на телогрейке у входа и о чем-то думал. Дождь прекратился, и в просветы облаков выглядывало солнце. Вход в пещеру загораживала скала, торчавшая метрах в сорока от нас. И оттого, что видимость была ограничена, меня не оставляло ощущение, что из-за скалы сейчас выскочат люди, и мы окажемся в ловушке. Сотников пошевелил пальцами правой руки.
Двигаются с минуту помолчал и отрывисто заговорил:Дело такое. День-два мне надо отлежаться. Кровь потерял и воспаление. Поэтому ослабел. Слышишь?
Слышу.
Лежать и ждатьхуже нет. Но другого выхода не вижу, Олег закрыл глаза. Собственные слова его утомили. Он опять провалился в забытье. Я думал о том, что, может, лучше мне идти дальше одному. А потом я приведу сюда людей. Каких людей? Ну, солдат или милицию. Я же не брошу раненого товарища Через сколько дней ты вернешься? Через три, пять? За это время он загнется от холода. А что, лучше подыхать двоим? Я сидел, выщелкивая и вновь вставляя верхний патрон в винтовочный магазин. Ждал, пока очнется Олег.
И жрать что-то надо, медленно проговорил он. Что там у нас осталось?
Кукурузы два початка и половинка лепешки.
Тебе надо идти к пастухам. Помнишь ту кошару, куда я ходил?
Помню. До нее километров пять.
Примерно так. Там живут двое пастухов, они почти все время вместе находятся на пастбище. Днем в доме обычно никого нет. Потихоньку влезь и отсыпь из продуктов всего понемногу, чтобы не заметили.
Соображу.
Возьми с собой винтовку. Стреляй только в крайнем случае.
Я собрался. Олег смотрел на меня. Из рассеченного глаза вытекла слеза.
Ты меня не бросишь?
Конечно, нет.
Страххреновая штука. Вьет из человека веревки. Ты хочешь поступить как надо, а ноги несут тебя прочь. Поклянись на хлебе, что не бросишь меня или пристрели.
Ты что, с ума сошел?
Олег Сотников, битый и стреляный омоновский лейтенант, не верил мне до конца.
Разломи хлеб пополам и съешь свой кусок, пошевелил губами Олег. А я съем свой. Это самая страшная клятва в горах. Если ты ее нарушишь, тебе на этом свете места уже не останется. Будешь бродить по подземному лабиринту до страшного суда.
Разломив пополам остатки серой лепешки, я вложил кусок в горячую ладонь Олега. Он сжал ее и снова закрыл глаза. Я подождал несколько минут и положил свой кусок в изголовье вместе с двумя початками кукурузы. Рядом положил винтовку и зажигалку. Больше я сделать для него ничего не мог и торопливо выбрался из пещеры.
Теплый ветер уже высушил камни, над речкой стоял редкий туман. Я разулся, перешел ее вброд и, снова обувшись, зашагал вниз по склону. Ручей сделал очередную петлю и дальше срывался небольшим водопадом, над которым переливалась небольшая радуга.
Я увидел двоих людей в камуфляже совсем близко. Они обязательно услышали бы меня, если бы не шум водопада.
До них было метров двадцать. Они сидели на камне, видимо, отдыхая, и о чем-то разговаривали друг с другом. Камуфляжрабочая одежда Кавказа, ничего не говорила, кто они такие. Оба были бородатые, один держал на коленях автомат. Вот и все, что я мог увидеть.
Я ждал. Водопад гремел, разбрызгивая струи и капли воды. Радуга, мерцая, по-прежнему висела над россыпью брызг. Оба бородача поднялись. У второго тоже оказался автомат. Они шагали вверх, туда, откуда пришел я. Что им понадобилось здесь, среди голых скал, где нет жилья и людей? Ищут нас?
Склон был широкий, кроме того, путь им преграждала большая скала. Они исчезли за ней, и я мог бежать вниз. Но я зашагал вверх. Пригибаясь, сжимая в правой руке нож. Я их обогнал и через десяток минут был снова в пещере. Олег по-прежнему спал.
Я поднял винтовку и потянул затвор. Желтый патрон с подпиленной пулей скользнул в патронник. Патронов шесть, а тех только двое. Я их уделаю, если они сунутся к нам. Пусть попробуют А скорее всего, они уделают нас. Ладно, посмотрим, паскуды! Но глотку под ваши ножи мы не подставим!
Дрожа от возбуждения, я нашарил на мешковине кусок лепешки и стал медленно есть. Хлеб был жесткий и совершенно безвкусный. Но я жевал, и крошки сыпались мне на колени.
Летчик где-то здесь. Самолет упал вон там, вдруг услышал я голос. Наш, русский!.. Наши!
Я рванулся к выходу и тут же приостановился. Снова в колонию?.. А Олег? Его ждут жена и сын!
Ребята! крикнул я во все горло
Владимир Першанин. ЗАСАДА
Водитель грузового «Вольво» останавливаться не собирался. Он рассчитывал прорваться к посту ГАИ, до которого оставалось минут десять хода. Тяжелый контейнеровоз несся со скоростью сто тридцать километров, не давая вырваться вперед светло-серой «девятке». Из открытого окна машины, высунувшись по грудь, что-то кричал водителю человек в вязаной маске, закрывающей лицо. Еще одна машина, белая «Нива», подстраховывая «девятку», шла позади.
Шоферу, сидевшему за рулем «Вольво», было лет тридцать пять. Дальнобойщиком он работал давно. Знал, где и кому надо платить дань на трассе, и воспринимал это спокойно. Две машины, преследовавшие «Вольво», ему не нравились. По некоторым признакам он догадывался, что люди в масках могут не ограничиться обычным сбором дани. И сам участок трассы, глухой, проходящий через лес, нагонял тревожные мысли. Тормознут, отгонят за деревья, и ни одна душа не увидит, что там с ним будут делать. Лес вот-вот кончится, снова пойдет степь. На открытом месте как-то спокойнее, а там всего ничего до будки ГАИ. Эх, ребята, прокатились бы вы навстречу, проявили бдительность! Так ведь не догадаются
Миша, останови! взмолился второй человек, сидевший в кабине «Вольво». У них автомат.
Это был представитель фирмы, сопровождавший груз. Пожилой, уже за шестьдесят, он расширенными от страха глазами следил за «девяткой», набитой крепкими молодыми ребятами в масках. Все происходило как в самом настоящем боевике.
Козлы, а ну, тормозите! Сейчас сделаю из вас решето вместе с кабиной! донеслось из «девятки».
Шофер Миша уже и сам с тоской понял, что останавливаться придется. Короткая очередь ударила поверх кабины. Еще одна Экспедитор, втянув голову в плечи, двигался дальше от окна. Водитель, выругавшись, стал сбрасывать газ.
Как он и думал, контейнеровоз отогнали метров на двести в лес, а его вместе с экспедитором поставили лицом к кабине, приказав не шевелиться.
Что везете? спросили за спиной.
Компьютеры, телевизоры, магнитофоны, стал перечислять экспедитор.
Голос срывался, слова звучали невнятно и шепелявосхватило сердце. Боль в груди сковывала дыхание, кончики пальцев покалывало словно электрическим током. Года три назад экспедитор перенес инфаркт. Последнее время сердце не беспокоило, но вот сейчас страх, пульсируя во всем теле, снова сдавливал грудь острой болью.
Компьютеры, телевизоры, задыхаясь, повторил он, боясь, что его не расслышали и могут ударить.
Но экспедитора услышали, а ударили шофера. Носком ботинка в коленную чашечку. Водитель, вскрикнув, свалился на землю. Его с силой пнули еще два раза, в бок. Согнувшись в дугу, шофер тяжело ворочался, зажимая ладонью живот. На губах пузырилась зеленая пена, видимо, удары пришлись в печень. Тот, который его бил, наклонился и, улыбаясь сквозь прорезь вязаной маски, спросил:
В догонялки решил поиграть?
Судя по голосу, ему было лет двадцать пять. Среднего роста, массивный в плечах и груди, он держал стволом вниз автомат АК-74 со складным прикладом. Тяжелый ботинок покачивался возле лица шофера. Ожидая очередного удара, который сломает, разобьет лицо, шофер закрыл глаза. Пригвожденный болью к земле, он был не в состоянии двигаться.
«Девятка» стояла в стороне. Двое, открыв заднюю дверь контейнера, вытаскивали и вскрывали картонные коробки. Проверив на выбор штук пять, снова заклеили коробки скотчем и оставили их здесь же у открытого контейнера. Четвертый из экипажа «девятки», с двуствольным обрезом в руке, стоял лицом к трассе, откуда доносился гул проезжавших машин.
Двое, которые потрошили ящики, подошли к кабине «Вольво». Старший из нападавших, перелистав протянутые ему путевые документы, отрывисто спросил экспедитора:
Пункт назначенияСамара?
Да.
Когда вас там ждут?
Завтра утром.
Охрана у груза есть?
Нет.
Правильно, согласился старший. Не врешь. Мы вас долго пасли. А чего, хозяин на охране сэкономить решил?
Не знаю.
Седой ты уже, а дурак. Разве на охране экономят! А водила, дружок твой, в героя решил поиграть. Вот и получил. Да он никак обмочился? Ну ты, Ханенок, перестарался.
Старшему было под сорок. Лицо, как и у остальных, закрыто маской. Высокий, с крепкими жилистыми руками в замшевых перчатках, он говорил неторопливо, голос звучал слегка хрипловато. На поясе, под легкой курткой, висел в открытой кобуре австрийский автоматический пистолет «глок-18». Шофер смотрел на него снизу вверх, кусая губы. Он не был трусом и много чего насмотрелся, работая дальнобойщиком. Его не раз грабили, заставляли платить дань за проезд, однажды избили. Но здесь дело оборачивалось круче. Это были не рэкетиры, которые вытряхнут положенную долю налички и отпустят дальше.
Водитель попытался приподняться. Живот словно разодрало пополам режущей болью. Рот наполнился соленым и горьким. Он сплюнул и несколько секунд рассматривал буро-зеленое пятно слюны. «Печенку разбили, паскуды, подумал он, теперь кранты кранты».
За что людей гробить? с усилием проговорил шофер. Ну брали бы свои хреновы видики
Это ты, что ли, человек? удивился Ханенок. Ты лох, понял? Навоза кусок! Обгадился от страху, а туда же, в крутые! Гонки устроил
Шофер выругался, с ненавистью глядя на расплывающуюся фигуру в маске. Он понял, что ни его, ни экспедитора живыми не выпустят.
Но в отличие от своего пожилого спутника шофер не ощущал в эти минуты страха. Страх заглушала мучительная жалость к семье, двум своим дочерям, младшей из которых послезавтра исполнится шесть лет. Почему так жестоко оборачивается жизнь? Ведь они не смогут без него
Шофер не успел заметить, как один из группы, зайдя со спины, поднял над головой монтировку. Удар швырнул водителя лицом в траву, и все мгновенно оборвалось. Экспедитор успел сделать несколько шагов. Ему казалось, что он бежит все быстрее и догнать его не смогут. До асфальта, до людей всего сотня шагов. Ханенок настиг его двумя прыжками и, сбив с ног, набросил на шею кусок капронового шнура.
Ерема, помоги ему!
Человек, который только что убил шофера, громоздкий и самый здоровенный из четверых, наступил ногой на отчаянно извивающегося экспедитора. Но Ханенок свое дело знал. Петля намертво сдавила горло. Экспедитор выгнулся всем телом и замер, только с полминуты еще передергивались пальцы на левой руке.
Готов! сказал Ханенок и стащил маску с потного плоского лица.
Опасаться было уже некого. Через час коробки с компьютерами и видеотехникой были перегружены в другой контейнеровоз, который тут же уехал. Ханенок вместе с Еремой втащили трупы в кабину «Вольво». Из груди водителя вырвался короткий шумный выдох. Оба на несколько секунд замерли от неожиданности.
Ты его не добил, сказал Ханенок.
Да уж хрен тебе, огрызнулся Ерема. Я два раза не бью. Онмертвец. Это воздух выходит. Здоровый, сволочь!
Продырявив ломиком бензобаки, они облили кабину соляркой и подожгли. Когда «девятка» выруливала на трассу, из-за деревьев валил густой дым. Горели солярка, масло, резина и то, что недавно было живой человеческой плотью.
Старший бригады (остальные называли его Мироном) закурил сигарету, задумчиво щелкая пальцем по обшивке. Он прикидывал, все ли следы уничтожены. Башмаки и кроссовки, в которые были обуты его люди, на всякий случай сожгли. Вечером прошел дождь, и на влажной земле могли остаться следы. Оружие, маски, перчатки перегрузили в «Ниву», за рулем которой сидел Вагиф, заместитель Мирона. Он вместе с Еремой двинул через степь в сторону города, минуя посты ГАИ. На окраине бригада снимала частный дом, где хранилось оружие, снаряжение и где они порой отсиживались после слишком шумной операции.
Сегодня тоже нашумели. Сначала не хотел останавливаться упрямый идиот, водитель «Вольво». Пришлось стрелять. Правда, трасса в тот момент оставалась пустой, и стрельбу вряд ли кто слышал. Была ли необходимость убивать этих двоих? Мирон не испытывал каких-либо переживаний. На два трупа больше, на два меньшекакая разница? Но убийство всегда тянуло за собой всплеск ментовской активности. Через полдня здесь начнется суматоха. Понаедет начальство, перекроют дороги. Ну и хрен с ними! Мирон выбросил окурок в открытое окно. Рисковать стоило! Кусок попался на редкость жирныйполный контейнер первоклассной электроники.
Фирма-поставщик понесла такие потери, что будет рыть землю, подключит все свои связи, и в милиции, и среди братвы. Свидетеливещь слишком опасная, даже когда кажется, что принял все меры безопасности. Тот шофер-покойник, из упрямых и цепких мужиков, хоть и не видел лиц, смог бы наверняка узнать их по голосам и другим приметам. Мирон всегда чувствовал, кто из свидетелей может оказаться опасным, а кто ничего не запомнит от страха. Сегодняшние свидетели выглядели опасными, а добыча стоила двух трупов. Да и бригада встряхнется. А то начинает терять нюх
Глава 1
Оранжевый КамАЗ, с металлическим контейнером-полуприцепом, внешне ничем не отличался от тысяч своих собратьев, колесивших по российским дорогам. Кабина была в меру ободрана, белая краска полуприцепа облупилась, а красные буквы, рекламирующие кока-колу («лучший напиток в мире!»), выгорели за долгие рейсы.
Экипаж КамАЗа состоял из трех человек. Обросший темной бородой плотный мужик лет под пятьдесят сидел справа. За рулемспортивного вида парень, тоже обросший, но усы и бородка пожиже и светлей. Между ними сидела брюнетка с модной в прошлом сезоне рыжей прядью и ярко накрашенным красивым ртом. Зеленая майка-безрукавка обтягивала грудь, на пальцах поблескивали несколько дешевых перстней.
Экипаж как экипаж: два водителя и дорожная подруга, каких нередко возят с собой дальнобойщики. Но одно существенное отличие у КамАЗа имелось. Это была машина-ловушка с тремя сотрудниками милиции в кабине.
Машину подготовили и выпустили в рейс после серии вооруженных нападений и убийств на южных трассах России. Выпустили после долгих колебаний и обсуждений. Вначале затея с ловушкой показалась в верхах милиции несерьезной. Отдавало нафталинной бутафорией двадцатых годов с переодеваниями и наклеиваниями искусственных усов. А сейчас ведь эпоха анализа, точного расчета и спланированных мощных операций! Но никакие операции, рейды, оперативные мероприятия, проверки подозрительных автомашин на постах ГАИ результатов пока не дали. Вернее, результаты были: попадались мелкие группы, промышлявшие рэкетом и грабежами, курьеры, перевозящие наркотики и оружие, отыскали несколько краденых машин. Но выйти на след той банды не удавалось.