Брешешь, свинья! порадовал нас знанием русского языка бородатый джигит Ича.
Чего нам брехать? угрюмо отозвался Олег. У нас на мордах все написано. Отпустите, ребята, мы никому ничего плохого не сделали.
А кто твой морда резал?
Это давно, в драке. Ну, отпустите, пожалуйста. Откупиться нечем, хотите, бушлаты забирайте. Богу за вас будем молиться.
Ваш Бог ничего не стоит, подал голос худой пастух с автоматом. Он от вас отвернулся.
Может, и так, но матери у нас есть! Ради них отпустите. Ждут же нас
Из рассеченного глаза Олега вытекла слеза. Наверное, он пустил ее не специально, у него часто слезился глаз. Дети-джигиты громко спорили между собой. Вначале я подумал, что один хочет отпустить, а второйпротив. Потом оказалось, что они спорят из-за того, кому вести нас в деревню. Рвался худой, с автоматом, покрасоваться перед девками, но Ича доказал, что вести должен он.
Нам по очереди связали за спиной руки капроновой веревкой. Вязал худой, а Ича держал нас под прицелом. Заодно обыскали. У Олега отобрали бушлат и самодельный нож. Мешок и старый гнутый котелок оставили. У меня поживиться было нечем, кроме коробки спичек. Бушлат был рваный и прожженный на костре. С досады худой пнул меня сапогом по кобчику. Я подскочил и вскрикнул от боли. Худому это понравилось. Он засмеялся и пнул для компании Олега, потом приказал вставать.
Мы шли вверх по склону. Сотниковвпереди, яза ним. Ича, сосредоточенный и мрачный, шагал сзади. Нас уже предупредили, что если вздумаем прыгнуть, то сразу получим по мозгам.
Двадцать патронов на магазин, путая предлоги и падежи, объяснил Ича. Пули спиленные. Мозги на деревьях висеть будут.
Я не знал, что такое спиленные пули, но догадался, что штука хреновая. Невольно посмотрел на дерево, мимо которого проходили. Это была дикая яблоня. Она только-только выпустила бутончики молодых светло-салатных листьев. Трава искрилась крупными каплями еще не высохшей росы, а над лугом струилось марево. Парила под ярким солнцем влажная весенняя земля, и от всей этой веселой картины становилось еще тоскливее. Сейчас приведут и затолкают в подвал, потом начнут допрашивать, наверное, бить, а через пару дней я окажусь в колонии. В лучшем случае. А в худшемодин Бог знает, что с нами будет. Тот, который отвернулся.
Вдруг докопаются, что Олег Сотников воевал в ОМОНе? Тогда и мне не поздоровится. Удивительно, почему я раньше этого не боялся. Наверное, не понимал. А сейчас сообразил и впервые пожалел, что захватил с собой Олега. Мне они ничего не сделают. Ну, изобьют, вернут в зону или даже продадут. Убивать-то не станут. А вместе с Сотниковым могут и прирезать. Убежал бы он, что ли
Слушай, браток, отпусти ты нас, взмолился я. Ну, зачем мы тебе нужны?
Ича шагал не спеша, разбрасывая в стороны короткие ноги в тяжелых армейских ботинках. Заграничная винтовка висела на правом плече, стволом вперед. Ответил через минуту, сделав знак, чтобы я шел, не останавливаясь.
Проверим, старики решат ходят всякие, документ нету, воруют Он нес что-то еще, а Сотников, обернувшись ко мне, бормотал сквозь зубы: «Говори, говори с ним». Кисти его рук лихорадочно ворочались. Прикрываясь мной, он пытался ослабить, растянуть веревку. Бесполезно! Но я добросовестно отвлекал нашего конвоира.
Мы не воруем. Работаем, дома строим. Где платят деньги, там и строим.
Правильно, кивал головой Ича. Работать надо.
А ты где так хорошо научился говорить по-русски? спросил я.
Ростов жил. Ваших девок трахал Русские бабыпроститутки! Деньги плати, веди куда хочешь
Бородатый сопляк Ича зря так оскорблял наших женщин. Олег, маленький, жилистый, с визгом летел на горца. Ича был вдвое шире Олега и наверняка сильнее физически. Но Сотников не зря служил в ОМОНе. С маху вцепившись в винтовку, он выдернул ее из рук Ичи. Бородач растерялся лишь на секунду и тут же бросился на Олега, который возился с затвором и никак не мог его передернуть.
Отдай!
Возглас прозвучал почти по-детски. Отдай мою игрушку Но дрался Ича совсем не по-детски. Лобастый, крепко сбитый горец одной рукой схватил винтовку за ствол, а второй ударил Олега в челюсть. Еще раз. Омоновец покачнулся, но винтовку из рук не выпустил. Я подбежал и ударил Ичу ногой в бок. Руки у меня были связаны за спиной, и удар получился слабый. Ича крутнулся, уходя от меня и подставляя Сотникова. Теперь он выкручивал винтовку обеими руками. Если выдернетнам конец! Своим оружием горцы владеют отлично. Передернуть затвор или сбросить предохранитель для него секундное дело.
Олег вдруг выпустил винтовку. Ича, изо всех сил тянувший ее к себе, не удержал равновесия и повалился на спину. Сотников прыгнул и вцепился пальцами ему в горло. Ича, не бросая винтовки, попытался встать. Олег висел на нем, как клещ, продолжая душить. Бородач захрипел и, отбросив винтовку, попытался отодрать Сотникова. Я впервые видел драку, исход которой означал смерть. Ича, багровый от натуги, с выпученными глазами, бился всем телом и выдирал душившие его руки. Олега подбрасывало, как мячик. От натуги лопнули по шву штаны.
Су-у-ука, рычал Олег на одной ноте.
Я наконец сообразил, что надо помочь омоновцу, и, примерившись, пнул Ичу в голову. Олег сидел на бородаче, как наездник. Руки горца разжались. Стало страшно, на глазах у меня убивали человека.
Олег, не надо!
Су-у-ука
Ты его убьешь, хватит!
Сотников наконец разжал пальцы и встал. Его покачивало, как пьяного. Он пошарил по карманам, разыскивая табак, который кончился еще вчера. Потом сообразил, что я еще связан, и, выдернув из-за пояса Ичи нож, перерезал веревки.
Сучата! Связать как следует не сумели.
Он обыскал карманы мертвого бородача. Запасной магазин к винтовке, зажигалка, начатая пачка «Примы», колода карт. Мы закурили. Ича лежал, разбросав руки. Глаза были открыты, нижняя челюсть отвисла, между зубами торчал язык.
Хотел разбогатеть, паскуда, Сотников кивнул на труп. Отец, мол, обоих в Чечню продаст, машину новую купим. Ты им особенно понравился. Мужик, говорят, здоровый, за него хорошо заплатят. А перед продажей трахнем.
Я так и не понял, или Сотников надо мной зло подсмеивался, или говорил правду. Олег поднял винтовку, осмотрел ее и отщелкнул магазин.
Бельгийская, системы «фал». У нее предохранитель слева, а я забыл провозился. Ножны у этого урода отстегни.
Я долго возился с поясом, стараясь не касаться мертвого, еще теплого тела. Наконец выдернул самодельные кожаные ножны.
Ну, все, сматываемся, закидывая винтовку за плечо, сказал Олег. Ему, наверное, что-то не понравилось в моих глазах. Он с вызовом сплюнул под ноги. А ты как думал? Война, она всегда дерьмом пахнет.
Мы шли быстро, почти бежали. Я понимал, что теперь за нами начнется настоящая охота и пощады ждать нечего. Лучше не думать, что с нами сделают, если поймают живыми!
Часов двенадцать у нас в запасе есть, на ходу рассуждал Сотников. Длинный овец не бросит. Вечером вернется в деревню, тогда и начнут искать. Ичу, нас с тобой
Мы шли сутки, почти не останавливаясь. Даже ночью, рискуя переломать ноги. Перед рассветом прикорнули, не разжигая костра, и снова зашагали дальше. В желудках урчало от голода и выпитой воды. Я принялся жевать щавель, еще какую-то траву. Рот наполнился горькой слюной. К горлу вдруг подступила тошнота, и меня вырвало зеленью. Олег покачал головой, выругался:
Не тащи в пасть всякую гадость. Потерпеть не можешь?
Могу.
Вчера утром рис ели. Человек трое суток без еды запросто прошагает. Ну что, идем?
Полежать бы с часок.
Нельзя.
Я сидел, привалившись спиной к нагретому солнцем камню. После приступа рвоты накатила слабость. Глаза слипались, хотелось спать. Олег внимательно посмотрел на меня. Наверное, он понял, что поднимать меня бесполезное дело.
Ладно, поспи. Я схожу в деревню, надо раздобыть еды.
Может, вместе? безразлично предложил я.
Нет, я один.
Я мгновенно уснул. Не услышал даже, когда вернулся Сотников. В котелке кипела вода, а Олег резал какие-то куски. Траву покрывали белые перья и пух.
Утку поймал. Жирная сволочь! Сейчас суп сварим. При виде мяса у меня, как у собаки, потекла слюна. Но Олег мяса мне не дал.
Пей жижу. Мясо потом, а то опять вырвет, с минуту он наблюдал, как я, обжигаясь, хлебаю горячий бульон, затем проговорил:
Ты вот что. Больше сопли не развешивай, а то оба загнемся. Мужик ты или нет?
Ладно.
Еще пару дней, и мы дома. Я не затем в плену три года парился, чтобы у порога сдохнуть. Меня сын ждет
Но пары дней не получилось. На следующее утро Сотникова ранили, и шансов выбраться из лабиринта чужих гор у нас почти не осталось.
Мы пересекли дорогу и шли наискось по склону.
Эй, стойте! закричали сзади.
К нам бежали три человека в камуфляжных куртках. За поворотом стояла легковая машина, а около нее маячил еще один. Мы тоже побежалии сразу же вслед застучали автоматы. Расстояние для прицельной стрельбы было слишком велико, метров пятьсот. Пули долетали до нас с большим разбросом, но их было много. Люди, гнавшиеся за нами, патронов не жалели.
Лес на этой стороне склона отсутствовал. Торчали редкие кривые сосны и островки дикой вишни. Прятаться от пуль было негде. Жуткое ощущение беззащитности. Сейчас одна из пуль шмякнет в спину, и все! Я оглянулся. Трое брали нас в полукольцо, и кажется, приближались. Пуля отрикошетила от камня шагах в пяти от меня и с воем ушла в небо. Сотников показал рукой направление.
Беги туда. Жди меня на гребне
Сам он, прячась за обкатанным серым валуном, пристраивал винтовку. Выстрелы били сухо и отрывисто. Я, задыхаясь, бежал вверх. Кажется, в меня не стреляли. Наверное, все трое лупили в омоновца. Я оглянулся. Олег, пригибаясь, бежал к следующему камню. Снова хлопки одиночных выстрелов. Трое внизу залегли. Я побежал дальше. Вот он гребень! Вслед ударила запоздалая очередь, пули прошли высоко над головой. Я присел, пополз на четвереньках, затем снова поднялся.
Ни Олега, ни преследователей я уже не видел. Я миновал гребень и спускался по склону. Деревьев здесь было больше. Они росли поодиночке, кучками, а в километре внизу смыкались в сплошную полосу. Лес заполнял седловину между двумя хребтами и тянулся с севера на юг. Только бы добраться до леса! А там буду шагать день и ночь, пока не выйду на равнину.
Я бежал, забыв про Олега. Стреляют там или нет, я не слышал, мешало собственное тяжелое дыхание и стук в висках. На краю леса я все же остановился. Остановился вопреки голосу, толкавшему меня вперед! Беги! Те люди заняты Сотниковым, им не до тебя. Олег убил пастуха, в живых его не оставят. Исчезай, пока они стреляют друг в друга
Мне не хватало какого-то толчка, чтобы кинуться в лес. Я продолжал стоять. А вдруг Олега убили?
И в этот момент я увидел Сотникова. Маленький омоновец катился вниз, держа перед собой винтовку.
Олег, сюда!
Он был без бушлата, а правый рукав слипся от крови.
Одного я уделал, задыхаясь от бега, сказал Олег. Патронов жалко мало.
Ранили? показал я на руку.
Ерунда. Зацепили. Главное, ноги целые. Все, пошли. Сотников не повернул, как я ожидал, на север. Мы торопливо уходили на юг, в глубину гор. Часа через два остановились перевести дыхание.
Сделаем крюк, запутаем следы, если сумеем. Жутковато было? спросил он.
Нормально!
И я говорю, что нормально. Так удирал, что аж бушлат бросил. Глянь, что с рукой?
Рана действительно оказалась неглубокой, но крови вытекло много.
Пуля вырвала клок мяса повыше локтя. Предплечье и кисть были покрыты толстой коркой запекшейся крови. Сотников осторожно опустил рукав.
Вроде засохло, трогать не будем. Вечером обработаем. Отсоединил магазин и выщелкнул оставшиеся патроны. Пять штук, шестой в стволе. Сейчас мы его достанем. Сотников передернул затвор и подобрал с земли выпавший патрон. Заряжается эта штука вот так предохранитель флажковый. Попробуй. Я добросовестно подвигал затвором и предохранителем.
Винтовка хорошая, хоть и старая. Прицельностьшестьсот метров. Смотри, автоматику с одиночными не перепутай. Здесь буква «а», не ошибешься. Ставь только на одиночные, понял?
Понял.
А вот это спиленные патроны, посмотри. Я повертел в пальцах два винтовочных патрона со спиленными на полсантиметра головками, сквозь которые виднелся свинец.
Когда попадет в тело, разворачивается цветком и кромсает все, как разрывная. Вот мы их и зарядим в магазин первыми.
Небо затянуло облаками. Пошел мелкий дождь, и сразу стало холодно, шагали до темноты. Кое-как разожгли костер, вскипятили воды и промыли рану. Перевязали ее разорванной на полоски майкой. Полоски Олег прокипятил в котелке, а затем на них помочился.
Дезинфекция, морщась, усмехнулся он. Лучше бы, конечно, спирту. И на рану и внутрь
Эту ночь мы почти не спали. То прекращался, то снова начинал идти дождь. Костер без конца гас. Мы лежали на куче лапника, тесно прижавшись друг к другу. Сверху накрылись моим бушлатом. Сотников ворочался и кряхтел от боли, вставал, подкладывал ветки в костер. Я тоже садился ближе к огню. Мы шли бы и ночью, но в полной темноте был слишком велик риск сломать шею или ноги.
Скорее бы рассвет, лязгнул зубами Олег. Дождь чертов!
Зато собаки след не возьмут.
Какие тут на хрен собаки! В селах есть охотники, они по следу лучше легавой идут.
И в дождь?
Наверное.
Олег немного подумал и, чтобы успокоить меня, добавил, что хороших следопытов мало. Еще меньше, чем собак-ищеек.
Едва рассвело, мы снова зашагали дальше. Часа через два увидели внизу под горой кошару. Олег долго наблюдал, примеривался, наконец решился.
Сиди здесь. Надо идти за жратвой. Может, одежонку раздобуду.
Вместе пойдем.
Нет уж. Пока рука позволяет, сбегаю один. Меньше шума.
Я остался ждать, спрятавшись от дождя под сосной. Сотников снова не взял меня. Почему?
Сотников вернулся часа через два, одетый в драную телогрейку, испачканную мазутом и блестевшую, как кирза.
Ничего одежка? похвастался он.
На помойке, что ль, нашел?
Почти. Зато, смотри, чего еще принес. Олег выложил из мешка две серые лепешки, небольшой кругляш сыра и пластмассовую бутылочку из-под кока-колы.
Чача Еще кукуруза и мешочек фасоли. Всего понемногу отсыпал, чтобы не заметили. Там летняя кошара, пастухи ушли, вот я немного и попользовался. В доме две хорошие куртки висели, но брать я не рискнул. Захватил эту телогрейку, она в кладовке валялась. Авось, не спохватятся.
Мы съели на двоих половинку лепешки и по ломтю сыра.
Чачу вечером попробуем, сказал Олег. Сейчас нельзя, ослабеем.
Идти долго в тот день мы не смогли. У Сотникова все сильнее болела рана. Правая рука уже не сгибалась в локте, и я забрал у него винтовку. Олег двигался, как автомат, прижимая руку к груди и баюкая ее другой рукой. Походка у него сделалась вихляющая, он словно падал вперед и никак не мог упасть. Олег что-то непрерывно бормотал под нос, а глаза смотрели затравленно и отрешенно. И все же Сотников шагал.
Бери левее, сказал Олег.
Там скалы и речка. Не пройдем.
Шагай, простонал он. Мать твою
Позже я сообразил, что Олег, как раненое животное, ищет нору, в которой можно отлежаться и зализать рану. Мы брели вверх по течению узкого бурлящего ручья. Омоновец показал мне дыру в скале.
Иди глянь.
Я вскарабкался на камень и, пригнувшись, полез смотреть.
Глубокая, метра четыре, сообщил я. На полу мусор всякий, даже трава.
Не пойдет, оглянувшись по сторонам, прошептал Сотников. Дыру издалека видно.
Мы снова карабкались по камням. Наконец нашли подходящее, по мнению омоновца, убежище. Это была расщелина, шириной метра два, уходящая в глубь скалы. Темно-серый, с красноватыми прожилками камень сочился каплями влаги. У входа дождевая вода сбегала вниз целой струей, но внутри расщелины было почти сухо. Сыростьне в счет. Уже в темноте мы сгребли в кучу прелые листья, лохмотья травы и заснули, прижавшись друг к другу. Костер развести не смогли. Снаружи продолжал идти дождь, и стояла сплошная темнота.
Кажется, Сотников опять не спал. Едва рассвело, он толкнул меня:
Саня, помоги фуфайку снять. С рукой какая-то ерунда. Я стащил его кирзовую фуфайку и старую армейскую гимнастерку. На месте раны вздулась опухоль размером с кулак.